Нет.
Нет-нет-нет.
Она на это не подпишется!
— Тебе одной я могу доверить такое ответственное дело…
Нет.
— Ну милая, не оставлять же его одного…
В голосе Седрика было столько нежности, что ножки подкосились бы даже у стола.
Паучьи ножки остались непреклонными. Их стойкую обладательницу сантиментами было не взять. Она безапелляционно топнула лапкой и поползла назад, к руке Седрика, с которой её только что сбросили.
— Всего несколько часов…
Презрительно фыркнув — то есть вздрогнув всем телом, — паучиха покрепче вцепилась в хлопковую нитку.
— Миранда, пожалуйста.
Седрик бережно, но настойчиво снял её со свитера, и она возмущённо щёлкнула хелицерами. Он вздохнул, но не выпустил её из клетки пальцев.
Их «спор» продолжался уже минут десять — маленькая упрямица никак не желала поддаваться на уговоры, даже самые ласковые. Впервые в жизни Седрику встретилась женщина, которая не любит ушами… Возможно, потому, что у пауков нет ушей?
Ему оставалось одно. Он поднёс её к лицу — бережно, на двух ладонях — и взглянул своим взглядом номер три: трепетно-умоляющим.
— Я тебя очень прошу!
Паучиха посмотрела в его глаза — голубые — и опять бесстрастно поползла по руке.
Глаза у этого Седрика были не те.
Из кухни раздались ругательства на меридианском и тут же — страшный грохот: что-то упало, звякнуло, раскололось, покатилось. Ни Седрик, ни его собеседница не обратили на шум внимания. Эти звуки они слышали каждый день. Вчера Его Высочество изволил раздолбать мультиварку, которая «как-то странно на него смотрела». Сегодня утром, едва проснувшись на рассвете и не теряя время зря, Его Высочество осчастливил уничтожением фарфоровые чашечки — те остатки посуды, которые чудом уцелели, когда Его Высочество позавчера запнулся о дверцу кухонного шкафа и благоволил уничтожить чайный сервиз.
Что примечательно, кухонный шкаф был подвесной. Но Фобосу Эсканору это не помешало запнуться.
И вот только что изящным движением княжеской руки был сметён заварочный чайник.
На очереди стояли ложечки. Железные.
— Давай так, Миранда, — Седрик перешёл к другой стратегии общения с дамой: к торгу. Дама взглянула на него кисло и без интереса. У неё не было губ и носа, но зато было четыре выразительных глаза. — Ты остаёшься… Нет, отпусти мой свитер… нет, подожди, посиди на столе… Миранда, ты остаёшься, а я привезу тебе что-нибудь вкусное. Чего ты хочешь? Хочешь специальных паучьих мушек?
Она замерла и оскорблённо уставилась на Седрика. Не мигая. Она никогда не мигала, но в этот раз она делала это как-то по-особенному укоризненно. По спине Седрика побежали мурашки, а в голове забилась одинокая мысль: «За что мне эта пытка? я и сам не хочу никуда уходить!» Но выбора у него не было. Кто-то должен был исследовать виллу Людмора.
Седрик узнал о ней случайно, и помогла ему в этом, как ни смешно, самая верная послушница Кондракара — Орубе. В том сборнике сказок, который она заказала, была легенда о Книге Элементов: якобы некий загадочный маг появился в Хитерфилде много лет назад (как раз тогда, когда Людмор прибыл на Землю). Маг этот провёл несколько таинственных экспериментов, напугал местное население цветными вспышками и исчез — остался только его дом на холме. «С привидениями». Теперь, прежде, чем передать книгу Орубе (а значит, и Стражницам), Седрик хотел сам пообщаться с этими «привидениями». Путь был недолгий, такси уже ждало на улице…
Но было одно «но». Неугомонное «но» с тираническими замашками и безудержной страстью к разрушению. Естественно, везти лишённого магии и беззащитного Фобоса в потенциально опасное место Седрик не собирался. Тем более, что Его Высочество и сам не горел желанием куда-то ехать: здесь, в чужом мире, его любовь к затворничеству стала ещё сильнее. Однако и оставлять своего повелителя одного Седрик не имел права. Фобос умудрялся конфликтовать со всем, даже с предметами мебели, как будто задался целью уничтожить Землю и начать решил с «Ye Olde Book Shop».
Пока Седрик искал выход из безвыходной ситуации, пальцы его сами собой поглаживали приятный шерстяной комочек — его лохматую несговорчивую подругу. Под нежными прикосновениями тело её постепенно расслабилось, она упала на стол, перевернулась, подставляя под ласку брюшко. В брюшке быстро-быстро билось сердце.
Пальцы у этого Седрика, в отличие от глаз, были практически те же.
Блаженный звук, который она издавала, напоминал тихую вибрацию, почти мурчание, и бывший лорд сориентировался мгновенно.
— Так… так ты мне поможешь?
Паучиха блаженно щёлкнула педипальпами.
Это значило «да».
Даже «да-да-да».
Да, грозная хищница сдалась. Но, в конце концов, сложно быть сильной независимой женщиной, когда тебе чешет брюшко лорд Седрик. Она почти уснула под ласковыми прикосновениями, как очарование момента вдруг разрушил голос:
— У тебя на кухне полная анархия!
— Простите, мой князь.
Паучиха встряхнулась, выныривая из сладкой дрёмы. Седрик оставил её, весь повернулся к своему белобрысому чудовищу. Как всегда. Она потёрла мордочку лапой и мысленно укорила себя за мягкотелость: «Опять я ему поддалась!»
— Почему ты ещё здесь? — Фобос прошествовал в торговый зал будто в тронный: гордо вздёрнув голову.
Вместе с головой, конечно, вздёргивался и благородный княжеский нос. Его Высочество на своих ошибках учиться не умел: он жил с уверенностью, что ошибок не допускает. И простой вывод — о том, что если постоянно держать нос задранным, то будешь задевать им подвесные шкафчики, — в венценосной голове выработаться не мог.
— Мой князь, пожалуйста, не открывайте никому и…
— Ты уже это говорил. Отправляйся скорее, Седрик, я не хочу оставаться здесь ни одной лишней минуты! — Фобос уселся на диван и вытащил с полки первую попавшуюся книгу. Это было его новое хобби: читать местную литературу и клеймить авторов идиотами. — Без Людмора или артефактов не возвращайся.
Поклонившись, Седрик медленно направился к выходу. У самой двери он замешкался, скосил на повелителя полные тоски глаза — будто всё ещё размышлял, а не остаться ли.
Но Фобос был человек невнимательный и ничего не заметил.
Паучиха была не человек и очень внимательная. Она заметила всё. Бойкие волоски на её теле съежились и опустились. Ей захотелось забиться в какую-нибудь дыру подальше отсюда, никогда не быть здесь и никогда сюда не приходить. Но она не сдвинулась с места. Только подумала: «Было бы проще, если бы они не были так похожи…»
Дверь захлопнулась. Спустя минуту с улицы донёсся звук отъезжающей машины, и паучиха поспешила к Фобосу: ближайшие несколько часов ей предстояло его охранять. От кого? Главным врагом Фобоса Эсканора всегда был он сам.
— Даже не думай, — прошипел он, стряхивая чёрный лохматый шарик с руки.
Паучиха недовольно повела хелицерами, мол, не очень-то и хотелось, но далеко не отошла: задание есть задание, — уселась на спинке дивана и стала чистить лапки.
Его Высочество не удостоил насекомое взглядом. Его гордыню, в отличие от магии, не мог отобрать никакой Оракул. И гордыня эта требовала постоянных, ежеминутных подношений. Название книги, которую он взял в руки, показалось ему достаточно дурацким, чтобы вдоволь посмеяться над автором. К тому же, внутри притаилась закладка. Влекомый фамильным эсканоровским любопытством, Фобос открыл заложенную страницу.
«На своем жизненном пути мы попадаем во многие неприятные ситуации, которые нельзя изменить. Пред нами стоит выбор. Мы можем или принять эти ситуации как неизбежные и приспособиться к ним, или погубить свою жизнь, протестуя против неизбежного, и, возможно, довести себя до нервного срыва».
— Пф, Седрик, ничего другого от тебя я и не ожидал!
Но Фобосу никто не ответил. Паучиха занималась личной гигиеной и искоса следила за своим «заданием» (общаться с «заданием» в её миссию не входило). За стенами дома гулял ветер, иногда проезжали машины и проходили люди — разговаривая, хохоча, ругаясь. Все эти звуки были приглушёнными, далёкими. Были звуками из другого мира, чуждого и непонятного бывшему князю Меридиана.
Здесь же, в зале, стояла полная тишина. Такая же недружелюбная и неприятная. Какое-то время Фобос старался читать и не обращать на неё внимания, но она настойчиво заползала ему в уши, давила на кожу, на виски. Она была… слишком безразличной.
Поймав себя на этой мысли, Фобос вздрогнул. Что за ерунда? Разве он не привык быть один?! Ответ пришёл к нему немедленно: нет. Не привык. Рядом всегда были его Шептуны, его сад и его тёмные розы. Рядом всегда был покорный и внимательный слушатель.
— Полная чушь, — пробормотал Фобос и тут же разозлился: как слабо прозвучал его голос! Чтобы разрушить безмолвие, он вскочил с места и распахнул окно. Звуки города стали громче, холодный воздух ударил в лицо, но пыла не охладил. Раздражение поднималось в груди Его Высочества привычной жгучей волной, и излить его было решительно не на кого. Грешным делом, Фобос даже покосился на паучиху, но тут тишину вдруг прервало звонкое «трррррынь». Он вздрогнул, бездумно поднял руку, подготавливая заклятие, а потом вспомнил, что магию у него украли, и до боли сжал кулак. «Трррррынь» продолжался. Выл, как хугонг по весне. «Телефон» — всплыло в памяти Фобоса. Вот как называется эта визглявая дрянь!
Однако, стоило Его Высочеству подойти к столу, дрянь заткнулась.
— Ненавижу этот мир, — прошептал он.
Будто услышав, телефон зазвонил опять. Ещё громче и настойчивее — теперь это был вопль целого стада парнокопытных.
Фобос схватил трубку. Душераздирающий вой прекратился, сменившись ласковым тенорком:
— Здравствуйте. Бог любит вас!
— Его проблемы!
Фобос бросил трубку так, что она жалобно звякнула.
«Ненавижу!» — мысленно повторил он, оглядывая торговый зал. Раздражение копошилось под кожей, будто стая бешеных ос. Почему раньше он не замечал, как давяще низко нависает здесь потолок? Надо будет приказать Седрику это исправить! А эти шкафы? Они же стоят безо всякого порядка! И почему здесь так отвратительно, невыносимо, неестественно тихо?!..
Словом «тихо» Его Высочество подменял другое слово, слишком человеческое и слишком, по его мнению, жалкое, чтобы произносить его даже про себя.
Занятый сложными переживаниями, он и не заметил, как юркий лохматый шарик забрался в его косу. Коса эта, толстая и тяжёлая, паучихе была по нраву — в отличие от её дёрганого обладателя, который с самым угрожающим видом, как на войну, направился на кухню. Фобос вообще мог сидеть спокойно, только когда впадал в эту свою странную мрачную задумчивость. Всё остальное время он двигался. Причём так резко и решительно, что кончик его косы при каждом шаге бился о костлявую спину. Нежное тельце паучихи билось тоже.
Когда же закончились её мучения, — Фобос остановился, — настала пора мук для другого невинного создания.
Из всех кухонных предметов именно микроволновка больше всего полюбилась Его Высочеству. В издевательствах над ней он находил своеобразное успокоение. Он вертел ручку таймера и смотрел, как свет внутри, будто по волшебству, зажигается и гаснет, зажигается и гаснет… конечно, процесс погашения Света доставлял Властелину Тьмы особое удовольствие. Микроволновка жалобно стонала, покорная и беззащитная, под жестокой княжеской рукой.
Паучиха почти уснула, удобно устроившись в пышных волосах, как вдруг раздался звук. Не стон истерзанной техники, не крик хугонгов. Кое-что страшнее.
«And now Iʼm like baby, baby, baby, ohh like baby, baby, baby…»
Фобос замер. Лицо его исказила улыбка, больше похожая на оскал. Да-да, подумал он, так я и знал, чувствовал: в доме еще остался враг. И вот этому врагу хватило наглости проявить себя!
И тогда Его Высочество бесстрашно ринулся на звук — хотя, по всем законам логики, он, как человек, изучавший семь свободных искусств, изучивший законы мировой музыкальной гармонии, должен был бежать от этой песни как можно дальше.
Распахнув дверь в спальню, Его Высочество столкнулся с недругом лицом к лицу. На экране недруга открывала рот и дёргалась какая-то девочка. Девочка была весьма миловидной, но вот то, что слетало с её губ, вполне можно было использовать для пыток самых закоренелых преступников.
«Baby, baby, baby oooh I thought youʼd always be mine…»
Преодолевая звуковые волны, превратившие спальню в один из кругов ада, Его Высочество подошёл к телевизору ближе, ещё ближе, и…
…и выдернул шнур из розетки!
— Ха! — сказал он, глядя на потемневший экран.
Однако толком отпраздновать триумф победитель не успел. В торговом зале вновь зазвонил телефон, и Фобосу пришлось вернуться.
— А Мэри можно?..
— Можно! — милостиво разрешил Его Высочество и бросил трубку так, что она раскололась на две половинки.
Опять стало тихо. Гнетуще, мерзко тихо. «Этот мир просто издевается надо мной!» — подумал Фобос. Глубоко вдохнув, он решил отвлечься от мрачных размышлений и впервые, наверное, поступил как нормальный человек: пошёл к холодильнику. Однако до банки шоколадной пасты добраться ему не удалось. Стоило ему оказаться рядом, микроволновка резко распахнулась. Только паучиха, больно потянувшая Его Высочество за волосы, спасла княжеский нос от столкновения с пластмассовой дверцей.
— Измена! — воскликнул Фобос, одним движением стряхивая на пол предательскую технику. Она рухнула с предсмертным стоном, и в стоне этом было счастье освобождения от страданий.
Но невинная жертва только подлила масла в огонь восстания. Заскакал по кухонной тумбочке блендер, из крана полилась вода, замигала лампочка, холодильник угрожающе зажужжал, а из спальни раздалось:
— «I got passion in my pants and I ainʼt afraid to show it Iʼm sexy and I know it…»
«Это бунт!» — понял Фобос.
Он вылетел в торговый зал, оглядываясь в поисках оружия. Он уже почти схватил швабру — при должной фантазии её можно было принять за боевой посох, — когда вдруг наткнулся на паучий взгляд. Маленький лохматый шарик незаметно спрыгнул с косы, уселся на стол и теперь внимательно смотрел на Его Высочество. Внимательно. Тихо. И печально.
По горлу Фобоса пробежала судорога. Когда-то, в прошлой жизни, так на него смотрела мама.
— Прекрасно, — хмуро пробормотал он, отбрасывая швабру и с самым независимым видом усаживаясь на диван. Свои гордые слова он обратил в потолок: — Мне плевать на вас, человеческие отродья! Вам не вывести меня из себя! Слышите? Мне плевать!
И он вновь распахнул книгу.
— «My anaconda donʼt, my anaconda donʼt, my anaconda donʼt want none unless you got buns…» — разносилось по всей лавке так, что тряслись крепкие кирпичные стены.
«Я совершенно спокоен», — думал Фобос, цепляясь глазами за напечатанные строчки с таким остервенением, будто хотел вырвать их взглядом.
Спустя пять минут он понял, что держит текст вверх ногами. Прикусив до крови щёку, он перевернул книгу.
«Никогда не пытайтесь свести счеты с вашими врагами, потому что этим вы принесете себе гораздо больше вреда, чем им. Никогда не думайте ни минуты о людях, которых вы не любите».
На мгновение настала тишина. Но Фобос даже выдохнуть не успел — канал переключился, и стены затряслись опять. Теперь это был Моцарт, это была ария Царицы Ночи, и это была Флоренс Фостер Дженкинс:
— «Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen», — в глотке певицы притаилась бензопила.
Фобос вцепился в книгу так, что на страницах остались влажные следы его пальцев.
«В этом мире есть только один способ заслужить любовь — перестать требовать её и начать дарить, не надеясь на благодарность».
В арии наступила очередь колоратур, и Фобос почувствовал, как боль в его ушах становится невыносимой.
«Меня это не волнует», — упрямо сказал он себе.
«Не позволяйте себе расстраиваться из-за пустяков, которые следует презирать и забывать. Помните, что жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на пустяки».
— «Ааааааааа», — донеслась из колонок телевизора особо высокая нота.
— Ааааааааа, — повторил Фобос и швырнул книгу в открытое окно.
Ничего в мире больше не могло сдержать его гнев: ни гордость, ни упрямство, ни материнский взгляд, ни сами боги. Схватив швабру, он бегом направился в спальню, к телевизору, к лидеру восстания. Однако, стоило ему распахнуть дверь, как «музыка» прекратилась. На экране появился приятный мужчина в костюме и мило, дружелюбно улыбнулся:
— В нашем веке мы отказались от пыток, но ведь пытки прекрасно работают!
Это была правильная мысль, неожиданно умная для землянина, настолько прекрасная, что Его Высочество даже застыл, позабыв про оружие в своих руках.
— Как вы можете прокомментировать строительство вашей так называемой «Великой Стены»? — спросила девица на экране.
— Это вынужденная мера…
«Великой Стены»?
Заинтересовавшись, Фобос опустил швабру.
И тут же, на самом интересном месте, канал опять переключился.
— Да здравствует революция! — Юный предводитель восстания сверкал глазами, кричал, размахивал флагом и был похож на любого юного предводителя восстания. — Сдохни, монархическая свинья!
Швабра обрушилась на телевизор.
Взмыл вверх столп искр.
***
«Я не хотела!» — в панике думала Хранительница Сердца, Властительница Электрической Энергии, Стражница Кондракара и просто школьница Вилл Вандом, судорожно набирая на мобильном номер экстренных служб. Когда она случайно заметила, что бывший князь остался один, она просто не смогла отказать себе в маленьком удовольствии потрепать ему нервы…
Но она правда не хотела!
***
Шёл первый в этом году снег. В оранжевом закатном солнце снежинки казались искорками: они падали на стекло и таяли, растекаясь водяными дорожками.
Седрик тоскливо смотрел на них через окно такси. Он устал, его безумно клонило в сон, и он не мог дождаться, когда уже вернётся домой, когда окажется подальше от земных машин и их чокнутых водителей, любящих постонать тебе в уши.
Город медленно проплывал мимо: здания покрылись белыми шапками, метель припорошила витрины и двери магазинов, легла сугробами у тротуаров. Вот за поворотом показалась книжная лавка — выступила из снежного вихря башенками крыши, яркой вывеской, и Седрик смог разглядеть высокую фигуру возле входа…
Его Высочество стоял у крыльца. В тапках. На снегу.
Все прочие мысли вылетели у Седрика из головы. Не дожидаясь, пока такси окончательно остановится, он кинулся к повелителю.
— Ваше Высочество, вы же простынете, я же просил вас… — начал он, набрасывая на своего князя пальто. Но князь никак не отреагировал. Князь величественно смотрел вперед. В руках он, словно атрибуты власти, держал по куску швабры. Волосы у него стояли дыбом, а глаза сверкали, будто там всё ещё гулял электрический разряд.
Паучиха шмыгнула к Седрику и понеслась по предплечью вверх, под ворот свитера. Её била дрожь. Седрик машинально погладил её через ткань и перевёл взгляд на свой магазин.
Магазин дымился. Дым валил из окна спальни и поднимался в небеса.
Где-то рядом завыла сирена пожарной машины.
— Зато больше он ничего не скажет, — ухмыльнулся Фобос.
— К-кто?
На лице Фобоса отразилось почти экстатическое удовольствие.
— Повстанец.
Седрик промолчал. Только снял с себя шарф и замотал княжескую шею.
Маленькие снежинки кружили в воздухе, медленно опускаясь на строчки раскрытой книги:
«Все мы мечтаем о каком-то волшебном саде роз, который находится за горизонтом, вместо того чтобы наслаждаться розами, которые цветут прямо за нашим окном».
