Право Выбора

Хаке перевернулся на живот, рассматривая задремавшего юношу. Надо же, наконец-то утомился. Можно сказать, что слухи об умениях и выносливости Эккена Лойте оказались ничуть даже не преувеличенными, а даже приуменьшенными. Изволил чуть задремать после четвертого раза, выжав Хаке почти досуха. И то не спит, так, сомкнул ресницы, давая телу отдых. Поэтому Хаке и не особо берег его сон, дотронувшись до вьющихся каштановых волос, накручивая их на палец, мягкие, как у ребенка. Хотя от ребенка Экке недалеко ушел, три года минуло от совершеннолетия. Обвел подушечкой ухо, щекоча за ним, и Эккен открыл глаза, потянулся так, что Хаке немедленно стало горячо. Как же он все-таки хорош. Даже странно, мальчишка его положения должен быть нежен и избалован, с тонкими ручками и изящным, почти девичьим станом, но все тело Эккена было упругим, крепким, с тугими мышцами и восхитительными изгибами, от которых сразу мутился разум. Слухи опять не обманули. — Разве ты не устал? — голос Эккена был тихим и вкрадчивым, а тонкие пальцы скользнули под покрывало, укрывающие их двоих. — Я думал, ты бережешь свои силы на ночное дежурство, о страж княжеского покоя. — Немало, — согласился Хаке, подхватывая игру, — а ты, смотрю, не заботишься о безопасности своего государя, о Эккен Лойте. — Подрываю все силы княжеской охраны, — притворно вздохнул мальчишка, возни пальцами ему понадобилось немного, и теперь он просто убрал ненужное одеяло, забираясь сверху на своего партнера, сжимая его бока коленями. — Но ведь это тебе там все равно не потребуется! «Замолчи!», — взмолился Хаке, ибо невозможно говорить, когда тело Экке Лойте вжимается в него, когда острые колени оставляют синяки на ребрах, когда ты видишь, как капля пота катится по коже цвета топленого молока, когда Экке Лойте закусывает губы, откидываясь назад. И зачем только он послушал то, что говорят нордеа о сыне Лойте?! Попался в ту же ловушку, что и десятки нордеа до него. Ветреный Экке забудет про него раньше, чем наступит эта самая ночь. Слухов много — он слышал их в тавернах, в пересудах воинов княжеской гвардии, много где мужчины говорили об Эккене Лойте, часто рассказывая о победах и редко — о поражениях, но Экке Лойте из тех, кто выбирает сам. Говорили и о постоянном любовнике, которому неверен Экке, но никто не знал ни его имени, ни рода. Экке и выбрал его сам, бесстыдно подойдя на виду у всех, глядя в глаза своим невозможным карим взглядом: «Если ты не на страже этой ночью, Хаке Иррен, то я могу провести ее с тобой», — даже не спросил, зная ответ. Шлюха, неверный любовник, игрок, любитель крепкого вина — Эккен Лойте вздохнув, все-таки отпустил свою добычу, разжав колени, лег прямо на Хаке. — Не устал, — сам себе ответил Эккен, оглаживая руку Хаке, не скрывая восхищения, — на тебе еще ездить и ездить. — Я могу это расценивать как приглашение к продолжению или ты перепробуешь всю княжескую гвардию? Если последнее, то ты раньше сотрешь себе задницу, и мне будет жаль — она у тебя хороша. — Пока никто не жаловался, — Эккен даже не смутился, словно у него и вправду не было стыда. — Но я бы продолжил. С тобой. Сейчас я хочу есть, и поспать в своей постели. Но если ты завтра ночью будешь в своей кровати, то я бы заночевал в ней. Но сначала мне нужно будет в «Кошачье лежбище» — я обещал кое-кому отыграться. Ты пойдешь со мной. Откровенно. Этим и подкупает. Когда ухаживаешь за сынками или дочками аристократов, нужно вывернуться наизнанку, с тонкими намеками, со стихами, с нарядами. Хаке не терпел мужские платья, но если хочешь хорошо провести вечер, если хочешь, чтобы твоим возлюбленным стал красивый юный нордеа или эрнис — нужно превзойти себя, доказать, что ты лучше сотни соперников, что именно ты достоин прикоснуться к руке с нежными пальчиками. Эккен же оставляет всю эту нарядную молодежь позади себя, не назначая цены. Говорят, что он не ценит украшений, что присылают ему в подарок или в благодарность за ночь, легко проигрывая их. Но Хаке все равно пришлет ему жемчуг, людской дорогой жемчуг… Просто для того, чтобы увидеть браслет на руке мальчишки. — Пойду, — согласился Хаке, хотя имел на этот вечер совершенно другие планы. — Скажи, а верно говорят, что ты учишься на дознавателя-законника? — Верно говорят, — степенно кивнул Эккен, слезая с ложа и разбирая ворох одежды. — А что еще говорят? Мне всегда интересно послушать последние новости о себе, и желательно их услышать раньше, чем они дойдут до моего отца или братьев. — Тогда у меня для тебя точно ничего нового, — развел руками Хаке. — Все остальное ты наверняка уже слышал. — Ну да, про то, что я дешевая потаскуха, так сотню раз, — Эккен затягивал на тонкой талии кожаный пояс, забирал растрепавшиеся густые волосы в хвост, наматывая на них плетеный шнурок. — Одно не могу понять, почему же «дешевая»? Неужели они берут больше? Опять невозможно не восхититься. За словом в карман не лезет. Да, жемчужный браслет, но после завтрашней игры в доски. Ночью это будет красиво. *** Дома, в кои-то веки промолчали. Хотя наверняка заметили и следы на шее, и легкий запах вина. Можно себя не обманывать — никогда не привыкнут, поэтому Эккен насторожился — не должны были промолчать, кто-то обязательно обронил бы или усмешку или издевку, но за ужином отец говорил с братьями о семейных делах, мать подкладывала младшему сыну самые вкусные куски, и Эккен ел с удовольствием. День с Хаке был хорош и он серьезно проголодался. Чутье не подвело его, и начальник какого-то там отделения княжеской стражи действительно был стоящим. Не хуже чем Хильмар… Хильмар. Желтоглазый совсем забыл про него, удостаивая вниманием нечасто, и Эккен злился, бесился, изменял и ложился с тем, с кем хотелось, но ничего не мог поделать с Хильмаром. «Сейчас мне не до тебя, моя радость, потерпи немного», — и очередная безделушка на руку или шею и пустая отговорка. Чем он занимается в Келлин, чем так занят дни и ночи напролет, что нет нескольких часов на свидание?! Он пробовал следить, но был позорно пойман около речного порта, так ничего не узнав, зато на месяц лишился желтоглазого. И ведь никого не спросишь… Хильмару это не понравится. — Экке, а что ты нам расскажешь? — спросил отец, вырывая его из мыслей. — Мне сегодня прислали письмо о том, что ты должен беседу двум своим учителям. Скажи мне, сын, почему эти письма шлют мне, а не тебе и почему ты не удостаиваешь своих почтенных учителей беседами о своих знаниях? Как он забыл?! Эккен чуть не взвыл от злости на себя, надо же было забыть о беседе с наставником, который еще и помощник отца?! Теперь так просто не отделается. Это не простой экзамен, где можно положиться на ум или обаяние, это придется учить все своды законов по судебному праву, точнее вспоминать то, что он читал давным-давно. — Я займусь этим, отец, — скромно опустил он взор, рассматривая узор на дне тарелки, — в самом скором времени. Все равно больше сказать нечего. — Вот и хорошо, — кивнул отец, Ойхе Лойте, глава судебного управления княжества Келлин. — Хорошо, что займешься, Экке, потому что в том же скором времени я сам займусь твоими делами, сын, а их накопилось много. Это хуже, чем упреки в распущенности, хуже, чем когда его запирают в комнате после пьяной ночи, хуже, чем когда лишают денег, хуже, чем когда отец бьет его по лицу, узнавая об очередном некрасивом скандале с ветреным сыном. Сейчас отец спокоен, а значит, он что-то для себя решил. Знать бы только что… Спрашивать братьев бесполезно, тем более, если дело серьезное, но Эккен все-таки решился. — Откуда мне знать?! — пожал плечами Невен Лойте, четвертый по старшинству из сыновей Ойхе Лойте, Эккен был пятым. — Можно подумать, отец мне докладывает о семейных планах. А ты опять нашел себе неприятностей? — Я их и не терял, — Эккен посмотрел на бутылку вина, но налить себе дома не решился, вроде никто и не запрещает, но нарываться еще раз на упрек или шутку было малоприятным. — Но мне все это не нравится. — Тогда у вас полная взаимность, Экке. Я бы на твоем месте прижал бы хвост на время. Хороший совет, в другое время Эккен бы и последовал бы ему, но не сейчас. Сейчас на нем висел карточный долг, сейчас он обещал ночь Хаке и сейчас нужно найти Хильмара — слишком давно они не виделись. Хильмар передавал ему письма о встрече в назначенном месте и в условленное время и как хочешь, извернись и приди. Иначе еще месяц бесполезной жизни… Сколько он уже знает желтоглазого? Половину года? Или больше? Для любого, кто знал Эккена — это было невероятным, оставаться с одним и тем же больше месяца. Эккен остался бы и дольше — слишком нравился ему Хильмар. Он не такой, как другие, которые спят с Лойте только затем, чтобы назавтра об этом знал весь город. Хильмар не играет с ним в карты, а только пьет вино. Они и встретились не в таверне, а в порту, куда утром завернул хмельной Эккен, чтобы немного отсидеться около речной воды, прийти в себя. В себя он пришел быстро, а вот домой — на следующее утро. Так и повелось. Эта ночь будет плохой, он трезв, он зол, и спать ему одному, чего Эккен не выносил — спать в темной комнате, и хорошо, если никто из братьев не пошутит и не закроет дверь, которую младший Лойте всегда оставлял приоткрытой. Пусть лучше разбудят, чем он уснет со страхом не проснуться. Хорошо было бы сейчас уснуть в чужой кровати, прижимаясь к крепкому и сильному любовнику, зная, что темнота безопасна, что есть, у кого искать защиты. Раньше, когда он был ребенком и трое из братьев были неженаты — он приходил к ним, они разрешали. Но чем братья становились старше, тем чаще он обнаруживал пустые спальни, а потом в них поселялась эрнис. Остался пока Невен, но судя по всему, скоро он тоже приведет жену в огромный дом Лойте. С одной стороны хорошо, будет много племянников — детей Эккен любил и всегда находил общий язык с малышней, а с другой — у него не останется союзников вообще. Он разделся, нырнул под одеяло, поморщился от холода ткани, остывшей за день, и не торопился гасить свечи за тонким стеклом лампы, пусть еще горит. Отец тоже ругался из-за этого, опасаясь, и справедливо опасаясь того, что рано или поздно младший сын устроит пожар. Дверь он оставил приоткрытой, ровно на ширину ступни. Этого достаточно, чтобы не бояться. Почти не бояться темноты. Еще немного потерпеть, и будет новый день. *** Кайетан Ахола. Рабочий день в судебной управе окончен, но Кайетан Ахола все равно никуда не торопился. Ему спешить некуда, бумаги еще есть, можно их взять домой, почитать и подумать, под кувшин вина, а можно сидеть в пустом и прохладном здании, в самом центре столицы Келлин. Он так и не смог привыкнуть к этому городу, не смог вволю налюбоваться им. Когда он сюда приехал? Учеником единственного в княжестве университета, на деньги маленькой семьи Ахола, для которой теперь снят дом в столице. Два десятка лет назад. И почти все два десятка лет он сидит на этом стуле и за этим столом — меняются только должности, но этому осталось недолго. Если он ничего не сделает, его потолком так и останется разбор земельных тяжб и вынос решений по ним. Но Кайетана Ахола это не устраивало никак. Чем он хуже уроженцев Келлин, которые сидят в этой управе десятки лет и передают посты своим детям? Учат их на знатоков закона и отходят от дел. И все, не пробиться… Все дела сосредоточены в руках столичных семей. Везде так, куда не посмотри — в совете по делам кланов. Да наплевать, что глава этого совета выборная должность, за нее дерутся, спорят, только для того, чтобы отдать приоритет кланам с гор или с равнин. Смотря кто победит, и чьи мужчины лучше вооружены. Правда, странно, что Истелин не занимают этой должности веками. Но кто даст им хоть какую-то власть в столице? Самоубийц нет. Кайетан все-таки отложил бумаги. От того, что он завтра придумает, что делать с межой между двух пшеничных полей, ничего не изменится. Ровным счетом ничего — все равно пшеница уже набирает силу. Он потер лицо руками, словно стирая усталость и скуку сегодняшнего дня. Завтра будет точно такой же. А между ними ночь и книги, которые он читает на ночь. Можно же хоть что-то поменять в избранном порядке? Теплый весенний вечер, в преддверии скорого лета, отчего бы не пройтись снова по Келлин, по мраморным плитам центральных улиц, полюбоваться особняками аристократов, может и поужинать. В «Кошачьем лежбище» всегда было шумно, Эккену не нравилось это место, но что делать, если там самая лучшая игра, хорошее вино и половина молодежи города собирается там? Эккен проходил мимо сынков аристократов, чувствуя щитами их неприязнь, ненависть и зависть. Еще бы, если у белобрысого недоумка не хватает мозгов, чтобы понять, что на самом деле не шелковый наряд и не изысканный аромат привлекает партнера, то чья в том вина? Но для них это такая же игра, как и для Эккена и ему нравилось выигрывать в ней. А ведь и Хаке на самом деле целился в кого-то из сынков крупных кланов, пока путь не отрезал Эккен, перехватив добычу. Он даже не стал выряжаться, как тут было принято, простое черное мужское платье и нитка серебра, перечеркивающая шею. Смотрите, я почти безоружен и попробуйте пойти против меня. Хаке уже ждал его, с кувшином терпкого, но сладкого вина, успевший выучить вкусы Эккена. — Ты приготовился проиграть остатки того, что есть? — А у меня ничего и нет, — рассмеялся Эккен, принимая чашку с вином, — я продал украшение. Раз я не помню, кто его мне подарил, значит, оно не так важно. Но сегодня я не намерен проигрывать. — То есть, нужно хорошо постараться, чтобы ты запомнил? — уточнил Хаке. Жемчужный браслет был невеликой тяжестью в кармане гвардейской куртки, но и от этой тяжести хотелось поскорее избавиться. — Нет, — помотал головой Эккен, — ты не так меня понял. Я помню все, что мне дарят, но не помню тех, кто просто присылает мне ожерелья или подвески как благодарность за ночь. Я не хочу их помнить. Но не будем об этом. Надо же, Экке Лойте умеет быть серьезным, или мальчишка всего на секунду снял свою маску? Язык чесался спросить, часто ли присылают, но сейчас это ненужный вопрос. Зачем портить вечер? — Ну, так что, как прошёл твой караул? Не обессилел ли ты и набрался ли сил на ночь? — мальчишка сел почти ему на колени, прижавшись к плечу, словно замерз. — Не сомневайся даже, — сладкое вино не нравилось Хаке, он предпочитал кислые и пряные, но это будет следующим заказом. — Между прочим, мне завтра утром снова заступать. — А мне сдавать экзамен по судебному праву. Но я ничего не выучил, — пожаловался сам на себя Эккен, — и наставник не из тех, кому можно просто улыбаться. Но если хочешь, то я буду читать тебе ночью свод законов. Кое-что я помню. — Я найду, как занять твой рот, — Хаке привлек его ближе, — помимо занудных вещей. Я вообще не понимаю, зачем кто-то занимается этим. Скука неимоверная. Но я с трудом представляю тебя дознавателем. Что тебе там делать — спрашивать у Истелин, не они ли прирезали кого опять случаем? — А я представляю, — нахмурился Эккен, словно обидевшись. И этот туда же! — И очень даже хорошо. Так мы пьем?! **** Вечерний Келлин был теплым и ласковым, Кайетан вдоволь набродился по улицам, уже темнело и окна домов аристократов желтели свечами светильников, а белый мрамор улиц становился темным, от закатного солнца. Можно было бы снять обувь и убедиться, что камень нагрелся за день. Как же прекрасна столица княжества, где собраны все богатства маленькой страны. Здесь можно найти все, что есть в Келлин: дары гор — камень, серебро, полудрагоценные камни; роскошь равнин — ткани, свежую пищу, дерево. От мыслей о пище в животе заурчало, Кайетан вспомнил, что так ничего и не ел с утра, как ушел из дома. А до дома еще около десятка длинных улиц — семье Ахола не по силам купить дом в центральных кварталах. Да и никто не продаст дом тут — все особняки принадлежат крупным и старым кланам. Говорят, что дом Истелин один из самых роскошных и больших, но равнинники пользуются им как постоялым двором, не любя столицу. Может он и проходил мимо — надо все-таки почитать книги и разобраться, кто, где живет. Где-то тут и дом главы судебной управы — Лойте. А ведь история Ойхе Лойте опровергает мысли о том, что невозможно чужаку поселиться в центре столицы. Ойхе Лойте так же приехал с предгорья, как и Кайетан Ахола и начал путь с простого переписчика, дойдя до главы управы, ведая теперь всем правом страны. Да, много говорили и о выгодном браке и о том, что Ойхе Лойте всегда умел просчитывать шаги на много вперед, но эта история давала хоть какую-то надежду. А вот и таверна. «Кошачье лежбище», Кайетан много слышал про это место, но не бывал там ни разу, хотя, по слухам, это лучшее место для необремененного семьей нордеа, чтобы свести знакомство на ночь или на всю жизнь. Но редко искал случайных знакомств, а на постоянные не было времени — хочешь сделать хоть что-то в жизни, то забудь о ее радостях. Сейчас он решился потянуть дверь на себя, отчего бы не зайти и не дать отдых усталым ногам, не выпить вина и не посмотреть на молодежь города. Здесь собирается вся аристократия и цвет столицы: сыновья аристократов, молодые военные из княжеской гвардии, захаживают и заезжие из верхушки окраинных кланов. Да, все было так, как рассказывали. Кайетан заметил в углу свободный стол, куда можно было сесть одному или вдвоем, а большего ему и не надо, но сначала надо пройти через весь зал. Много мужчин, молодых, совсем юных и ровесников ему, пахнет вином, слышен смех, флейта. Сюда не ходят эрнис — это считается дурным тоном для девушек. Эрнис и так не остаются без поклонников. Ему принесли вино, еды здесь не подавали, но он и не собирался долго задерживаться. Вино было густым, вкусным и терпким. Сойдет вместо ужина. Есть на что посмотреть. Некоторых нордеа Кайетан видел и раньше, кто-то проходил по тяжбам, кто-то встречался на больших приемах, у кого-то слишком знакомые черты, чтобы не узнать его клан. Много красивых юных нордеа, аристократов, шелковые платья, тщательно сделанные прически, снятое оружие с поясов, украшения. Не отличить от эрнис. Надо же, пройдет еще лет десять, и все эти эфемерные существа вступят в брак и станут мужчинами — кто-то воином, кто-то унаследует отцовские дела, кто-то будет в управах княжества. Пока ты не вступил в брак, тебе дозволено все, что не запрещено законом, даже то, что осуждается моралью. Одна клятва меняет всю жизнь. С его места было много видно — вот юный нордеа в темном платье, еще с совсем детским лицом и уже мужскими плечами обнимает мужчину в гвардейской куртке, сидя у того на коленях. Красивая пара — темные волосы юноши соприкасались со светлыми мужчины, мальчишка довольно жмурился и пил вино. Беспечное личико, уж наверняка мальчишке не нужно думать о томах тяжб, что ждали Кайетана поутру, не нужно думать о том, как сделать имя своей семьи более звучным. Интересно, чей это балованный сыночек, на чьем запястье красуется жемчужный браслет немыслимой цены? **** Отыграться удалось быстро, и даже кое-чем пополнить карман. Многие из молодых нордеа ставили на кон не деньги, не золотые или серебряные монеты с профилем князя Хелльстрем, а украшения. Эккен только улыбался, вспомнив недавний разговор с Хаке по поводу безделушек. Теперь у него было несколько золотых монет, одна серебряная подвеска с синим камнем и непонятное переплетение цепочек, назначения которых он так и не понял, после разберется. А теперь на запястье скользнул браслет, холодя кожу белыми бусинами жемчуга. Хаке не утерпел, но так даже лучше. — Я помню твои слова. Так вот — это не за ночь, ни за прошлую, ни за предыдущую. Это просто от меня. Ты слишком хорош, чтобы тебе вообще платить. — Но тогда и тебе придется постараться, — Эккен положил голову ему на плечо. — И ночь уже началась. У нас осталось мало времени. О, Хаке будет стараться на славу. Флигель, что он снимал, был недалеко от дворца и реки, и идти им было близко, он держал Экке за руку, ощущая тонкие, но сильные пальцы в ладони и узнавая мозоли. — Ты так много упражняешься в фехтовании? — удивился он. — Зачем тебе? — Нет, натер в купальне, когда думал о тебе, — фыркнул Лойте, только у него такие шутки были необидными, — а ты сам как думаешь? Княжеский дознаватель это не сидение в управе, это дорога, возня со всякими ублюдками, которые не станут ждать, пока я соизволю задать им положенные вопросы. Я беру уроки через день. И лучная стрельба. И честно, это получается у меня лучше, чем законы. — Тогда плюнь на них, — пожал плечами Хаке, — чего ты себя мучаешь. Иди к нам в гвардию? Или это так уронит честь твоего клана? — Именно, — насупился Эккен, который ужасно не любил обсуждать семейные дела с любовниками, и неприязнь эта была крепко вколочена в него отцом, после пары неприятных случаев. — Лойте все законники. Знал бы ты, чего мне стоило уговорить отца на то, чтобы я был дознавателем. Я буду подчиняться не ему напрямую. — И как он согласился? — про суровость Ойхе Лойте Хаке был наслышан, глава держал управу и клан в строгости и дисциплине, армия княжества потеряла отличного командира. — Когда я хочу, я могу быть очень послушным и хорошим сыном. Сама скромность… — прошелестел Экке, играя. Это нравилось Хаке все больше и больше. Если с этим мальчишкой разговаривать, а не просто трахать, то все становится интереснее. Но время разговоров закончилось. — Хорошая спальня, — Эккен осмотрел нору Хаке, где было небрежно брошено оружие, форма, которую давно следовало отдать стирать, где стояло широкое и низкое ложе из крепких досок, потемневших от времени. — У тебя большое окно, это хорошо. — Чем?! — изумился Хаке, которому окно мешало весной и летом, кому охота просыпаться вместе с солнцем в морду? И темный занавес не спасал. — Света много, — Эккен потянул ворот платья, стаскивая его с себя, и положенных по правилам ношения мужского платья штанов под ним не оказалось. На это отваживались немногие из молодежи, и молодой Лойте был из их числа. Широкий низ тяжелой ткани позволял скрывать негласное нарушение и интриговал умы неженатых мужчин. — Всю задницу этой шерстью натер… А Экке определенно нравится поза сверху. Когда мальчишка может командовать любовником, задавать ритм и время, управляясь и с собой самим. Лицо — глаз не отвести, и можно видеть, что это ему действительно нравится, такое удовольствие невозможно подделать. Хаке пришлось приложить немало ласк и усилий, чтобы получить желаемое — прогнутую в поясе спину, ворох темных волос на плечах, нитка жемчуга на руке, тонкая нить серебра на шее, и великолепное зрелище, от которого сил прибавилось в разы. На такую задницу смотреть и бы и смотреть… И не только смотреть. С Эккеном можно не церемониться, он лишь в платье выглядит тощим, его не надо беречь, как изнеженных сынков княжеских приближенных, поэтому Хаке не особенно стеснялся в желаниях. О, эту ночь они оба забудут нескоро. — Наверно я не первый, кто сейчас скажет тебе это, — они, наконец, улеглись на разоренной кровати, обессиленные, но довольные, и Хаке почувствовал, что если сейчас не спросит, но потом не успокоится, и впервые, со времени знакомства с Экке, он почувствовал робость, — но я бы предложил тебе не только эту ночь. У тебя не будет поводов быть недовольным. У тебя есть тот, кому ты что-то обещал? Он так и знал… Рука сама потянулась к браслету, чтобы снять его, но Хаке предугадал его движение, остановив: — Нет, не поэтому. Успокойся. Считай, что это твой ответ. — Я не говорил тебе, что остановлюсь на этой ночи, — Эккен зарылся лицом в подушку, чтобы Хаке не видел его лица, — но это все, что я могу сказать пока тебе. Что же, пока и такой ответ хорош. А вот тому, с кем Эккен связан словом, а в этом Хаке уже почти не сомневался, он не завидовал. Что же это за любовник такой, что от него скрываются по чужим постелям? Силенок не хватает на нрав и желания Лойте? — Тогда мы забудем этот разговор, — Хаке успокаивающе погладил его по волосам, чувствуя в щитах мальчишки смятение и нежелание говорить дальше. — Приходи когда захочешь. Эккен заснул быстро, почти с головой забравшись под одеяло и обняв руку гвардейца. Большой, сильный, красивый, не страшно. Это будет хорошая ночь, когда он выспится на славу. *** Кайетан пришел домой, когда уже начало светать. Весной свет приходит рано, переваливая пограничные горы и крася мрамор Келлин в нежный цвет. Он пил долго, уже давно ушли юноша с гвардейцем, другие парочки, сам он ни к кому не подходил, но ловил на себе заинтересованные взгляды, не отвечая на них. Не этой ночью, и не следующими. Слишком много дел и много времени он отнял у собственного сна. Эрнис Валье гремела посудой в кухне — мать вставала рано, но впервые он застал ее сам. Наверно, когда подрастут сыновья брата, на этой кухне будет колдовать невестка Ахола — жена брата. Сейчас ей не давали спать вовсе не заботы на кухне, а малыши. Утром будут горячие лепешки. Эрнис Валье уже ставила тесто, и он успеет поспать несколько часов, чтобы застать их. Раз не поужинал, так хоть позавтракает. Лепешки же он и взял с собой в управу, чтобы не повторить вчерашней ошибки. Конечно, тяжба о полях никуда не делась, и срок уже требовал ответа, но прямо сверху исписанного им же самим листа, лежал белый конверт с личной печатью Ойхе Лойте и именем Кайетана Ахола. И если верить правилам этикета и переписки среди нордеа, когда печать стоит в верхнем правом углу конверта — это личное частное приглашение. Личное приглашение ему от Лойте?! Он бы соврал, если бы сказал, что ни один палец не дрогнул, раскрывая дорогую бумагу. Да, этикет не врал — через два дня «эрн Кайетан Ахола» должен проявить милость и явиться в особняк Лойте на обед. Что понадобилось всемогущему Ойхе Лойте от простого законника?! Уж вряд ли не поговорить о том, что они оба из одного селения…