***
Люси стыдливо поджимала губы и заламывала пальцы, смотря, как Иванна заправляла ей постель в спальне своего сына. Ей было ужасно неудобно, но и не воспользоваться радушием доброй хозяйки маленькой фермы она не могла. Хартфелии просто не куда было идти, не к кому было обратиться за помощью. Всех, кого она знала, больше не было на этом свете, а если кто-то и уцелел, то она уже точно не знала где их сейчас искать. Заметив состояние гостьи, женщина тепло ей улыбнулась — Ну полно тебе переживать, Луке не привыкать, девочка моя, тем более мы только собрали полный амбар сена на будущую зиму, — жрица побледнела, заставлять человека спать на сене, потому что его комнату занимает незваная гостья, ей казалось верхом наглости с её стороны. — Нет, Иванна, я так не могу. Может у вас есть спальник или лишний матрас, я вполне смогу спать и на полу, — она умоляюще посмотрела на шатенку, что рассмеялась от её слов и, подойдя, потрепала золотую макушку девушки. Неосознанно блондинка прижалась к Иванне, пряча лицо в складках её платья. Сейчас Хартфелии не хватало человеческого тела, не хватало поддержки, которая ей была так необходима в этот сложный момент её жизни. Женщина тепло улыбнулась и погладила её по волосам. — Ты такая добрая девочка, Люси. Хорошо, я не буду настаивать, но спать ты всё равно будешь на кровати, матрас мы найдём и положим на пол для моего сына. Я думаю его компания не слишком тебя потревожит? — блондинка закивала и, забравшись на кровать, улыбнулась женщине, — а теперь иди в ванную, я набрала тебе горячую воду, чтобы ты могла помыться с дороги, и положила там одну из своих ночных рубашек. Надеюсь ты простишь меня за её немного потрёпанный вид. Когда дверь за Иванной закрылась, Хартфелия откинулась на матрас, раскинув руки. Она чувствовала невероятное тепло в груди, даже в некоторой степени любовь к этой семье, что так радушно приняли совершенно незнакомого человека. Люси даже поверить своему счастью не могла, это её светлый лучик надежды в непроглядной тьме, что последнее время её окружала. Повернувшись на бок, уткнулась носом в соломенный матрас, вдыхая его особенный запах. Все здесь было пропитано, какой-то своей атмосферой тепла. Ей нравилось, как поскрипывает пересушенная солома внутри матраса, как ровно постукивают старые часы на стене. Поднявшись с кровати, она поспешила в ванную комнату. Промасленная деревянная бочка, что заменяла собой ванну, была такая маленькая, что даже хрупкая блондинка могла в ней только сидеть, поджав к себе ноги. Но её размер мало беспокоил жрицу, сейчас только горячая вода и жёсткая щётка имело хоть какое-то значение. Люси тёрла своё тело до красноты, с силой закусывая губу, когда касалась синяков, что остались от пальцев мага на её ягодицах. Она чувствовала себя грязной, изуродованной. Прикрыв рот рукой, девушка заплакала, пытаясь не издавать громких всхлипов. Ей было больно и стыдно, за себя же, за то, что поддалась пылкому напору Дреяра. И не имело никакого значения, могла ли она его остановить или нет, она корила себя за то, что отвечала его глубоким поцелуям, за каждый свой стон наслаждения, за объятья, которые ему при этом дарила. Откинув голову на узкий край бочонка, Люси взвыла в голос, уже слабо заботясь о тонких стенах дома. Она грязная. Она до сих пор чувствовала горячие руки мага молний на своём теле, каждое касание словно оставило на коже свой след, невидимый ожёг. И блондинка с остервенением стала тереть каждый их них, громко всхлипывая и давясь своими слезами. — Люси, — послушался голос Иванны за дверью, — девочка моя, я зайду? Прохрипев тихое «да», Хартфелия с головой ушла под уже немного остывшую воду. Ей хотелось, чтобы всё побыстрее закончилось, чтобы она смогла всё это забыть, как свой самый страшный кошмар. Тёплые руки подняли её голову из воды и стали мягко перебирать потемневшие и потяжелевшие от влаги волосы. Иванна не задавала жрице никакие вопросы, просто тихо убаюкивала её добрыми словами, пока аккуратно мыла ей каждую прядь мылом. И Люси была ей за это безумно благодарна, потому что совершенно не была уверенна, что сможет о таком говорить. Женщина напоминала ей о старой жизни в храме, напоминала старых монахинь, что учили её писать и читать. И вскоре, жрица смогла успокоиться и переодеться в посеревшую от времени ночную рубашку, из немного грубого льна. На полу спальни уже лежал тонкий матрас, набитый свежей соломой и зашит аккуратными стежками, но Луки ещё не было. Забравшись на кровать, Люси сразу же накрылась одеялом с головой. Приятное тепло разморило, постепенно унося её сознание в мир снов. Когда девушка уже начинала засыпать, услышала тихий скрип двери и неуверенно отодвинула одеяло вниз. В темноте комнаты сложно было что-то разглядеть, лишь силуэт, который тихо пошаркал к матрасу и улёгся на него. — Спасибо, — прошептала жрица, слабо веря в ответ, сын хозяйки дома даже за ужином был немногословен, и она совершенно не рассчитывала на его разговорчивость сейчас. — Да, ерунда, ты же наша гостья, — Хартфелия улыбнулась, поворачиваясь на другой бок. Наверное, это дар божий, что после всех этих ужасов, ей попалась такая светлая и добрая семья, — ты же из знати так? Какая-нибудь дочь князя или богатого купца? Люси замялась, не решаясь ответить. Она не помнит своего отца, не помнит кем он был и где жил, ничего. Она даже не знала жив ли он ещё, да и не особо жаждала узнать. Для неё он был чужим. — Я… — девушка снова замолчала и прикрыла глаза, со всей силой впивая пальцы в матрас. Произносить эти слова вслух было страшно и больно, — была жрицей природной магии. — Была? — блондинка прикрыла рот рукой чувствуя, как по щекам снова катятся слезы. Ни для кого не было секретом, как жрицы могут потерять своё звание, — понятно… добрых снов, Люси. Хартфелия не смогла найти в себе силы пожелать мужчине того же. Повернувшись к стене, она с силой зажала рот ладонью, стараясь заглушить свои всхлипы, но они всё равно прорывались. Содрогаясь всем телом, девушка жмурилась и давилась слезами. Её жизнь разбилась в дребезги и сейчас она просто плакала над её осколками, слабо представляя, как теперь она будет собирать её воедино.***
Сжав кулаки до громкого хруста, Дреяр сверлил взглядом блондинку, что весело смеялась и кидала в темноволосого мужчину сорванные с поля цветки, а вокруг них носился какой-то мальчишка. Этот тошнотворный образ счастливой семейки вызывал внутри мага не контролированный приступ ярости. Уже одним своим побегом, девчонка играла в опасную игру со своей судьбой, а этим зрелищем, просто призывала Лексуса наказать непослушную жрицу и на её же глазах убить и фермера, и ребёнка, чтобы в будущем знала к чему может привести подобное неповиновение. Ёла накрыла руку лидера, что потянулась к кинжалу, своей и покачала головой. — Лексус, если ты его убьёшь, то всё станет только хуже, — маг смерил напарницу испепеляющим взглядом. Три дня. Они искали жрицу три чёртовых дня. И нашли её, на жалкой ферме с каким-то немытым юнцом. Каждый раз, когда он касался блондинки, Дреяр начинал зло скрежетать зубами, и рука сама тянулась к кинжалу. Ему хотелось распороть фермеру брюхо, переломать каждый палец, что смел трогать Хартфелию. А её смех вызывал внутри мага неприятный зуд. Руки просто чесались свернуть шею наглецу и забрать то, что принадлежит только ему. Она не смела сбегать от Лексуса, это, черт возьми, карается. И сейчас из-за треклятого проклятья, он вынужден терпеть это гадкое зрелище. Если бы не необходимость в гребанной любви к нему со стороны блондинки, то Дреяр бы сейчас же перерезал глотку фермеру и забрал то, что его по праву. Как можно заставить влюбиться девушку, которую он грязно опорочил, а сейчас какой-то чёртов проходимец в наглую вытесняет собой всякие мысли о маге молний из её головы? — Надо дождаться ночи и просто выкрасть её без лишнего шума. Эва права, если ты что-то сделаешь с этой семьей, то она тебе этого не простит, — итак понятное умозаключение Фрида, было встречено мелкими разрядами вокруг их лидера. Ему осточертело чёртово проклятье, эти бесконечные способы от него избавится, поиски сбежавшей жрицы и нарастающая с каждым днем слабость. Он просто хотел вернуть треклятую блондинку и запереть её к чертям собачьим, чтобы она снова не вздумала сбегать. Пока они были в храме, было лучше всего, никто не видел и не мог прикоснуться к ней, кроме него самого. Она была его личной слабостью, только для него одного. Зло выругавшись, Лексус развернулся к густому лесу, исчезая меж деревьев. Этой ночью он вернёт беглянку, чего бы это ему не стоило.