Право Выбора

Те, кто считает, что Ойхе Лойте никогда не спит спокойно, недалеки от правды. Глава управы ворочался в кровати вторую ночь подряд, пытаясь заснуть и избавиться от мыслей, но ничего не помогало — ни плотно задернутые занавеси, ни дыхание жены рядом, ни страстное исполнение супружеских радостей. Как пройти босыми ногами по одному лезвию ножа и не упасть на два, что ждут слева и справа? Как справиться со своевольным, но любимым сыном, как говорить с Кайетаном Ахола? Все слова и аргументы были заготовлены давно, давно проговорены в голове, но одно дело разработать план, а другое — его воплотить. От Эккена можно ждать любой дурости. Почему четыре сына такие, как должно было быть, а пятый — причина отцовской ранней старости?! Ведь просил же у неба девчонку, нет, над ним посмеялись. Чем он провинился? Тем, что всю свою жизнь положил для того, чтобы семья жила хорошо, чтобы их имя было известным, чтобы слово Лойте что-то значило среди нордеа. *** — Отлично, молодец! — фехтование было самым любимым предметом у Эккена, он с удовольствием занимался и в положенные уставом занятия и щедро платил за дополнительное время. — У тебя все получается. Я хочу, чтобы ты принял участие в турнире Хелльстрем, Эккен. У тебя есть все шансы. Если не против Истелин, то против остальных. — Что?! — Эккен не поверил своим ушам. Он только-только положил оружие в чехол и утирал пот, даже волосы были влажными. — Я и в турнир Хелльстрем?! — Да, — эрн Миррдин кивнул, подтверждая свои слова, — ты хороший боец, Эккен, среди тех, кто ни разу не сражался по-настоящему. Ты выйдешь против ровесников. Из них мало кто держал оружие в битве, вы еще слишком юны, все кроме, опять же, Истелин. Но на турнире они тебя не убьют, зато это прекрасный опыт, чтобы узнать, на что они способны. Я буду среди судей, Экке, но щадить я тебя не стану. Я хочу, чтобы ты был там. Турнир Хелльстрем, подумать только! Самое лучшее и известное состязание бойцов в Келлин, два дня, когда можно увидеть лучших мечников и лучников всего княжества, посмотреть, как сражаются ветераны и мальчишки. А можно сразиться самому! И его учитель верит в него. А верили в Эккена нечасто, точнее никто и никогда. — Хорошо, — не стал сопротивляться юноша. — Это будет большая часть для меня. Надо обязательно рассказать Хаке и Хильмару! Вот только где сыскать Хильмара? Эккен заходил в трактир каждый день, но вестей не было, словно желтоглазый забыл про него совсем. Может он так и сделал, поступив с Эккеном так, как юный Лойте поступал со многими мужчинами? Ну, так хоть Хаке порадуется за него. Нужно вернуться домой и переодеться, вонять потом весь оставшийся день Эккен не собирался, он не выносил даже намека на грязь на своем теле. *** Дом Лойте был большим, больше двух десятков шагов от ограды до входа насчитал Кайетан, и сам дом сложен из камня в три этажа, совсем не похожий на те дома, что строили на родине Ахола и Лойте. Широкий, основательный дом, в котором, как слышал Кайетан, жили и сам Ойхе Лойте с женой и все его сыновья, с семьями, а их у главы управы пятеро. Ничего необычного для нордеа, но Кайетан готов был поклясться, что от пары дочерей Ойхе Лойте бы не отказался. Сколько же у него внуков?! — Экке?! — отец оказался дома, на что Эккен вовсе не рассчитывал. — Это хорошо, что ты тут. Сейчас придет гость, ты встретишь и проведешь его в мой кабинет. Не вовремя он попался на глаза отцу! Эккен успел вернуться домой, вдоволь выкупаться в купальне, промыть волосы, высушить их шерстяной тканью и переодеться — впереди экзамен, времени еще предостаточно, но он хотел завернуть и на кухню, поесть, раз уж матушки не было дома. Женщины найдут, чем его накормить, а еще можно попросить жен братьев, чтобы красиво прибрали ему волосы — сам он делать ровную косу так и не научился, раньше просил мать, потом любовников или невесток. — Хорошо, отец, — спорить с Ойхе Лойте он не собирался, незачем сердить попусту отца. — Мне назвать свое имя? — Да, — глава рода придирчиво осмотрел Эккена. Как раз то, что надо. Хорошо, что еще в придачу к характеру шлюхи сыну не досталась страсть к тряпкам и побрякушкам. Хотя жемчужный браслет на руке он успел оценить. Это кому так сумел угодить мальчишка? — Назови, но без своих шуточек, ты не в «Лежбище», просто проводи его ко мне. Гостя не пришлось ждать долго. Эккен только успел прикрыть глаза, чуть-чуть расслабившись на скамье, застеленной мягкими овечьими шкурами, как дверь стукнула. Открывать ему. Обычно открывала эрнис Имма, которая служила в этом доме тогда, когда отец купил его, но сейчас в огромном холле не оказалось никого, кроме Эккена. Гостем оказался нордеа, на два десятка лет старше него самого, со скучным лицом, выдавшем в нем отцовского подчиненного. Ничего особенного, Эккен умел оценивать с первого взгляда — такие же темные волосы и глаза уроженца предгорий, как у него самого, тонкие сжатые губы, узкие плечи нордеа, не берущего в руки оружия. И не пренебрег правилами приличия, хотя строгого мужского платья не было, зато одежда была льняной и темной, без единого украшения, если таковым не считать мужской серебряный пояс. Так себе — унылый судья, не более, вынес для себя решение Эккен. — Кайетан Ахола, — представился ему незнакомец, протягивая конверт с личной отцовской печатью и не переступая порога. — Я получил приглашение от эрна Ойхе Лойте. Конверт Эккен даже не стал смотреть, хотя стоило бы конечно, но будь незнакомец хоть чуть-чуть поинтереснее, он бы, конечно задержался, внимательно читая бумаги, а тут не станет задерживать эрна Ахола расспросами. — Эккен Лойте, — все равно не поскупился юноша на милую улыбку, — пятый сын Ойхе Лойте. Я провожу вас, эрн Ахола, к отцу, идите за мной. Ничего себе, совпадение! Это красивое личико открывшего ему дверь юноши Кайетан хорошо помнил, его он видел в «Лежбище», прижимавшимся к княжескому гвардейцу. Юный очаровательный темноглазый нордеа с вьющимися волосами и волшебной улыбкой оказался сыном Ойхе Лойте. Неожиданно, хотя, впрочем, ничего удивительного — младший сын такого рода обязан быть избалованным и беспечным. И браслет тот же самый. Кабинет отца был на этом же, первом этаже дома, по традиции на верхних только жили и туда не допускались случайные гости. Поэтому Эккен просто провел посетителя по коридору и открыл дверь кабинета, где очень не любил бывать. Ойхе часто отчитывал его тут и дотошно разбирал проступки, поэтому каждый раз, переступая порог, Эккен внутренне сжимался, предчувствуя неприятности. — Отец? Проходите, — Эккен пропустил гостя, надеясь, что его сразу же отпустят. И надежда оправдалась, отцовскими кивком и сухим: «Спасибо. Иди!» Каждый раз, когда вольно или невольно он встречался с главой управы, Кайетан поражался тому, сколько достоинства и надменности было в этом нордеа, никогда не выдававшего своих истинных чувств. Всегда наглухо закрытые щиты. И еще, как помнил Кайетан, Ойхе Лойте не склонен к длинным разговорам — обычно он спрашивает, а ему отвечают. — Садитесь, эрн Кайетан, — Ойхе Лойте отошел от окна, где вряд ли созерцал красоту цветущих деревьев, скорее думал о своем. — Я позвал вас не столько на обед, сколько на беседу, но если вы голодны, то я распоряжусь. — Нет, не стоит, — Кайетан сел на предложенное место, за стол, где из всего обеда была бутылка вина и два кубка, — я не голоден. В кабинете Ойхе Лойте меньше всего думается о еде и еще меньше о выпивке. Однако глава управы сам разлил вино и протянул кубок Кайетану. — Я не стану задавать вежливые вопросы и начну сразу о деле, — Ойхе отпил первым. — Вы отлично знаете, что вся наша управа состоит из уроженцев гор и предгорий. Все эти семьи связаны между собой договорами, связями и браками, и вы знаете, зачем это делается. На этом построено все наше княжество — одним позволено почти безнаказанно убивать и грабить, вторым — вершить суд, третьим — торговать, и так далее. Все поделено между семьями и кланами. Вы наслышаны о моей семье, я тоже помню вашу еще по предгорьям и поверьте, я слежу за каждым своим земляком, решившим поискать своей судьбы в Келлин. Это тоже не новость — Кайетан слышал об этом и раньше, и Лойте прав — почти вся управа это горцы и жители близких земель, и редкие уроженцы столицы Келлин. — Никто не может пожаловаться на то, что мы плохо судим и поэтому нам позволяют делать это, — продолжал Лойте, наблюдая за подчиненным. Кайетан Ахола, молод, амбициозен, почти не ведет личной жизни, усерден в делах, прилежен и дотошен, вся семья Ахола живет на деньги Кайетана и его старшего брата, который, однако избрал не судьбу законника. — И я заинтересован в том, чтобы власть осталась в наших руках, чтобы она не оказалась, например, в руках равнинников или владельцев рудников — это совсем не в наших интересах. Я хочу, чтобы все княжество знало, что горцы судят справедливо и по закону, что именно к нам надо идти с тем, чтобы решить тяжбу. Думаю, что вы заинтересованы в том же самом. — Да, конечно, — кивнул Кайетан, уже понимая куда клонит эрн Лойте, но еще не веря в это до конца. — Именно за этим я и пошел в законники и не скрою, отчасти потому, что там много тех нордеа, что поручатся за меня, и за которых поручусь я. — Тогда вы понимаете, что я хочу вам предложить, эрн Кайетан, — Ахола еще раз поразился проницательности Лойте, — я хочу, чтобы связи в моей управе стали еще теснее, чтобы мы все были связаны не только словом, данным нашей земле и друг другу, но и семейными связями. Иными словами, я предлагаю вам брак с членом моей семьи. Но, у меня пятеро сыновей — трое из них женаты и подарили мне внуков, четвертый вот-вот приведет в дом невесту, а пятый привел вас в эту комнату. Терпкое вино провалилось куда-то внутрь, Кайетан не успел почувствовать его вкуса, только пряность. Он мог думать о разном, идя к главе управы, но точно уж не о таком. И опять слухи оказались верны — все сыновья Ойхе Лойте женаты на тех, на кого указал их отец, и вся управа спутана крепкими связями. Настал и его черед? Вот только этот мальчик, Эккен? — Признаться, — собрался он, наконец, с мыслями, — я не ожидал такого предложения, хотя оно не редкость в нашем обществе, поэтому я честно не знаю, что ответить. — Никто и не ожидал, Ахола, — Ойхе опустил необходимую приставку к фамилии, и оставалось только гадать, нарочно ли он это сделал, — что вы ответите сразу. Такие вещи не решаются одним разговором. Я хочу, чтобы вы оценили все преимущества и риски, пока будете думать над моим предложением. — А юноша? Эккен? — вдруг спросил Кайетан, поняв, что третьего участника будущей сделки нет в комнате. — Я бы не хотел, чтобы для него это стало неожиданностью, и не хотел бы неволить или принуждать его. На вид он достаточно самостоятелен, чтобы принять решение самому. — Каждый из членов моей семьи отлично понимает свое предназначение в ней и готов делать общее дело, — кивнул Ойхе Лойте, — но я тоже буду честен с вами — Эккен самостоятелен только на вид. И это обозначает, что он своеволен и своенравен, как свойственно юности. В нем есть много хороших черт, но есть то, о чем я обязан вас предупредить. Мой сын любит игры, любит вино и бесцельно тратить свое время. Его репутация — постоянная забота нашей семьи. И я хочу снять со своих плеч этот груз и переложить его на ваши. Вы молоды, вы сумеете найти общий язык, да и Эккен не всегда таков, каким он хочет казаться. Взамен, вы получаете более высокую должность, возможности и все, к этому прилагающееся. Ну и будущего дознавателя через несколько лет прямо у себя дома. — Честная сделка, — Кайетан допил вино. — Какой срок вы даете мне для ответа? — До вечера третьего дня, — Ойхе мог бы сказать, что достаточно было бы минуты, судя по тому, как изменилось лицо Ахола при упоминании Эккена. Да, мальчишка мало кому может не понравиться, этого у паршивца не отнять. — Этого вам достаточно? — Вполне. — Тогда приходите снова сюда, и в случае положительного ответа я познакомлю вас с будущим супругом. Его никто не провожал и очаровательный Эккен Лойте куда-то исчез по своим делам, поэтому Кайетан сам покинул особняк Лойте, не зная, что и думать. Предложение более чем заманчивое, даже с учетом всего сказанного о юном нордеа, но разве браки решаются так? Сам он даже не задумывался о том, чтобы найти себе пару — хватало случайных встреч, а связывать свою судьбу с кем-то, не достигнув того, чего желал, Кайетан не мог себе позволить. Особенно с эрнис. Эрнис, конечно может жить в маленьком доме Ахола, вместе с ним, родителями и семьей старшего брата, но это не то, что желал бы для невесты Кайетан. А куда он приведет Эккена Лойте? В доме есть две гостевые комнаты, а у юноши такого положения и рода должны быть и свои покои, кроме супружеской спальни. Но их дом очень не похож на особняк Ахола. Эккен сильно теряет в положении. И Ойхе Лойте готов на это пойти для своего сына? Готов. Но как быть с тем, что он видел в таверне, ведь Эккен не свободен или это одно из обычных развлечений юного нордеа. По пути пришлось завернуть в таверну, остаться дома и еще раз подвернуться отцу под руку Эккен не решился, а в глубине улиц есть подходящее место, чтобы перехватить немного хлеба и мяса. — Хорошо, — нордеа принял у него заказ, поставив перед юношей холодную травяную настойку, бодрящую — то, что надо перед встречей с наставником, — тебе записка, эрни Лойте. Записка?! Все мысли мгновенно выпорхнули из головы радостными птицами, пока он разворачивал крохотную бумагу, уже зная, что он прочитает. «Приходи вечером, туда же, где и в прошлый раз». Хильмар неаккуратно пишет, как будто каждый знак дается ему с трудом, но Эккен уже научился разбирать неровности. Значит, сегодня он тоже не ночует дома! Наставника по законам Эккен не любил, во-первых — это всегда было скучно, а во-вторых — все его промахи отчего-то сразу становились известны отцу. Даже законники не любят доносчиков. — Плохо, Эккен, — наставник смотрел ему прямо в глаза и Эккен не знал куда деваться, и как назло, все законы вылетели из головы. Он же знал все, учил, но записка спутала все мысли в голове, и как он ни пытался сосредоточиться на главе о грабежах из Уложения, так и не мог. Но ведь он же знал, в конце концов, из всего Уложения интересно было читать только про грабежи и убийства, но никак не про ссоры при разделе земель или рудников. — Так что бывает с тем, кто подожжет чужой дом? «Ничего, если он из Истелин», — подумал юноша, и вроде бы строчки из закона стояли перед глазами, но сколько же там виры? Нужно платить виру. И ведь если кто-то сгорит, то и дело другое. — Не отнимай больше мое время, эрни Лойте, — больше его слушать не будут, — и лучше потрать его на чтение книг. Я не знаю, как ты собираешься стать дознавателем, если не хочешь учить законы. Если для тебя это ремесло только в воинских упражнениях, то тебе стоило поискать своей судьбы в гвардии. Я разрешу тебе приходить и слушать новое только когда услышу от тебя то, что ты должен знать. — Хорошо. Прошу простить меня, — Эккен всем своим видом пытался изобразить раскаяние, зная, что завтра утром его будет ждать дома. Надо будет взять свое этой ночью, чтобы было хотя бы о чем завтра жалеть. Опять ему говорят про гвардию! Все кругом лучше знают, что ему стоит делать, куда пойти и как жить — отец, наставники и даже Хаке! Пойди сейчас он к Хаке, уж точно бы пришлось писать прошение о принятии в княжескую гвардию, Хаке сможет уговорить, достаточно раздеться. Правда это будет последнее, что он вообще напишет в своей жизни и домой лучше вовсе не приходить. Достаточно времени, чтобы придти в себя от досады перед свиданием в таверне, но теперь пить он будет не настойку. Чтобы добраться до Хильмара, нужно пройти половину города закоулками речного порта, не той части, где стоят красивые людские корабли или легкие большие лодки нордеа, а складами, домами, где живут люди — те, кто работает на кораблях и купцы. Здесь плохо пахло, было неуютно, и Эккен всегда недоумевал, отчего бы Хилю не выбрать другое место для жилья и свиданий — в конце концов, он, Эккен, сын главы судебной управы, а не горшечник с равнин! — О! — Хильмар открыл ему дверь, Эккен еще не успел приложить кулак к двери. Еще и назло нужно подниматься на чердак, словно крыса, в самую темноту. — Где ты успел так набраться, Экке Лойте? — Здравствуй! — Эккен рассматривал возлюбленного с жадностью, соскучился. Да, мало что изменилось: большой, высокий, светлые волосы, стянутые в неаккуратно собранную косу, и желтые глаза — такие бывают у шаманов, которые лечат души нордеа. И Хильмар такой шаман для него — только его шаман. Шаман, который не живет там, где живут шаманы, который прячется по чердакам городской окраины. — Я очень скучал и день не задался, очень не задался. С утра было хорошо, я буду участвовать в княжеском турнире! Ты придешь посмотреть?! А потом я не сдал экзамен и завтра мне несдобровать. — Всего-то? — Хильмар уже раздевал его, не выпуская из объятий. — Я думал, что-то страшное случилось. Красивый браслет. Кто-то преподнес, с кем ты скрашивал время без меня? Дорогая вещица, ты знатно угодил ему. — Если бы ты появлялся почаще, в этом не было бы нужды! — Эккен даже не заметил, как закрыл другой рукой браслет на запястье. Забыл снять жемчуг Хаке. — А по поводу «угодил», так на меня еще никто не жаловался! — Брось, Экке, — Хильмар уронил его на кровать, вылизывая живот, и Эккен прикрыл глаза, — тебе просто нравится пить и трахаться. Это не то место, где ты будешь строить из себя мальчика-аристократа — ты ради этого прошел половину города и пришел именно ко мне и к моему члену, ты уже половину года возвращаешься ко мне. «Почему, почему ты так разговариваешь со мной?!», — Эккен хотел бы спросить это, но уже не мог, таял под руками. Хиль прав, не стоит спорить. Хороший, покорный мальчик. Красивый, нежный, жадный… и сын судьи, сын главного судьи. Судьба хорошо подшутила над ними, вот только Хильмару уже смешно, а юный Лойте еще слишком глуп и наивен, чтобы догадаться и посмеяться над собой. Будущий дознаватель, надо же! Княжеская гроза! Будущий дознаватель сейчас покорно раскидывает ноги и стонет под ним, царапается коготками, кусается и почти готов кричать в голос. Эккен Лойте. — А ты знаешь, сколько монет нужно выплатить за поджог чужого дома?! —сытый Экке перевернулся на живот и отдыхал, дышал вином и довольством, вот только вопрос был таким нежданным, что Хильмар едва сдержал стукнувшее сердце. — Я вот вспомнил — шестьсот княжеских, из золота. Это если там никто не сгорел. А если сгорел, то судить будут уже казнью. — Скажи, ты не перепутал ли мою постель с постелью своего наставника? Ты не там, случаем, сдаешь свои экзамены? — едва сдерживая гнев, спросил Хильмар. Все испортил мальчишка! — Там мне не дают ответить, рот слишком занят, — чего на него Хиль так взъелся? Желтоглазый похож на рассерженного кота, которого дразнят дети. — Мне сегодня задали этот вопрос, а я не знал, что ответить. Теперь вот вспомнил. — Вовремя. Надеюсь, в следующий раз ты не свяжешь мне руки, если вдруг забудешь днем как это делать. — Дознаватели никого не вяжут! — вдруг обиделся Эккен. — Наше дело узнать, кто виновен и как все было. Кто вдруг поджег дом и почему? Может это кровная месть, а может, там было много серебра. — Я готов занять твой рот, Экке, — Хильмар прижал его к кровати, — если это может заставить тебя замолчать, тем более у тебя хорошо это получается. Я не знаю, зачем тебе быть дознавателем, ты слишком болтлив… Экке вывернулся, так, что уронил кувшин, стоявший рядом с кроватью. Это уже слишком! — Я хожу к тебе не только затем, чтобы подставлять задницу и рот, — прошипел он, теперь уже сам похожий на злого тощего кота. — Я еще, знаешь ли, и надеюсь на взаимность. Я никому не даю просто так, чтобы мне вставили до горла, Хиль. Я даю тело, а взамен получаю восхищение и благодарность. И я ставлю себя повыше шлюхи и если кто-то вдруг решил, что я шлюха, то он ошибается. Такого я не прощаю даже тебе. И еще я не могу простить тебе того, что ты мне врешь. Твои щиты всегда закрыты для меня. Я не знаю, кто ты, из какого селения — горы ведь большие и нордеа там живет много, ты прячешься в этом городе. Я не знаю, что ты делаешь, и от кого бежишь, но я прихожу к тебе не за членом. Я прихожу — к тебе. И изволь мне не говорить, что мне делать в этой жизни, я достаточно слышу это от тех, кто мне противен. — Так зачем ты пришел ко мне? — вечер не задался. Мальчишка перебрал вина, устал и не в духе. — Оттачивать свои знания законов? Мне этого не надо, Эккен. Почему я должен отчитываться в своих делах, раз они не касаются тебя. И не стоит тебе их касаться. Я думаю, мы достаточно получаем друг от друга. И разве я не рад был тебе? — Рад. Что я прихожу раз в несколько седмиц, мы трахаемся и снова расстаемся. Ты вспоминаешь обо мне только когда засвербит, Хиль? Если бы это было не так, я бы не ходил в «Лежбище». Я хочу знать о тебе больше, вот и все. — Тебе не нужно этого знать, Экке. Я уже говорил. Это не твои дела и твоими они не будут никогда. — Ты просил меня не спрашивать о тебе никого, ты просил меня не говорить о тебе никому. Так что мне можно, Хиль? Только ублажать тебя? Эккен понимал, что все неправильно, все пошло не так этим проклятым днем, но остановиться уже не мог, да и сколько можно — он бы все равно спросил, так почему не сегодня?! — Если тебе этого мало, ты можешь уйти, Экке, — Хильмар поднялся с кровати — ссориться с голой задницей глупо, и он стал натягивать штаны. От Экке тоже проку сегодня не будет, пусть приходит, когда успокоится. А тогда нужно будет постараться вволю, и если получится, то прибавить к жемчугу чего-то побогаче. — Мне нравилось, что ты не задаешь вопросы и не знаешь того, что тебе вовсе не стоит знать. А я не хочу быть твоим первым подозреваемым. Приходи, когда передумаешь. Ты знаешь, я буду тебя ждать. — Нет уж, — Эккен наступил в лужу вина, поморщился, этой же ногой теперь лезть в сапог! — Я не приду, Хиль. Если я для тебя только задница, то уж поищи другую, и трахай её в этой дыре, а я сюда больше не ногой. — Иди, Экке, — Хиль встал прямо перед ним, так, что даже высокий Эккен доставал ему до середины головы. — Иди к своему отцу в свой богатый дом, и не трать своего драгоценного времени на тех, кто не готов быть твоим дознаваемым. Мне жаль. — А мне не очень. И на турнир не приходи, — родовое упрямство Лойте не давало шанса оставить последнего слова другому, Эккен хлопнул дверью, шагнув в темноту. Внутри было больно, и он был зол, так, что хотелось скорее выскочить из этого убогого дома в свежесть ночной улицы. Но лестница под ногой вдруг ушла вниз, и он оступился, упав и больно ушибившись плечом и лицом, так, что несколько секунд просто пытался вздохнуть, а потом, приложив руку к лицу, ощутил кровь. Глаза и нос целы, остальное не важно. Свежий воздух чуть отрезвил его. Когда он дойдет до дома, будет уже глубокая ночь, а когда уснет — начнет светать. Только бы пройти в темноте, чтобы никто дома не поднял шума — он часто так делал, но сегодня было особенно нужно. Правое плечо болело, и Эккен ощупал всю руку. Ничего не сломано, вот только на запястье нет жемчужин, нет тяжести браслета Хаке — потерял, там, в темноте, когда упал, а теперь не найти… И утром с таким лицом он не выйдет из дома, даже в платке, потому что утром не скрыть правды, а днем искать будет бесполезно и спрашивать тоже. Как жаль подарок Хаке! И как больно! Ничего, и это заживет. Вместе с мордой. Вот только дольше. Пожалуй, он перегнул палку. Хильмар собрал вино с пола, бросил мокрую пахнущую тряпку в углу. Но Эккен слишком ходит по краю, слишком близко к пропасти и лучше не толкать его туда. Придет ведь, еще придет — мальчик Лойте не может долго сердиться. Внизу что-то стукнуло, наверняка вздорный мальчишка решил перебудить всех хлопком двери. Хоть раз за день Эккену повезло — он почти бесшумно пробрался в свои покои, обмирая в полной темноте и надеясь на то, что кровь уже не течет. Он старался держать верхнюю рубаху около лица, но не касаясь раны — на светлом, выскобленном полу дома кровь будет заметна и испугает родичей, и хорошо если заметят мужчины, а не дети, которые просыпаются раньше взрослых, пугать малышей, это жестоко, а маленькие племянники — лучшее, что есть вообще в семье Лойте. Воды в умывальном тазу было достаточно, чтобы умыться на ощупь. Крови много — Эккен ощущал ее на ладонях, тяжелую, тяжелее воды. Вытерся чистым полотном, разделся и лег, тихо охнув от боли в плече. Заснул он легко, уставший и вымотанный, наглухо закрыв щиты и проверив дверь в комнате — щель есть, все хорошо. Завтра будет новый день, и он переживет и его. Найти жемчуг в дешевом ночлежном доме. Нордеа с волосами, закрытыми платком, которым часто пользовались всадники, перебирал в жестких пальцах белые драгоценные камешки, рассыпавшиеся на лестнице. Он собрал их все до единого, срезал кожаный шнур с пояса, нанизал жемчужины. Получился браслет, ему мал, но вот на руку того, за кем он следил — в самый раз. Как ты был неосторожен, юный Эккен Лойте и неужели в твою красивую головку ни разу не закрадывались сомнения в том, что происходит? Тебя жаль, но ты сам виноват — нужно быть разборчивей. Еще на лестнице была кровь, и нордеа вовсе не удивился этому — в такой темноте мальчишке еще повезло, что шею себе не свернул. Зеркало не стало его жалеть и, проснувшись, Эккен увидел то, что не понравилось ему совсем — вся правая сторона лица разбита, он рассек бровь, скулу, расшиб щеку, и ему только чудом повезло не задеть зубов — этого бы только не хватало. Часть щеки синяя от ушиба, и порез еще кровил, за ночь он размазал кровь по подушке. Плечо так и вовсе было раскрашено во все цвета и сильно тянуло. Как не вовремя! Турнир скоро, а ведь этой рукой он будет драться! Хоть бы зажило за месяц. Да уж, появление за семейным завтраком вызовет море восторгов у родни, но делать нечего. И умываться нечем, Эккен нашел воды только на дне кувшина, чтобы вытереть остатки крови и потратил время, чтобы аккуратно стянуть волосы и одеться, шипя от боли. Чтобы ни случилось, нужно не потерять лица, Лойте этого не прощают. А он не простит этого Хилю. От воспоминания о вчерашнем вечере стало еще паршивее на душе, но об этом пока нужно забыть. Собраться с силами и принять то, что произойдет через несколько минут. Как всегда, он опоздал. Все в сборе, даже малыши, и мать, и все смотрят в его сторону. Да, с такой мордой он домой не приходил никогда. Все бывает в первый раз. И не надо так ахать! — Всем доброе утро, извините, я снова проспал, — его место свободно и оно ровно напротив отцовского. Ойхе Лойте смотрел на него, долго — этот взгляд Эккен чувствовал, пока спускался по лестнице, но стоило ему сесть, как отец закрыл свое лицо руками, опершись локтями на стол, всего на несколько мгновений, которых хватило всей семье, даже малышам, чтобы затихнуть. — Зайди ко мне сразу, как поешь, — Ойхе Лойте поднялся, отодвинув приборы и тарелку с почти не начатым завтраком, — всем остальным хорошего утра.