We're broken but we fit together just right You know, I saw the black inside your eyes I saw they were eclipsed by mine And they looked just right (Evans Blue, Eclipsed)
Я зашла в одну из спален на втором этаже и, закрыв собой дверь, прислонилась к ней спиной. Я посмотрела на свою перевязанную ладонь, думая о том, как мерзко на душе из-за того, что между мной и Беллами появились секреты. Однако даже сейчас я считала, что поступила верно. Вздохнув, я пересекла комнату и села в большое мягкое кресло у окна. Рассеянно глядя в окно, я принялась рассматривать белоснежный храм на фоне сереющего неба. Со своего места я видела кровавые лужи и трупы на земле у занятого нами дома. Возможно, именно эти люди являлись хозяевами кресла, в котором я устроилась, поджав под себя ноги. Тишина, прерываемая только моим дыханием, успокаивала меня, погружая в состояние отрешенности и задумчивости. Я пыталась распутать хаотичный клубок из собственных мыслей, но чем сильнее анализировала, тем глубже в них увязала. Было слишком много всего, что следовало разложить по полочкам в своей голове. Слишком много противоречивых чувств, разрывающих меня изнутри. Но одно я знала точно: я устала бороться с этим миром и оправдывать убийства нашим выживанием. С Перл я действовала из самых благих намерений и раз цена тому — ложь, отравляющая моё сознание, что же, пускай. Мне придётся принять в себе этот поступок, принять в себе то, что я против безжалостных методов Беллами. Есть только две стороны — моя и его. Никаких полумер. И сегодня я сделала выбор. Я медленно провела указательным пальцем по льняной ткани на своей ладони. Наверное, я должна ощущать самодовольство от того, что Беллами действительно неравнодушен ко мне. Но подобного чувства я в себе не находила. Только смятение. И любопытство. Я бы обманула себя, заявив, что никогда не представляла каково это быть вместе с ним — во всех смыслах. Глаза слипались, голова отказывалась соображать, но я упрямо пялилась в окно, пока вдруг весь мир не начал угасать, окрашивая всё вокруг в чёрный цвет. Потом внезапно стало так темно, как ещё никогда не было, и я почувствовала, как чужой, колючий взгляд пробегает по моей коже. Тьма таила в себе опасность, и я знала, что в этот раз мне не сбежать. Холодные ладони с острыми ногтями принялись шарить по моему сжавшемуся в комок телу. От грубых прикосновений к груди и бедрам, стало гадко и противно. Почему-то мне никак не удавалось оттолкнуть от себя скрытого во мраке человека. Собственные руки предали меня, став слабыми и тяжелыми. Ощутив, как этот человек разводит мне ноги коленом, я заплакала, умоляя появившиеся из ниоткуда голоса пощадить меня. Но они отказывались внимать мне и становились лишь громче и громче, разрывая барабанные перепонки своими криками, к которым примешивались ещё и мои. Держащий меня человек засмеялся знакомым смехом, а затем я задохнулась от острой боли между ног. Резко запахло кровью. Завопив от страха, я задергалась и распахнула глаза. Стук собственного сердца отбивал бешеный ритм в ушах. По позвоночнику прошла электрическая дрожь. Ослепленная ужасом, я начала оглядываться по сторонам. Поняв, что в комнате никого нет, я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Это кошмар. Просто кошмар. Я не в плену. Моё тело — только моё. Редгрейв мёртв. Беллами подарил мне его смерть. Я старалась не думать о том, что Редгрейв может делать мне больно и после своей смерти. Может заставить меня кричать.***
Лежа под одеялом в мягкой постели, я бездумно смотрела на светло-бежевый потолок, на котором расползлись причудливые трещины, напоминающие своим узором дерево с пушистой листвой. После увиденного мною кошмара я полночи провела без сна и лишь ближе к утру усталость взяла своё, дав мне возможность уснуть, чтобы снова стать участницей извечных страшных сцен. Поэтому сейчас мне совсем не хотелось вставать, и потому я позволила себе просто глядеть наверх, мысленно обводя трещины разноцветными линиями. Это глупое занятие отвлекало меня от угрюмых мыслей, связанных с воспоминаниями о пережитом плене и ненавистном мужчине, оставившем уродливые следы не только на моём теле, но и в душе. Спустя какое-то время я всё же поднялась, ощущая, как сердце в груди словно иссушается и покрывается глубокими кровоточащими бороздами. Прошлое должно остаться в прошлом, убеждала я себя. Мне нужно двигаться дальше и не оглядываться назад. Иначе мои кошмары сведут меня с ума. Впрочем, мне всё чаще казалось, что я уже в шаге от безумия. Неспешно подойдя к окну, я помрачнела, поняв, что уже далеко за полдень. Ночью я поразмышляла и окончательно пришла к выводу, что от Перл не исходит никакая угроза, а вот слова Беллами наполнились для меня уничижительным смыслом, и теперь само по себе длительное нахождение в деревне, где Древесный клан устроил резню, мне казалось опасным. Беллами был прав: не только мы могли искать убежище здесь. Кто угодно имел возможность заглянуть сюда — от дезертиров отряда до обычных мародеров или других уцелевших жителей, которые не факт, что окажутся такими же сговорчивыми и миролюбивыми, как Перл. Обувшись, я покинула комнату и заглянула в соседнюю спальню, где во тьме задернутых штор лежал Джаспер. Облокотившись на его постель, в креслах спали Харпер и Монти. Я не стала подходить ближе, побоявшись разбудить их всех. Будь что-то не так, Рейвен бы сразу подняла крик. Выходит, состояние Джаспера оставалось стабильным. Я попятилась назад, но половица подо мной заскрипела, и Харпер зашевелилась. Она выпрямилась и, глядя на меня, широко зевнула. Прежде чем она заговорила, я поманила её к себе ладонью. — Как он? — тихо спросила я, когда Харпер вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. — Кларк, от раны исходит странный запах. Джаспер очень долго метался на кровати и плакал от боли… — свистящим шёпотом сказала Харпер. — Он совсем недавно заснул. Думаю, это отвар наконец подействовал. Но… Я не знаю… — она замолчала, отведя взгляд в пол. Я вздохнула. Как я и полагала, отвар сыграл роль седативного средства, притупив боль. Но это ненадолго. Рана начала испускать зловоние, и это значит, что Джаспер в прямом смысле слова гниет заживо. Рано или поздно наступит момент, когда никакой отвар не избавит его от боли. Будь у него повреждена нога или рука, можно было бы ампутировать её, пресекая распространение заражения. Но плечо… Джаспер на самом деле умирает. Я могу продолжать варить ему все известные мне снадобья, но суть в том, что это не поможет. Теперь не поможет. Даже если в других домах нам повезёт найти травы и порошки посерьёзнее, он обречён. Мы опоздали. Окажись мы в этой деревне раньше, у Джаспера была бы возможность поправиться, а таким образом я лишь продлю его агонию. Личный лекарь Редгрейва отлично продемонстрировал, что от заражения крови у землян нет лекарства, когда накачал меня опиумом, поэтому и веры на чудом появляющегося целителя, я тоже не испытывала. Даже не глядя сейчас на Джаспера, я знала, что будет дальше. Ребята никуда не повезут молодого человека, потому что он действительно не выдержит дороги до бункера с его запасами антибиотиков, наличие которых было под большим вопросом. Они захотят предоставить ему перед смертью покой, лишая этим покоя всех нас. И пока Джаспер умирает, мы будем все сидеть вокруг его кровати, ожидая, когда же он умрёт. Мы будем ждать и мысленно просить его сделать это поскорее, потому что с каждой минутой опасность в виде землян, радиации и зимы всё ближе, а расстояние до бункера по-прежнему остаётся длиною в тысячи километров. Я не хотела думать о том, какая страшная и долгая смерть ждёт Джаспера. Не хотела думать о том, что в его случае надежда на самом деле глупое чувство. Возможно, ему следовало умереть ещё вчера во сне. Потому что сепсис не отпустит свою жертву, не помучив её, как следует. Смерть — на редкость злобная стерва. — Пойдём вниз, — протянула я. — Джаспер может услышать нас и проснуться. В его состоянии действительно лучше спать. В этом я убедилась ещё на своем горьком опыте. Спустившись по лестнице, мы прошли по длинному широкому коридору, заставленному мебелью. На пороге кухни я замерла, загораживая Харпер проход, когда увидела, что Рейвен стоит у стола над сидящим на стуле Беллами, приглаживая пальцами его влажные пряди волос. Затем руки Рейвен опустились ниже, к его шее, и она поправила ему ворот рубашки. Ещё движение — и её ладони заскользили от шеи к плечам, распрямляя смявшуюся ткань. Это был второй раз, когда я становилась свидетелем похожей сцены между Рейвен и Беллами. И второй я раз не понимала, что она означает. Это казалось почти интимным и совершенно точно неприличным, и оттого раздражало. Мрачно наблюдая за ними, я подметила то, что, судя по влажным волосам, они оба успели каким-то образом помыться, да ещё и переодеться в свежую одежду. Я неохотно признала, что синяя хлопковая рубашка очень шла Беллами, выгодно оттеняя бледную кожу. Рейвен же оставалась верной любимому чёрному цвету. И, вероятно, в отличие от меня, её совсем не мучили угрызения совести за ложь о Перл, потому что вид у девушки был более чем безмятежным. — Доброе утро, — громко поздоровалась я, заставляя их обоих вздрогнуть. — Или, вернее, день. Рейвен тут же убрала с Беллами руки, и они одновременно обернулись на нас с Харпер. Они выглядели спокойными и невозмутимыми, словно мы застали их за чем-то обыденным. Внезапно в голову пришла мысль, которая мне сразу показалась дурной, что для них такие прикосновения действительно привычны. При свете дня я испытала сомнения в своей ночной уверенности, что Беллами влечет ко мне. Возможно, моё усталое сознание сыграло со мной очередную злую шутку, введя меня в заблуждение. Пройдя внутрь кухни, я остановилась около тумбы, на которой лежала тарелка с вяленой курицей. Я принялась отщипывать пальцами от неё маленькие кусочки. У меня не получилось проигнорировать голод, продолжавший снедать моё тело. Теперь я понимала Рейвен, когда та, будучи в плену, жадно съедала мой ужин, словно боясь, что он исчезнет. Вот и мне сейчас казалось, что я должна есть, пока эта гадкая ненасытность не пропадет. Должна есть, пока дрожь в пальцах не оставит меня в покое. Какое-то время я продолжала утолять голод, отправляя в рот кусочки белого мяса под внимательными взглядами ребят, хранящих молчание, а потом наконец угрюмо сказала: — Джасперу совсем плохо, — я покосилась на ребят. — Да, — поддакнула Харпер. — Он не может подняться. Он не может даже сидеть, — она покачала головой. — Когда я слегка прикасаюсь к нему, он кричит от боли. — Может быть, эта задержка в деревне сыграет нам на руку и ему станет чуть легче, — произнесла Рейвен неуверенно. Вряд ли. Мне хотелось как-то озвучить вслух свои мысли и сомнения касательно его жизни, но я не знала, как это сделать, чтобы слова не прозвучали излишне жестоко и непреклонно. Не так-то легко сказать то, что все и так знают, но продолжают отрицать, занимаясь самообманом. — Я не думаю, что от этой задержки будет толк, — наконец решившись, хмуро заявила я и поморщилась. — Не думаю, что нам следует тут оставаться. Напряжение тут же повисло в воздухе тёмной тучей, рискующей стать грозой. Беллами укоризненно посмотрел на меня. Мне вдруг показалось, что у нашей остановки здесь был и другой посыл, подразумевающий предоставить отдых не только Джасперу, но и измождённым голодом и дорогой людям. Предоставить им возможность смириться с неизбежным. — Что ты предлагаешь, Кларк? — спросил Беллами недовольно. — Бросить его тут умирать? Может быть, самим убить его, чтобы не мучился? Сам о том не подозревая, Беллами произнёс то, что приходило мне на ум каждый раз, когда я слышала крики и стоны Джаспера. Видимо, Беллами тоже не забыл свою старую угрозу и невольно допускал подобное развитие событий. Вот только этот вариант я не намеревалась рассматривать. Я не испытывала уверенности в том, что кто-то из нас действительно был готов таким образом покончить с мучениями Джаспера. — Нет. Я предлагаю уехать из этой деревни. Перевезти Джаспера, — проговорила я, понимая по виду Беллами всё отчетливее, что моя догадка о его желании предоставить нам всем передышку оказалась верна. Как лидер, он заботился о здоровье и моральном состоянии своих людей. Вот только место он выбрал совсем неподходящее. — Вот и Рейвен хочет уехать отсюда, — задумчиво протянул Беллами. Я поглядела на девушку. Значит, её безмятежность — притворство. Рейвен тоже боится незваных гостей. Вот только если мои опасения связаны с тем, что деревню могут захотеть посетить мародеры, то она наверняка не доверяет Перл. И сложно её в этом винить. Доверие — это тяжело и дорого. — Беллами, — начала я терпеливо, — ты сам говорил, что тут небезопасно. И я согласна с тобой. Кто угодно может сюда заявиться, чтобы поживиться остатками того, что не разграбили. Это реальная угроза для всех нас. Одно дело провести здесь ночь. Совсем другое - несколько дней. — Нет, — возразил Беллами. — В гостиной на стене висит карта. К счастью, она не на тригедасленге, и на ней отлично видно, что до ближайшего города на западе очень далеко. Мы приехали с юга, а люди, убившие жителей, ушли на север, судя по следам колес их телег и обозов. Есть смысл наблюдать за западной и северной стороной, что мы и будем делать. Выходит, Перл сказала правду о городе на западе. Ещё одно очко в её пользу. — Уотертаун всего в сутках пути отсюда, — не выдержала Рейвен. — Может быть, кто-то уже направляется сюда. — Откуда ты знаешь? — с подозрением в глазах спросил Беллами. — Я не называл ни город, ни расстояние. — Не только ты видел карту, — быстро пояснила я, не давая Рейвен возможности раскрыть рот. — Мы с Рейвен тоже видели её. Я совсем не помнила никакой карты на стене, но, начав лгать Беллами, я уже не могла остановиться, желая защитить Перл. Возможно, стоило рассказать Беллами о Перл — теперь, когда она ушла, но это вновь нас рассорит, и не менее сильно. А я не хотела ссориться с ним. Я хотела мира между нами, который этой ночью начал возрождаться от одного прикосновения к моей ладони. Словно соглашаясь с моими мыслями, порез закололо, что напомнило мне о том, как Беллами помог мне противостоять страху пару недель назад в подполе. И это опять заставило меня ощутить очередной болезненный укол в области груди. Помедлив, Беллами кивнул. Если он и почувствовал какой-то подвох, он этого не показал. Наверное, он не ожидал от нас с Рейвен никаких коварных сюрпризов. — Лошадям нужен отдых, — проговорил Беллами. — Когда мы приехали сюда, у жеребца из пасти пошла пена. У кобылы разбиты две подковы — копыта в кровь. Так что пока ни одна из лошадей не способна нас увезти. Сейчас Миллер пытается решить эту проблему. Прежде чем я успела выразить сомнения касательно умений Миллера в ковке, до сих пор молчащая Харпер произнесла: — Как бы там ни было, — она пожала плечами, стоя облокотившись на дверной косяк, — Джаспер действительно плох. Даже будь лошади в порядке, уезжать отсюда в гипотетически безопасное место, до которого ещё нужно добраться, рискованно тем, что Джаспер умрёт по пути. Как я и думала, никто никуда его не повезёт. Они будут сражать за его жизнь, зная, что бой проигран. — Харпер права, — согласился Беллами. — Мы не можем уехать сейчас. На самом деле эта деревня не менее опасна для нас, чем любая другая, просто потому что война сейчас везде. Но у неё есть ряд плюсов: она находится в отдалении от других поселений, тут есть жилые дома и нет людей. Конечно же, это не значит, что стоит расслабляться, и поэтому я сейчас поднимусь наверх за Монти, и мы покараулим в лесу. Ну вот опять. Он говорит об отдыхе для других, но не для себя. Не удивлюсь, если в следующий раз, он возьмёт с собой Миллера, не давая своему телу набраться сил. Однако слова Беллами меня немного успокоили. Он подтвердил правоту Перл и не собирался пускать на самотек вероятность того, что сюда никто не придёт. Может быть, пара дней отдыха и впрямь сыграет нам всем на руку, раз уж из-за лошадей мы застряли здесь. — Всё равно нужно собрать припасы — на всякий случай, — недовольно буркнула Рейвен. — Ну, там, одежду, еду… — Конечно, — произнёс Беллами. — Делайте всё, что считаете необходимым. Знал бы Беллами, какая злая ирония была заключена в этой фразе.***
После того, как Беллами и Монти ушли, мы втроём поднялись к Джасперу и несколько подряд часов провели у его постели, делая ему компрессы, заставляя пить отвар и проверяя самочувствие, оставлявшее желать лучшего. Мне искренне хотелось, чтобы он ощущал себя лучше, но Джаспер был словно свечка — он неотвратимо таял прямо на глазах, превращаясь в слабую, восковую куклу, плохо напоминавшую человека. Наверное, Рейвен пришла к тем же выводам, что и я касательно риска с Перл и землянами, потому что она не делала попыток вывести меня за дверь и переговорить о том, что нужно ввести Беллами в курс дела. Сосредоточием её мыслей стал Джаспер и рядом с опасностью потерять его, остальное меркло, будучи второстепенным и не столь важным. Когда Джаспер заснул, оставив наши сердца страдать от жалости к невинному ребенку, которым он являлся, я вышла из комнаты. В той спальне, где я ночевала, мне повезло найти чистую одежду. Интуитивно выбрав наиболее подходящее по размеру, я спустилась вниз и ещё через час, покинув своеобразное помещение, служившим бывшим хозяевам дома ванной, смогла облачиться в чёрные плотные штаны и толстую кофту. Чтобы смыть с себя засохшую кровь и грязь последних недель пришлось знатно помучиться, но оно того стоило. Я словно преобразилась, чувствуя себя обновленной и наполненной энергией. Вновь подкрепившись остатками курицы, я принялась варить свежую порцию отвара. Из-за того, что погода стояла пасмурная, я не боялась разжигать печь — дым не мог привлечь ничьего внимания, и потому в доме было очень тепло, даже душно. А вот то, что мы ей пользовались и ночью, — это заставляло меня немного нервничать, несмотря на то, что я знала, что до ближайшего населенного пункта было очень далеко. Периодически помешивая деревянной ложкой содержимое маленькой красной кастрюльки, я поймала себя на том, что постоянно смотрю в окно, выискивая взглядом Беллами и Монти. Я знала, что они вернутся ещё не скоро, и вряд ли ребята караулили так близко к нашему дому, но мне нестерпимо хотелось увидеть знакомые фигуры. Закончив приготовление отвара, я поднялась наверх. Вернувшийся из конюшни Миллер рассказал, что лошади очень измождены, и ему не удалось подковать кобылу. Эта новость никого не удивила. Мы бы удивились, если бы Миллер наоборот смог это сделать. Когда стемнело, вернулись Беллами и Монти. Харпер первая заметила их через окно, от которого практически не отходила в течение всего дня. Раньше Харпер бы первая пошла с ними караулить, несмотря на любые возражения, но после плена она словно была соткана из страха. Девушка старательно маскировала его, но актриса из неё оказалась никудышная, и ужас, вызванный необходимостью взаимодействия с внешним миром, отражался в её огромных глазах, смотрящих на мир с недоверием и сомнением. Порывисто вскочив с кресла, она бросилась прочь из комнаты, желая встретить Монти. Поколебавшись пару мгновений, я вышла за ней следом и остановилась на лестничной площадке второго этажа, глядя, как Харпер бежит со ступенек вниз и бросается Монти на шею, повисая на нём, словно они не виделись больше месяца. — Я так скучала! — воскликнула она несчастным тоном и поцеловала его в щёку. Смутившись, Монти мягко отстранил от себя девушку и что-то невнятно пробормотал, заставив Харпер расстроено опустить плечи. Похоже, отношения у них всё ещё были натянутыми. Заметив входящего в прихожую Беллами, я облегченно выдохнула. Беллами вернулся, и он в порядке. Словно почувствовав мой взгляд, он посмотрел на меня, а потом, замешкавшись, кивнул мне и прошёл на кухню. Провожая Беллами взглядом, я думала о том, хотелось ли ему, чтобы я встречала его так же, как Харпер встречала Монти? Уже намного позже, лежа в постели с Харпер, привычно обнимающей меня, я не удержалась от вопроса: — Почему ты засыпаешь со мной, а не с Монти? — Ну так он ведь ушёл караулить с Миллером, — она теснее прижалась ко мне под толстым одеялом. Это на самом деле было так. Монти и Миллер ушли в белоснежный храм, чтобы забраться на третий этаж башни, являющейся самым высоким зданием в деревне, и покараулить ночью. Примечательным оказалось то, что Монти сам вызвался пойти туда вместо Беллами, оставшимся у постели Джаспера в компании Рейвен. Однако Харпер ушла от ответа. Она отлично поняла, что я имела в виду. — А в остальные ночи? — аккуратно спросила я. Харпер промолчала. И когда я уже не ждала от неё никаких слов, она прошептала: — Потому что он этого не хочет. От её объятий мне было жарко, но я не стала отодвигаться. В бледных лунных лучах Харпер казалась бесконечно одинокой и потерянной, и я не желала заставлять её чувствовать себя ещё хуже. Никак не комментируя, я обняла её, ощущая, как тонкие, почти молочные руки Харпер, обхватывают меня крепче.***
За последующие три дня я немного пришла в себя после нескольких недель дороги и пятидневного голода. Конечно, для полноценной реабилитации организма требовалось намного больше времени, но спина постепенно заживала, принося мне всё меньше дискомфорта, и общее физическое состояние уже не пугало своей откровенной слабостью. Но если тело моё восстанавливалось, то с подсознанием творилось что-то неладное. Кошмары начали становиться всё более угнетающими и страшными. Теперь я часто просыпалась ночью, не в силах противостоять иллюзорному хаосу и испытываемой боли. К счастью, мои крики ни разу не прорвались из снов, и неизменно спящая рядом Харпер ничего не знала, а если и знала, то молчала. И это было хорошо. Мне не хотелось снова кому-то рассказывать о своих кошмарах. Не хотелось признаваться в том, что темнота сумела проникнуть глубоко в мои сновидения, и теперь всегда сопровождала меня, смеясь надо мной. И когда я выныривала из кошмара и раскрывала глаза посреди ночи, слепо пялясь во мрак комнаты, то далеко не сразу понимала, что нахожусь уже не там. В такие моменты я ближе прижималась к Харпер, напоминая себе, что в спальне находимся только мы вдвоём. У меня не выходило бороться с темнотой и наяву. Несмотря на полную уверенность, что во тьме никого нет и Харпер, обнимающую меня, страх разрастался, приобретая нездоровые формы. После того случая в погребе, когда я порезала свою руку кинжалом, чтобы прояснить разум, мне пришлось обзавестись новыми кровавыми линиями, призванными держать страх под контролем. Ощущая очередной панический приступ, я сжимала ладонь в кулак, и это немного приводило меня в чувство. Приходилось часто делать себе перевязки, чтобы ребята ничего не заметили, потому что от нервных движений ладонь кровоточила. Но так было нужно. Иного выхода я не находила. Днем я неизменно находилась при Джаспере, жуткие вопли которого практически не утихали. Мой отвар заставлял его ненадолго забыться, но потом всё начиналось по новой. Отвратительная мысль убить Джаспера всё чаще давала о себе знать, навязчивой мушкой в голове. Если раньше ребята высказывали надежду на его выздоровление, то теперь они подавленно молчали. Один только Монти рьяно отказывался глядеть правде в глаза. Он уверял нас, что пройдет ещё один час, ещё один день, и Джаспер сможет подняться, и мы уедем из деревни, безмятежное пребывание в которой заставило нас расслабиться и не ждать никакой беды. Но часы и дни стремительно улетали подобно песку сквозь пальцы, а Джаспер по-прежнему угасал. Он перестал ругаться со мной, да и вообще ни с кем не общался, трясясь в бреду. В один из таких моментов он схватил мою руку и прижал её к своему сердцу, называя меня Майей. Джаспер умолял простить его за то, что он не смог спасти её. Он говорил ей, как сильно любит и как ему тяжело без неё. В его голосе было столько страдания, что я подыграла Джасперу и зашептала слова прощения, позволив целовать свою ладонь сухими горячими губами. Присутствующая при этом Рейвен расплакалась, а затем поспешно покинула комнату. Она, как и Монти, всё ещё надеялась на чудо, хотя и не верила в него. Я продолжала дарить свою нежность Джасперу, пока он не отключился, и когда через пару часов молодой человек проснулся, огорошив меня очередной ядовитой фразой, это почти довело меня до слёз. Между тем Беллами ходил чернее тучи. Он, Миллер и Монти постоянно патрулировали в лесу, не желая оказаться застигнутыми врасплох нежданными гостями. Я толком не видела Беллами, а когда мы всё же пересекались, то могла ощущать, как эта вынужденная задержка заставляет его нервничать. Он определенно не планировал, что она продлится дольше нескольких дней. Наше время поджимало. Мы не могли уехать, но и не могли остаться. Скоро Беллами придётся сделать выбор и на что-то решиться, знала я, малодушно предоставив этот выбор ему. Однако было и хорошее во всём этом — не только я шла на поправку, но и Беллами тоже. Его лоб перестал гореть, хотя в глазах по-прежнему сохранялся болезненный блеск. Но самое сложное осталось позади, и я искренне радовалось этой маленькой победе. На пятый день затворничества в доме я поняла, что уже просто не в состоянии сидеть в комнате Джаспера, вдыхая в легкие сладкий запах гниения. Приготовив бальзам, которым Миллер смазывал кобыле разбитые копыта, я решила не дожидаться прихода молодого человека, а самой отнести его в конюшню. Мне нужен был повод не подниматься к Джасперу в спальню. Как только я вышла на крыльцо, ветер свирепо оттолкнул меня назад к входной двери, как бы говоря, чтобы никто не смел показываться ему на глаза. Он словно прошёл сквозь мою одежду и кожу, забираясь поближе к сердцу. Мне резко стало холодно. Погода на улице была мерзкой. Угрюмое небо без единого просвета подавляло. Казалось, что оно вот-вот обрушится на голову. Голые верхушки деревьев так и норовили пригнуться пониже к земле. Мусор, пыль и гнилая листва разлетались во все стороны. С трудом превозмогая сильные порывы ветра, я зашагала в обход дома, где находилась конюшня, которой служило непримечательное деревянное сооружения высотой где-то в три метра. Войдя внутрь можно было увидеть, что она представляла собой совсем немаленькое помещение с двумя окнами, пол в котором был весь усеян соломой. Примерно треть помещения была огорожена, и, видимо, являлась стойлом. Огромный стог сена у противоположной стены от загона практически достигал крыши. В углу стоял стол с какими-то инструментами. Посреди стойла с распахнутыми воротами я сразу заметила Миллера, который, сидя на коленях, что-то ласково говорил кобыле, разглядывая её копыто. — Привет, — сказала я, подходя к ним. Миллер поглядел на меня. — Привет. Если после пряничного дома, мы с Беллами холодно, но разговаривали, то с Миллером наше общение вообще сошло на нет. В том, что он убил ребенка, была косвенно виновата я, что серьёзно отравляло мне жизнь. Знай Миллер, что Брайан погиб не от руки Ледяной нации, а из-за моей гранаты, он бы не перешёл ту грань. Тогда ему важно было отомстить хоть кому-то из землян, и жертвой пал маленький мальчик. — Как у тебя дела? — спросила я и поставила миску с бальзамом на табуретку возле Миллера. — Получается? Миллер уже который день безуспешно пытался подковать лошадь. — Не очень, — он вздохнул. — Я снял разбитые подковы и очистил копыта. Я даже нашёл пару целых подков и подогнал их по размеру старых, — он указал рукой на металлические полукруги под ногами, — но что делать дальше я не знаю. Как их правильно крепить? Я закусила губу. — Их вроде прибивают гроздями. Миллер фыркнул. — Кажется, да. Но я не кузнец и не конюх. Я боюсь даже не того, что кобыла лягнет меня, а того, что я сделаю только хуже, и она уже никогда не побежит. Я подошла к лошади поближе и погладила её по шелковистой гриве. Ни у кого из нас действительно не было абсолютно никакого опыта жизни на Земле. Если бы мир с Лексой состоялся, нам бы пришлось учиться всему с самых азов. Мои знания в травах были получены в результате желания отвлечься от угрызений совести, а не как намерение расширить кругозор. На Ковчеге я училась стать врачом, а не травником. Я бы многое могла сделать с помощью медицинского оборудования и картонных пачек, полных лекарств, но сейчас практически все те навыки были бесполезны, чему служил ярким доказательством Джаспер. Повернувшись к жеребцу, стоящему неподалеку, я почесала его волосистую шкуру, с грустью увидев, какой он измученный. Я знала, что Миллер заботится о лошадях, но, чтобы восстановить силы, им необходимы дни или даже недели. Риск быть пойманными настойчиво напоминал о том, что у нас нет и лишней минуты. Не следовало забывать и о радиации, до критичной отметки которой оставалось меньше двух месяцев. А ещё зима… Мы должны оказаться в бункере до наступления зимы, когда дорогу занесёт сугробами по пояс, и наша телега не сможет проехать по ней. Мы не можем продолжать ждать, пока Джаспер поправится. — Это нужно сделать, Миллер, — сказала я, продолжая гладить лошадей. — Времени нет. У нас его никогда нет. Ни на что. Ни на кого. Кивнув мне, Миллер поднялся, держа в руках молоток и подкову. Он приподнял заднюю ногу лошади и согнул её в колене, фиксируя, чтобы было легче прибивать. Переведя взгляд на кобылу, устало смотрящую на меня, я почесала её между ушей. — Ты такая сильная девочка, милая, — тихо и ласково произнесла я. — Ты справилась и выжила, — повернувшись к жеребцу, я погладила его по холке. — И ты, мальчик… Спасибо вам… Не знаю, почему, но для меня было очень важным каждый раз благодарить лошадей за то, что они смогли пережить то страшное время, наполненное голодом, жаждой и трудной дорогой. — Кларк, подай мне гвозди, — попросил Миллер. Нежно потрепав жеребца по боку, я сделала пару шагов к Миллеру. Недалеко от него в соломе лежали причудливые гвозди, которые были не округлыми, а как будто немного приплюснутыми. Я подняла один и с любопытством повертела его в пальцах, рассматривая. — Я же говорил Бруну и его дружкам, что она сказала правду, — произнёс кто-то за моей спиной. — Здесь ещё есть люди. Живые люди. Миллер отпустил ногу кобылы и выпрямился. Затаив дыхание от неожиданности, я резко обернулась на голос и недоуменно уставилась на двух мужчин, застывших при входе в конюшню. Их легкие кожаные одежды были украшены шипами, заклёпками и мелкими костями животных, призванными устрашить врагов. На груди я разглядела высеченный символ клана Горной линии, состоящий из трех сплошных прямоугольников. Длинные мечи в могучих руках внушали серьёзные опасения. Мужчины походили друг на друга словно братья — неопрятные светлые бороды, загорелые лица с напряженными улыбками. Разнились только ростом — один был выше другого на голову. Они смотрели на нас с Миллером оценивающе, как бы соотнося свои силы с нашими. Будучи по-прежнему физически не совсем здоровой, я ощущала, что итоговый расклад их удовлетворял. Угроза повисла в воздухе. — Здесь есть и лошади, — произнёс низкий мужчина, отвечая на слова первого. — Лошади нынче редкий и ценный товар. Я бы сказал даже «бесценный». Я напряглась, поняв, куда он клонит. Эти лошади являлись для нас буквально всем. Из-за них погибли пять человек. И расстаться даже с одной из них было недопустимо. Я крепко сжала гроздь в своей руке, ощущая, как тупые грани больно врезаются в нежную кожу. Злость вытеснила страх из груди, помогая мне собраться. — Это наши лошади, — холодно заявила я, вскидывая голову. — Вы здесь одни? — спросил высокий, проигнорировав мои слова. Беллами и Монти, наверное, уже ушли в лес. В доме лишь две слабые девушки и умирающий Джаспер. Мы с Миллером одни против двух крупных воинов. Вдруг где-то рядом находятся и другие земляне? Что мне делать? Тянуть время? Вывести на диалог? — Нет, — проговорила я. — Нас много. Мужчины неспешно направились в нашу сторону. Я внимательно следила за их руками с зажатыми в них мечами. У меня не было при себе оружия. Только гвоздь в ладони и маленькие железные инструменты под ногами, которыми Миллер колдовал над подковами. — Может, да, может, нет, — высокий пожал плечами. — Судя по испуганному лицу твоего друга, больше никого нет. Я покосилась через плечо на Миллера, стоящего позади меня. Он растерянно взирал на них глазами, полными страха. Я почувствовала мощный приток ярости. Значит, ребенка он не побоялся убить, а один только вид землян его напугал?! Я не могла понять, куда делся молоток из его рук. Уронил он его, что ли? — Кто вам рассказал о нас? — настороженно поинтересовалась я, судорожно соображая, что могу одна предпринять против них, потому что надежды на Миллера я не питала. — Кто такая — она? — Я не помню, как зовут ту девчушку, — ответил низкий, останавливаясь перед мордой кобылы. Он протянул ладонь и погладил лошадь по голове. — Но она была очень рада, когда её мать вернулась домой живой и невредимой. А ещё больше были рады мы, когда поняли, что здесь есть чем поживиться. У меня словно почва из-под ног пропала. Я еле устояла, стараясь не измениться в лице. Мне следовало сразу догадаться, что все нити вели только к Перл. К женщине, обещавшей заплатить за свою жизнь молчанием. К женщине, что предала меня, когда поведала обо мне своей дочери. Пять дней спокойствия и тишины заставили меня практически забыть о той случайной встрече, словно она была мимолетным виденьем. — Вот чёрт!.. Как же её звали? — задумался мужчина. — Имя на языке крутится. — Д'Ара? — подсказала я сипло. — Да, точно, Д'Ара, — просиял он. — Она поведала всей округе чудесную байку о том, как её мама выжила после встречи с Древесным кланом и какой-то девкой. По громкому выдоху Миллера за спиной мне стало ясно, что он отлично понял, о ком говорил воин. Я не могла заставить себя моргнуть. Мысли разбегались, и голова отказывались связно думать. Меня затошнило. Во рту словно образовался пепел. У меня не выходило полностью осознать произошедшее. — Ясно… Вы из клана Горной линии, как и мы? — невпопад спросила я, решив подумать о Перл и её дочери позже. — Мы приехали сюда с востока на свадьбу к родственникам. Но нашли здесь только смерть, — солгала я, надеясь, что это поможет урегулировать дело миром. Высокий прошёл чуть ближе к нам и печально улыбнулся. — Сочувствую, — он вздохнул. — Тем обиднее. Я покосилась на его руку и поджала губы, заметив татуировку с символом клана Горной линии. Пальцы, сжимающие гвоздь, свело неприятной судорогой. Мне пришлось чуть ослабить хватку. — Почему обиднее? — как можно спокойнее спросила я. — Всегда обидно, когда на пути к желаемому встают земляки, — он приставил к моему животу меч, медленно вдавливая в меня острие. — Мы забираем наших лошадей. — Нет, — выдохнула я. Мужчина снова улыбнулся мне. На этот раз весело. Его явно забавляла эта ситуация. — Я не спрашиваю разрешения, девочка. Нажим меча усилился, доставляя довольно ощутимую боль. Я подумала, что ещё пару секунд и меч распорет на мне куртку и пронзит тело насквозь. Прости, милая. Я резко направила ладонь с гвоздём к крупу кобылы, вгоняя заостренный конец в упругую плоть, и тут же отпрянула спиной назад, отталкивая Миллера. Громко заржав, кобыла встала на дыбы, забив передними ногами в воздухе. Жеребец взревел от испуга и неожиданности. Мужчина подле меня отскочил в сторону, выронив меч. Попятившись от взбешённых лошадей, я, чуть боком, бросилась к нему, намереваясь отпихнуть под тяжёлые копыта. Позади меня раздались крики. Не оборачиваясь, я пригнулась и ударила высокого воина плечом в живот. Мне казалось, что даже от такого слабого удара он упадёт по инерции и погибнет, будучи растоптанным кобылой, но мужчина внезапно схватил меня за лисий мех на куртке и притянул к себе ближе. — Хорошая попытка, — сказал он и одним движением отшвырнул меня в большой стог сена, находящийся в метрах трёх от нас. Несмотря на сено, упала я спиной неудачно и теперь хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег реки. Я попыталась приподняться, но мужчина пнул меня по бедру, вынуждая вновь упасть на спину. Я зашипела от боли. На глазах выступили слёзы. Ненависть и страх смешались во мне, и я уже не знала, что я ощущала сильнее. — У тебя очень знакомое лицо, — вдруг сказал воин. — Мы не встречались раньше? Значит, Ванхеда во мне ещё узнаваема. Я надеялась, что шрам на лице и синяки сделают меня совершенно другой на вид. — Не думаю, — процедила я. Где-то в стороне всё ещё звучали невнятные крики, но я не могла сосредоточиться и понять, что там происходило. Из-за тела, стоящего передо мной человека, я ничего не видела. Вдруг мужчина сделал шаг вперед и уселся мне на живот, придавливая тяжестью своего тела. Воздух словно покинул легкие. Дышать стало больно. Миллер завопил совсем рядом, словно его ранили, потому что здоровые люди так не кричат. Я попыталась нашарить что-то, способное сыграть роль оружия, вокруг себя, но кроме сена ничего не смогла нащупать. Я схватила в кулак охапку соломы и кинула землянину в лицо. Фыркнув, он склонился надо мной и быстро опустил руки на мою шею, чуть её сдавливая. Неожиданно вес мужчины и сильные ладони на моей шее напомнили мне о Редгрейве. Меня прошиб холодный пот. Паника ударила в голову. Я вцепилась слабыми пальцами в руки воина, царапая их до крови ногтями. Нажим на шею усилился. Ситуация казалась безумно знакомой. Сколько раз я так лежала на лопатках, с ужасом ожидая, пока Редгрейв наиграется удушением или с нанесениями ударов и пощёчин, а затем изнасилует меня? Сколько раз рыдала, после всей этой «игры», оглядывая свои окровавленные бёдра? Слёзы в глазах мешали фокусировать взгляд. Силуэт воина размылся передо мной и преобразился в огромную, мощную фигуру, часто посещавшую мои сны. Я словно переместилась назад в прошлое. Мне показалось, что на мне сидит Редгрейв. Я была готова поклясться, что даже чувствую его запах. Нет! Нет! Нет! Только не снова! Не выдержав страшных воспоминаний, запутавших меня в настоящем, я закричала, но из горла вместо крика вырвался только хрип. Вдруг мужчина задёргался всем телом. Хватка на моей шее ослабла. По его голове обильно потекла кровь, заливая мне куртку. Он медленно упал на меня, накрывая своим телом. Миллер откинул в сторону окровавленный молоток. Руки у него тряслись. В его волосах я разглядела кровь. — Сними его с меня, — всхлипнула я. — Пожалуйста, Миллер. Наклонившись, Миллер ухватился за плечи воина и стащил с меня труп. Я поднялась, чувствуя, как меня шатает из стороны в сторону. Косясь на бездыханное тело, под которым солома буквально на глазах приобретала красный цвет, я отошла к Миллеру. Тяжело дыша, я вытерла ладонью лицо от слёз и оглянулась вокруг себя. Лошади стояли в дальнем углу стойла. Жеребец недовольно перебирал ногами. Кобыла нервно ржала, с опаской смотря на тело, лежащее недалеко от неё. Его голова представляла собой кровавое месиво. Видимо, Миллер не один раз его ударил. — Когда этот воин приставил к тебе меч, я думал пробить ему голову молотком, — тихо сказал Миллер, кивая на труп у наших ног. — Я ведь специально спрятал молоток за спиной, притворяясь испуганным, чтобы он расслабился и подошёл поближе, а ты меня опередила. Но так вышло даже лучше… Я поглядела на Миллера, чувствуя смятение в бешено колотящемся сердце. Я ведь действительно поверила, что он струсил. — Спасибо, — голос у меня дрожал. — Ты спас меня. — А разве я мог поступить иначе? — спросил Миллер удивлённо. — Ты — мой человек, Кларк. Я растерялась. Фраза «я это делаю ради моих людей» обычно принадлежала мне или Беллами, но ещё никто ни разу не применял её ко мне. И тем удивительнее было ощущать благодарность к Миллеру, которого я презирала за пряничный дом. — Словам этой девчонки мог поверить кто-то ещё. К тому же, они упоминали какого-то Бруна с друзьями, которые могут прийти сюда в поисках этих людей, — произнёс Миллер. — Здесь больше не безопасно. Необходимо скорее убраться отсюда подальше. Миллер не стал высказывать мне ничего насчёт Д'Ары. Не стал добивать своим гневом, который должен был ощущать. Однако нечто осуждающее в его глазах заставляло меня испытывать стыд и неловкость. — Да, — хрипло согласилась я, потирая ноющую от боли шею. — Да. Меня охватило оцепенение от понимания, что теперь придётся быть намного осторожнее. Война изменила людей, смешав хорошее и плохое в клубок из бесчестья и распутства. Первенство взяла сила, забывшая о морали. Мы так стремились найти людей, чтобы попросить их о помощи, но первые же встреченные нами земляне оказались врагами, вынудившими нас убить их. Но в одном они были правы, после чёрного дождя — лошади не только бесценны, но они также мишень, наведённая на нас. Миллер потянул меня за локоть к выходу из конюшни. — А лошади? — спросила я. Ноги были словно деревянными. Я не успевала за Миллером. — Я их подкую потом, — пояснил Миллер. — Надо ввести Беллами в курс дела. Мне не хотелось думать о том, что будет, когда Беллами узнает о Перл. Он наверняка воспримет мой поступок как предательство, хотя я лишь хотела помочь невинному человеку, даже не допуская мысли, что этот человек расскажет кому-либо обо мне. — Да, конечно, — сказала я. Наверное, в тоне моего голоса что-то проскользнуло, потому что Миллер удивлённо оглянулся на меня, не прекращая вести за собой по улице, на которой гулял ветер, агрессивно швыряя мне в лицо волосы. Но он промолчал. Оказавшись внутри дома, в прихожей, Миллер отпустил меня и закричал во всю глотку: — Рейвен! Наверху на площадке второго этажа раздались торопливые, шаркающие шаги. Рейвен подковыляла к перилам и, чуть перегнувшись через них, недовольно прошипела: — Какого чёрта ты так вопишь? — она выглядела очень сердитой. — Чего тебе? — Двое землян хотели забрать у нас лошадей, — мрачно и отрывисто произнёс Миллер. — Началась драка. Я убил их. По мере того, как Миллер говорил, лицо Рейвен серело. К концу фразы оно выражало ужас. — Как же… — пролепетала она и посмотрела на меня. — Кларк? Ты… Миллер перебил её: — Позаботься о Кларк, — он развернулся к двери. — Я приведу назад Беллами и Монти — толку от их караула никакого. Уж лучше пускай будут здесь. Нужно уезжать из этого места. Не дожидаясь, пока за ним захлопнется дверь, я прошла на кухню. Я не знала, что мне делать. Я нервничала. Моя извечная невозмутимость трещала по швам. Маска показного покоя не желала держаться на лице. Ощущение сильных пальцев на моей шее не пропадало. Я чувствовала себя грязной. После того, как тот мужчина касался меня, а я касалась его, мне хотелось до костей растереть тело губкой, лишь бы избавиться от мурашек по коже. — Кларк? — тихий голос Рейвен заставил меня обернуться на неё. Она попыталась ободряюще улыбнуться, но уголки губ лишь дернулись вверх и снова сошлись в прямой линии. — Ты как? В порядке? Ненавижу этот вопрос. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу весь этот гребаный мир. — Я грязная, — пробормотала я и зачем-то повторила: — Я грязная. Я подошла к стоящему в углу ведру с водой и, опустившись на корточки, принялась смывать с рук кровь. — На тумбе у окна лежит мыло, — медленно проговорила Рейвен. — Знаю, — откликнулась я, и, видимо, слишком резко, потому что Рейвен вздрогнула. — В таком случае я найду тебе во что переодеться и сразу же вернусь, — пообещала она, не обращая внимания на тон моего голоса. Слова Рейвен заставили меня вспомнить, что в крови испачканы не только руки, но и рыжая куртка. Покосившись на неё, я увидела, что пышный лисий мех превратился в омерзительные бурые сосульки. — Может быть, что-то ещё сделать? — спросила Рейвен, заставляя меня отвлечься от созерцания своей окровавленной одежды. Верни меня в тот день, когда я отпустила Перл, подвергнув нас всех риску. Верни в тот день, когда я сказала Беллами повернуть направо. — Нет, — процедила я и отрицательно покачала головой. — Ладно. Тогда я мигом. Она разговаривала со мной ласковым голосом, словно я маленький ребёнок. Это неимоверно раздражало. — Хорошо. Стоило ей выйти за порог, как я принялась стягивать с себя куртку, отмечая, что кровь на ней имеет до отвращения ослепительно красный цвет. Двигаясь совершенно машинально, я позволила своим рукам делать всё необходимое, не вовлекая в процесс голову. Возможно, не стоило тратить силы на то, чтобы отстирать эту куртку, но мне казалось, что это важно сделать. Она являлась первой красивой вещью в моей жизни, и я не хотела видеть на ней кровь. Я должна была её отчистить. Вот только, как бы я не старалась, куртка становилась лишь грязнее и неопрятнее на вид. Потеряв терпение, я отбросила её в сторону, рассердившись на себя, что вода в ведре теперь никуда не годилась. Я порывисто вскочила на ноги и схватила со стола кувшин и лежащую рядом тряпку, принявшись вновь мыть свои руки. Мне нужно было смыть с себя страх. Однако с каждым движением тряпки по коже, мне становилось лишь страшнее. Я не боялась, что очередной землянин забредёт в этот дом, пытаясь забрать лошадей или что-то сделать с нами, как не страшилась и предстоящего разговора с Беллами. Мысленно я до сих пор лежала на лопатках в конюшне. И это отодвигало в сторону другие страхи. Осознание того, чего я боюсь, подстегнуло меня яростью по сердцу. На мгновение я даже замерла, сердясь на себя. Я никогда не разрешала себе разваливаться на части. И я не собиралась сдаваться и сейчас. Я пережила плен и ничто не заставит меня сломаться. Я буду двигаться дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Я принялась тереть тряпкой свои руки с подлинным остервенением и мазохистским удовольствием. Глядя, как с них стекает красная вода, я чувствовала удовлетворение. Я продолжала отмывать свои кисти, пока они не стали пугающе ярко-алого цвета. Боль — это ответ, думала я, сдирая ногтями тонкую чёрную корку с незажившей ладони, а затем до слёз на глазах сжимая и разжимая кулак. Единственный известный мне ответ на то, что я должна делать, чтобы не закричать от бессилия и отчаяния, осевшего на губах. Доверие — это не просто сложно. Доверие — это то, что я больше не могу себе позволить. Беллами со своими методами решения проблем оказался прав, решив пресекать беду по корню. И это убивало меня, разжигая по мне злость на Беллами. Когда вернулась Рейвен с какой-то тёмной одеждой и полотенцем в руках, она не стала ничего говорить, заметив в каком плачевном состоянии моя ладонь, принявшаяся вновь сильно кровоточить. Она просто подошла ко мне, отняла тряпку и начала смывать кровь с моей дрожащей руки. Затем она крепко перевязала её. Я находилась на кухне, рассеянно ковыряясь вилкой в тарелке с каким-то мясом и овощами под пристальным взглядом Рейвен сидящей напротив меня, когда пришёл Беллами. Я знала, что это он ещё до того, как он очутился на пороге кухни. Кажется, я научилась узнавать его шаги — уверенные и быстрые. Не поднимая на него глаз, я продолжала невозмутимо есть, не ощущая абсолютно никакого вкуса. Беллами скинул с себя куртку куда-то в сторону, и этот жест дал мне понять, что он в бешенстве, что было неудивительно, так как Миллер наверняка обо всем поведал Беллами. Минуты шли и молчание затягивалось, делая воздух гуще. Моя тарелка медленно, но верно пустела. — Проверь Джаспера, Рейвен, — наконец сказал Беллами. — Скажи Харпер завершать сборы, если ты сама ещё этого не сделала. Миллер с Монти уже заканчивают с лошадьми. Мы уезжаем. Как мы уедем, если Джаспера нельзя перевозить? — Хорошо, — тихо проговорила Рейвен и поспешно вышла. Скажет ли Рейвен ему, что всё знала о Перл? Или продолжит молча с улыбкой на лице перебирать его волосы? Покончив с содержимым тарелки, я одним махом выпила воду из стоящей рядом кружки и решительно поднялась. Я хотела выйти из кухни, чтобы помочь Рейвен с Джаспером, но вдруг Беллами загородил своей рукой мне проход, вынуждая остановиться перед ним. — Ничего не хочешь мне сказать? — холодно спросил он. — А что ты хочешь услышать? — моментально вспылила я, рассматривая деревянные пуговицы на его рубашке. — Что ты был прав? Что ты предупреждал меня, а я облажалась? Не дожидаясь ответа, я попыталась убрать его руку, но у меня не получилось. Я тяжело выдохнула. — Ты лгала, глядя мне в глаза… И я хочу… — произнёс Беллами медленно, словно взвешивая каждое слово. — Кларк, я просто хочу знать, почему ты так упрямо делаешь всё, чтобы вернуться назад к нашим врагам. Может быть, Редгрейв не обманывал меня, и тебе действительно нравилось то, что он с тобой делал?! Размахнувшись, я влепила Беллами пощёчину. Он растерянно отпрянул в сторону. Я не понимала, просто не могла понять, почему он так жесток со мной. Не желая находиться рядом с ним ни одной лишней секунды, я устремилась в коридор, намереваясь уйти, но Беллами сразу же крутанулся на месте, хватая меня за талию и притягивая к себе. Спину пронзила боль. В его руках я почувствовала себя тряпичной куклой. Эта власть надо мной меня разгневала и заволокла разум ненавистью. Беллами решил поиздеваться и унизить меня, бросив эти слова мне в лицо. Всё, что он раньше позволял себе говорить в мой адрес, не было и в половину таким подлым и злым. Никому и никогда ещё не удавалось так сильно ранить меня, сминая мою душу в порошок. Забившись раненым зверем в клетке, я ударила его в грудь, а потом ещё раз, и ещё. Он не реагировал; его руки лишь крепче смыкались вокруг меня, словно ему было совсем не больно, а ведь я вкладывала в каждый удар всю свою силу, и всё же никак не могла справиться с Беллами. Это невероятно бесило. Я хотела, чтобы ему было больно. Тогда бы я была не одна в своей боли. Беллами сжал меня в своих объятиях, не оставляя между нами никакого расстояния. Уткнувшись лицом ему в грудь, я ударила его по спине, а затем по плечам. — Какая же ты глупая, — тихо сказал Беллами, и я почувствовала, как горячее дыхание защекотало мне щёку. — Ты хоть представляешь, как я испугался, когда Миллер рассказал мне о тебе? Я снова ударила Беллами по лопаткам, и снова, и снова. Я искренне надеялась оставить на его теле синяки, подобные тем, что он оставил в моём сердце. — Я готов на всё, чтобы защитить тебя, — бормотал Беллами, — но что мне делать, если тот человек, который подвергает тебя риску, — это ты сама? Мои пальцы замерли на его спине. Я ощутила, как под ними бугрятся мышцы. — Ненавижу тебя! — вырвалось у меня. — Ненавижу! На последнем слове мой голос сорвался, и я заплакала. Мне не хотелось, чтобы Беллами видел меня плачущей, но я не могла обуздать эмоции. Страх, одиночество и боль, длящиеся неделями, и сегодня возросшие до небес, накрыли меня с головой, сдавливая грудную клетку и лишая остатков кислорода. — Ненавидь. Презирай. Бей, — прошептал Беллами мне на ухо, обнимая нежно и сильно. — Но только дай мне спасти тебя. Будь со мной, а не против меня. От его прикосновения к спине мне опять стало больно, и я ещё горше зашлась в слезах. Но несмотря на это, я не отодвинулась от Беллами, а лишь плотнее прижалась к нему, обнимая в ответ. Пуговицы на его рубашке впились мне в грудь. Моя злость на Беллами клокотала внутри меня, но я хотела чувствовать его. Я отчаянно нуждалась в этом мужчине, слова и действия которого могли раздавить моё страждущее сердце, а затем заставить его быстро биться, умоляя каждым ударом о прощении и понимании. Он вновь что-то забормотал, но я совсем не слушала его, думая о том, как приятно находиться в кольце крепких мужских рук и ощущать эту странную, ненормальную близость, лишающую рассудка и здравомыслия. Жаркая, испепеляющая волна начала подниматься из глубины души, вынуждая забыть о том, что происходит вокруг, сосредотачивая мой мир в одном только Беллами, прикосновения которого оставляли на моей коже невидимые ожоги. Я не помнила, когда голос Беллами стих, а мой плач прекратился. Беллами обнимал меня, уткнувшись носом мне в шею, что учащало мой и без того хаотичный пульс. Ноги у меня подкашивались. Я попыталась отстраниться, но Беллами вновь притянул меня к себе. — Ещё хотя бы минуту. Хлопнула входная дверь. Я услышала топающие шаги и сделала большой шаг назад, заставляя Беллами отпустить меня. Те секунды, что Миллер и Монти преодолевали до кухни, мы с Беллами смотрели друг на друга. Я читала по его глазам, что он беспокоится обо мне, и будь его воля — он бы не отпускал меня ещё очень долго. — Всё готово, — заявил Миллер, появляясь на пороге. — Поехали? Я с трудом перевела взгляд на ребят. На Монти лица не было. — Да, — сказала я, кивая. — Пойдёмте наверх, нужно перенести Джаспера. Что мы делаем? Джаспер полуживой. Поднимаясь по лестнице, я старалась отвлечься от мыслей о Беллами, отношения с которым я не могла охарактеризовать. Раньше всё было просто, а теперь стало сложно и непонятно. Я не знала, чего хотела. Я не была уверена, что знаю, чего хочет он. Этот день принес много переживаний, и я разрешила себе оставить подобные рассуждения на потом. Потом. Потом. Потом. Зайдя внутрь комнаты, где лежал Джаспер, я затаила дыхание от зловония. Воздух здесь и до сегодняшнего дня пах смертью, но сейчас он буквально ворвался внутрь лёгких, обволакивая смрадом внутренние органы. Мне был хорошо знаком этот приторно-сладкий запах — в моём шатре витал такой же, когда я умирала от сепсиса. Поглядев на потное жёлтое лицо Джаспера, смотревшего на нас несчастными глазами, я поняла, что ему уже плевать на всё — на меня, на остальных. Если бы мы не нашли деревню, он бы уже умер, но из-за появившейся воды и еды, моего отвара, обратный отсчёт его жизни замедлился, выжимая из него остатки сил, но не остановился. Я уселась на край кровати около Рейвен и, отодвинув в сторону полотенце, которым было перевязано плечо Джаспера, уставилась на рану, начавшую чернеть. Харпер, сидящая в кресле, заплакала, отвернувшись. Покосившись на Рейвен, я увидела, как трясутся её губы, готовые исказиться в плаксивой гримасе. Позади меня раздался голос Монти: — Нам нельзя уезжать. — Почему? — поинтересовалась я, не оборачиваясь на него. Я уже знала, что он скажет. Он не мог этого не сказать. Это было очевидно. — Кларк, если мы сейчас повезем Джаспера, он наверняка умрёт, — Монти обошёл кровать и сел на её край напротив нас с Рейвен. — Ему нужно время набраться сил для поездки к базе. Я поморщилась от его слов. Бред. Монти только что видел рану. Он знал о дочери Перл и землянах в конюшне. Он всё понимал. Куда делась его извечная рассудительность? — Монти… — Послушайте меня! — воскликнул Монти. — С момента нашего побега мы только и делали, что голодали и спали на ледяном полу в заброшенных магазинах и лачугах. Кларк, у нас есть твой отвар, но того, что ты наварила, хватит лишь на пару дней. Мы наберём еды и воды, но и она рано или поздно закончится. Каковы шансы, что дальше нам повезёт найти такой же дом, полный припасов, чтобы привести себя в порядок? — и снова повторил: — Джасперу нужно время. Нельзя уезжать. — Каковы шансы, что сюда не заявятся воины, убившие всех людей в деревне, или другие земляне, как пришедшие сегодня? — подал голос Беллами. — Каковы шансы, что Джаспер вообще поправится, а нас не вырежут, пока мы ждём его выздоровления? Ты сам видел трупы, лежащие на улицах деревни! Хочешь тоже там оказаться? — Ты прав, Беллами, — кивнул Монти. — Но пока его жизнь под угрозой… — он облизал губы. — Ребята, недавно мы потеряли Брайана. А теперь мы теряем Джаспера. Разве можем мы себе позволить ещё одну потерю? — Монти… — протянул Беллами напряжённым тоном. Я оглянулась на него. Лицо Беллами выражало смятение. Сам того не зная, Монти всколыхнул воспоминания о гранате в руках Брайана. Беллами, как и я, ощущал себя виноватым в его гибели, и это чувствовалось в том, как он произнёс имя Монти. — Нет, нет, послушай, — Монти протестующе махнул рукой. — Я всё понимаю, правда. Но… Но, если мы его увезём, мы сами убьём Джаспера. — То есть ты хочешь, чтобы мы все остались тут, — подытожила Рейвен, — несмотря ни на что. — Нет. Я — останусь. А вы можете уезжать. — Ты не останешься! — прошипела Харпер. — Если ты останешься, я тоже останусь. Стоило Харпер это сказать, как поднялся невообразимый шум. Все ребята заговорили одновременно, перебивая друг друга и препираясь. Я же смотрела на Джаспера. Слушая вполуха, как они все ругаются на повышенных тонах и как Миллер спорит с Монти, напоминая о своей ране на голове и произошедшем в конюшне, я думала, что лучше бы Джаспер умер ещё тогда в телеге. Он бы уже отмучился и сейчас не мучились бы мы. А потом я устыдилась этих мыслей, радуясь тому, что их никто не слышит. Продолжая смотреть на Джаспера, я вдруг увидела, что выражение его глаз меняется. Грусть и боль из них исчезли, вытесненные ненавистью и яростью. Я с ужасом поняла, что он знает о содержимом моих мыслей, как если бы всё было озвучено вслух. — Ребята… — слабо сказал Джаспер, глядя на меня немигающим взглядом. — Ребята!.. Рейвен осеклась на полуслове и рявкнула: — Заткнитесь все! — слёзы текли по её лицу. — Джаспер что-то хочет нам сказать. Сразу же воцарилась тишина. Беллами прошёл вглубь комнаты и встал напротив кровати. Миллер остановился рядом с ним, не желая пропустить ни одного слова своего умирающего друга. — Ребята… — выдохнул Джаспер, оглядывая всех по очереди. — Я не хочу никуда уезжать. Я… Я устал… Эта боль… Она как огонь… — Мы не уедем, — заверил его Монти. — Нет… Послушай… Просто послушай… — Джаспер посмотрел на него. — Монти, я умираю… Я почти мёртв. Но вы ещё живы. У вас есть шанс добраться до бункера. А у меня его нет… — Мы не оставим тебя! Джаспер утомлённо покачал головой. — Я не могу просить вас остаться. И не буду. Это… нечестно, — он облизал губы. — Поэтому… Вы не останетесь. А я не поеду с вами. — Я не понимаю, — прошептала Рейвен. — У меня есть просьба… Самая последняя просьба… — Джаспер перевел на меня взгляд. — Я хочу, чтобы Кларк убила меня. Я словно окаменела, забыв, как дышать. Я неверующе смотрела на него. Мысли путались, не давая осознать до конца смысл его слов. Конечно, я нередко об этом думала, но не всерьёз. Не всерьёз! — Что Кларк должна сделать? — угрюмо переспросил Беллами. — Почему Кларк? — поинтересовалась Рейвен. — Почему она? Рейвен разозлилась. Она всегда присутствовала, когда Джаспер позволял себе колкости в мою сторону. Мимо неё не ускользнуло значение его предсмертного желания. Джаспер ответил ей, обращаясь ко мне: — Кларк, ты доктор. Ты сделаешь это безболезненно. Я хочу, чтобы убила меня именно ты. Ложь. Мы здесь все убийцы. Каждый из нас способен нанести удар легко и быстро. Джаспер просто продолжал наказывать меня. Он считал, что вместе с Майей я убила и его тоже, и теперь он хотел, чтобы его кровь буквально оказалась на моих руках. Хотел, чтобы этот поступок остался со мной навсегда, как и моё невольное убийство Майи с ним. Прошлым он определил судьбу нас обоих. — Кларк не будет тебя убивать, — Монти выпрямился. — Никто тебя не убьёт. — Монти… — умоляюще протянул Джаспер. — Если Кларк… Или кто-то… Посмеет… — Монти запнулся. — Следующим умрёт он. Мне стало дурно. Посмотрев на Беллами, я поразилась тому, как потемнело его лицо. Будучи главным среди нас, он попал в ловушку не в силах разрубить гордиев узел, который скреплял между собой нависшую опасность над головами его друзей, умирающего Джаспера и нежелание Монти слушать разум. Он был загнан в угол смертью Брайана, я это четко видела. — Я бы хотел побыть с Монти наедине, — попросил Джаспер, — пожалуйста… Ребята потянулись к выходу. Рейвен негодующе покачала головой, глядя на Джаспера. Я поняла, что стала невольным свидетелем того, как Джаспер разбил Рейвен сердце. Она резко вскочила и практически выбежала из комнаты, словно обе её ноги были здоровыми. В комнате остались только я, Монти и Джаспер. Я встала на ноги. — Джаспер… — тихо произнесла я. — Если бы я могла… — Но ты не можешь, — возразил он. Вспыхнув, я сжала кулаки и поспешно вышла из спальни, негромко хлопнув за собой дверью. Я облокотилась о перила на лестничной площадке, пытаясь привести голову в порядок. Кончики пальцев дрожали. Во рту и горле так пересохло, что у меня не выходило размеренно дышать. Несмотря на Беллами, пережитый страх в конюшне до сих пор тревожно бил у меня в висках, а теперь ещё и Джаспер со своей просьбой об убийстве словно увеличил мои переживания в сто крат. Конфуций говорил, что прежде чем решиться на месть, необходимо вырыть две могилы. Похоже, Джаспер воспринял эту цитату всерьёз: одну могилу он обеспечил для себя, во вторую старался столкнуть меня. Я тихо рассмеялась. Нервы у меня не выдерживали. Глубоко вздохнув и выдохнув, я повернулась и зашла в соседнюю спальню, где спала в эти дни. Я уселась в кресло у окна и уставилась на храм. Возможно, нам повезёт, и мы переживём этот день. Возможно, мы переживём даже два, три, четыре дня, и никто не придёт. А, возможно, с минуту на минуту сюда заявятся люди, которым дочь Перл рассказала о нас, или какие-нибудь мародеры. И тогда всё повторится: кровь, огонь и смерть. Дверь позади меня заскрипела. Я оглянулась, увидев, как Харпер входит в комнату. Её лицо было необычайно спокойно и решительно. Смиренно. Она мягко затворила дверь и подошла ко мне. — Я сказала, что останусь с ним. И я останусь, — Харпер опустилась на колени перед моим креслом. — Но я не хочу умирать и не хочу, чтобы умер Монти. Я моментально поняла, зачем она пришла. Ну конечно же, она пришла. Только она бы и смогла найти в себе силы для этого. — Ты просишь меня убить Джаспера, — произнесла я, отворачиваясь от неё. Она схватила мою руку, крепко и больно, вынуждая снова посмотреть в её глаза. — Джаспер — мой друг. Я люблю его, но он умирает. И умирает так страшно… И долго… Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем он умрёт? — залепетала Харпер. — Я прошу у тебя милосердия для него. Я прошу тебя спасти всех нас. Монти не отпустит его, пока не станет поздно. Поздно для нас. Не отпустит, пока не будет иного выхода, но он не понимает, что его уже нет. — Почему ты не сделаешь это сама, Харпер? — тихо спросила я. — Почему я? — Потому что ты самая сильная из нас, — она накрыла наши руки своей второй ладонью. — Ты способна убить. Ты способна убить друга. А я — нет. Я слабая. Я не смогу жить с этим. Я подумала о Брайане. Харпер даже не подозревает, как она права. — Это лицемерно, — я попыталась выдернуть свою руку из её пальцев, но она упрямо дернула мою ладонь назад, не отпуская. — Пускай так, — согласилась она. — Но разве это имеет значение, когда мой любимый человек готов рискнуть собой ни за что? За человека, который уже почти мёртв? — Харпер… — Я всё время боюсь, Кларк, — призналась Харпер. — Страх стал моей второй кожей. Когда Монти уходит с Беллами и Миллером караулить, я буквально схожу с ума. День изо дня запрещаю ему уходить, но он уходит. Я отлично понимаю, что ребятам нужна помощь Монти, однако ничего не могу с собой поделать. Я люблю его, Кларк. Я так сильно люблю его… Если бы ты была на моём месте, ты бы тоже не хотела, чтобы твой мужчина рисковал собой за того, кому не спастись. Ты бы сделала всё, чтобы оградить его от опасности… Мне вдруг стало обидно. Она рассуждала так, как будто я со спокойным сердцем отпустила ребят в этот чёртов лес. Я сама постоянно маялась, пока ожидала их возвращения. И Беллами… Я не имела никакого права называть его своим. Он и не был моим. Но отпускать его в каждую вылазку становилось всё сложнее. Как будто он был моим. — И сейчас я хочу сделать именно это, — продолжала Харпер. — Как бы Джаспер не пытался достучаться до Монти — это не получится. Пока — нет. Каждая секунда в этом доме, после рассказа Миллера о землянах в конюшне, кажется мне потерянным временем. Я боюсь представить, что может случиться потом, когда придут другие. А мы все знаем, что они придут. Поэтому, когда Монти спустится вниз, я отвлеку его, — затараторила Харпер. — Если понадобится, запру или даже ударю по голове, чтобы он потерял сознание. Я никому не позволю подняться наверх. А ты в этот момент… — Он сказал, что убьёт любого за Джаспера, — сказала я, перебивая её. — А если и нет, Монти не простит меня. Харпер поджала губы. — Зато он будет жить. — Монти не простит и тебя. — Он меня и сейчас простить не может, — мрачно прошептала девушка. — О чем ты? — я удивилась. — О клетке, — неохотно произнесла она. Да что там такое произошло? Рейвен же тоже за что-то себя прощала. — Что там?.. — Это разговор о прошлом и на него нет времени, — она нахмурилась. Харпер вытащила из-за пояса кухонный нож: короткий, лезвие — длиной около пятнадцати сантиметров, с деревянной рукояткой. Обычно им я нарезала травы для отвара. Когда я это делала, то думала о том, что облегчаю страдания Джаспера. Я не допускала мысли, что должна буду действительно их облегчить — другим образом. Она вложила его в мою ладонь и заставила меня сжать рукоятку. — Это не то, о чем можно просить, я знаю, — проговорила Харпер. — Но я прошу тебя. Пожалуйста, Кларк. Она встала с колен и направилась к двери. Я поглядела на нож в своей руке и вдруг ощутила мощную волну отчаяния. — Харпер!.. — позвала я. На мгновение она замерла, а затем, не оборачиваясь, вышла, мягко захлопнув дверь. Голова шла кругом от обилия мыслей и эмоций. Меня мутило. Не выдержав, я швырнула нож на пол и обхватила себя руками, надеясь так успокоить своё сходящее с ума сердце. Я ощущала злость на Харпер, так несправедливо решившую всё без меня. Мало того, что она просила убить человека, так ещё предлагала, по сути, убить нашу с Монти дружбу — а, может, дружбу и с остальными. Вот это точно было предательством, и замалчивание правды о Перл меркло рядом с этим. Харпер знала, что я не откажусь — это выбор без выбора. Мне придётся это сделать, чтобы мы выжили, потому что у нас на самом деле больше нет возможности оставаться в этом доме. Но мне была нужна иллюзия этого выбора! Я поглядела на свои руки, испещрённые серо-бурыми шрамами и синяками, а затем на нож. Джаспер вёл себя со мной отвратительно. Он отыгрывался на мне, с каждым разом всё жёстче и больнее, втаптывая меня в грязь. Мне же должно быть легко его убить? Отомстить за то, как он мелочно мстил мне? Но тогда почему в сердце ничего нет кроме страха и боли? Я многих убила, убила Финна, но Джаспера убивать не хотела. Даже из милосердия. Я не была уверена, что смогу. Миллер сегодня сказал, что я — его человек. А Джаспер — мой человек. Ради нас с Беллами я пожертвовала Брайаном, и я не желала жертвовать ещё одним своим человеком, даже если он из друга превратился в врага. Я продолжала неотрывно смотреть на нож, и, кажется, очень долго, пока соседняя дверь не заскрипела, и я не услышала тихий голос Монти: — Я принесу тебе отвар. Когда неспешные шаги стали отдаляться, я медленно встала и на цыпочках подошла к кровати, у ножки которой лежал нож. Я быстро подняла его, подошла к двери и прислушалась — никого не было. Во всяком случае, я не слышала. Это то, что должно быть сделано. Как и всегда — за и ради моих людей. Я многое делала для них, сделаю и это. Одним грехом на душе больше. И только. Прости, Монти. Чтобы жить, надо выживать. Собравшись с духом, я вышла в коридор и уставилась гипнотизированным взглядом в дверь спальни Джаспера, не решаясь войти. Нож в моей ладони задрожал. Это правильно. Это необходимо. Возможно, это то, что я должна была давно сделать. Отдать гранату Брайану оказалось легче, чем представить, как я перерезаю Джасперу сонную артерию или вгоняю лезвие в его сердце. Джаспер словно знал, что скоро его жизнь оборвётся. Мне вдруг захотелось, чтобы в гадком поведении Джаспера был скрытый смысл, а не извечная ненависть. Как если бы он обижал меня, чтобы я не колебалась и не мешкала сейчас. Хотя, конечно же, это не так. Я вспомнила, как лежала в кровати, в бреду после того, как Редгрейв избил меня хлыстом, практически полностью содрав с моей спины кожу. Вспомнила изматывающий жар и жуткий холод, днём и ночью сотрясавший моё тело. Вспомнила, как я боялась сгнить заживо в страшных мучениях. Он умирает точно так же, как должна была умереть я. Одним ударом я облегчу страдания Джаспера. Одним ударом разрублю верёвку, удерживающую нас в этом доме, пока он угасает. Но почему он так жестоко наказывает меня? Рычаг опустили мы с Беллами, а Монти помог нам всё устроить. Но жертва Джаспера — я. Это подло. Это несправедливо. В горле образовался комок, мешая дышать. Я порывисто заглотнула воздух, стараясь взять себя в руки. Из-за меня погибло столько людей, погиб Брайан. Я не хотела, чтобы теперь погиб и Джаспер. Я устала убивать. Устала нести кровавое знамя Ванхеды, оставляющей за собой только трупы. Я не находила в себе сил переступить порог двери, где ждал своей смерти человек, являющийся моим другом и врагом одновременно. Пускай даже эта смерть будет его избавлением от агонии и страха. Я не могу. И никогда не смогу. Джаспер заслужил умереть в глубокой старости в окружении своих детей и любимых, а не так — будучи зарезанным мной. Мы бы обязательно нашли путь к восстановлению нашей дружбы. Может быть, не сразу, но нашли бы. Я это знала. Точно знала. Теплая шершавая ладонь накрыла мои трясущиеся пальцы, в которых я нервно держала нож. Мне даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Беллами неслышно подошёл ко мне. Он забрал из моей руки нож и вдел его за пояс своих штанов. — Скажи, Беллами, — попросила я, поворачиваясь к нему. — Скажи, я должна его убить? Я сделала к Беллами шаг и, вцепившись пальцами в его рубашку, уткнулась лбом ему в плечо. — Я не могу убить Джаспера, — зашептала я, вдыхая его запах. — Не могу снова убить нашего друга. Нам нельзя оставаться здесь. Но нам придётся, потому что я не больше не Кларк Гриффин. Я её жалкое, слабое подобие. Мне хотелось опять почувствовать крепость рук Беллами вокруг себя. Хотелось ощутить его тепло. Но он не обнял меня. Он просто молчал. — Помоги мне, — всхлипнула я. — Пожалуйста, Беллами, помоги мне. Я желала, чтобы он придал мне сил, потому что в себе я их не находила. Выпрямившись, я посмотрела на свои побелевшие костяшки пальцев, всё еще сжимающих его рубашку, а потом поглядела в тёмные глаза Беллами, в которых отражались мои. — Помоги мне, — повторила я в отчаянной надежде, что Беллами знает, что делать. Знает иной путь. — Я помогу тебе, — кивнул он, заправляя мне прядь за ухо. — Как? — выдохнула я, не моргая. — Скажи, как? Его пальцы легко коснулись моего лба и мягко провели изогнутую линию до здоровой щёки, на мгновение на ней замерев. Затем ещё одну линию до подбородка. — Я сделаю это вместо тебя, — медленно сказал Беллами. Меня словно парализовало. Я пораженно и неверующе уставилась на него, подумав, что это он так неудачно пошутил. Вот только мне было совсем не смешно. А потом я вдруг поняла, что Беллами говорил абсолютно серьезно. Он ведь для этого и пришёл сюда. Он забрал у меня нож ещё до того, как я попросила его о помощи. Мне стало страшно из-за готовности Беллами взвалить на свои плечи смерть Джаспера. Но ещё страшнее мне стало из-за неожиданно появившегося в груди чувства легкости — легкости от того, что убью Джаспера не я. Не отводя от меня взгляда, Беллами переместил свои руки на мои и сильно нажал на них, заставляя выпустить мягкую ткань. Затем он отвернулся и начал обходить меня, желая пройти в комнату к Джасперу. В моё тело, как будто ударила молния, снимая оцепенение. Я резко повернулась следом за ним и схватила его за локоть, вынуждая Беллами снова посмотреть мне в глаза. — Не надо, — умоляюще просипела я. Беллами молча покачал головой. Чувствуя, как дрожат мои губы, готовые разразиться беспомощным криком, я отпустила его локоть. Ещё пару бесконечно долгих секунд Беллами глядел на меня. Наверное, он ждал, что я начну плакать и просить его найти другой выход, но я просто продолжала безмолвно стоять, не шевелясь. Наконец Беллами зашёл в комнату, оставив дверь чуть приоткрытой. Он не стал спроваживать меня или приказывать мне уйти, как уже не единожды делал. Беллами предоставил мне возможность последовать за ним, если я того захочу. Неожиданно я подумала о давно забытом моменте, случившемся, словно в другой жизни. Тогда мы с Беллами еще не были друзьями. Можно даже сказать, мы находились по разные стороны баррикад. В тот день из-за кислотного тумана умирал Атом, и я нашла Беллами, сидящим у его тела. Он никак не мог убить Атома с целью закончить его муки. И потому я забрала у Беллами нож, чтобы самой сделать это. А сегодня Беллами как будто возвращал мне долг. Отсчитав про себя пятнадцать ударов сердца — именно столько мне потребовалось, чтобы решиться, — я сделала несколько шагов к двери и протянула к ней ладонь, намереваясь распахнуть её. Я не собиралась оставлять Беллами с этим один на один. Вдруг до меня донёсся слабый голос Джаспера. Я замешкалась и замерла на месте. — Я знал, что придёшь именно ты, — слова Джаспера словно ударили меня под дых. — Знал, что ей ты не позволишь это сделать… Я отдёрнула руку к себе, как если бы обожгла пальцы о горячий пар, и начала медленно пятиться. Я не хотела слышать ответ Беллами. Крепко зажав уши ладонями, я лишила себя любой возможности уловить хотя бы слово. И только дойдя до лестницы, я позволила себе отнять от головы руки. Развернувшись, я поспешно спустилась вниз на первый этаж. Вышедшая с кухни Рейвен что-то сказала мне, но я не обратила на неё внимания. Я прошла мимо озадаченной девушки и схватила с маленького стола свою непонятно откуда взявшуюся грязную рыжую куртку, на ходу надевая её. Открыв входную дверь, я выскочила на улицу, чувствуя, как ветер свирепо бьёт мне в лицо. Мне нужно было уйти. Уйти как можно дальше от этого дома, от этих людей, от любых воспоминаний и мыслей. Я отчаянно желала найти покой и тишину. Делая шаг за шагом, я совсем не беспокоилась о том, что кто-то из забредших в деревню землян мог увидеть меня и узнать. Белоснежный храм стремительно увеличивался в размерах. Ноги сами несли меня к нему. Моё сердце, разум и тело больше не были связаны. Я ничего в себе не контролировала. Человеческие тела по-прежнему усеивали улицы деревни. В день прибытия сюда я видела трупы, но так детально их не рассматривала. У многих оказались вспороты животы, позволяя увидеть вздувшиеся кишки и другие внутренние органы. Некоторые трупы были без голов. Покрытые кровью останки уже вовсю гнили и запах стоял тяжёлый и тошнотворный. Около храма они почему-то лежали грудой. Остановившись у этой груды, я какое-то время пялилась на неё, а затем невольно попятилась и тут же ощутила, как под подошвой ботинка что-то хрустнуло. Поглядев под ноги, я уставилась на чью-то отсечённую ладонь. Видимо, я раздавила палец. Почему-то это поразило меня сильнее, чем всё остальное. Я продолжала таращиться на ладонь, пока что-то внутри не встрепенулось, словно толкая в спину. Развернувшись, я быстро направилась прочь. Когда я забрела в лес, слепо глядя вперёд, то даже не заметила, как ботинки наполнились грязью и штаны промокли до колен. И хотя я дрожала, холода не ощущала. Я вообще ничего не чувствовала. Поскользнувшись на грязи, я упала на колени, окончательно испачкав штаны. Не желая останавливаться, я упрямо попыталась подняться, чтобы уйти ещё дальше от дома и храма. Но мне не удалось даже выпрямиться, как я вновь поскользнулась и повалилась в слякоть. Это меня всколыхнуло. Словно очнувшись, я принялась оглядывать лес с его равнодушными елями и пихтами, а потом и свою одежду, и мокрые ладони с крупицами земли под ногтями. Я подумала о том, как много людей обрекли на смерть эти руки, а теперь они только и могли, что трястись от бессильного гнева. Я не хотела, чтобы Беллами убивал за меня. И ради меня. Даже если это будет во благо. Я больше не хотела в своей жизни ни насилия, ни убийств, ни крови. Я устала. Устала. Устала. Когда мы с Беллами находились в подполе, я спросила его о том, сделал бы он так же, как и я, отдав Брайану гранату. Он сказал, что не знает. А теперь я знала точный ответ. И от этого было больно. Из недр души начал подниматься ураган, несущий в себе отчаяние и скорбь. Не выдержав его силы, я закричала, чуть ли не разрывая себе лёгкие на части. Этот жуткий крик давно рвался наружу. С того момента, как мы попали в плен и меня заставили назвать Элмайру. Со смерти Брайана и убийства Редгрейва. Со сцены в пряничном доме и зловонной, гнилой раны Джаспера. Всё бессмысленно и безнадежно. Я никогда ничего не смогу изменить. Хорошие люди никогда не выживают. Мне остаётся только безропотно наблюдать за их смертью. Я зажала себе рот обеими руками, подавляя звериный вопль. Слёзы душили меня. Я не могла толком дышать. — Довольно! — прохрипела я. — С меня довольно! Сколько может выдержать один человек? Как долго он будет оставаться спокойным, собранным и нормальным, если он постоянно в опасности? Если вокруг него все умирают? А если убивает он сам? Не только своими, но и чужими руками? — Хватит! Это невыносимо! — заплакала я. — Пускай всё прекратится! Я не могу! Не могу! Больше не могу! Порыв холодного ветра встряхнул ветви деревьев. Где-то надо мной зачирикала птица. Я обняла себя за плечи, умоляя невидимого собеседника забрать мою боль. Я зашептала себе слова успокоения. Но это не помогло. Эти слова никогда не помогали. Раскачиваясь из стороны в сторону, я заскулила. Мне казалось, душа у меня кровоточит. Не знаю, как много времени я провела, сидя в грязи на мёрзлой земле. Просто в один миг я поняла, что уже не плачу и слёзы на лице высохли. В сердце появилась пустота. Начало смеркаться. Солнечный диск неотвратимо стремился скрыться за нечеткой линией горизонта. Я не испытывала желания оказаться посреди леса в полной темноте, всё еще меня пугающей, и потому встала и неспешно двинулась в сторону дома. Невзирая на то, что я буквально заставляла свои ноги делать каждый шаг, я всё равно вернулась очень быстро. Хотя, возможно, подсознательно, я намеревалась скорее встретиться с последствиями того, что произошло, пока я находилась в лесу. Поднявшись на крыльцо, я остановилась, глядя на вертикальную дверную ручку, а потом выпрямилась и уверенно вошла внутрь. Первым, кого я увидела, оказавшись в прихожей, был Миллер. Услышав скрип двери, он обернулся на меня с напряженным выражением лица. Однако оно сразу же смягчилось. Я сделала вывод, что он ждал кого-то другого. Я замерла на пороге, заметив на полу у ног Миллера кровь. Мало, совсем немного, но она всё-таки была. — С тобой что-то случилось? — взволнованно спросил он, осматривая мою одежду. — Ты ранена? Не отрывая взгляда от крови, я покачала головой. — Чья это кровь? — тихо спросила я. Миллер посмотрел вниз и неопределенно пожал плечами. — Не знаю, — нервно бросил он. — Может, Беллами, может, Монти. — Они подрались после того, как Беллами сказал, что Джаспер мёртв, — добавила Рейвен откуда-то сбоку. Я поглядела на неё. Она сидела на нижней ступеньке лестницы и прижимала к щеке мокрое бежевое полотенце. Её лицо было блестящим от слёз. Глаза опухли и покраснели. — А что было потом? — Рейвен попыталась их разнять, — произнёс Миллер. — И получила от кого-то из них по лицу. — Не от кого-то, а от Монти, — фыркнула, шмыгая носом, Рейвен. — Беллами больше защищался, нежели сам махал кулаками. — Да, пожалуй, — не стал спорить Миллер, а затем обратился ко мне: — Дело завершилось тем, что Беллами ушёл, а Монти поднялся к Джасперу. Харпер ревёт на кухне. А мы остались тут, потому что нам не хочется видеть… — он осёкся на полуслове. — Не хочется видеть Джаспера мёртвым, — закончила за Миллера фразу Рейвен и, помедлив, пояснила: — Это тяжело. — Пока мы здесь, можно делать вид, что он ещё жив, понимаешь? — как-то по-детски всхлипнул Миллер. Гнетущая пустота во мне увеличилась в размерах, охватывая всю грудь. Она была подобно ржавчине, пожирающей металл. — Да, — кивнула я. — Я понимаю. Я подошла к Рейвен и уселась около неё на ступеньку. Я накрыла её ладонь своей и слегка сжала. От этого дружеского жеста она заплакала, а потом положила свою голову мне на плечо. Рукой, держащей полотенце, она поманила Миллера к нам. Миллер с сомнением посмотрел на меня, потому что наше отчуждение из-за событий в пряничном доме до сих пор стояло между нами. Я никогда не забуду ему убийство ребёнка, никогда не пойму и не приму. Но он спас меня. И он не стал упрекать меня за Перл. Я — его человек. А он — мой. И сейчас, только сейчас, я была готова поставить эту ссору на паузу и сделать вид, что мы до сих друзья. Я протянула к нему свободную руку, и он быстро подошёл к нам. Он взял меня за ладонь и опустился на корточки у подножия лестницы, обнимая нас с Рейвен за колени. Мы будем в порядке. Рано или поздно. Так или иначе. — Ты знала, что Беллами убьёт его? — судорожно спросила Рейвен. — Поэтому ты убежала? Я не хотела лгать им, несмотря на страх, что они оттолкнут меня. Довольно с меня лжи. — Да. Они не стали отталкивать или кричать на меня. Они лишь крепче сжали мои руки. — Мы даже не попрощались с ним… — прошептал Миллер, всхлипывая. — Как и с Брайаном… Я устало закрыла глаза, ощущая, как по лицу струятся слёзы.***
Я нашла Беллами на заднем дворе. После того, как Рейвен и Миллер поднялись наверх, я прождала Беллами в темноте несколько часов, сидя на лестнице. Мне было не по себе от темноты, но я боялась зажигать свечу. Я сильно замёрзла, но никак не могла уговорить себя пойти переодеться в сухое. Или уж тем более не могла принудить себя зайти в комнату, где покоилось тело Джаспера в окружении скорбящих о нем людей — кроме Харпер — она так и не вышла из кухни. Мне казалось, стоит мне отлучиться, как я пропущу возвращение Беллами. Поэтому в конце концов отчаявшись дождаться его, я вышла на улицу, обошла дом и наконец увидела напряжённую спину молодого человека. Он стоял напротив глубокой ямы, у которой виднелась целая гора земли и лежащая на земле лопата. Беллами был без куртки, просто в одной тонкой рубашке с задранными до локтя рукавами. Если куртка где-то тут и валялась, я нигде её не находила. Возможно, она вообще осталась в доме. Но, кажется, ему и не было холодно. Наверное, копать могилу в мёрзлой земле оказалось совсем не легко. Когда он услышал мои шаги, то обернулся. В его глазах промелькнуло удивление. Я запоздала подумала, что после леса, должно быть, выглядела ужасно. Но меня это мало волновало. Остановившись в метре от него, я угрюмо рассматривала окровавленное лицо, на котором успел налиться синяк. Ничего не говоря, он отвернулся от меня, всем своим видом прося оставить его одного. Но я не могла просто так уйти. Я сегодня уже совершила такой поступок и не собиралась больше повторять его. Я сделала несколько шагов к Беллами и прислонилась щекой к его спине, обнимая руками за талию и прижимаясь к нему всем телом. Я не знала, что заставило меня сделать это. Не понимала, кого сильнее пыталась утешить: себя или его. Мне хотелось, чтобы он накрыл мои ладони своими, как бы говоря таким жестом, что прощает нас обоих, потому что я собиралась именно так и поступить, но он не прикоснулся ко мне. Я до ломоты в пальцах впилась в его рубашку, перемазанную землей, и закрыла глаза, вслушиваясь в глухие удары его сердца. — Ты и я… — прошептала я, радуясь, что он не мог видеть моего лица. — Мы разрушаем всё на своём пути. Он ничего не ответил, а только порывисто вздохнул. — Мы разрушаем даже друг друга, Беллами. Свистящий, зябкий ветер забрался ко мне под воротник. В поисках тепла я обняла Беллами ещё крепче. Я страстно желала, чтобы момент, когда мне придётся его отпустить, наступил как можно позже. Ещё хотя бы минуту.