Царь горы

      Во рту было сухо, в глазах по-прежнему темно, в ушах стояло монотонное жужжание, похожее на гул трансформатора. Гарри едва смог пошевелить рукой. Тело ощущалось ужасно тяжёлым и неповоротливым. Пахло сыростью и гнилью. Он лежал на чём-то твёрдом, холодном и влажном, почти в луже.       «Гарри. Я Гарри, — проговорил он про себя. — Я был в казино, в кабинете. Я спал».       Этот нехитрый приём помог полностью прийти в сознание. Гарри, всё ещё не открывая глаз, прислушался. Ничего. Только где-то капала вода.       Тогда он открыл глаза и увидел перед собой старую отслоившуюся штукатурку на стене. Выше змеились водопроводные трубы, обмотанные грязной ветошью, затем пучок обвисших электрических проводов, уходивших в стену. Под самым потолком, таким же ободранным и заплесневелым, в углу скапливалась вода и медленно, капля за каплей, текла по стене — на этом месте образовались разноцветные потёки и раскисший желоб.       Гарри пошевелил плечами и понял, что лежит на земляном полу.       «Дерьмо», — сказал он себе, снова обводя взглядом подвал.       Кто-то добрался до него. Раз не грохнули сразу, значит, сперва хотят что-то выяснить. Значит, будут бить, подумал Гарри отстранённо, и только потом убьют. Чёрт, а он как раз передумал умирать.       Он продолжал лежать, раздумывая о своей судьбе. Если он не выберется, — а он не выберется, Гарри знал такие подвалы очень хорошо, — жить ему осталось недолго. Может, день, может, час, но, похоже, всё кончено. Теперь он и правда больше не увидит Северуса. И снова стало так больно, что Гарри, скрючившись, повернулся на бок и закрыл лицо руками.       «Ещё немного, — повторял он про себя. — И я пойду к нему и буду просить прощения. Пусть ничего не будет, пусть говорит, как я ему надоел, но я увижу его ещё на минутку…»       Гарри продолжал успокаивать себя этими бессвязными молитвенными мыслями, приходящими обычно в час полного отчаяния, когда смерть чувствуется слишком близко. От страха у него до предела расширились зрачки, и пришла необычайная ясность мысли — адреналин закипел в крови. Холод больше не ощущался, а ведь на нём была одна только тонкая рубашка, да и то вся влажная от грязи и воды. Прилив сил заставил Гарри подняться. Он опёрся на руки и встал на четвереньки, прищурившись. Оглядываясь по сторонам, Гарри обострившимся зрением подмечал всё: глухую железную дверь, небольшую дырку высоко в стене, там, где текла вода, тусклую красную лампочку. Такие обычно использовали для экономии электроэнергии, но свои, Гарри знал, любили эти лампы за то, что в них тускнела кровь и казалась обычной грязной водой. В дальнем углу росла куча строительного мусора: сбитая штукатурка, картон и что-то ещё. Кто-то шустрый тихо копошился там, и Гарри догадался, что в подвале полно крыс. Рядом с Гарри валялся пустой шприц, и остатки крови в канюле в красном свете подвала выглядели чёрными.       Конечно, его чем-то наширяли, понял Гарри, мрачно глядя на шприц. Только животный страх вернул ему ясность сознания. Пошатываясь, он встал и выпрямился. Широко расставив ноги, с трудом удерживая равновесие, он сделал шаг вперёд — к двери. Гарри знал, что всё бесполезно, что ему не дадут уйти отсюда живым, но инстинкт самосохранения толкал искать выход. Отчаяние превращалось в панику, как при сильнейшем приступе клаустрофобии, — бежать было некуда. Подвал был заперт, и смерть, а может, и что похуже, были совсем рядом. Гарри бросился к двери и толкнул её плечом. Дверь даже не думала поддаваться его усилиям. Гарри бессильно ударил кулаком по железной полосе, приколоченной глухими заклёпками. Гарри пытался отыскать петли, но они, видимо, выходили с той стороны двери. Тогда он бросился вокруг своей камеры — было довольно-таки просторно. Подвал был метров двадцати в площади, но, кроме двери, кучи мусора и дырки высоко под потолком, здесь не было ничего.       Гарри сглотнул. Страх, неизвестное ширево и время, которое он уже здесь провёл, пробудили жажду. Во рту было сухо. Ещё не мучительно, но уже ощутимо. Гарри осторожно сел, поджав ноги, и закрыл глаза, медленно вдыхая, думая о лимонах в Палермо и понемногу сглатывая остатки слюны. Организм, поддавшись внушению, выбросил чуть больше влаги, и Гарри сумел смочить саднившее горло. Сидеть всё-таки было холодно: ледяная земля пробирала позвоночник до самой шеи. Гарри медленно открыл глаза.       Если нужна информация, его могут обколоть так, чтобы он ползал в ногах и лизал кому-то сапоги, вымаливая новую дозу. Могут избить до полусмерти, выбить зубы, но так, чтобы он мог ещё говорить. Могут сперва пригрозить кастрацией, изнасилованием, групповым изнасилованием, привести дрессированных кобелей, а потом и выполнить свои угрозы. Лучше всего, если сразу вышибут мозги, но о таком милосердном исходе оставалось только мечтать. Всё это означало одно: смерть.       Тогда нечего тянуть. Гарри вскочил. Чем дольше он здесь один, тем меньше у него сил. Он осмотрел себя. Ремень, конечно, вытащили. Сняли даже ботинки, и Гарри только сейчас заметил, что стоит в одних мокрых носках. Он был настолько испуган, что сигнал от ног не достигал мозга. На Гарри была только рубашка и джинсы. Были ещё провода, но слишком высоко.       Сняв рубашку, он спрятал её в куче мусора. Оставалась надежда, что после того как он узнает о своей невесёлой участи, ему удастся повторить подвиг Мадди и сделать всё быстро.       После этого Гарри кинулся к двери и колотил в неё, крича и ругаясь, пока не охрип. Однако никто не шёл. Это выводило Гарри из терпения больше всего. Он ненавидел ждать. Неопределённость, отсутствие внешних раздражителей и близость смерти могли легко свести с ума. Гарри мерил шагами проклятый подвал, чувствуя, как постепенно коченеют его ноги, отсчитывал секунды, пытался понять, сколько в куче спряталось крыс, считал провода, садился, вставал, и в конце концов улегся на землю и заплакал от отчаяния, жажды, холода и страха.       Прошло не больше пары часов, но Гарри уже казалось, что несколько дней. Человеческое тело хрупко — его слишком легко лишить равновесия. Гарри пытался согреть себя руками, но всё равно дрожал очень сильно. Он окоченел с головы до ног, хоть и дышал на руки, снял мокрые носки и пытался согреть ноги руками. Отсутствие воды мучило его, и Гарри несколько раз блестевшими от жажды глазами взглянул в сторону сочившейся мутными каплями стены. Вдобавок страх заставлял организм сбрасывать воду, и ко всему прочему Гарри нестерпимо захотел в туалет.       Невозможность удовлетворить примитивные нужды вроде жажды и голода, физические мучения такие, как холод и страх, очень быстро превращают человека в животное. Достоинство, человечность, приличия, воспитание — всё это очень быстро испаряется, когда на передний план выступает желание выжить. Мозг отключает всё, кроме важнейших первичных функций, выбрасывает в кровь такие дозы адреналина и дофамина, что этим количеством можно убить человека в спокойном состоянии. Мозг собирается выжить любой ценой, поэтому он отбрасывает всё лишнее, как ракета, преодолевающая притяжение, отбрасывает отработанные топливные отсеки. Вместо этого в моменты большой опасности он дарует способность мыслить как компьютер, видеть как сова ночью, чуять как гончая и мчаться как ягуар.       Но Гарри был заперт. Все его обострившиеся до предела чувства ему не очень были полезны. Однако он мёрз меньше, чем если бы был в безопасности. Изо рта валил пар, а это означало, что в подвале ниже десяти градусов или немного выше, если влажность была стопроцентной.       Туалет пришлось оборудовать в куче мусора. Но когда Гарри наконец облегчился, раздался лязг двери.       Чёрная фигура показалась на пороге. «Один», — обрадовался Гарри. С одним справиться можно.       В подвал одетый в кожаную куртку и джинсы, переваливаясь с ноги на ногу, вошёл Линдсен. Он смотрел на сидящего Гарри свысока и словно бы оценивающе.       — Ну чё, пидор, — сказал он, ухмыляясь, — ща побазланим.       Гарри, не сводя с него глаз, поднялся. Молча он смотрел в обезьяноподобное лицо, но краем глаза пытался ощупать всю его фигуру, а главное — незаметно заглянуть за него, где осталась приоткрытая дверь.       Вдруг он вспомнил, как Северус предлагал уступить противнику первый ход. И Гарри продолжал молчать, прижимаясь к стене. У него был шанс что-нибудь выяснить.       Он даже увидел в произошедшем некую высшую справедливость. Дамблдор и Линдсен по очереди отомстили за Северуса, который несколько месяцев назад попал почти в такую же ситуацию. Теперь старый вонючий козёл домогался Гарри, а эта тупая обезьяна, стоявшая перед ним, держала его взаперти.       Линдсен подошёл ближе. Гарри обычно казался высоким и широкоплечим, но рядом с этим громилой стало заметно, что его фигура только-только оформилась, и юношеская угловатость и стройность не до конца покинули его. Кости его не выглядели тяжелыми, и крепкой мужской основательности в нём ещё не проступило. Линдсен же походил на матёрого быка — мосластого и грубого. Он понял, что Гарри не собирается говорить первым, поэтому, продолжая ухмыляться, оглядел полураздетого юношу.       — Значит так, — проговорил Линдсен с наслаждением человека, чувствующего своё превосходство, — ты, сука, у меня отсюда живым не выйдешь. Можешь себе тут выбрать уголок, где тебя прикопают.       Гарри отделился от стены и сделал крошечный шаг в сторону.       — На хрена я тебе сдался? — спросил он тихо.       — Ты тут нахуй не нужен в Лондоне, понял? Какого хера тебе не сиделось в своей Италии? У нас тут и без тебя всё в ажуре было.       — Что ж ты меня сразу не грохнул? Весь порох обоссал? — спросил Гарри презрительно, и Линдсен подскочил к нему.       Размахнувшись, он врезал Гарри по лицу. В голове зазвенело, но Гарри испытал неожиданное удовлетворение. Знакомая ярость снова пробуждалась в нём. Гарри немного сполз по стене, лелея свою ненависть. Может, свежий прилив гнева поможет ему сбежать.       Линдсен, глядя на его окровавленное лицо, снова усмехнулся.       — Тебя очень хочет один любитель сладких попок. Так ты, говнюк, уже бы ворон кормил. Где бабки?       — Какие бабки?       — Ты знаешь какие!       Гарри не успел отреагировать — Линдсен схватил его за волосы и за пояс джинсов и швырнул лицом к стене. Навалившись на него сзади, он, сопя и шмыгая когда-то сломанным носом, прогундосил:       — Я тебе, сука, ещё запендюрю — кишками срать научишься. Звездой тебя сделаю — такое хоумвидео забабахаю!       — И кто тут пидор? — спросил Гарри напряженно, принуждая себя говорить насмешливо, но страх заставил его голос дрогнуть. — Убери от меня свой вонючий хуй.       Линдсен потянул его за джинсы, толкнулся, и Гарри ощутил его член. С трудом он выговорил:       — А любитель сладких попок будет счастлив, что ты мне первым вдул?       Линдсен, гнусаво рассмеявшись, схватил Гарри за волосы и оттащил от стены.       — Ты можешь первым мне отсосать.       Он швырнул Гарри на землю, но тот быстро перекатился на бок и оказался сзади него. Схватив Линдсена за ноги, Гарри удалось повалить его на землю. Линдсен взревел, и схватил Гарри за руку, выворачивая кости, заставляя его выгнуть спину от боли и перекатиться на живот. Линдсен навалился сверху и принялся душить одной рукой, другой стаскивая с Гарри джинсы, пытаясь оголить его ягодицы. Гарри застонал, вцепившись в руку Линдсена, оттаскивая его от своей шеи.       — Сука! Сука! — Линдсен обхватил его бедра коленями, принимаясь мутузить кулаками. Сознание помутилось, и Гарри с отчаянием дёргался, понимая, что урод сейчас тупо вырубит его и поимеет.       — Дамблдор тебя убьёт, — прохрипел Гарри, стреляя наугад, и тут же хватка на его шее ослабла. — Тебе не видать Лондона как своих яиц! Он тебе их отрежет!       Ещё один удар опустился на голову Гарри, и он почувствовал, как его голой спине становится легко и холодно. Гарри задрыгал ногами, пытаясь подняться или хотя бы сменить уязвимую позу. Он чувствовал, что штаны вместе с бельём с него стащили до самой промежности.       — Он сказал, ты сам попросишь, — тяжело дыша проговорил Линдсен, — только не сразу. Я подожду, тварь.       Гарри повалился на бок. Он дрожал от страха и отвращения. Глядя на бандита снизу вверх, он выдавил:       — Я лучше сдохну.       — Это тебя и так ждёт.       Гарри прижимался щекой к холодной земле. Металлическая дверь закрылась, и Линдсен, слава богу, исчез.       Дрожащими руками Гарри попытался натянуть джинсы, но его трясло будто в ознобе. Гарри уткнулся лицом в землю и всхлипнул, не в силах сдержаться. Нет, нельзя было допустить, чтобы этот мудак всё-таки сделал, что задумал. Гарри потянулся было к куче мусора, но рубашки там не оказалось. Линдсен забрал её.       Стуча зубами, Гарри лежал на земле. Выходит, он оказался здесь по приказу Дамблдора. А это значит, что Линдсен тоже работает на него и уже давно. Вообще-то в досье на Линдсена Гарри выяснил, что мудак был гетеросексуален. Но Гарри знал эту породу: если Дамблдора возбуждала власть, то Линдсена — насилие и чувство превосходства над жертвой. Такие, как он, в сексе с мужчиной обычно видели акт окончательного унижения. И что теперь? Гарри с ужасом вспоминал слова Линдсена. «Он сказал, ты сам попросишь». Человека можно заставить сделать всё. Хочешь согреться, спать, есть, пить, хочешь, чтобы ушла боль? Когда всё это под рукой, кажется, всё выдержишь, но вот часы, а потом дни без воды, еды и сна, и ты уже на всё согласен.       Гарри понял, что ему не дают спать, на первые же сутки. Как только он отключался, приходили мрачные мужики в камуфляже и лупили его ботинками по рёбрам, постоянно спрашивая о каких-то деньгах. Гарри был даже рад этим обстоятельствам: ему не давали спать, но и не использовали наркотиков. Гарри боялся, что в отключке его трахнут всей толпой. По-видимому, наркотики, по версии Дамблдора, означали отказ от «доброй воли».       Сознание его путалось. Иногда он полз в угол комнаты и там прижимался губами к стене, пытаясь напиться теми мутными каплями, потому что воды ему тоже не позволяли. Давал о себе знать голод, и Гарри с ужасом думал, что ещё несколько дней и ему придётся воспользоваться одной из местных крыс. Однако он знал, что ужас был только сейчас. Когда он действительно оголодает настолько, чтобы есть крыс живьём, этот ужас исчезнет перед страхом голодной смерти.       Другая мысль утешала его больше: от жажды он умрёт скорее. Линдсен больше не навещал его, кроме как в компании четырёх-пяти человек, и у Гарри не было никаких шансов выбраться. Каждый раз главарь банды нарочито вежливо интересовался планами Гарри на будущее и снова спрашивал о деньгах. Гарри, мучимый жаждой и отсутствием сна, ещё находил в себе силы посылать его, но с каждым часом слабел. В подвале было очень холодно, и спустя какое-то время у Гарри начался страшный жар.       Он твердил себе, что они не дадут ему умереть просто так. Линдсену смерть Гарри была только на руку, но они хотели какие-то деньги, а Дамблдор хотел получить своё. Гарри не ошибся. Когда ощущение жажды исчезло полностью, губы потрескались, а Гарри начал регулярно терять сознание, ему принесли воду.       Пытаясь сдержаться, Гарри глотнул совсем немножко, и тут же, не выдержав, сделал несколько больших глотков, отчего его сразу вырвало. Обессиленный, он лежал на мокром картоне, который натаскал себе из кучи мусора, и тут его снова затрясло. В голове прояснилось — немного, но достаточно, чтобы разглядеть нависающую ухмыляющуюся рожу Линдсена.       — Ну чё, пидор? — спросил он озабоченным тоном врача. — Ты ещё не готов сосать мой член?       — Засунь его Дамблдору в жопу, — хрипло проговорил Гарри, стуча зубами.       Линдсен поднялся и вдруг изо всех сил ударил его ботинком в живот. Гарри скорчился и застонал, а Линдсен ударил ещё. Со стороны это походило на отчаянный танец, где танцующий с энтузиазмом выбрасывал ноги. Вдруг он остановился, пнув Гарри напоследок.       — Он сказал, это поможет тебе принять правильное решение.       С этими словами Линдсен вытащил из кармана пачку фотографий и вывалил перед Гарри на землю.       — Посмотри пока, а я приду через полчаса. И если к тому времени ты не передумаешь и не скажешь, где деньги, я найду и трахну его.       Линдсен кивнул на фото. Гарри, едва дыша от боли, протянул руку и взял первую попавшуюся фотографию.       Там был он сам. И Северус. Место Гарри тоже узнал. Парковка у рынка. Гарри ослабевшими негнущимися пальцами взял фотографию и принялся рассматривать в тусклом красном свете. Был день. Небо хоть и серое, но светлое. Они с Северусом стояли, держа в руках пакеты с продуктами, и смотрели друг на друга. Очень близко. Гарри увидел, что улыбался нежной, счастливой улыбкой. Северус же был серьёзным и в то же время взволнованным. В его глазах читалась озабоченность, а его рука касалась локтя Гарри.       Гарри уронил руку с фотографией и закрыл глаза. Открыв их снова, он опять увидел себя в подвале, освещенном кошмарным красным светом. Выпустив фотографию, Гарри приподнялся и взял другую, третью, четвёртую. Везде на фото были они с Северусом: в Барбикане, на рынке, в парке, в ресторане, на улице, в толпе. Рядом, почти касаясь, улыбаясь, почти всегда глядя друг другу в глаза. Гарри поднял последнее фото. Там он был один. Эту фотографию сделали в аэропорту, когда он только приехал в Лондон. У него и правда был такой пустой и хмурый взгляд? Гарри снова поднял фото с рынка. Боже, как вышло, что здесь он так светился и был совершенно на себя не похож?       И тут до Гарри дошли последние слова Линдсена. Он с трудом встал на колени и замер, прижимая фотографию к груди. Он так и не двигался, пока Линдсен не появился снова.       — Ну? — спросил тот равнодушно.       Гарри не поднимал глаз и не шевелился.       — Какие деньги? Я ничего не знаю. Сперва ты ответь на мои вопросы, — прошептал он.       — Какие, нахуй, вопросы? — рявкнул Линдсен. — Не говоришь, где бабки, так открывай, сука, пасть! Щас, быстренько тут разберёмся, потом съездишь обслужишь кого надо, и адью.       — Ты за мной следил? — спросил Гарри чуть слышно. — Машина, коричневый седан с замазанными номерами? А Люпина ты пытался пристрелить? Зачем?       Линдсен ничего не стал отрицать. Он ступил вперёд и схватил Гарри за волосы, отдёргивая его голову назад.       — Ты, бля, не отвлекайся. Оно тебе уже не надо. Всё равно скоро сдохнешь.       Он продолжал держать Гарри за волосы, не давая подняться с колен и запрокинув ему голову.       — Будешь сосать?       Гарри, стиснув зубы, смотрел на него с ненавистью, но Линдсен врезал ему так, что рассёк золотым перстнем висок.       — Будешь? Или мне притащить сюда твоего пидора и выебать его при тебе? Отвечай!       — Буду, — выдавил Гарри глухо.       Линдсен довольно ухмыльнулся.       — Не слышу.       — Буду!       — Сракой работать будешь?       Гарри вспыхнул от унижения, но Линдсен помог ему ответить, снова разбивая перстнем лицо.       — Повтори!       — Буду!       — Что «буду»? Не понял!       Гарри с трудом повторил, но Линдсену всё было мало, и он заставил Гарри произнести это ещё несколько раз.       — Прямо спишь и видишь, как подставить очко, — наконец сказал Линдсен с удовлетворением и кивнул в сторону фотографий: — Мне твоя жопа без надобности. А этот твой пидор — вот на него я глаз положил. Будешь выкобениваться, сука, я его живо на свой член натяну! Скажи: сочная у него попочка?       Струйка крови текла у Гарри по лицу, но он, не шевелясь и отводя взгляда, смотрел на Линдсена.       — Очень.       Линдсен ухмыльнулся.       — Я так и знал.       С этими словами он расстегнул ширинку и, снова дёрнув Гарри за волосы, ткнул его лицом в волосатую промежность.       Что-то произошло. Его пленник упал — рухнул на пол, не подавая признаков жизни. Линдсен пихнул ботинком тело.       — Эй, ты чё? — проговорил он, пихнув сильнее и наклоняясь.       Гарри лежал недвижимо.       Тогда Линдсен снова схватил его за волосы и тряхнул. Увидев, что тот не шевелится, он быстро повернулся к двери, но в этот момент почувствовал, как его изо всех сил дёрнули за расстёгнутые штаны. Джинсы упали, и Линдсен запутался в штанинах, шатаясь и теряя равновесие. Громила не удержался на ногах, так как что-то молниеносно налетело на него сзади.       Гарри пулей вскочил, жалея, что был босым. Он бросился на Линдсена, сдирая с него штаны, а после того как тот упал, изо всех сил ударил его кулаком.       Гарри выдавливал сквозь зубы ругательства, потому что не мог кричать. Ярость душила его так, что у него пропал голос. Всю свою силу он вкладывал в удары. От неожиданности Линдсен не успел сразу отреагировать и получил несколько раз по голове. Гарри услышал какой-то шум вдалеке за дверью. Охрана. Охрана! Сейчас явится охрана, и он ничего не успеет.       — Падаль! — наконец закричал он, ударяя локтем Линдсена между ног. — Сдохни! Сдохни!       Он вдруг вспомнил, как с такой же отчаянной ненавистью эти же слова кричала Мадди торговке с рынка, и снова бил, боясь, что не успеет довести всё до конца, потому что непонятный шум за дверью приближался. Красной пеленой всё заволокло перед глазами. Гарри задыхался от ненависти, его пальцы скрючились в кулаках, руки сводило судорогой от злобы, и Гарри казалось, что он безумно слаб, что его тело и мышцы не способны выплеснуть полностью ненависть, которая жгла огнём. Его сотрясало в дикой лихорадке, он хватал Линдсена за волосы и бил головой об земляной пол и снова кричал, чтобы выпустить неукротимую ярость. Линдсен тоже ревел и хватал Гарри за шею, пытаясь душить. Они сплелись в клубок, пытаясь пересилить. Гарри был слабее — у него не было настолько стальных мышц, поэтому он постепенно сдавал позиции, оказываясь в более невыгодном положении. Но он знал, что стоит ему отступить, и Линдсен убьёт его и убьёт Снейпа.       Гарри захрипел от натуги. Все его мышцы были напряжёнными и твёрдыми. Гарри стиснул зубы сильнее, чувствуя, что они сейчас раскрошатся, и закричал звериным криком, пытаясь придать себе больше сил. Они катались по земляному подвалу, рыча и хватая, пытаясь добраться до чужой шеи. Гарри орал, ослеплённый ненавистью, и бил, куда придётся, остервенело и бешено. Он был комком злобы и ярости, выдиравшим из своего врага жизнь. Ему всё ещё казалось, что он слишком слаб, что всё ещё недостаточно свело судорогой его тело, полное ненависти, и он окончательно потерял разум, с головой окунувшись в мерзостное скотство, заставлявшее его рвать противника и кататься в грязи. Тот слабел и, отвлёкшись только на одно мгновение, тут же оказался на спине.       — Падаль! Свиное рыло! — шипел Гарри и душил так, что, казалось, это задыхается его рука.       Линдсен захрипел и ударил ногой. Они снова закувыркались как разъярённые кобели, и вдруг Гарри быстро выбросил руку с растопыренными пальцами прямо Линдсену в лицо. Тот заорал, отпуская Гарри и закрывая глаза рукой. Тогда Гарри отшвырнул его тушу к стене и бросился сверху. Размахивая кулаками, он всё ещё кричал, молотил и молотил и бил локтем в промежность, пока Линдсен не обмяк.       Тогда Гарри вскочил и босой ногой с размаху наступил противнику на яйца, раздавливая весом и снова отчаянно жалея, что на нём нет ботинок и он не может расплющить их в мясо.       — Подохни, мразь! — закричал он, наваливаясь и хватая Линдсена за шею.       Он трясся всем телом, когда всё было кончено. Гарри отвалился от него, как сытый клоп, и с отвращением посмотрел в одноглазое мёртвое лицо, испачканное под пустой глазницей слизью и тёмной кровью.       — Глаз, говоришь, положил? — выплюнул он, всё ещё дрожа от ненависти. — Око за око.       Что ждало за дверью, неизвестно. Гарри быстро собрал все разбросанные фотографии и стащил с Линдсена куртку и ботинки. Спрятав фотографии, он принялся искать ключи, не сразу попадая рукой в карманы. Он с трудом передвигался, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Ярость и ненависть, придавшие ему сил, схлынули. В глазах время от времени темнело. Излучение красного спектра, которое и так расшатывает нервную систему, сейчас казалось особенно невыносимым. Гарри сделал несколько шагов к двери и упал на землю, скорчившись и едва дыша. Труп Линдсена неподалёку таращился в никуда оставшимся глазом, но Гарри, измождённый и опустошённый, перепачканный своей и чужой кровью, лежал в грязи не шевелясь, чувствуя себя обезумевшей скотиной, запертой в хлеву. Его стало рвать желчью, но Гарри знал почему: он хотел вырвать из себя эту мерзость, выплеснуть скотскую ненависть к самому себе. Он достиг собственного дна — он весь был ненавистью, слепой, полной красного света, крови, грязи и желчи. Нельзя было ненавидеть себя ещё сильнее, и Гарри казалось, что он хочет вывернуть себя наизнанку и вытряхнуть из себя жизнь, потому что всё в ней было дьявольски отвратительным и грязным.       Он лежал всего несколько секунд, но уже начал снова ощущать холод. Гарри с трудом приподнял голову. Нужно убираться отсюда. Он должен выбраться, чтобы обезопасить Северуса.       Гарри подозревал, что не пройдёт через охрану. Он только сейчас со слабым удивлением осознал, что никто не явился на крики и звуки борьбы. В момент драки Гарри не мог ни о чём думать, но теперь он снова услышал какие-то звуки вдалеке. Поднявшись на ноги, он, прихрамывая, подошёл к двери, и та распахнулась прямо перед ним.