Исход земной цивилизации. Апокалипсис

Древний Египет. 3554 г до н.э.

— Похоже, она нравится народу, — заметил Хорус, словно тень своего хозяина, стоявший за его спиной. — Это хороший знак, она может стать вам полезна. Мардук задумчиво смотрел на Инанну, сегодня он был далек от общения с подданными, считая свою безопасность превыше всего. На главной площади Но-Амон, украшенной лентами и цветами, гремел праздник в его честь, когда простой народ получал подаяния из рук царицы и улыбающейся Инанны. Они раздавали ячмень, хлеб и молоко, а Набу помогал евнухам разливать пиво — эта традиция позволяла народу почувствовать свою необходимость. Они знали, что боги не забывают о них. — Эй, постой, — Инанна окликнула маленького мальчика, стащившего с прилавка большую лепешку, которую делили на двоих. Инанна бросилась за ним, миновав зазевавшуюся охрану. Догнав его, она мягко схватила мальчугана за плечи и, развернув к себе, опустилась на землю. — Велите выпороть его, госпожа? — тут же вырос за его спиной страж. — Нет, конечно, — бросила она и заглянула в глаза испуганному мальчику. — Сегодня и всегда ты должен делить хлеб с ближним, — Инанна увидела одиноко стоявшую девочку в пыльной одежде, босую и нечесанную, такую же, как и этот ребенок. — Иди сюда, — она приглащающе протянула ладонь, и малышка, закусив губу, с опаской приблизилась. — Ну, что ты стоишь, поделись с ней хлебом. Ребенок рядом с ней сначала прижал лепешку крепче, но потом, глядя на девочку, разломил ее на две неровные половины. После трудных раздумий он неожиданно отдал девочке большую часть, та робко приняла хлеб и улыбнулась, заставив его покраснеть. Инанна засмеялась и, поднявшись на ноги, положила ладони на макушки детишек. — Идем, у нас еще есть молоко, — пообещала она и, мазнув недовольным взглядом по морщинистому лицу стражника, подтолкнула детей к прилавку. — Финиковое пиво еще хуже ячменного, — глядя на дно глиняной кружки, скривился Нинурта. — Так не пил бы, — резонно сказал Мардук, глядя на Инанну, собравшую вокруг себя всех оборванцев. — Практически все напитки производятся из того, что растет в Египте. Ячмень или финики. Отсюда и ассортимент. — Сказал фараон, в погребах которого бутылки лучшего нибируанского вина, — усмехнулся Нинурта, оглядывая пыльную площадь, заполненную нищими — в основном теми, кто уже был непригоден для тяжелой работы над постройкой пирамиды. — Инанна, похоже, счастлива среди этого сброда. Она смеялась, играя с детьми в салочки, словно сама еще была ребенком. Не боясь испачкать платье или пораниться, Инанна, падая, поднималась и отбегала в сторону, уводя за собой детвору. Набу наблюдал за ней издали, усмехаясь ее неуклюжести. Вскоре оказавшись у прилавка, она неожиданно дотронулась до его плеча, что-то выкрикнув, и пустилась прочь вместе с детьми. Набу, постояв некоторое время, глядя на нее, как на сумасшедшую, внезапно сорвался с места, точно ужаленный, и, догнав одного из ребят, легонько хлопнул его по плечу. Смех над площадью заставлял людей оборачиваться и улыбаться. Музыканты заиграли более веселую мелодию, ускорив ритм барабанов, а флейты перешли на чистый мажор. — Принц Египта и правнучка царя Нибиру играют в салочки, — Нинурта покачал головой. Мардук сощурился, он и сам почти улыбался, глядя на это забавное действо, однако сарказм кузена отрезвил его. В какой-то момент Инанна, будто почувствовав его взгляд, посмотрела на Мардука, и ее внезапно сбил с ног Набу. Фараон даже приподнялся на троне, нахмуренно посмотрев на племянницу. — О, Великий Ану, ты цела? — испугался Набу; стража тут же окружила их, разогнав детей. — Да, все в порядке, — не слишком уверенно ответила она и поморщилась, почувствовав, как саднит содранная коленка. — Помоги мне встать. — Расступитесь, фараон идет, — донесся до них голос глашатая; толпа редела, пропуская окруженного стражей Мардука, на чьем лице виднелся отпечаток недовольства. Инанна встала, опираясь на Набу. Она оказалась в его объятиях и внезапно ощутила неловкость, тут же отскочив в сторону и зашипев от боли. Набу же остался стоять на месте, глядя на нее своими пронзительными зелеными глазами. — Инанна, площадь — не место для детских игр, — строго сказал Мардук смутившейся девушке. — Тетушка, проводите ее во дворец, чтобы обработать рану. — Все в порядке, всего лишь царапина, нужно всего лишь промыть водой… — Инанна, делай, что тебе говорят! — встрял Нинурта. Мардук, которого внезапная солидарность со стороны кузена только больше раздосадовала, оглядел людей, обступивших их. На их уставших, изможденных египетской жарой лицах читалось восхищение, и предназначалось оно отнюдь не фараону, а девушке с золотыми волосами. — Прекрасная Хатор! — крикнул некто, воздев руки к небу, и Инанна огляделась, увидев обращенные к ней взгляды. — Прекрасная Хатор! — подхватила толпа, получившая из ее рук подаяния. — Почему они кричат это? — спросила Инанна у Нинхурсаг, забираясь в принесенный слугами паланкин, расписанный золотом и египетским символами, среди которых был и главный символ Мардука — уджат, данный ему при рождении. — Ты им нравишься, — Нинхурсаг тепло улыбнулась, занимая свой паланкин. — Тебе кажется это странным, но ты для них еще более удивительна. — Живя в Эрехе, я знала, что мне поклонялись, люди падали предо мной на колени, но там это было заслуженно. Я проводила обряды во славу Ану. Здесь я не сделала ничего такого, чтобы заслужить любовь египетского народа. — Младенец с первых минут любит свою мать, а собака хозяина. Любят без причины, Инанна, и ты одна из тех, кто обучил людей этой любви столетия назад. Во дворец, — скомандовала Нинхурсаг, и слуги, подняв паланкины, понесли их сквозь площадь, наполненную раболепными людьми, тянущими к Инанне руки. Она почувствовала на себе взгляд зеленых глаз и невольно оглянулась на Набу, все еще выслушивавшего от отца нравоучения. Ее тело почему-то до сих пор помнило случайные прикосновения, заставляя необъяснимое волнение подниматься в груди, и это чувство было пугающим, чужеродным и недостойным. Набу был полукровкой, а это означало, что как бы он ни был ей симпатичен, лучше не давать волю сердцу. После шуруппака Инанна вернулась в свои покои и замерла на месте, увидев на кровати сверток пурпурной ткани, перевязанный золотой лентой. — Рит, кто был в моих покоях? — с подозрением спросила Инанна, опустившись на край ложа. — Я не знаю, госпожа, попробую спросить у слуг. Но Инанна, задумчиво повертев в руках сверток, сказала: — Не надо, кажется, я догадываюсь, — пробормотала она. — Узнай, вернулся ли принц Набу из города. — Да, госпожа, — Рит отошла к двери и только тогда повернулась спиной. Инанна нахмурилась, подарок от принца был явно лишним. Возможно, он символизировал всего лишь извинения за то, что Набу случайно сбил ее с ног, а может, куда более серьезные намерения. Инанна потянула за ленту и развернула ткань, в которой на ощупь находилось что-то твердое. Она ахнула от красоты, представшей ее взору — два одинаковых браслета в виде змей, которые она тут же примерила, спиралью обхватили ее плечи, гармонично дополняя плиссированное египетское платье. Инанна встала у шлифованной металлической пластины, заменявшей египтянам зеркало, чтобы оценить красоту по достоинству. Она, конечно же, не была похожа на египтянку, но со временем кожа ее приобрела приятный оттенок загара, а парик, который она иногда носила, мог приблизить ее к образу египетской женщины. Здешняя мода, архитектура и роспись на стенах более не выглядели примитивными и чужеродным. Мужчины в схенти уже не казались обнаженными, теперь Инанна различала статус в зависимости от того, как одет раб или господин. К примеру, у стражи еще были нагрудники. Головы мужчин покрывали немесы, у рабов и простых людей — однотонные, у стражников — полосатые, но разноцветные, в зависимости от звания. Господа носили как немесы, прошитые золотой нитью, так и цилиндрические головные уборы — чаще всего их надевали ближайшие слуги фараона, а также знать — на праздники или же входя во дворец. — Принц Набу сейчас в Кенхверате, — сообщила Рит, вернувшись с новостями. Этот павильон Малаката, стоящий посреди искусственного озера на сорока восьми гранитных колоннах, воистину выделялся среди других дворцовых построек, вырастая из водоема величественной ротондой — отголоском архитектуры Нибиру, незнакомой здешним зодчим. Инанна отправилась прямиком туда — в место, в котором днем отдыхали женщины, занимаясь вышиванием или рисованием, а вечером пили вино мужчины. Сегодня Мардук праздновал ежегодный праздник, посвященный его величию, пичкая людей ложной верой в его божественность. Впрочем, его праздность и себялюбие не были чем-то предосудительным. Всем отпрыскам царской семьи и их родственникам было свойственно подобное поведение. Рит едва поспевала за госпожой, в руках которой был тот самый пурпурный сверток, однако теперь обертка не казалась аккуратной, она была измята и собрана вокруг содержимого небольшим мешком, гремящим металлом. На улице совсем стемнело, это означало, что вскоре все жители и слуги Малаката соберутся в одном месте — торжественной зале, чтобы отметить завершение славного праздника. Инанна прошла мимо делегации королевских служанок, спешащих подготовить зал. Увидев ее, они остановились и уступили дорогу, опустив взгляды и сложив ладони у живота, но Инанна, казалось, и вовсе не заметила их, словно мотылек спеша на свет, сияющий из ротонды. Набу должен был готовиться к торжеству, однако почему-то предпочел находиться здесь. Инанна даже не подумала, почему оттуда доносятся звуки музыки, стремительно объявившись внутри завешенной полупрозрачной струящейся тканью беседки. Она остановилась как вкопанная, едва не сбив танцовщицу, на которой из одежды была лишь набедренная повязка. Музыканты прекратили играть, лишь флейта добила последний такт, сфальшивив на последней ноте. Глаза Инанны расширились от удивления, она резко отвернулась, но успела заметить все то, чего ей лучше было не видеть. Мардук, его визирь, Набу и Нинурта отдыхали чисто мужским коллективом в обществе наложниц и полуобнаженных танцовщиц, выписывающих весьма эротичные па и трясущих всеми своими несомненным достоинствами перед мужчинами. Но больше всего шокировала теперь стоявшая перед глазами картина, как одна из наложниц, засунув ладонь под схенти Мардука, ласкает его причинное место. Нинурта на первый взгляд, не был вовлечен во что-то столь же откровенное, однако сидящая на нем девушка с черными как ночь волосами, несомненно, исполняла неприличные возвратно-поступательные движения. Инанна даже не была уверена в том, что увидела, так как оба оставались в одежде. О, Великий Ану, Набу тоже предстал в весьма вызывающие виде — практически обнаженный, он позволил двум наложницам из, по-видимому, своего гарема, намазать его маслом для расслабляющего массажа. — Прошу прощения, я искала Набу, — втянув голову в плечи и сжав кулаки, постаралась спокойно сказать Инанна, чувствуя себя лишней на этом празднике жизни. — Я не знала, что здесь вы все. — О, и звук барабанов и флейты тебя совсем не смутил, — усмехнулся Нинурта, в то время, когда другие предпочли молчание. — Зачем вы меня искали, госпожа? — послышался шорох ткани, наверняка Набу оказался единственным, кто, отстранившись от девушек, все же решил одеться. — Я думаю, это подождет, — Инанна сглотнула, бросив короткий взгляд на сверток, сжатый в кулаке. — Извините еще раз, я пойду. Она двинулась прочь, услышав неожиданную просьбу Нинурты остаться — насмешка, конечно же. Щеки Инанны пылали от стыда, она проклинала себя за глупость. — Рит, почему ты мне не сказала, что Набу, он… — Инанна только звучно выдохнула — да так, что затрепетали ноздри. — Госпожа, смилуйтесь! Мне не говорили, что он не один! — запричитала Рит, что вошла в Кенхверат вместе с ней и застала картину разврата; служанка, как водится, упала к ее ногам, вымаливая прощение. — Госпожа, я заслуживаю смерти! — шаблонно взмолилась она. — Велите выпороть меня! Инанна, переведя дыхание, хоть и не ощущая спокойствия на сердце, только приложила ладонь ко лбу. Кажется, ее бросало из жара в холод и обратно. — О, как мне теперь смотреть в глаза фараону? Женщинам не дозволено видеть развлечения мужчин. Какой позор! Инанна примостилась на бортик фонтана, обессилев от пережитого. Она не замечала слез Рит, что ожидала наказания и действительно чувствовала, что сильно подвела свою госпожу, пусть и ненамеренно. Инанна и предположить не могла, что развлечения фараона столь развратны, однако потом вспомнила, что Сарпанит уже не столь прекрасна и молода, как прежде. Но ведь там был и Набу… Как можно развращать разум сына с юных лет? На смену чувству стыда пришло осуждение за недостойное поведение. Инанна, нахмурившись, взглянула на занавешенную тюлем ротонду и быстрым шагом отправилась в свои покои, позабыв на лавочке несчастный дар избалованного принца. — Ты столь пренебрежительно относишься к моим подаркам? — настиг Инанну низкий мужской голос, заставивший ее вздрогнуть. Она обернулась, чтобы увидеть Нинурту, идущего на нее из темноты с эскортом из нескольких слуг. Инанна разозлилась, услышав подобную новость, ведь она и не думала, что подарок от него. — Думала, что принц Набу снизошел до тебя? — Нинурта усмехнулся. — Но, поверь, дорогая, это не он. Фараон запретил ему приближался к тебе и, уж тем более, ухаживать. Он не настолько глуп, чтобы нарушать отцовский запрет. — Все прочь, — коротко бросила Инанна, и слуги отошли на расстояние, с которого они не услышат ни слова. — Так, стало быть, эти браслеты — извинение за ваше недостойное поведение, дядя? — она сложила руки на груди, величественно задрав нос. — Отнюдь, — последовал неожиданный ответ; Нинурта подошел к бортику фонтана, взял пурпурный мешочек и развернул его. — Это знак моего к тебе расположения, Инанна. Она почувствовала, насколько сильно грудь может сдавливать страх. Снискать расположение дяди не входило в ее планы, а сейчас он заявлял о своих намерениях открыто, и никто не мог осудить его. Сина не было рядом, чтобы защитить дочь, а Мардук во всем потакал кузену, и в итоге Инанна осталась одна, ища в себе силы противостоять нежеланной благосклонности старшего сына Энлиля. У нее не было и мысли обратиться за помощью к Нинхурсаг, которая непременно разгневается и решит, что Инанна клевещет. — Я ценю ваше отношение, дядя, однако прошу впредь не оказывать мне никаких знаков внимания. В противном случае, я улечу из Но-Амон. И, прошелестев подолом длинного платья по песку, Инанна просто развернулась, собираясь завершить столь нелепый разговор, но рука ее вдруг оказалась в стальной хватке. – …Здесь же слуги, — сквозь зубы проговорила она. — Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! — проскрипел Нинурта и, грубо развернув, прижал ее к себе. Инанна попыталась вырваться, но силища в этом мужчине была воистину великая. Куда ей, хрупкой девушке, расцепить его руки, которые как будто стократ мощнее ее собственных? — Отпустите меня, дядя, — дыша через раз, взмолилась Инанна, позабыв всю уверенность. — Эй, что здесь происходит? — на них шел Мардук в обществе своего сына и визиря; видимо, Инанна испортила им праздник, который скоропостижно закончился. — Всего лишь преподаю урок дорогой племяннице, разучившейся стучать в двери. Инанна побагровела не то от гнева, не то от стыда, так как ладонь Нинурты крепко сжимала ее ягодицы. — Нинурта, отпусти ее, это не самое лучшее наказание для особы ее статуса, — попросил Мардук, однако ближе, чтобы разнять их, не подошел. Нинурта смерил его недовольным взглядом, но все же внял словам Мардука и выпустил добычу из рук. Инанна, ничего не сказав, убежала, скрывшись в темноте аллеи, откуда последним звуком донесся женский всхлип. — Что ты делаешь, кузен? — Мардук жестом остановил сына, чьи кулаки уже белели от желания показать свою силу. — Она ведь твоя племянница и еще совсем ребенок! Нинурта обернулся как-то медленно и угрожающе. — Твои наложницы на вид помоложе Инанны будут… — Но ведь она не наложница… Инанна — дочь твоего младшего брата! — загремел праведным гневом голос Мардука. — Сводного брата, — вырвалось у Нинурты, и фараон еще больше помрачнел, так как кузен отказывался слышать то, что ему говорили. — Неужели ты сам не заглядываешься на нее? — Набу, Хорус, оставьте нас, — бросил Мардук, понимая, что разговор этот лучше продолжить без посторонних ушей. Набу был очень зол, но всегда вел себя тихо перед Нинуртой, понимая, что тот его ни во что не ставит, считая всего лишь человеком чуть более высшего сорта, нежели рабы. Если бы не отец, державший Набу подле себя, принцу никогда не улыбнулось бы жить в роскоши, да и вообще иметь титул. Он понимал, что у отца есть еще множество потомков, но забеременевшие наложницы отсылались в дальние Земли, на другой материк, отныне не имея доступа ко дворцу. Отец не был убийцей, но в своем отношении к человеческим женщинам отличался категоричностью, как и к случайно появившимся на свет полукровкам. Нинурта же в большинстве предпочитал нибируанских женщин, невзирая на то, что человеческие потомки имелись и у него. Но сейчас речь шла не о простой наложнице, а о девушке, что так или иначе являлась частью царской семьи. Инанна была совершенна в красоте не только внешней, но и внутренней: она не относилась к людям, как к мусору, и Набу иногда даже замечал, что она забывает о различиях между ней и человеческой расой. Хатор, богиня любви и красоты — так прозвали ее жители Но-Амон, и Набу был уверен, что весть о ней уже разлетелась за пределы столицы. Он отвергал всяческую симпатию к ней по настоянию отца, но сердце его отказывалось врать, стоило Инанне попасть в поле зрения. Теперь она нравилась ему даже больше, чем до запрета отца. Игра в салочки в городе, ее задорная улыбка и детский смех, раздающийся над городом — все это стало причиной еще большей тоски. Всего лишь полукровка, кто он перед ней — богиней? Зато для Нинурты не было никаких границ, даже при фараоне он вел себя слишком раскрепощенно на глазах у его подданных. А теперь он домогался собственной племянницы, не считая это чем-то из ряда вон выходящим. Набу вырезал бы ему сердце кинжалом и скормил псам, но у него были связаны руки. Оставалась лишь уповать на то, что отцу удастся вправить ему мозги. Позднее Инанна так и не появилась на празднике, сославшись на недомогание, хотя нибируанское здоровье исключало любые болезни. Нинурта вел себя как ни в чем ни бывало, вряд ли испытывая хотя бы что-то подобное стыду. Он пил и веселился, ведя непринужденную беседу с кузиной Сарпанит, бывшей ее фрейлиной. Мардук, конечно же, ни с кем не обмолвился о сути разговора с Нинуртой, и за ним не наблюдалось совершенно никаких признаков волнения. Но так казалось только на первый взгляд, на самом же деле страсть Нинурты к Инанне только окрепла с несогласием кузена. Он, как маленький непослушный ребенок, стремился делать все наперекор указам родителей. Однако, все же, Нинурта пообещал держать себя в руках, к концу разговора согласившись с доводами о том, что это расстроит Нинхурсаг, которая души в ней не чаяла, хотя частенько корила за невинные проказы. Мардук, однако, все равно намеревался пристально следить за кузеном, слову которого не было доверия. Понятие чести, к сожалению, было ему не присуще. Но более всего раздражала и сама Инанна, да притом беспричинно. Хотя нет, причина все же была — ее красота была необычайной, и потому столь притягательной для Нинурты, падкого на все блестящее, словно безмозглая чайка. Его характер не позволял ему отступиться от желаемого, а посему таймер бомбы замедленного действия уже был включен. Оставалось только ждать, когда же произойдет взрыв. Однако следующие две недели ничего особенного не происходило. Слугам было приказано бдительно следить за обоими и доносить о том, что они делают, что пьют и даже когда принимают ванну. Нинурта наверняка заметил за собой хвост, поэтому будто бы притих, позволив кузену немного успокоиться. Они оба были слишком заняты, все время пропадая на стройке пирамиды и не заговаривали об Инанне. Первые два этажа пирамиды уже почти были готовы, оставалось только облицевать фасад. Но с рабским трудом это займет несколько лет, быть может, десятилетий, учитывая объемы работы. Ану не торопился с постройкой пирамиды-дублера, потому что в Ресети-Ири функционировала основная, создавая зону покрытия для трех планет. Посему сроки царя совсем не волновали, что, несомненно, было на руку Мардуку. Это означало, что и финансирование Египта с Нибиру пока не прекратится. Вглядываясь в чертежи, Мардук прикидывал, когда им будет необходимо ввозить спутниковое оборудование, а главное, как это провернуть, чтобы рабы его не увидели. Необходимо было продумать сеть подземных тоннелей и привлечь к их постройке нибируанцев. — Мой фараон, из Гелиополя прибыл Тот с караваном продовольствия, — сообщил Хорус, держа в руках папирус, принесенный гонцом. Взглянув из своего шатра на едва начинающие рыжеть солнце, Мардук решил, что на сегодня достаточно работы, и приказал визирю подготовить лошадей. Невзирая на свой статус, фараон нечасто использовал паланкины, так как передвижение на них было слишком медленным. Он не хотел заставлять ждать младшего брата, властвовавшего во втором крупном городе Египта, некогда бывшем столицей. Тот был средним сыном Дамкины и Энки, а также славным парнем, хоть и немного жадным до власти. Из-за того, что он был третьим сыном в семье после Мардука и Нергала, он имел меньше власти и из кожи вон лез, чтобы доказать свою значимость. Люди стали изображать его как бога с головой ибиса, который совал свой длинный клюв, куда не надо. Однако, невзирая на это, он был лоялен старшему брату — Мардуку, щедро одаривая фараона Египта благами южной столицы. Он привозил ткань и лошадей, а также украшения для женщин двора. Настоящим его именем было Нингишзида, но Тот предпочитал египетский его эквивалент. Возможно, из-за того, что Нингишзида было чрезмерно длинным и труднопроизносимым именем. Нинурта остался на стройке, осматривать фундамент, а точнее, выбирать места для входов в секретные тоннели, посему Мардук, взлетев на своего скакуна, отправился сквозь город в окружении слуг. Каждый день люди видели своего фараона в городе и всякий раз громко восхваляли его деяния и провожали пожеланиями долгих лет жизни и процветания. Он уже не обращал на них внимания, лишь машинально улыбался и поднимал раскрытую ладонь, иногда давая знак слугам бросать народу имевшиеся на такой случай припасы. Сегодня же его путь во дворец был короток и быстр. В подъездном дворе уже стояло не менее пятидесяти запряженных телегами верблюдов и лошадей. Все это очарование после долгой дороги источало непревзойденный аромат скотного двора, перебивавший запах благоухавших цветов. Навстречу отцу вышел Набу, что удивительно, без Тота, но Мардук уже догадался, что гость, не застав фараона, конечно же выказывал свое почтение царице. — Какая ужасная вонь! — возмутилась с галереи второго этажа Нинхурсаг. — Она теперь даже в моих покоях! Фараон, прикажите убрать этих ужасных животных! Ближайший верблюд, точно услышав ее, смачно харкнул в розовый куст, заставив Набу, Мардука и Хоруса рассмеяться. — Как говорят у нас в Египте, тетя, если повеяло хлевом — к приезду Тота, — улыбнулся Мардук. — Начинает нести еще за пару верст, если ветер в нашу сторону, Ваша Высочество, — отшутился Набу, глядя на нее снизу вверх. Фыркнув, Нинхурсаг что-то приказала слугам и скрылась внутри. Мардук отчетливо видел на балконе еще и силуэт отца. Прошло уже много сотен тысяч лет, а они все еще водят шашни. Нинхурсаг неисправима, все никак не разберется в чувствах между ним и Энлилем. И запрет Ану выходить замуж ее вовсе не останавливает. — Набу, где Тот? — Мардук, наконец, спешился и передал коня слуге. — Он с госпожой Инанной… Катает ее верхом на верблюде. Представить Инанну верхом на этом неграциозном копытном казалось невозможным. — Почему, ради Ану, она заинтересовалась верблюдами? — Полагаю, потому что никогда их не видела, — пожал плечами Набу, зная, что эти животные были земными эндемиками и на Нибиру не выводились. — Хотя, полагаю, в Эрехе они должны были водиться… Мардук, словно в подтверждение его слов, услышал смех, доносящийся от фонтана через арку. Нахмурившись, он приказал визирю и слугам разобраться со скотиной, что портила чудесный сад подъездного двора, найдя его вполне пригодным для пищи. Картина, представшая взору, была удивительной. Инанна, смеясь и вереща, точно маленькая, скакала вокруг Тота, державшего длинную веревку, привязанную к уздечке на морде двухгорбого верблюда, неуклюже перебиравшего длинными ногами. Инанна уже давно так не смеялась. Чего и говорить, даже ее улыбка стала нечастым явлением после той стычки с Нинуртой в саду у Кенхверата. Племянница будто бы притихла и перестала попадаться кузенам на глаза, проводя каждую минуту в помощи Сарпанит, играя в шахматы с Энки или же пропадая за медицинскими книгами Нинхурсаг. Но причина ее увлечений была очевидной — Инанна боялась, что Нинурта, обезумев, станет предпринимать больше попыток добиться ее расположения, возможно, даже применяя силу, поэтому грамотно избегала встреч с ним. Мардук это поддерживал. — Инанна, что ты делаешь? — раздался грозный голос фараона над площадью. — Тот, немедленно останови верблюда! Тот, с чьего лица не сходила улыбка, «процокал» особую команду, и верблюд пошел на замедление, пока не остановился аккурат возле Мардука. — Брат, ты находишь эту забаву предосудительной? — Разумнее, если бы ты предпочла верховую езду на лошади, — недовольно сложив руки на груди, отозвался Мардук, игнорируя слова младшего брата и глядя на нее снизу вверх. — Прости нам эту шалость, брат, — попросил Тот, приблизившись. — Разве я могу хоть в чем-либо отказать нашей очаровательной Инанне? — Я никогда еще не каталась на верблюде, но часто видела их в Эрехе, — подтвердила та, дрыгая ногами. — Эти грязные животные не для того, чтобы на них катались юные девушки вроде тебя, — сказал Мардук, не понимая, почему прицепился к ней. Тот лишь вскинул бровь, но промолчал. Его длинный нос — еще одна из причин, почему его изображали с головой ибиса, сморщился, выдавая неприятие придирок. — Ладно, раз фараон недоволен, я обязана подчиниться его настроению. Как слезть с этой штуковины? Еще один набор звуков прозвучал изо рта Тота; верблюд неожиданно и резко опустился на передние колени, и Иннана, только ойкнув, выпала из седла, аккурат на фараона, который, рухнув на гравий, инстинктивно сжал ее в объятиях, не позволив пораниться. Замерев, она только испуганно смотрела в его глаза, опасаясь последующего гнева. Мардук лишь заметил хитрющий взгляд Тота, сделавшего это, очевидно, намеренно, чтобы что-то проверить. Еще пара секунд осознания, что они слишком близко, и Инанна отпрянула, усевшись прямо на песок и опустив взгляд. — Дядя, извините, это вышло случайно, однако спасибо, что поймали, — казалось, что ее опустившаяся еще ниже голова вот-вот отломится от шеи из-за смущения. Но Мардук не смотрел ей в глаза, он, собираясь было встать, заметил на внутренней стороне ее бедер, приоткрытых задравшимся подолом, темнеющие пятна синяков. Инанна, не услышав ни слова в ответ, несмело посмотрела на дядю из-под бровей и нахмурилась, заметив, что его взор обращен на ее ноги. Быстро накрыв их, она попыталась встать, однако Мардук резко схватил ее за запястье, а второй рукой поднял подбородок. Издали небольшой кровоподтек на губе был едва ли заметен, благодаря корректирующей косметике, но Инанна уже поняла, что дядя смотрит прямо на него. В глазах его будто запылали искры пламени, а губы приоткрылись, показывая два ряда плотно сжатых зубов. — Фараон, почему ты так зол? — вклинился Тот, но оба его проигнорировали. — Откуда это? — проскрежетал Мардук, едва сдерживая грудное рычание. — Поскользнулась в купальне, дядя, — напряженно ответила Инанна и отпрянула, встав на ноги, почувствовав, что его захват несколько ослаб: — Меня ждет царица. Тот, спасибо за катание на верблюде. Милое копытное, если бы так не воняло. И, одарив его кривой ухмылкой, отправилась прочь быстрым шагом, крепко сцепив руки у груди. Тот протянул руку фараону, подняв его на ноги, так как для этого не оказалось поблизости слуг, видимо, занятых разгрузкой каравана и попыткой найти стойла для верблюдов. — Мне кажется, или между вами что-то происходит? — выдал совершенно идиотское умозаключение он. — Твоя злость на Инанну, брат, кажется какой-то слишком нарочитой. Наверное, я не удивлю тебя, если скажу, что она, несомненно, сильно похорошела за последние тысячи лет. — К сожалению, в этом-то и проблема, — невнятно пробурчал Мардук. — Прости, Тот, я смогу оказать тебе прием чуть позже. У меня неожиданно появилось срочное дело. Гость остался стоять в недоумении, глядя вслед стремительно удаляющемуся фараону, приказавшему страже у арки привести обратно его лошадь. — Отец, куда ты? — только донесся голос Набу издали. — Какой теплый прием… — только покачал головой Тот, понимая, однако, что Мардук никогда не злился на пустом месте; падение с верблюда, возможно, и вовсе не имело отношения к его гневу. Смущение Инанны было еще более очевидным, но неужели Мардук посмел позариться на дочь Сина? Она же моложе его в три раза! Но сегодня Тот как никогда обратил внимание на старение царицы и поневоле стал понимать старшего брата, конечно же, избравшего красоту и юность Инанны своей следующей целью… …Инанна была зла на саму себя, не придав значения синякам и небольшой трещине на губе. Она планировала сходить в шуруппак вечером, так как днем там часто находилась Нинхурсаг, которая, несомненно, осыпала бы ее градом вопросов, и тогда Инанна, не сдержавшись, выложила бы, какой монстр ее сын. Нинурта впервые пришел ночью неделю назад, словно шпион забрался в окно второго этажа, надув слуг и стражу. Инанна уже спала и проснулась от того, что ей зажали рот ладонью. Она с отвращением и содроганием вспоминала его грязные прикосновения, грубость и ненасытность. Нинурта просто взял ее силой, унизил тем, что она была слабее. Ее слезы и мольбы не имели ровным счетом никакого значения. Она не была невинна, но еще никогда прежде ее не брали без ее согласия, и от этого великий стыд поселился в сердце. Вчера Нинурта пришел второй раз, и Инанна, посмев укусить неприкосновенного сына Энлиля, получила несильный, но ощутимый удар наотмашь по лицу. Этой ночью он был особенно груб, держа ее за волосы и беря сзади, словно племенную кобылу. Инанна не смела и пискнуть, чтобы никто не узнал об этом позоре. В ней не было страха, лишь только темная ненависть к дяде, потому что она была слабее… потому что она была женщиной. Нинурта называл ее красоту преступной, обвиняя в своем же поведении. Это звучало насмешкой, бессмыслицей… Но от этого не становилось легче. Проснувшись поутру в пустой постели, пахнущей его потом, Инанна мечтала лишь о мести, и ей огромных трудов стоило сохранить самообладание и вести себя как прежде, стараясь ничем не выдавать волнения. Ей нужна была какая-то защита… Внезапно в сердце появилась надежда, что Мардук защитит ее, что, быть может, он не станет потакать Нинурте. Не было сомнений, что он догадался о том, откуда у нее синяки. Но надежда так же быстро угасла, и появилось осознание того, что Мардук, невзирая на последнюю стычку в Кенхверате, может элементарно замолчать увиденное. Инанна знала, что мимолетные оскорбления в сторону Набу оставались без ответа, ведь его отец трясся за Египет всей душой, а Нинурта имел влияние на Энлиля и Ану намного большее, нежели он… Какой же смысл ожидать от фараона чего-то, когда он не может защитить и собственного сына?