Глазами страшными глядят

Что это было? Под кроватью у Диппера несколько десятков друзей детства – лживых тварей с большой софистической дороги. Нога болит, болят живот и голова, глаза всё время мерзко чешутся. Надо было пойти в медицинский блок, надо было открыть Стэну, когда он настойчиво предлагал ему обед и завтрак, надо было открыть ему, когда он предлагал таблетки. Но под кроватью у Диппера повод его бессмыслия, который необходимо сжечь здесь и сейчас. У Пайнса проблемы со сном, и нет, больше ему не снятся мыши. Теперь он с замиранием сердца и болезненным ужасом ожидает, когда они ему вновь привидятся. Богомерзкие маленькие мышки, которые обглодали весь Дипперов мозг. Богомерзкие? Самый главный кошмар Диппера заключался в том, что он не чувствовал себя в безопасности, лёжа в одиночестве в своей комнате, в духоте, темноте и дымном мареве. Волосы отвратительно пропахли папиросами. В общем и целом, не то чтобы запах волос отличался от запаха чего-либо другого в помещении, и тем не менее Диппер отчётливо ощущал, как от его одежды, кожи и волос воняло кровью и куревом. Несмотря на то, что он практически мгновенно избавился от окровавленной в тридцати местах проспеританской пижамы, зашвырнув её в самый дальний угол, его немытое неделю тело пропахло смертью насквозь, шевелюра свалялась и напоминала войлок, а на руках и ногах до сих пор кое-где виднелись кровавые разводы, как бы Пайнс не пытался оттереть их папоротниковым мылом и водой из жалкого рукомойника. Пробитая нога требовала дезинфекции, и Диппер старательно промыл её спиртом, пока пребывал в нервически-заряженном состоянии, но надолго его не хватило. В общей сложности, его хватило только на дезинфекцию и на то, чтобы задвинуть дверь шкафом. Почему, вы спросите, Дипперу вообще понадобилось задвигать дверь шкафом? Он не чувствовал себя в безопасности, находясь в своей комнате, лёжа под толстым стёганным одеялом и мерзким пледом в кружочек. Он дрожал от озноба и страха, пребывая в какой-то болезненной колкой фрустрации, не имея возможности удовлетворить ни физиологические потребности, ни духовные. Каждый раз, забываясь дрёмой, Диппер и его голова становились окончательными врагами друг другу. А за дверью, плотно задвинутой шкафом, собиралась толпа сломанных пластиковых человечков с рассечёнными в кровавом оскале-улыбке губами. Дипперу необходимо было со всем с этим покончить. На самом деле, чаще всего за дверью появлялся Стэнли Пайнс. Сначала он деликатно стучал в неё одними только костяшками пальцев, потом настойчиво бил кулаком, после со всей дури молотил руками, и только затем всем телом врезался в деревянную занозистую поверхность. Стэн, безусловно, волновался за Диппера, но он ни в коем случае не хотел даже просто предположить, что тот вдруг решит покончить с собой. Куда приятнее ему было думать, будто это какая-то посттравматическая депрессия или обычный шок. Самоубийства не были по какой-то неведомой причине популярны в двадцать четвёртом веке, насколько бы существование, которое влачили люди этого столетия, не казалось пусто и бессмысленно. Стэн также не стремился выбивать дверь, потому что изо всех сил убеждал себя, что Диппер в порядке. - Дядя, что случилось? – спросила его Мейбл по возвращении в медицинский блок. Мейбл? Она выглядела измято и неряшливо. Размётанные и непричёсанные грязные волосы, синяки под глазами, общая серость лица и мутный слёзная плёнка в глазах – вот как она выглядела. - Ты спрашивала у этого? – Стэн кивнул в сторону прозябающего на койке белобрысого костлявого парня. – Всё, что конкретно мне известно, я рассказал. Диппер, видимо, тяжело пережил случившееся… ранение. Не знаю. Нам бы хорошо его вытащить, всё это может плохо закончиться… Мейбл покосилась на пациента, а потом повернулась к дяде и неловко пожала плечами. - У него такой вид, будто он уже сдох. Это не тот ли псих, которого вы в шахте откопали? - Похоже на то… Признаться, я, блять, и представить не могу, что могло привести к такой, эм, оказии, - Стэн почесал затылок и сел на стул рядом с койкой. – Слушай-ка, дружище… В общей сложности тебя подлатали, ничего криминального… Можешь, э-э-э, катиться на все четыре стороны, ей-богу! Тебя спросили – отвечай по существу: кто такой, откуда, что случилось! Два придурка, вашу мать! Терпение и методичность никогда не были сильными чертами Пайнса-старшего. Мейбл только покачала головой и откинулась на стену. Может быть, с некоторым предвкушением. Парень лениво перевёл на Стэна мутный глаз и тонкими костистыми пальцами убрал свалявшуюся седо-жёлтую прядь за ухо. - Что. Произошло. В Просперитасе? – с расстановкой спросил ещё раз Стэнли. – Что случилось с вами двумя в Просперитасе? - Армагеддон! – хрипло рявкнул пациент. Стэн аж отпрыгнул назад. - В смысле? – растерянно переспросил он. - Коромысле, – пациент разнузданно взмахнул руками и сполз с койки на пол, кое-как держась на тощих ногах. - Эй, вы куда это изволите? – спохватилась Мейбл, следя за ним, шлёпающим чуть ли не босиком на выход. Тот обернулся и злобно скривился. Стэн почувствовал, что уже вполне готов прихлопнуть кого-нибудь. Однако он имел счастье видеть, что с этим товарищем лучше не вступать в рукопашный бой, в каком бы состоянии физического и духовного тел он не находился. А сейчас – тем более. - В шахте не так много мест, куда бы вы могли пойти, мистер… Может быть, вы представитесь? – осторожно начал Стэн. – Дело в том, что… Мы все волнуемся за Диппера, ну, вы, должно быть, помните его. Нам бы хотелось подробнее узнать о том, что с ним произошло в Просперитасе. Пациент только фыркнул и вышел из палаты. Но практически мгновенно вернулся. Действительно, ему совершенно некуда было деваться. Его глаза снова нервно подрагивали, зрачки практически целиком заполонили райки, он закусывал белёсые кровоточащие губы, запустив руки в карманы. Он сел на койку и устало прикрыл веки, что-то беззвучно бормоча. - Мы готовы предоставить вам помощь, эй, - понизив голос, сказала Мейбл. – Если будет угодно, снова отправим вас в Просперитас. Мы ведь не знаем, почему сорвалась ваша раификация… Вы хоть представьтесь нам, ладно? Не то чтобы для кого-то из нас был секрет, почему сорвалась раификация этого пациента. Билл Сайфер исподлобья взглянул на Стэна и Мейбл, в свою очередь встревоженно всматривающихся в него. - У нас, к сожалению, нет отдельных жилых помещений, но вы сможете квартировать у кого-нибудь, или в общежитии… Сайфер с отвращением покачал головой и окончательно сомкнул веки. Грубо говоря, его положение оказалось совершенно безвыходно и бессмысленно. Бумажные друзья не давали Дипперу покоя. Только он смыкал глаз, по стенкам головной коробки начинали скрестись маленькие Нейраты и Фейербахи, жирные и сочные, мерзкие буржуазные агитки вперемешку со змейками-барбитуратами и весёлыми, умильными и самодовольными нейролептиками, танцующими вульгарную кадриль в коротких блядских юбках. От бессонницы Диппер опух. Абстрагируясь от шумов ненависти к себе и всему, во что верил, Пайнс судорожно перебирал в мыслях способы избавить себя от ненавистного чувства неудовлетворённости и гложущей злобы. В ужасе, проснувшись посреди второй ночи, проведённой взаперти, он вскочил с кровати, сбросил на пол матрас, обнажая голые железные пружины, покрытые ворохом исписанных карандашом бумажек. Злоба не давала ему покоя, ярость свербела в носу. Схватив в зубы папиросу с самым дрянным табаком, единственным, который у него остался, Диппер выволок бумажки на середину комнаты и принялся их рвать, раскидывая по углам ошмётки. Рвал до тех пор, пока не обрезал себе бумагой все пальцы. Мерзкая красная кровь потекла по запястьям, и Пайнс разозлился ещё больше. С ожесточением он втёр её в своё лицо, и втирал бы дальше, если бы его опять не вырвало какой-то непонятной кроваво-жёлтой жижей. Вместе с жижей Диппера покинули остатки сил и самообладания. Он закопался носом в дрожащие влажные ладони и несчастно захныкал. Положение дел было до того безысходно, что ничто, кроме суицида и бессильных слёз не приходило Дипперу в голову. Он сам был во всём виноват. Сколько людей погибло из-за него? Скольких перестреляли, скольких отправили с его помощью в Просперитас? Его мать, отец, оба они мертвы. Диппер посмешище, шут гороховый со своей глупостью, с навязчивой идеей, завихрившейся в больном мозгу. Под носом у него, под кровоточащим носом лежала мятая желтоватая бумажка с самыми аккуратными и самыми ровными строчками, какие он только мог вывести. «Человечеству от:». Диппер схватил её и засунул в рот, безжалостно разрывая на части зубами, причиняя себе боль, стремясь причинить боль бесчувственной бумажке. Новая, блять, парадигма. Единственный человеческий шанс. Общечеловеческое достижение! Пока я молод, я смогу сделать многое! Мы живём удивительно хорошо! Диппер не мог всего этого вынести. Он просто физически не мог. Вонь в комнате душила его, паника и ужас кипели в крови, изо всех возможных мест рвущейся наружу. Голод, смрад, бессонница, духота и дикий животный страх душили его в своих ласковых крепких объятьях. У Диппера Пайнса было несколько путей выхода отсюда. В этой комнате больше нельзя было оставаться. Чем чреваты бессилие и бессмысленность в мире, в котором есть то, чем можно заменить силу и смысл? Второй день Билла Сайфера, по совместительству первый день вне лазарета, проходил в уединении, не считая периодически появляющегося Стэнли Пайнса, беспокойного старика, который несколько раз бегал проверять кого-то где-то с какими-то целями. Билла куда-то вписали, заставив поставить несколько крестиков и галочек, где указано, спешно показали, где у них здесь «по главной нужде» что да как расположено, и оставили, будучи совершенно безразличными к его судьбе. Разве что предупредили, что по окончании больничного Билл должен будет вступить в какую-нибудь бригаду и езжать на копи. Никакого настроения разговаривать у Сайфера не было, никакого желания копать руду – точно так же. В одно единственное мгновение жизнь его превратилась в подобие забвения с одним лишь отличием – бессмысленно и беспощадно, он до сих пор продолжал существовать. Вероятно, это могло звучать странно, но Билл до сих пор существовал в подлунном мире. Это было странно, неправильно, глупо и нецелесообразно с его стороны. Это было вредно для его здоровья. В который раз он оказывался в этой ситуации, в который раз пытался изо всех сил принять тот факт, что виноват именно он и никто другой. Парадоксально. Больно. Билл ощущал зуд. Везде. Шахта встретила его криками и песнями, суетой, запахом самогона и спирта. Туда-сюда бегали дрезины, орал громкоговоритель, рабочие в грязи сновали туда-сюда, разгружая тюки с провизией, привезённой из Просперитаса. Билл шагнул в этот омут, в котором каждый что-то делал просто для того, чтобы жить, чтобы выжить как можно дольше. Иного объяснения суете не было. Зачем эти пропойцы таскали на себе тюки с рисом и лапшой, тушёнкой и хлебом? Зачем каждый день усердно копались в грязи? Грезя лишь обо одном – завалиться под вечер в бар и в тёплой компании несколько десятков раз принять на грудь. Они исполняли общественный порядок, заведённый Просперитасом, маленькой наркоимперией посреди обыдлевших деревень, беспрекословно. Что они знали? Они знали, что им не стоит кусать кормящую руку, и тогда на ужин их ждут сборник пошлых стишков, тарелка бобов с рисом и курятиной, кусок хлеба и незыблемое бессмысленное завтра. Что ещё они знали? С волками жить – по-волчьи выть. Был ли хоть один человек, кроме Диппера Пайнса, конечно, который верил в то, что проспеританский Герольд чист на руку? Что можно сказать о просперитянене, глядя в его мутные, по-овечьи тупо улыбающиеся в лоб давящему его бульдозеру глаза? Это даже не смешно. Ежегодно Просперитас требовал отток хотя бы в двадцать-тридцать человек от каждого протектората, которых у него было не мало. Порой туда шли добровольно, уставши от копания руды и желая погрузиться в сладкое небытие, в основном отправляли стариков, кого-то запихивали насильно, но не было после первых двух диких волн раификации практически ни одного человека, который на полном серьёзе бы верил в честь и благородство проспеританской философии, сжирающей людей, как бесплатный корм, грёбаный бесплатный сыр, и ничего за это не получающей. Мышеловка давным-давно вышла из строя. Просперитас цвёл, как огромный организм, как блядская раковая опухоль, клетки которой неконтролируемо развивались и пролиферировали. Опухоль росла, умирало в организме всё человеческое, но разве было это хоть сколько-нибудь важно зарвавшемуся герольду Просперитаса, который либо был вшив до кончиков ногтей, либо мечтал возродить человечество и отстроить новый порядок на всей Земле, сродни какому-нибудь шелудивому коммунизму. Так или иначе, герольд оставался безумен, но что страшнее – было ли это хоть сколько-нибудь важно суетливым работягам, испитым свиньям, до седьмого пота проседавшим в грязных жарких подземельях ради ебаной пайки то, что их собратьев по облику и крови сжигали на химическом голубом огне, медленно покручивали на вертеле, выжимая все соки из податливого безмозглого тела, буквально не отходя от кассы? Нет, им всегда было плевать. В баре, несмотря на дневное время, народу было не протолкнуться. Билл кое-как добрался до стойки, спихнул спящего завсегдатая на пол со стула и сел. Седовласая бестия с лукавым, но ленивым огоньком в чёрных глазах, глянула на него презрительно. - Чего тебе? – спросила она. Сайфер пошарил глазами по стойке в поисках чего-нибудь, о чём бы не пришлось просить вслух, и кивнул на стакан с абсентом. Тётка удивлённо вскинула брови. - Я тебя здесь впервые вижу, милый, не стоит злоупотре… - Иное показалось бы мне подозрительным, - холодным тоном прервал её Билл, - налей мне за счёт заведения, и мы разойдёмся мирно, я не из тех, кто щадит женщин. Кустистые брови барменши не в состоянии были находиться в одном положении ни секунды. Она яростно нахмурилась и уже собиралась стукнуть по столешнице, но, встретившись взглядом с глазами Сайфера, мгновенно остановилась. Билл перегнулся через стол и прошептал, обдавая лицо дурным голодным дыханием, тихо и зловеще: - А может ты и не женщина вовсе? Налей, блять, у меня нет настроения пробовать твои мораль и нравственность на вкус. Трясущимися руками барменша безропотно откупорила бутылку и плеснула ядрёного зелёного пойла в едва ли мытый стакан со сколами. Сайфер как мог добродушно улыбнулся, разболтанным движением перехватил свой стакан, опрокинул его в рот, встал и, распихивая пьяных рабочих, вышел вон. Тело Алеса Мазура, вышедшего из самых грязных мародёрских кругов, о чём Биллу Сайферу стало известно опытным путём, было привычно к алкоголю и наркотикам всех сортов, переживало какие угодно ломки, склифы и татаходы, неизменно перекумаривая их и возвращаясь на тропу непримиримой войны жизни и смерти. Сам же Билл был не очень привычен, система его паразитирующего организма давала всё больше и больше сбоев вроде сине-бурых некрозов и совершенно диких выбросов дофамина, потому он почувствовал себя не очень хорошо после выпитого абсента. Тем не менее каша в голове и падение за ближайшую тумбу прекратили его мытарства на неопределённый срок. Билл был совсем непривычен, и ему действительно стоило начинать спиваться с чего-то полегче. Громкий настырный визг и чьи-то мерзкие руки, трясущие за плечи, вынудили небытие Билла раствориться в противно-жёлтом свете, который дырявил глаза. Над ним нависал Стэн с таким лицом, будто только что совершил акт полового сношения с собакой поневоле. - Очнись, блять! – пророкотал он, брызжа слюной, Сайфер несанкционированно вмазал ему по носу расслабленной ладонью, за что был стукнут о землю головой. – Какого ты творишь?! Я сказал тебе квартирантов поискать, а ты нажрался в доску! Ты здесь сутки провалялся, знаешь?! Противный голос резал уши, причём выдающий не очень членораздельные предложения, потом Билла и вовсе вздёрнули на ноги. - Пошли, поможешь, у нас проблемы, - внятно провозгласил Стэн и потащил его куда-то за собой. В голове у Сайфера по-прежнему стоял морок, не позволяющий всяким глупым и совершенно ненужным мыслям пробиться в сознание, потому он послушно плёлся за Стэном. Вокруг снова было шумно, голова гудела, и его шатало в разные стороны. Постепенно в воздухе затянуло дымом. Билл принюхался, а Стэн только резче потянул его вперёд. Отпустил он его только тогда, когда вокруг пространство уже помутнело от дыма, а перед носом оказалась дверь, из-под которой сочился дым. Рядом с дверью, пробуя всевозможные отмычки, неловко копошилась медсестра Мейбл, зажав мокрой тряпкой нос. Видимо, тщетно. - Помоги вынести дверь! – крикнул Стэн и отпихнул Мейбл в сторону. – Милая, иди лучше в лазарет, вызови сюда пару эскулапов с носилками, похоже, у нашего парня большие проблемы с головой! Билл по-прежнему не очень понимал, что происходит, но повиновался и пошёл помогать Стэнли выносить дверь. Они навалились на неё один раз, второй, но ничего путного не выходило. Постепенно к Сайферу возвращались рассудок и мрачность, Стэн красочно матерился, отбивая румбу кулаками по деревянной поверхности. - Диппер, блять! Открой дверь НЕМЕДЛЕННО! – взвыл он. - А что он там делает? – хрипло и с издёвкой спросил Билл. Стэн покосился на него, как на умалишённого. – Уйди к чёрту, дай ребёнку поиграться, может быть, он наконец осознал тленность бытия и сейчас совершает самое важное дело своей жиз… - ЁБАНЫЙ УБЛЮДОК! – заорал Стэн и вмазал ему кулаком по челюсти. Сайфер чуть не грохнулся на землю. – Я ТЕБЯ НЕ ЗА БЛЯДСКИМИ СОВЕТАМИ ПОЗВАЛ, Я ПОПРОСИЛ ТЕБЯ ПОМОЧЬ ВЫНЕСТИ ДВЕРЬ! Билл почувствовал себя странно. Потом он оттолкнул бурлящего Стэна от двери и несколько раз с силой врезался в неё. Что-то грохнулось по ту сторону и содрогнуло пол, старик от неожиданности зажал уши. Дверь поддалась. - Вуаля… - прошипел он злобно. – Дальше-то что? Из узенького просвета вырвались клубы дыма и жар. Билл ещё несколько раз толкнул дверь, освобождая тем самым для себя проход, слушая, как внутри все кряхтит и гремит. Почему он это делал – он сам не знал. Просто потому, что это действие имело подтекст и преследовало определённую цель. Он протиснулся внутрь, зажимая рот и нос ладонью. Посреди комнаты, на земле среди разбросанных досок, отгороженное куском какого-то металла полыхало пламя чуть ли не до потолка. Горели книги. Билл Сайфер встал с широко разинутыми глазами и смотрел на то, как сгорала огромная груда книг посреди тёмной комнаты, пропахшей чёрт знает чем, но в основном гарью. На кровати, раздевшись до портков и сложив руки на груди в молящемся жесте, в дыму лежал Диппер с обалдевшим зарёванным лицом в крови, с обожжёнными руками и плохо перебинтованной ногой, штанина на которой была вздёрнута. Дым постепенно забирался в лёгкие Билла, изумление и некий благоговейный ужас неохотно уступали место пресловутому инстинкту сохранения, и Сайфер бросился по боку от костра к Дипперу. Он схватил его, уже не сопротивляющегося и обмякшего под спину, прижимая лицом к своему плечу, и рывком кинулся обратно к двери. Книги продолжали гореть, дым медленно вытекал через просвет, в комнату уже рвался Стэн, но Сайфер с Диппером в обнимку бесцеремонно выпихнул его. Кое-как он шваркнул Диппера на поверхность, то есть землю, параллельно и щупая пульс и стуча ладонями по его щекам. - Что это, блять, такое?! – проорал Стэн, вбежав в комнату и выбежав оттуда. – Дождись врачей, я сбегаю… принесу воду или ещё какую-нибудь хуйню, не знаю… да, да, так и сделаю… Стэн торопливо исчез, но ненадолго. Диппер неожиданным образом прибывал в сознании. Первым делом его вырвало, благо, мимо Билла, который как мог бережно поддерживал его грязные волосы, пропахшие дымом. Пайнс глубоко и рвано вдыхал свежий воздух, его пульс отбивал чечётку, лицо всё покраснело и полопались капилляры в глазах. Сайфер сел рядом и бессмысленным взглядом уставился на дым, вытекающий наружу, пока Стэн усердно поливал водой костёр. У Билла не находилось ни слова. Диппер кряхтел и хлюпал носом, дрожащей рукой утирая нос и слезящиеся глаза. Потом прискакала Мейбл с Холли и какими-то двумя мужиками. Билл отодвинулся подальше от эпицентра, продолжая созерцать дым, не пытаясь остановиться ни на одной мысли. Холли о чём-то спрашивала Диппера, сам Диппер ничего не говорил, только горестно вздыхал, обхватив колени руками. Потом сквозь врачей прорвался Стэн, схватил Диппера за плечи, наорал на него и влепил пощёчину, отчего тот ещё более потерянно уставился в пол. Мужики подхватили его под руки и под вялые пререкания поволокли в медицинский блок. Стэн хлопнул Сайфера по плечу, горячо его благодаря, и сказал, что будет ждать его у общежития, потому что имей он свою квартиру, которую пропил пару лет назад, он бы обязательно поселил Билла у себя, а так, просто обязан ему помочь. Билл устал. Голова нечеловечески раскалывалась, изображение перед глазами четверилось. Билл пошевелил пальцами и кое-как поднялся на ноги. Он переместился на какой-то прибрежный кусок арматуры и откинул голову на стену. Мысли постепенно обретали прежний оттенок, Сайфер снова не знал, как тактично справиться с ними, с этим полным отсутствием любых догадок, что будет дальше, и будет ли это «дальше» стоить хоть ломанного гроша. Его истины, такие грёбаные нерушимые и вечные истины окончательно обратились в прах, потому что он не раз и не два нарушал свои собственные законы. *** Билл очнулся, когда кто-то потряс его за плечо. Нет, это было не похоже на то, как тряс его, пьяного, Стэн. Это было очень осторожно и как будто испуганно. Перед его лицом материализовалось лицо Диппера, обклеенное пластырями и марлей. Сайфер вперился в него взглядом и вопросительно вскинул брови, не склонный ко сну и сонному физиологическому состоянию. - Уже поздно, - пробормотал Диппер, - не думаю, что спать на… улице – хорошая идея. Стэн ждёт, эм, тебя. В блоке «С» жилого сектора. Билл задумчиво закусил нижнюю губу и резко принял вертикальное положение, нависнув над Диппером. Пайнс в секунду весь съёжился и вжал голову в плечи, боясь даже посмотреть на него. - Здесь как в газовой камере, - сухо сказал Билл, внимательно глядя на подрагивающие ресницы и чуть заметно шевелящиеся губы Диппера. - Дымно?.. – он буквально выдавил из это глупое, слабое и детское «дымно», сжимая своими смешными тоненькими пальцами края свитера. - Мертвечиной пахнет. Билл странно усмехнулся и шагнул мимо Диппера к комнате, из которой уже не выползал дым. - Я с тобой поживу немного, Сосенка. Для... профилактики.