45 сантиметров любви

К середине понедельника Ханамия понял, что с ним, наконец-то, случилось нечто хорошее: он почувствовал себя лучше. Даже встал и добрел до кухни в поисках завтрака, оставленного Ямазаки. Того из квартиры сдуло еще утром, с криками об опозданиях и проклятиях на головы водителей общественного транспорта, никогда не нарушающих расписания, чтобы Ямазаки мог прийти пораньше для здравого разнообразия. Завтраком служил омлет и пара тостов, и Ханамия, закинув в рот необходимые таблетки, кинул тосты греться, с удовольствием отрывая от омлета куски руками. Было что-то приятное в нарушении запретов, и если в баскетболе нарушение правил, незаметное внимательным судьям, всегда било по нервам адреналиновой волной, двигало вперед и заставляло желать большего, то вот такие бытовые мелочи — неубранная кровать, крошки на простынях, руки вместо палочек — приятно грели душу где-то внутри. Словно ты вновь ребенок, который шкодит втайне от мамы. Кстати о маме: Ханамия выудил телефон из кармана халата и открыл чат, приготовившись обстоятельно расписывать ей свои «больничные» приключения. Оба знали, что не сорвутся с работы и учебы, пока дела не закончат, но оба предпочитали быть максимально в курсе жизни друг друга, чтобы не терять связь. Мама Ханамии из тех женщин, что держат людей в ежовых рукавицах, не смотря на их уровень или доход. Ханамия знает, что пережив болезненный развод, она сама себя сделала такой сильной, и поэтому так ей гордится. В конце концов, несмотря на всю эту напускную строгость, все эти: «Макото, будь добр, сделай», он прекрасно помнит все те моменты, когда мама не спала ночами, потому что у Макото болели зубы, когда помогала с домашней работой или стояла у плиты, готовя ему обеды. Лучше всего ему запомнилось, как мама крепко обнимала перед сложными днями и целовала в висок, желая всех там порвать. Ханамия шел и рвал. Всё, как она просила. А теперь вот вырос и планирует закрутить с парнем. Он хмыкнул, пытаясь представить, что на это мама бы могла сказать, но ничего, кроме озадаченного ответного взгляда на ум не шло: после всего того, что его мама, именитый и опытный адвокат бракоразводных процессов, переживала на работе, его «мам, я тут решил в геи записаться», будет встречено легким смешком. И просьбой не приходить за представлением его интересов при расставании, потому что мама не любит мешать работу и личную жизнь. Ханамия хмыкнул и свернул лайн: мама прислала пару фотографий цветов с рабочего стола, себя, и новый браслет на запястье, как подарок от директора фирмы. Мужика этого Ханамия не знал, но фотографии подарков исправно комментировал, увещевая маму, чтобы она продолжала набивать себе цену. Ханамия покосился на член, валяющийся на подоконнике, подумал, стоит ли и ему сделать пару снимков, отослать фотографии кому-то из парней, приглашая на посиделки с собой, горячим и потным, чтобы добавить двусмысленности своему состоянию, и решил вернуться в кровать, игнорируя душ. Хотя очень уж хотелось, да и лежать порядком надоедало. Телевизор, ожидаемо, ничего нового не сказал: диктор сообщил о паре ночных происшествий, отрапортовал очередную бесполезную весть о прогулках кого-то из приближенных к императорской семье, рассказал о прекрасной погоде за окном и предложил посмотреть новости спорта. Ханамию бейсбол, по которому сходило с ума почти всё мужское население, мало прельщал, как и фигурное катание или теннис, восхищавшие девушек, поэтому телевизор он выключил. Спасаясь от мутного раздражения, вызванного вынужденным бездельем, Ханамия покрутился в кровати, размялся, даже попробовал задремать, но схлопотал еще один приступ головной боли и сгрыз таблетку из запасов, заботливо отложенных в пакетик руками Киеши. Мысленно перебирая озвученные им наставления, он понял, что запрета на чтение вроде бы нет, и полез в стол, собираясь достать оттуда какую-нибудь книгу или журнал, которые держал у кровати на случай бессонницы. Но рука наткнулась на небольшую пластиковую коробочку, и Ханамия потянул ее к себе, припоминая, что такого мог спрятать в ящике. В ящике он спрятал тысячу и одно удовольствие. Во всяком случае, именно это обещала коробочка, украшенная вензелями и красными следами помады, щедро рассыпанными по черному фону. Покусав губы и немного поразмыслив, Ханамия спинал одеяло с ног, выпотрошил коробку, роняя на простынь пробник лубриканта в пакетике и ядовито-розовый массажер. В конце концов, доктор Киеши (не важно, что будущий) велел ему расслабиться и получать удовольствие от больничного. «И даже принес обширный выбор того, чем можно было это удовольствие скрасить — так почему бы и не воспользоваться моментом?» — хмыкнул Ханамия, стаскивая с себя пижамные брюки.