Мирная жизнь и другие неприятности

      Оракул, как известно, был Мудрейший и Всезнающий, но вот титула «Милостивый» среди его регалий не значилось. И не зря.       Этот священный напыщенный индюк отправил их мало того, что в чужой мир, так ещё и в осень: сезон дождей, холодов и пронизывающего мерзкого ветра. Нет, Седрик непогоды не боялся — военные кампании кого хочешь закалят, да и в кружении красных листьев была своя красота… Но вот Его Высочество красотой спасаться не пожелал. Его Высочество попал под ливень, промочил ноги, познал все прелести акклиматизации и спустя час уже заходился в приступе кашля. И чихания. И насморка. И всего того, что Его Высочеству было не положено по статусу.       Конечно, заболел он не как смерд какой-нибудь, а с размахом — так, что мог только лежать в постели и держаться за голову.       — Давайте вызовем врача… — без особых надежд предложил Седрик, и Фобос его не разочаровал:       — Никаких землян, — просипел он зло.       Вот так Седрик, впервые в жизни, очутился в аптеке. Местом она оказалась… странным. В глаза сразу бросались рекламы на стенах: «Кратал. Забудь, где у тебя сердце!» (ну, Его Высочество давно забыл), «ПСИЛО-БАЛЬЗАМ. Не верь! Не бойся! Не чеши!», «Простамол. Просто будь мужчиной», «Alka-Seltzer. Понимает вас!».       Мысленно поблагодарив некоего АлькуЗельцера за понимание, Седрик встал в очередь. Двигалась она издевательски медленно, человечишки с реклам лыбились молча и ехидно, и, чтобы отвлечься, Седрик взял со стенда у кассы листовку. На ней обнималась какая-то парочка, а текст грозил Седрику мучительной смертью от страшной болезни, если он не будет осторожным и верным (кажется, Седрик даже знал, как эту болезнь зовут).       Под простенькую мелодию раздался голос с потолка:       — «Гепатромбин. Быстрое решение наболевших проблем!»       У Седрика таковых было пять. Пять бессовестно наболевших проблем в полосатых колготках, и вряд ли здесь мог помочь Гепатромбин.       Когда подошла очередь, аптекарь — девица хмурая и бледная, как моль — пробурчала:       — Слушаю.       — Им стоило записать ваш чудный голос, — легко соврал Седрик. — Его красота привлекала бы куда больше покупателей.       Девица выпучилась на него бесцветными глазами, оглядела с ног до головы, а потом улыбнулась, из бледной моли став молью румяной. И, что важнее, общительной.       Что ж, хоть эту магию Оракул у Седрика отобрать не смог.       Домой он вернулся нагруженный новой информацией, внушительными пакетами с медикаментами и другими очень полезными вещами. Девица даже записала несколько лечебных советов на бумажке (вместе с номером телефона, бедная дурочка). По дороге Седрик попробовал по таблетке из каждой упаковки, поэтому теперь его слегка клонило в сон. Но ни боли, ни тошноты он не чувствовал, так что лекарства можно было смело нести Его Высочеству. Поглядывая на советы девицы и зевая, Седрик смешал мёд, горячее молоко и лимон. Пригубив получившуюся бурду — он никогда не любил сладкое, — и убедившись, что она вроде бы не таит опасностей (кроме отвратительного вкуса), Седрик взял лекарства и направился в свою комнату. Точнее, в бывшую свою комнату, а ныне — комнату Его Высочества. Покупая это обиталище, Седрик и подумать не мог, что когда-нибудь будет жить здесь всерьёз, мало того: принимать самого князя! поэтому единственную спальню обставил очень просто: чем попало. Нет, ладно ещё бесформенный серый гардероб — он удачно сливался с серыми стенами; ладно бесполезный телевизор, оставшийся от прошлого хозяина; ладно тумбочка, похожая на пенёк на кривых ножках… но вот пчёлки, кружившиеся на постельном нежно-голубом белье, были уже перебором (бельё выбрала Элион, в своё время тоже выгнавшая Седрика на диван).        Среди довольных жёлтых пчёлок восседал недовольный Фобос, будто сыч, выпавший из уютного тёмного дупла на солнечную поляну. Растрепавшиеся белые волосы-перья добавляли его виду особенный безумный шик. На высоком челе его лежала печать благородного страдания, дыхание срывалось хрипами с бледных губ, под электрическим светом кожа казалась болезненно-жёлтой, а натёртый нос покраснел и распух.       Но на лице Седрика не дрогнул ни единый мускул.       — Мой князь, я принёс лекарства. Но сначала вы должны… — на любимое слово Фобос отреагировал взглядом, от которого Седрик привычно почувствовал себя жалким ничтожным червём, — … то есть, простите, я должен — определить ваши симптомы, чтобы выбрать лучшее средство.       Дождавшись мрачного, исполненного достоинства кивка, Седрик подошёл ближе и опасливо протянул Фобосу градусник.       — Вот, Ваше Высочество, во… (Возьмите в рот? вставьте? засуньте?) ... надо, чтобы это было во рту.       Ответом ему была гнетущая тишина. За стенами бушевал октябрьский ветер, по крыше туда-сюда, шустро перебирая лапками, носился какой-то зверёк.       — На Земле так меряют температуру... — вконец стушевался Седрик, — под языком...       Фобос вырвал термометр у него из пальцев так, будто это был смертельный яд, который Его Высочество решил принять, лишь бы избавиться от компании безмозглых слуг. Седрик отступил на шаг и виновато склонил голову. На самом деле, безголосый и лишённый магии Фобос внушал ему едва ли не больший ужас, чем Фобос в зените своего могущества, а от вида его красных, слезящихся глаз у Седрика мурашки бежали по коже. А что, если это не простуда? Что, если Оракул решил убить его таким вероломным способом и остаться как бы не при чём? О, если это так, то Седрик найдёт способ отомстить! Душу демонам продаст! Передушит проклятых девчонок во сне! Разрушит Кондракар до основания!..       Градусник пропищал, как новорождённый ларвек. На его белом пузике высветилось 37, 2.       Ладно, допустим, месть пока подождёт.       Проглотив таблетку «симптоматического средства» (моль уверяла, что оно «безопасно даже для самых маленьких»), Фобос отпил из чашки и скривился.       — Надо было тебе пригласить Стражниц на чай. Они бы отравились и передохли.       — Это мёд и молоко, Ваше Высочество. Очень полезно, — промямлил Седрик, не зная, куда деваться от княжеского гнева. — И я купил леденцы для лечения горла. И чай могу сделать, если хотите.       — Что такое мёд?       — Ну, — Седрик указал пальцем на простынь, — вот видите, у вас тут пчёлки…       — Вон!!       Он покорился с радостью и с трусливым облегчением в глубине души. Всё-таки Фобос оставался пугающим даже на подушках с пчёлками.       Особенно на подушках с пчёлками.       Торговый зал встретил Седрика печальным хрустом. Несколько стеллажей превратились в груды деревянного мусора, разбросанные стулья беспомощно смотрели ножками в потолок, повсюду валялись обломки двери, любезно выбитой Стражницами. Седрик щёлкнул пальцем по колокольчику-звонку — тот сочувственно тренькнул — и, вздохнув, принялся за наведение порядка. Для начала он вынес всё сломанное, сожжённое, разбухшее от влаги и обугленное током, потом расставил уцелевшие стеллажи и полочки, нашёл чудом не разбитые напольные часы и позолоченную фигурку павлина. Затем пришла пора искалеченных книг, и вот это стало настоящим испытанием: от безродных невежд больше всего пострадала «Философия» и «Зарубежная классика». Великие труды Ницше, Достоевского, Платона рассыпались по полу истерзанными запыленными страницами, и сердце Седрика обливалось кровью, когда он отправлял в мусор шедевры человеческой мысли (разве что писанину антимонархиста Руссо он выбросил со злорадным удовольствием). Тупицы-Стражницы не тронули беллетристику, но с набором любовных романов и «очень смешных» детективов Седрик, конечно, открывать магазин не собирался. Что ж, придётся встречаться с поставщиком. Учитывая, что в последний раз Седрик говорил с ним в образе пышногрудой горячей блондинки, к сонму проблем прибавилась ещё одна.       Павлина Седрик водрузил на прежнее место — в самом центре зала. Глаза на птичьей мордочке смотрели мудро и спокойно, хотя в пышном золотом хвосте застрял осколок зеркала. Позавидовав этой стойкости, Седрик вынул осколок и увидел в нём собственное отражение. Рука дрогнула. Острый край впился в подушечку пальца, красная капля покатилась по ладони. Седрик смотрел на каплю несколько долгих секунд — ранка не думала затягиваться. Боль, конечно, была ерундовая, но сама мысль, что он теперь обычный человек, заставляла лорда-змея кипеть от злости. Добрый Оракул выбрал худшее из наказаний! Выкинув чёртов осколок, Седрик вернулся к уборке и поднял с пола очередную страницу. Глаза его зацепились за текст:       «Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это все, все! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту».       Под мудрой фразой осталось кровавое пятно, и Седрик не сдержал нервный смешок.       Часы глухо пробили десять вечера, а, значит, пришла пора преодолеть страх и проведать Фобоса, чтобы дать ему следующую дозу лекарств. Но сердитое сипение до сих пор стояло у Седрика в ушах и он, сам не заметив, по дороге в спальню свернул на кухню. Может, сытый князь будет чуть более снисходителен?.. Вот только, если честно, кулинарные способности Седрика ограничивались чаем — почти никогда не доводилось готовить самому. Потчевать же Его Высочество замороженными продуктами из местного супермаркета было как-то неправильно. И что делать? У Седрика в магазине были книги вроде «Как заработать миллион, не вставая с дивана», «Как похудеть, отрастить волосы и научиться любить себя такой, какая ты есть», «Как питаться по системе пяти китайских элементов» (к пяти элементам Седрик больше не хотел иметь отношения никогда) и даже интригующая «Счастливые дни с Голым Поваром», которую Седрик открыть всё же не решился. А вот книги «Как готовить для Князя Тьмы» не нашлось... Наверно, можно было бы обойтись свежей дичью — Седрик был хорошим охотником, с детства загонял оленей и лис в меридианских лесах...       Он покосился в окно: на Хиттерфилд опустилась ночная мгла, в стекло билась мокрая лишённая листьев ветка, а вокруг неё вилась какая-то несчастная пичуга.       «Ваше Высочество, не желаете ли сочного воробушка? А, может, белочку?»       Чем идти с такими предложениями, проще было покончить с собой прямо здесь и сейчас. Всё-таки с Элион в этом смысле ему повезло (если, конечно, их встречу вообще можно было назвать везением): она предпочитала пиццы, гамбургеры, сладкий рис и прочую дрянь, которую подавали в «быстрых» забегаловках (и от противоестественного запаха которой у Седрика отшибало аппетит). Но не заказывать же князю лапшу удон из «Серебряного Дракона»?       Так ничего и не придумав, Седрик решился на рискованный поступок: просто спросить. Однако, едва он, постучавшись и несколько раз извинившись, заглянул в спальню, как понял, что Его Высочеству не до разговоров. Глаза того были зажмурены, на лбу блестела испарина, и, несмотря на духоту, стоявшую в комнате, он закутался в одеяло до подбородка. Севший голос был похож на шелест Шептунов:       — Закрой окно.       — Оно закрыто, мой князь.       Но князь, похоже, ничего не слышал. Его колотило — нарисованные пчёлки грозились вот-вот взлететь. Он даже не возмутился, когда Седрик присел рядом. Только зубами о чашку стучал, пока тот, придерживая за затылок, поил его жаропонижающим.       Девица предупреждала, что к ночи всегда становится хуже и это нормально. Но Седрик не знал: «нормально хуже» — это вот так? Или это хуже уже не нормально?       По сведениям инструкции лекарство обещало подействовать через полчаса, поэтому Седрик решил подождать. Однако просто сидеть и смотреть, когда его князя трясёт в лихорадке, он не мог. Запасных одеял, как назло, в доме не было: сам Седрик никогда не мёрз. В смысле, раньше никогда...       Он взглянул на свою ладонь, где ещё не зажила царапина. На обычную тёплую человеческую ладонь.       Ох. Стоило бы все же купить тот препарат — повышающий мужественность.       Седрик глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и потянул с себя пуловер. А потом осторожно лёг на постель и приобнял Фобоса одной рукой. Он был готов к тому, что Его Высочество внезапно очнётся и оттолкнёт, ударит — или скажет что-нибудь, отчего Седрику самому захочется сбежать... но точно не готов к тому, что Фобос тут же распутается из плена одеял, обхватит его двумя руками и притянет к себе, обдавая горячим цитрусовым дыханием. Объятия у него оказались неожиданно крепкие — когда Седрик попытался чуть отодвинуться, Фобос прижал его плотнее, ещё и ногу сверху забросил. Вопрос был закрыт.       Седрик больше не шевелился, только слушал, как выравнивается дыхание и спокойнее стучит сердце Фобоса, как постепенно отступает лихорадка. Седрику было неудобно и жарко, и княжеская нога на нём была тяжёлая, и постель была узкой для двоих… но зато подушка оказалась сказочно мягкой, ветер выл на улице совсем по-мередиански, а пчела с наволочки смотрела так благодушно, что Седрик и сам не заметил, как задремал. Из сна его вышвырнуло тычком, и, проморгавшись, он понял, что лежит на полу. Фобос, спихнувший его, с явным удовольствием распластался на постели, подмял под себя подушки и одеяло, сгрёб простыни, будто хотел не только захватить всё возможное место, но и навсегда присвоить новую завоёванную территорию.       Седрик поднялся и, потирая ушибленное нижеспинье, побрёл к двери.       Его не покидало мучительное дежавю.