По ту сторону.

Говорят, ночь темна и глуха. Глупости. Ночь переполнена звуками. В ночи просыпаются все тайны, которые так старательно прячет день. Ночь дарует свободу. В лесу он становился совсем другим. Даже нельзя сказать, что именно в нём менялось внутренне, но голос становился громче, по лицу так и блуждала заговорщицкая улыбка, а взгляд становился наивным, как у ребёнка. Такие резкие метаморфозы всегда немного её обескураживали. Будто разговаривала с другим человеком, не с тем осторожным мальчишкой, который, кажется, испугается даже своей тени. То ли лесной воздух ударял ему в голову, то ли он предусмотрительно пропускал рюмку перед выходом за стену. — Знаешь, мне всегда хотелось построить дом на дереве и жить в лесу. Большом-большом, как этот. Чтобы долго бродить по нему, не обращая внимания на время. Теряться и находиться, и не замечать этого. Солдат с мечтательным взглядом уставился куда-то в густую поросль. — Под ноги бы лучше смотрел, придурок. Я всё ещё помню, как ты расшиб нос, вот так же засмотревшись по сторонам. Что ты там своим наплёл? Про отчаянную утреннюю схватку с доспехами? — Сказал, что на меня напала припадочная темноволосая девица в переулке. Когда мы сцепились в горячих объятьях прямо на кладке, она в порыве страсти дала мне в нос. И убежала. Испугалась, что я в ответном порыве сверну ей шею, наверное, — пожав плечами, выдал парень. Спутница зло фыркнула, подумывая всё же укоротить язык этого выскочки на пару сантиметров, когда выпадет случай. — …Ничего общего с тобой она, конечно же, не имела. Она противная была. А тебя я люблю. — То есть, я не противная? — Самую малость. — Значит, не любишь. Странно, что не прогнал ещё, как ту. Она оскорблено отвернулась, слыша как солдафон с трудом подавляет громкий гогот. Она собиралась ловко скользнуть между стволом деревьев и скрыться, демонстративно не попрощавшись. Его слишком аккуратные для военного ладони коснулись её рук, переплетённых под грудью. Она вздрогнула, но усилием воли заставила себя вытерпеть. Она не любила, когда к ней притрагиваются, терпеть чьи-то касания для неё было титаническим трудом. И руки — самое слабое место. Обычно она ходила в потёртых кожаных перчатках, скрывающих грубые шрамы, но в дни встречи с солдатом позволяла себе некоторую вольность. Иногда. Она почувствовала, как он ткнулся ей лицом в плечо. Он ведь примерно такого же, как и она, роста. Такой маленький среди амбалов-стражников. — Когда мы расстаёмся, я не знаю, как дожить до следующей встречи. — В таверне напиваться по вечерам не пробовал? Нет, лучше и не пытайся. Убьёшься об кого-нибудь, — пробормотала разбойница, растворяясь в руках солдата. Не так уж и страшно. Едва заметная тропинка резко ушла влево, увлекая за собой путников. Солдат встревожено обернулся. Они всегда шли прямо, пробираясь сквозь полый скелет старого дерева, упавшего прямо в колючий куст тёрна. — Только не говори, что решила завести меня в самый глухой уголок леса и зарезать на импровизированном алтаре. От слова здоровски веяло насмешкой. Он ей доверял. Если он и умрёт не своей смертью, то только после того, как она сам отправится в могилу. Она не даст ему умереть, пока жива сама. Точно так же, как и он кинет в топку все свои обязательства ради её жизни. Несмотря на непоколебимую на первый взгляд преданность королю. — Нет. Но мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Она взволнованно взглянула на солдата и продолжила: — Во время последней нашей вылазки в город, мы потеряли одного человека. Вчера я одна пробралась в город. По всему городу объявления о том, что стража поймала разбойника из леса. Его собираются казнить завтра на главной площади. Мне… Нам нужна твоя помощь. Он слушал и не верил своим ушам. Это ОНА просит его о помощи? Как-то она сказала, что его на помощь можно звать только в том случае, если собираешься покончить жизнь самоубийством. Захочет спасти прыгающего со скалы — обязательно случайно столкнёт его с обрыва. Не со зла, не намеренно. Просто у него всегда всё через задницу. — Ты понимаешь, кому доверяешь такое дело, я надеюсь. Но ладно, я слушаю. Что от меня требуется?