Что будет, Алиса?

Идти вперед или остановиться перед широким, опоясывающим всё над головой, зеркалом? Здесь ничего нет, кроме одной единственной мощенной желтым, почти золотым камнем, брусчаткой. Идти так же вольготно и легко, как и дышать, как и думать. Шаг за шагом ничего не происходит, и только одно единственное зеркало нависает небесным сводом, грузным настилом сверху. Но смотреть в него столь же страшно, как и принять решение об остановке, ради того, чтобы лишь краем глаза посмотреть на него. Вверху всё меняется, внизу остается одна пустота, от которой трясутся поджилки и перехватывает дух. Но если не смотреть, если не контролировать каждый свой шаг и каждое свое движение, то ты просто идешь дальше, не чувствуя усталости и боли. Но конца нет, ничего нет! — Алиса, следуй за белым кроликом, — это так похоже на давно забытую, странную сказку с героями, от которых, наверное, больше разит жизнью, чем от любого здесь и сейчас, но здесь никого нет, поэтому, делая шаг за шагом, мир становится всё не реальнее, а слова глуше. — Это так похоже на сон. Может, это..? — Послушай меня, сны бывают разные. И, кажется, я уже сотни тысяч раз объяснял тебе это. Почему твоя память такая? — голос появляется из ниоткуда и уходит в никуда. Он так похож на что-то, что даже внутренний голос отзывается радушным благоговением и тело заполняет тепло. Голос всё звучит эхом в голове, но теперь пустота внизу не кажется такой пугающей и пропащей, а больше одинокой, радостной до безумия, готовой познакомиться со всем и каждым, кто появится и пронзит её. Небо-зеркало теперь не безумно ужасающее, скорее заинтересованное, безумно стыдливое и опасливое, но всё же такое любопытное. — Так какая у меня память? — вопрос, или тот самый ожидаемый гул пустоты, которая наконец-то с распростертыми объятиями решила принять в себя еще кого-то, да и мысль об этом не пугает, а скорее манит, завораживает. Этот голос не кажется таким теплым, от него оно лишь только исчезает и растворяется, уходит к кому-то другому. — Алиса, у тебя просто голова набита опилками, да еще и дырявая. Совершенно ничего не помнишь, не хочешь знать и запоминать. Сны — это отражение нашего мира, нашего восприятия и если ты во сне видишь какую-то чрезвычайно добрую собаку, то это наверняка твой друг или сосед, но я же не склонен это утверждать, да и опровергать не буду. В нашем мире либералам жить есть на что, а вот снам жизни нет. Сны теперь часть чего-то за гранью восприятия. За гранью мира. — Так это значит, что голос, то есть вы, что я слышу, есть какая-нибудь собака? Или соседский бульдог, например? — идти теперь немного радостнее, так как голос собеседника звучал вкрадчивее, а гласные тянулись долго, словно патока или мёд. И воздух сразу же запах чем-то оригинальным, безумно запоминающимся. — Глупенькая, какой я тебе дворовый и бесперспективный пёс? — рядом что-то довольно мурлыкнуло, и на желтой брусчатке расплылся в сладкой улыбке и с назидательным взглядом молодой парень, совершенно невероятным образом парящий в воздухе. Это было так невероятно, что даже пустота отпрянула и забралась в черноту мглы, а зеркало с испугом отстранилось и дало еще больше воздуха. Если хорошо понимать эту систему, то станет понятно, по какой такой технологии парит этот малый и отчего у него такой смущенно довольный вид, — я, знаете ли, породистый... Ох, да что же это я. Ну, а вообще да. Породистый Чеширский кот, собственной персоной. Но, на удивление, ни ушей, ни хвоста не было у этого невероятного субъекта. И всё бы казалось еще страннее, если бы здесь не было ничего: и зеркала, и дороги, что длится так долго, что возможно было бы устать раза два или три точно, даже спортсменам. Но безумец, парящий по воздуху, как будто так оно и есть - это уже неслыханное безумие. — И так каждый раз, как только начинаешь проявлять свою галантность и амбиции, то все тут же сразу замолкают. А всё ради чего? — Просто с проявлением иногда получается буквально, — почему-то улыбка бесцеремонно расцветает на лице и незнакомый знакомец становится еще ближе, знакомство в пустом мире с горячей душой. — Буквально, не буквально... Всё может идти по-разному, по-иному, по-другому, по-третьему, по-жульничеству, кривде, правде, и ля-ля-ля тому подобное. Но молчать, для меня, как для уважающего себя рассказчика, есть основа основ, — вспорхнув, если это всё же можно назвать порханием, и исчезнув в тот же миг, а появившись чуть выше и дальше, молодой старец продолжил, — а тебе еще предстоит это осознать, Алиса. — Но я не Алиса. — Каждый из нас когда-то был Алисой, важно то, кем ты станешь потом. Алиса.