Смерть на моей стороне

Михайлюк не соврал в том, что будет молчать. Майор же в ложь поверил; неудивительно, ведь преподнесли ему ситуацию как нечто обыденное — на них напали зомбированные, и выжившей парочке самим с трудом удалось ускользнуть. Своей компании Рома толком ничего не рассказывал, ибо было это как минимум рискованно. Помимо вопроса выживания после пережитого стоял ещё и вопрос иерархии зомбированных. Молодой человек не откидывал вероятности того, что они попросту эволюционировали, но только очень быстро. Но зачем? И что за этим всем стояло? Рома не знал. Источника информации, достовернее своих глаз, у него не было. Вполне возможно, какие-то ответы мог дать седовласый, но встречи с ним не хотелось. Коршунов не знал, что на уме у многих людей, а тут… Жизнь в бункере, тем временем, шла своим чередом. Погибших, конечно же, оплакали, но сильного удара по привычному ритму это не дало: все разбрелись выполнять свои обязанности, а работу павших раскидали по менее занятым. Лиза рада была новым книжкам, с особой увлечённостью рассматривала картинки. Более взрослое население днём занималось своими делами, а под вечер расслаблялись за мафией или имаджинариумом, колоды от которых Рома передал в общий доступ. Со временем молодому человеку начинало казаться, что Фоменко темнит. В его действиях не было ничего необычного, но правда таилась за мелочами, в некоторых из которых он проявлял чрезмерную осторожность. Рома присматривался к нему, отчего улучшались их с Матвеем отношения — ему майор нравился ещё меньше. Фатима уходила всё дальше на задний план в мире воспоминаний. О ней никто не вспоминал, кроме Романа, что уж говорить о её брате. Коршунов научился принимать её как предателя. О смерти матери он словно не помнил. Молодой человек мог назвать её имя, какие-то факты из биографии, но где она и что с ней его не тревожило. И ему почему-то казалось это нормальным. Возможно, факт её кончины терзал Рому так, что бессознательно он просто вырезал этот участок из своих воспоминаний. Грызла уже не тоска, а скука. Постепенно раздражать начинали даже стены. Настольные игры, несмотря на разнообразные их вариации, приедались. На поверхность, конечно, бежать сломя голову от этого не хотелось, но и ощущение, что скоро придётся лишиться рассудка, не покидало. Оставалось искать приключения на свою пятую точку в бетонных стенах. Импровизированная библиотека Фоменко, к которой имели доступ все, граничила с куда более скромным помещением, запертым от посторонних глаз. Это были архивы майора. Роман прозвал это место шкафом, ведь по размеру оно примерно таким и было. Так уж исторически сложилось, что в мирное время Коршунова подобные запертые места часто привлекали. Теперь, когда вокруг действительно устоялось спокойствие, эта тяга возобновилась. Несмотря на то, что Фоменко пристально следил за этой комнатушкой, один раз Роман всё-таки смог проникнуть вовнутрь. Папок на полках было много, а которые из них представляли ценность знал только сам майор. Однако и на улице Коршунова наступил праздник. Фоменко явно соскучился по лесным прогулкам на свежем воздухе, поэтому очередная вылазка должна была произойти под его чутким контролем по его же решению. Путь к архиву никто не преграждал. Войдя к нему, Роман набрал полные лёгкие воздуха, после чего медленно выдохнул — работа предстояла колоссальная. Вдобавок, здесь витал особый бумажный запах. Комната была миниатюрной, все полки снизу доверху были забиты папками как картонными, так и пластиковыми. На крохотном столике в углу стоял выключенный радиоприёмник. Коршунов перебирал одну папку за другой, и все они для него были пустым звуком. Как только молодой человек добрался до синей пластиковой папки, которая была перевязана куском какой-то красной тряпки, в комнату зашла Лиза: возвращался Фоменко. Сунув папку под одежду, Роман покинул архив, тихо закрыв за собою дверь. Он даже не подозревал в тот момент, насколько ему повезло. Ночью, когда добрая часть всего коллектива спала, Коршунов схватил своё чтиво и решил уединиться в уборной. Закрыв за собой дверь кабинки, он опустил крышку на унитаз и присел сверху. Стоило ему только открыть папку, как, соблюдая закон подлости, в помещение вошёл кто-то ещё. — Тоже от сухпайков крутит? — спросил гость, увидев ноги молодого человека. — Ага, — Рома весьма успешно изобразил голос страдальца. — Ничего, — заверил его собеседник. — Недельки через две отпускает обычно. Спустя пару минут мужчина, сделав своё мокрое дело, вышел. Коршунов вновь смог вернуться к чтиву. Перейдя непосредственно к саму тексту, он почувствовал, словно его самым жестоким образом долгое время обманывали. Фоменко действительно был не так прост. Он изучал и анализировал как своих подчинённых, так и заражённых. Подопытными выступали все, включая Романа и его товарищей. У майора явно была связь с внешним миром, к которой он никого не подпускал. Он однозначно был не в себе. Документ не был официальным: он не соответствовал ни одному из известных Коршунову ГОСТов и был весь написан от руки. Многие фразы и предложения были вычеркнуты, а некоторые даже заштрихованы. Единственное, что можно было назвать везением во всех этих рукописях — хороший почерк их автора. Раздел первый: «Свои». На этих страницах Рома нашёл краткое, но в то же время полное описание жизни каждого солдата. В строках не было эпитетов, это было что-то наподобие анкет. Где и когда родился, как учился в школе, есть ли высшее образование, состав семьи и присутствие в личной жизни партнёра на момент начала несения военной службы, вредные привычки, наличие татуировок. Здесь было буквально всё, не хватало только диаметра черепной коробки в миллиметрах. Впрочем, Роме это всё оставалось неинтересным до одного момента: у каждого была графа о наличии способностей. Почти у всех были прочерки. Выделялся только Михайлюк — на нём стоял знак вопроса. Раздел второй, «Чужие». Последние листы сюда вклеены были не так давно. Как оказалось, помимо новоприбывших здесь уже бывали гости. У некоторых графа способностей была заполнена, но эти самые некоторые либо были мертвы, либо числились в бегах. Впрочем, люди с прочерком так же приказали долго жить. Рому это, мягко говоря, напрягло. Он читал всё между строк ровно до того момента, как не добрался до своих товарищей. Прочерк стоял лишь у дам, остальные щедро награждены были вопросительным знаком. Раздел третий, «Вирус». Самая последняя и самая объёмная часть занятного Роминого чтива. Фоменко был здесь как никогда внимателен к мелочам. В чём-то все его изложенные мысли были похожи на бред сумасшедшего, но доля разумного в них всё же была. Он считал, что заражённые развиваются. Майор разделил всё это на этапы. Было видно, что листы сюда частенько подклеивали. Первым этапом Фоменко считал само заражение. Он описал, что зомбированные ведут себя так, как вели себя в человеческой форме большую часть времени. Высокая активность наблюдалась в основном днём, ночью они словно отсыпались. Второй этап — активность. Зараженные по-прежнему предпочитали светлое время суток, но постепенно начинали отказываться от прежних занятий. За человеческой плотью готовы были гнаться даже во тьме ночной. Третий этап — стая. Они начали сбиваться в группы. Если один видел цель и старался её настигнуть, к нему подключались остальные братья по разуму. Конкретное время активности не выделялось. Четвёртый этап — сотрудничество. Тут уже зомби сливались в одну группу сугубо по необходимости, дабы преследовать любое живое существо, будь то даже крыса. Пятый этап — зарождение разума. Они начинают осознавать, что не имеет смысла тратить свою энергию на автомобили. Постепенно научились отличать безоружных людей от вооружённых. Шестой этап — цвета. Заражённые среди других явно научились выделять зелёный. Они понимали, что люди в зелёном умели скрывать оружие. Видимо, ориентиром были солдаты. Седьмой этап — семьи. В семьях не было однозначного лидера. От численности подобной ячейки зависел общий объём знаний. Чем больше была семья заражённых, тем больше шансов у них было уничтожить даже вооружённую цель с минимальными потерями. Постепенно они начинают выделять самых «свежих» среди себе подобных и вести охоту уже на них. Восьмой этап — однозначное лидерство. Зомбированные стремились к умнейшему среди собратьев и относились к таким как к вожакам. Лидеры вели за собой толпы и могли отдавать им простейшие приказы. Первые случаи гуманных убийств заражённых заражёнными. Последующие листы были пустыми, да и в целом доклеено их было не так много. Роман закрыл папку, после чего, прислушиваясь к тишине, направился в свои покои, где спрятал столь увлекательное чтиво под свой же матрас. Он быстро уснул. К утру всё было по-прежнему. Фоменко, скорее всего, пропажи не заметил, ведь никакой паники в его глазах не было. Без инцидентов прошёл день и вечер. Ложась спать вновь, Рома убедился, что папка была на месте. Об этом маленьком преступлении никто, кроме него и Лизы, не знал. А вот к началу следующего дня майор был явно взволнован. Не по себе становилось и Коршунову, ведь он понятия не имел, как вернуть ему папку на место и стоит ли вообще это делать. Не трудно было заметить, что с настороженным видом ходило несколько солдат — они к Фоменко были ближе остальных. К счастью, Михайлюка в этих скромных доблестных рядах не было. Действительно страшно стало в тот момент, когда в открытую начали обыскивать жилые помещения. Рома молчал до последнего, кроме него никто ничего не понимал. Как только солдаты, во главе с Фоменко, добрались до кровати молодого человека, его сердце билось в таком бешенном ритме, что вот-вот должно было выпрыгнуть из грудной клетки. Но там было пусто. Роман готов был вздохнуть с облегчением, но быстро понял, что забрать папку могла только Лиза. Страшно было теперь за неё, ведь до их комнаты ещё не дошло. Фоменко был, судя по всему, настроен на скандал. Ему явно не хватало развлечений, а тут надвигалась целая революция. Он постепенно входил в разгневанное состояние, осознавая, что везде, где бы он ни искал, было пусто. Майор готов был разнести всё в пух и прах, но вдруг, к его же счастью, одна за другой посыпались бумаги. Его бумаги.