Взгляд с обочины 3. Аглон (Долгий мир)

Осень ещё держалась за стены и крыши города, но снежные шапки на вершинах Дортониона уже поползли вниз, разрастаясь. На излюбленной стражами полянке между учебным полем и конюшнями сидела на солнышке небольшая компания, ловя последнее неуверенное тепло. Северо-западный ветер сочился сквозь одежду почти зимним холодом, и Хейлан раз за разом подсчитывал в уме свои сбережения, как будто надеялся, что от пересчёта итог подрастёт и избавит его от необходимости выбирать между отсылкой денег домой и покупкой новой куртки. Пока выходило, что придётся отложить до следующей луны либо то, либо другое, и каждое новое промозглое утро всё настойчивей подталкивало к правильному решению. Очередной порыв ветра с противным скрипом столкнул ветки над головой, смахивая остатки листьев, и Хейлан с благодарностью принял у соседа ходившую по кругу фляжку. Жидкость обожгла горло и тепло зашевелилась где-то в животе, приглашая сделать ещё один глоток, но пока парень думал, фляжку у него уже бесцеремонно отобрал Берси. Тоже глотнул, с удовольствием эхнул, привычно потянулся вытереть рот – и страдальчески скривился, когда поднятая рука вместо лелеемых усов наткнулась на жалкий обрезок. Правый ус оставался на месте и был сейчас вдвое, если не втрое, длинней левого. Над несчастьем Берси смеялись все, кому не лень, но ровнять усы тот наотрез отказывался, предпочитая громко и многословно страдать. Но сейчас в центре внимания, как обычно, был Кетиль, который удобно устроился на широком пне, подобрав под себя для мягкости длинный тёплый плащ и забросив ногу в высоком ботинке на колено другой, и неспешно, со вкусом рассказывал о недавней охоте. Он сочувственно усмехнулся Берси, не прерывая рассказа. Тот с мученическим вздохом передал фляжку дальше и вернулся к нарезанию куска телячьей кожи на тонкие полоски, из которых собирался сплести новый темляк для любимого ножа. - ...там ещё над заводью два приметных взгорка есть, - продолжал Кетиль, - Сиськи называются. А по-эльфийски – Медвежьи уши. Слушатели зафыркали, но всерьёз разойтись не успели: из-за угла конюшни возникли две эльфийки – Калайнис и Глаэрет, - из-за чего веселье рассыпалось на отдельные смешки, а Хейлан, нахохлившись сильней, чем от ветра, принялся смущённо гадать, слышали ли девушки шутку и если да, то поняли ли. Остальных это, кажется, не заботило, хотя продолжать Кетиль не стал, первым привстав и вежливо поклонившись, когда стало ясно, что идут к ним. Девушки его, кажется, не узнали, одинаково поздоровавшись со всеми, и Калайнис прямо направилась к Хейлану, оставив свою спутницу с интересом разглядывать остальных с дорожки. Извинившись за вторжение, она объяснила вставшему ей навстречу парню, что хочет кое-что вручить, пока он в городе, и с улыбкой наблюдала, как он шуршит промасленной бумагой большого свёртка. Внутри оказалась куртка, с местного склада, примерно такая же, как Хейлан продал Кетилю летом. - Зачем это? – Хейлан окончательно растерялся, но заметил любопытные взгляды приятелей и предпочёл отойти на дорожку ко второй девушке и разбираться в происходящем уже там, пока никто не начал строить предположения. Беспечно улыбающаяся Калайнис шагнула следом. - Ну я же вижу, что тебе холодно, - мягко упрекнула она, для убедительности обхватив себя за плечи и показывая, как Хейлан дрожит, покрывается пупырышками и меняет цвет. Он недовольно покосился сначала на неё, потом снова на Кетиля, но хмурый вид и молчание не спасли его от непрошеной заботы. - Ты не переживай, - успокоила его девушка. - Не стесняйся, говори, если что нужно. - Хорошо, – кивнул Хейлан, снова морщась от покровительственного тона. За последние месяцы Калайнис немного этот тон убавила, поверив, что бестолковый человек не утонет в умывальнике и не заблудится на двух улицах, но временами снова начинала обращаться с ним, как с пугливым младенцем. Наверное, они про всех людей так думают: несмышлёныши, помирающие от старости, не успев набраться ума. Хотя Хейлан ей даже чайник подарил правильный человеческий, из которого чай течёт прямо в чашку, а не по носику и по чайнику. - А тебе не давали куртку сразу, как ты приехал? – неожиданно спросила Глаэрет, пока он бережно, шов ко шву складывал подарок, хотя куда больше хотел надеть его прямо сейчас. – Должны были. Хейлан ответил ей удивлённым взглядом: куртку и всё остальное как раз эта светловолосая девушка ему и выдавала, даже имя его спросила и вписала в большую книгу. Но чем напоминать ей сейчас об этом, он только неопределённо пожал плечами с лёгкой надеждой, что она отстанет. - Да-да, - погасила надежду Калайнис, - мне тоже казалось, что у тебя была новая куртка. - Ну была, - сдался Хейлан, разом бросив вялые попытки уйти от разговора и набычиваясь. - Больше нету. Вы теперь всё, что у меня есть, будете пересчитывать? И тут же пожалел о своём тоне, когда обе девушки уставились на него со странным выражением. - Да нет, зачем пересчитывать... – растерянно начала Калайнис. - Просто ты же сказал, что первая испортилась или что там... - Я сам её испортил, - хмуро сообщил Хейлан и снова сразу пожалел об этом. - Ну неважно, - отмахнулась Калайнис, уже оправившись от растерянности и решив, похоже, что он просто стесняется просить. - В общем, это тебе. В дороге пригодится. Хейлан обречённо принялся заворачивать куртку обратно – под взглядом Глаэрет, в котором к удивлению мешалось ещё что-то непонятное, а Калайнис принялась объяснять ей, что Хейлана отправляют с Гвельвилосом на одну из шахт, посмотреть на работы и подумать, как чужой опыт можно приспособить к условиям в Синих Камнях. Хейлан неловко отводил глаза и от них, и от шуршащего свёртка в своих руках. Ну что это такое? Сами же приносят и упрашивают взять, а ты потом ещё и виноватым себя из-за них чувствуешь... Возвращаться к стражам с таким подарком не хотелось – начнут же спрашивать, что, да откуда, - и Хейлан поневоле пошёл вместе с девушками к крепости, тихо досадуя, что перенял у эльфов привычку оставлять на двери записку, куда ушёл и когда вернёшься. По этой записке Калайнис его и нашла, а Глаэрет увязалась с ней со склада просто за компанию. Заодно девушки успели сходить и к южным воротам, где Калайнис отдала обозникам передачку для сестры. Обоз, похоже, был тот же, с которым отправлялся и Хейлан через несколько дней, но передачка, в отличие от Хейлана, пойдёт до самого Таргелиона, как раз к сестре. - У неё муж погиб недавно, - вздохнула Калайнис. – Вот, его дневник отправлю. Хейлан посмотрел сочувственно. - Это в стычках во время недавних игр, да? Тогдашние орочьи нападения обсуждали много, хотя Хейлан спрашивал – а приятели рассказывали – всё больше про людей: кто, откуда, какого рода. Про эльфов он как-то не любопытствовал, слышал только про мать Тинтэля, которую вспоминал Гвельвилос, да ещё про одного мастера. - Да, - кивнула девушка. – Но он вообще случайно там оказался. Они искали песок для стекла, ничего не нашли. Он поехал один, не дожидаясь пока соберут лагерь, - ну и... Не повезло, в общем. - Это Ингасиндо, что ли? – поразился Хейлан. - А ты его знаешь? – удивилась Калайнис. - Ну сам я его не видел никогда. Но вроде он хороший был мастер. И самое обидное, никто не знает, что он нашёл! Непонятно же, где именно он ходил. А гулять по всем долинам... – Хейлан махнул рукой с видом знатока и тут же смутился. - Извини. Жалко, что его убили, в общем. Калайнис покачала головой. - Жалко, конечно, но тебе-то что извиняться. Эту историю и это имя Хейлан знал преимущественно с чужих слов – мастера пару раз обсуждали погибшего после занятий, - и подробностей всё равно рассказать не смог бы. Зато, как оказалось, могла Глаэрет, принимавшая снаряжение у отряда Ингасиндо, который вернулся в город через несколько дней после турнира. С Калайнис она уже говорила об этом, но, видя интерес Хейлана, повторила для него. По рассказу вернувшихся выходило, что на своём участке они ничего интересного не нашли, а Ингасиндо решил заглушить разочарование прогулкой, пока остальные соберут лагерь и кружным путём обойдут отрог. Видимо, на прогулке он и наткнулся на что-то интересное – настолько, что передумал встречаться со своим отрядом и поехал напрямик к месту турнира, зная, что Куруфин сейчас там. Но что именно и где он нашёл – так и осталось загадкой, и даже его дневник ничуть не помог, заполненный рисунками, а не картами и описанием маршрута, так что раздосадованный Куруфин отдал его Калайнис для её сестры, убедившись, что пользы от этих рисунков всё равно не будет. - Я слышал, Куруфин из-за этого кричит на всех, - заметил Хейлан. - Ну, потому что мастер погиб, да ещё и месторождение найти не могут. - Да ладно, напрасно на него наговаривают, - пожала плечами Глаэрет. – По-моему, не особо он и кричит. - Сейчас он и правда стал потише, - задумчиво признала Калайнис. - Но ты знаешь, лучше бы кричал. Хоть понятно было, когда к нему можно подходить, а когда не стоит. Глаэрет не согласилась, утверждая, что не любит, когда на неё кричат, и Калайнис, качнув головой, не стала настаивать. *** Стволы деревьев за окном кабинета потемнели от дождей, а утро Тинто теперь начинал с того, что смахивал вниз новый слой коричневато-жёлтых листьев. К вывешенной за окно кормушке успела наведаться одинокая синица-разведчица, убедилась, что на положенном месте снова начали появляться семечки и сушёное мясо, и больше не прилетала. Пока что еды и так хватало. Но когда начнутся заморозки, она вернётся с друзьями. В городе жизнь тоже продолжалась, несмотря на неудачный праздник. Хоть в последние пару столетий ни одного крупного сражения и не было, но мелкие стычки случались постоянно, и недалеко от города уже появился небольшой парк памяти, как его называли. С холмиками курганов и ажурными мостиками через ручей. Так что хоть разговоры на складе теперь и начинались с выражения сочувствия, но заканчивались всё равно просьбами разобраться с опаздывающими материалами или разрешить выдачу дополнительного инструмента. Тьелпэ так и вовсе обходился без первого пункта. Зато Калайнис стала заходить чаще, то с книгами, то с игрой в шарики, которые приятно было и просто погонять по лункам, когда играть не с кем. Сегодня, впрочем, пришла и без того, и без другого, зато с твёрдым намерением вытащить Тинто погулять в Нижний парк, украшенный осенними работами разных мастеров. Тинто пытался сопротивляться, показывая стопку не просмотренных документов и точно такие же, на его взгляд, деревья за окном, но Калайнис была непреклонна, и пришлось сдаться, в качестве оправдания выбрав папку, которую давно нужно было занести на склад, да всё никак руки не доходили. А парк всё равно по дороге. Нижним его называли в противовес Верхнему – разбитому между кольцами крепостных стен на обрывистом северном склоне замкового холма, укреплённого ещё в те времена, когда все постройки на Аглоне ограничивались военной заставой. Сейчас дома и площади подступили к парку вплотную, но внутрь так и не забрались, запнувшись о стекающий с холма ручей, который поздней весной превращался в красивый каскадный водопад, а осенью – в тёмные пятна на каменных лбах. Под ними всегда было сыро, отчего жилые дома предпочитали держаться поодаль – в отличие от комарья, бузины и рябинника. В их центре и подальше от тропок кто-то из мастеров установил бронзовую фигуру оленя, которого впервые попавшие в город люди и даже эльдар поначалу принимали за настоящего. Палые листья в городе убирали только с мощёных улиц, где они быстро размокали и превращались в грязное месиво, а в парках под ногами вовсю шуршали жёлтые ковры. В Нижнем, правда, этого кому-то показалось мало, и почти под каждым деревом выросло что-то своё, красивое и необычное. Зажжённые с приходом сумерек фонарики в кронах, огромные перья из ветвей, листьев и проволоки. Уронившая их птаха должна была быть даже больше того орла, чьё перо до сих пор висело над кроватью у Тинто, теперь уже в Аглоне. Посреди перьев они наткнулись на Глаэрет, которая тут же принялась пересказывать, куда ещё стоит сходить, причём смотрела почему-то в основном на Тинто, а к Калайнис обращалась только за одобрительным угуканьем. По её словам выходило, что парк как будто специально украсили для Тинто, и каждый из мастеров смертельно обидится, если на его работу не посмотрят. Тот сдался - поверив не столько в обиду, сколько в невозможность просто пройти парк, - и убрал папку в наплечную сумку, позволив девушкам выбирать дорогу. У болотца с оленем кто-то играл на свирели, на полянке рядом несколько сидящих кружком эльдар играли в стихи, по очереди отпивая из кубка с вином и добавляя по строчке к только что сочинённому. Кубок как раз сменил владельца, тот встал, картинно держа его перед собой, сделал несколько глотков и закашлялся, растеряв всю картинность и насмешив остальных. Тинто немного удивлённо узнал в поэте Норнолассэ, но не стал ни окликать его, ни ждать, пока он докашляется до вдохновения. По тропинкам бродили группки эльдар и людей, останавливаясь то у одной работы, то у другой и восхищённо ахая. У многих уже собралось по своему букету или венку, так что количество украшений обещало только расти. Сначала Тинто тоже увлёкся, разглядывая красоту, но потом Калайнис подтащила его к собравшему целую толпу дереву, и при первом же взгляде на разномастные ветви с листьями всех цветов и сортов, гулять ему расхотелось. Он отпустил руку подруги, оставив её разглядывать диковинные ветви вместе с Глаэрет, отвернулся от дерева и пошёл напрямик между тропинок, заложив большие пальцы рук за пояс и загребая ногами листья. Не прижились бы они так. Разные ж совсем растения. Это не то что персик к вишне присаживать. Далеко уйти, впрочем, не получилось. Уже через пару десятков шагов Тинто едва не споткнулся о какой-то камень, и его немедленно сцапали за локоть, оттянули в сторону и зашикали. От неожиданности резко вырвавшись, Тинто оглянулся и стушевался, сообразив, что чуть было не разрушил очередную композицию: невысокие башенки, сложенные из разномастных балансирующих камней. Большие валуны стояли на маленьких, а то и вовсе торчали в стороны, держа на себе ещё несколько уровней сцепленных, казалось, только углами камней. С некоторых ещё и свисали яркие ленты, позвякивая колокольчиками. Что-то похожее он видел уже где-то, только… Вспомнить не дал знакомый голос. - Ты всё-таки поосторожнее. Понимаю, что не шедевр, но мастера старались, - сообщил один из эльдар, дружески похлопал Тинто по плечу и, наклонив голову, с видом знатока оглядел ближайшую башенку. – Тяжеловато немного, и текстура не очень подобрана, но ничего… Может, со временем получится лучше. Он отступил на шаг, наклоняя голову в другую сторону, и Тинто запоздало узнал Раванелле. Тот широко улыбнулся и снова огляделся, как будто высматривая кого-то. – Вы все тут? Я вот решил зайти, пока не уехали, а то ведь скоро уже. А тут вроде красиво. Ну, смотря с чем сравнивать, конечно. - Угу, - вяло передернул плечом Тинто, выискивая взглядом, на какое бы освещённое место уйти, чтобы не нужно было разговаривать с Раванелле, но чтобы и девушки его нашли, когда насмотрятся на чудо-дерево. - Вот, и я так считаю, – непонятно с чем согласился Раванелле, показывая на камни. - Сам посуди, каково мне смотреть на эти поделки. Ингасиндо с закрытыми глазами такие башенки выстраивал, что им и не снилось! А с открытыми он все эти мог в одну объединить, и сверху ещё и тебя бы усадил. Это он от нас ушёл тогда без охраны, ты знал? Ну, его отговаривали, конечно, но ты же его знаешь! – Он грустно заулыбался, но тут же снова затараторил: - Жалко, что его тут нет, правда? Вы же работали вместе, я помню, и я слышал, у тебя же ещё и мать погибла, тоже печально… Тинто бросил быстрый взгляд на пирамидки, прикидывая, какая из них пострадает меньше, если выдернуть из неё веский метательный аргумент. Не надо было вообще из кабинета выходить. А раз уж вышел, то и идти, куда собирался. Тинто резко развернулся уходить, но, как назло, путь отступления как раз перекрыли девушки. - О, привет! – Раванелле заулыбался им так же дружелюбно. - А я так и думал, что вы все тут где-то рядом, раз Тинтаэле тут. А мы тут искусство обсуждаем. - С Тинтаэле? – удивлённо посмотрела Глаэрет, и Тинто всё-таки не выдержал. - А ты-то тут что делаешь? – накинулся он на Раванелле. - Тебе разве не надо на склад? Они не закрываются, ждут тебя за одеялом. - За одеялом? – переспросил Раванелле, удивлённый столь бурной реакцией. - Да я подумал, чего я туда пойду, на другой конец города. Не так уж оно мне и нужно, это одеяло. Я лучше погуляю вот, развеюсь. - Вот бы и погулял как раз через город, - Тинто мотнул головой в сторону выхода из парка. - Развеялся. Чего смотреть на некрасивые камни. Краем глаза он заметил, что удивлённо на него смотрят и обе девушки, но ему уже было всё равно. - Так в городе и некрасивых нет, а тут хоть что-то. - Раванелле пожал плечами, снова снисходительно оглядывая парк. - Ну и деревья неплохо украсили, что есть, то есть. Народу много, опять же, возле мостика поют красиво, вы туда ещё не ходили? Очень красиво поют. Ну, не Макалаурэ, конечно, но тоже, смотря с чем сравнивать... За неведомых певцов тоже было обидно, но едкого ответа в голову не приходило, да и надоело уже гулять, притворяясь, что всё хорошо. - Да, - кивнул Тинто, обращаясь больше к девушкам. - Красиво. Но мне некогда. Думал с тобой на склад документы передать, но раз тебе уже не нужно это одеяло, пойду сам. - А-а, ну ладно, - кивнул Раванелле и тут же заботливо поинтересовался: - И не лень тебе туда тащиться? - Не лень. – Тинто глянул на Калайнис. – Нет, спасибо вам, правда. Здесь всё замечательно, но мне после склада надо будет ещё много всякого сделать. Вы гуляйте. - Вздохнул. - Вот то дерево красивое. Проследив за его взглядом, Калайнис кивнула и спросила с сожалением: - Точно не останешься? Успеешь ещё всю работу переработать. - Ой, а давай я занесу, - вдруг предложила Глаэрет. - Я тоже собиралась зайти, мне там надо отчёт один доделать... - Точно? – засомневался Тинто, разрываясь между вежливостью и нежеланием ходить туда-сюда между складами и кабинетом. - Сможешь передать? - Конечно, – закивала она. - Я-то никуда не уезжаю, успею ещё по парку нагуляться. - Спасибо. – Тинто благодарно кивнул и зашуршал сумкой, доставая папку. Но больше всех предложению Глаэрет обрадовался Раванелле: - О, замечательно! – Он шагнул к девушке, лучезарно улыбаясь. - Может, ещё и одеяло мне принесёшь? Я где-то тут буду до вечера, а потом - знаешь, где я живу? Папка так и осталась наполовину в сумке. Все трое разом обернулись, глядя на него ошарашенно. Первым отмер Тинто. Рывком сунул папку обратно и выставил палец обвиняюще: - Ты же говорил, оно тебе не нужно! - Ну, так вообще не сильно нужно, но не помешает, - беспечно отозвался Раванелле. - А больше тебе ничего не надо? – возмущённо поинтересовалась Калайнис, и от её голоса Тинто вдруг стало легко и весело. И чего они так долго стеснялись и сдерживались? Можно же было просто сказать всё один раз и больше даже не здороваться. - А что не так? – ничего не понимающий Раванелле снова повернулся к Глаэрет. - Так что, занесёшь? - Не надо, - не дал ей ответить Тинто. - Не нужно, так незачем и таскать лишний раз. Здесь оно кому-то точно пригодится. Калайнис удивлённо подняла брови, и Тинто ей чуть заметно качнул головой не портить легенду. - Да ладно, - обиженно возразил Раванелле, - ты же сам сказал, что его уже для меня отложили. - Ничего, они найдут ему применение. - Конечно, найдут, - поддержала игру Калайнис. – Мне Вельвелоссэ как раз говорил, что ему холодно бывает на одном спать. - Да ладно тебе. – Раванелле теперь растерянно переводил взгляд с одного лица на другое. - Ну вы чего? У тебя одеял не хватает, что ли? И я ж не навязываюсь, Глаэрет же сама вызвалась помочь. Глаэрет, кажется, совсем перестала понимать, что происходит, но на всякий случай не спорила. - Так не тебе же! – воинственно ответила вместо неё Калайнис. - И ты мне помочь отказался! – с другой стороны напомнил Тинто. - Когда? - вытаращился в ответ Раванелле. - Когда просишь, я тебе всегда помогу, мы же друзья. – И обиженно добавил: - Я так думал, по крайней мере. - Иди камни смотри, - отмахнулся Тинто. - И ничего я не работал с Ингасиндо! Он бросил меня одного и даже не объяснил, что делать! - Да чего с ним разговаривать, - поддержала Калайнис. - Пойдёмте лучше к ручью. – Со значением посмотрела на Раванелле: - Там тише. Она взяла за руку удивлённо хлопающую глазами Глаэрет, уцепила локоть Тинто, и повела обоих к увешанному светильниками ажурному мостику. - Одеяла он пожалел, надо же! – напутствовал их вдогонку опомнившийся Раванелле. - Это твоя обязанность, между прочим, их выдавать! Скажи спасибо, что я не мстительный и не пойду на тебя Тьелперинкваро жаловаться! Тебе самому не стыдно? Тинто не было стыдно. Он зачерпнул ногой горку кленовых листьев и чуть улыбнулся. *** Утро следующего дня он провёл у Тьелпэ в мастерской, разглядывая выложенные по всем свободным поверхностям ряды стёклышек с разным покрытием и слушая воодушевлённые объяснения о новой идее, требующей кучи времени и опытов, чтобы хотя бы убедиться, что идея в принципе осуществима. В её основе лежал простой детский опыт, когда в стеклянный сосуд наливают аммиачный раствор оксида серебра, и оно оседает на внутренних стенках, образуя как раз зеркало – но такая плёнка слишком нестойкая... Дальше пошли рассказы об уже проведённых неудачных опытах по её закреплению, пересыпанные формулами – Тинто жевал бутерброд и кивал, понимая общий принцип, но даже не пытаясь следить за деталями. Зеркала его не очень интересовали – примерно, как Тьелпэ морфология кхуздула. Во время разговора принюхавшийся Тинто не замечал химических ароматов, и встретивший его снаружи влажный осенний воздух стал сюрпризом. Как и навязчивое послевкусие от бутерброда, будто бы тоже задним числом пропитавшегося йодом и ещё чем-то резким и малосъедобным. Тинто успел пересечь крепость и сбежать по блестящей от недавнего дождя лестнице от ворот в город, прежде чем осевший в носу запах наконец выветрился. Он шёл к ближнему складу, откуда выдавали оружие и одежду стражам: проверенный утром свежий отчёт показал, что некоторые запасы снова слишком быстро расходятся, и Тинто подозревал ошибку. Но с Тьелпэ он обсуждал не это. Несколько дней назад к нему подошёл Вельвелоссэ – передать привет от Линталле, гостившей сейчас, оказывается, в Химринге, и намекнуть, что и Тинто стоило бы съездить туда же, разобрать мамины вещи и забрать что-то, если захочет. Сезон был для этого не самый подходящий – но такие события разве бывают когда-то ко времени? Тьелпэ отпустил его без вопросов, настояв только на дополнительной охране и, как всегда в эти дни, избегая упоминать Хисайлин. Он, кажется, тоже чувствовал себя виноватым, хотя это не он воспользовался осанвэ, чтобы предупредить. Это предупреждение не давало Тинто покоя. Если бы только он промолчал, догадался, что мама не прятаться побежит, а помогать... Если бы даже вовсе не узнали об этом нападении заранее. Всё равно и эдайн не защитили, да ещё и... Чувствовал он себя странно. Когда папа пропал, Тинто долгое время ещё надеялся, что он вернётся – особенно, когда вернулся Нельяфинвэ. Но сам он перестал чувствовать папу почти сразу, и почти сразу же перестал расспрашивать об этом маму. Сначала чтобы не поднимать лишний раз больную тему, когда изменить ничего нельзя, потом старался отвлекаться – и со временем получалось всё лучше. И когда мама в конце концов сказала, что тоже его больше не слышит, Тинто больше переживал не от этой новости, а оттого что ничего особенного по этому поводу не чувствует. Как будто давно уже смирился. А теперь это. С мамой всё было ясно сразу: ещё до того, как они прискакали в посёлок, ещё по дороге он ясно понял, что опоздали. И её тело потом в грязи на улице, не похожее на неё, пустое и ненастоящее... Произошедшее больше оглушило Тинто, чем ужаснуло, и до сих пор не укладывалось в голове. Как так?.. Только что говорили... Она обещала приехать весной надольше... Иногда ему казалось, что он по-прежнему ощущает её осанвэ, как будто она просто вернулась в Химринг, но в любой момент можно дотронуться и поговорить... И тихо, где-то в уголке сознания крутилась мысль: хорошо бы, война быстрей закончилась. Может, тогда получится вернуться домой, как раз к тому времени, когда Намо даст им отдохнуть и набраться сил для новых тел. Но думать об этом, осмысливать случившееся совсем не хотелось, проще сдаться и отвлекаться на работу, настойчиво подсовываемую Тьелпэ. Другие тоже старались его отвлечь – играми, прогулками и песнями, как недавно в парке, - но работа годилась для этого и в самом деле лучше. Плотней занимала голову. Разобраться с возвращающимися исследовательскими отрядами, переодеть стражу в зимнее, ещё и Тьелпэ своих учеников отправляет грязь месить по бездорожью... Огибая небольшой сквер за низкой и широкой стенкой, задумавшийся Тинто едва не врезался в двух девушек, одна из которых ойкнула, а из рук второй с шорохом полились разноцветные листья. На извинения смущённому Тинто вручили жёлтый дубовый лист с буровато-красными прожилками и предложили приходить попозже, когда всё будет готово. Половина каменной стенки уже была укрыта лиственной радугой, от зелёного до красного, коричневого, фиолетового – и обратно. Как будто осень целиком перебралась с деревьев на эту стенку, оставив ветки голыми. Следующее столкновение с реальностью ждало Тинто уже на складе, где уже его приветственно ткнули охапкой длинных досок и из сумрачных по контрасту с дневным светом глубин закричали не стоять на проходе. Узнав его, Лонаэр, управляющий складом, тон сбавил, но загораживать проход по-прежнему не стоило, и разговор переместился в небольшой кабинет, почти пустой, с методично пронумерованными и подписанными ящиками для бумаг в большом шкафу. В углу между большими окнами стоял идеально чистый стол, осквернённым только письменным прибором и ровной стопкой чистой бумаги. - Да, действительно, быстро портятся вещи, - признал Лонаэр, выслушав претензии и полистав свой же отчёт. - Но что тут поделать. Всякое бывает на границе. - Бывает-то бывает, но не настолько же, - возразил Тинто, с неожиданной неприязнью глядя на пустой стол. Он тут вообще работает или только столешницу полирует? - Куда они деваются с такой скоростью? Вот, смотри, в прошлый раз завезли четыре ящика. Вы точно правильно считали? - Это разве в прошлый завоз было? – нахмурился в мелкие строчки Лонаэр. - Мне казалось, в позапрошлый... Некоторое время они сосредоточенно шуршали записями, дополнив отчёт складскими книгами и другими списками, совсем скрыв под ними весь стол и едва не стукаясь над ними головами. - Похоже, это эдайн с северной границы, - заключил Лонаэр, когда они сверили все записи и в третий раз пересчитали запасы, но бочек и мешков больше не стало. - То пояса у них рвутся, то ножи ломаются. Совсем не умеют ценить хорошие вещи. Чаще всего портилась разная мелочёвка, с доспехом и оружием эдайн ходили не на склад, а чинить. Мда. Тинто почесал ухо, обнаружил, что успел бездумно сунуть в волосы дубовый листок, выпутал его и задумчиво погладил им себя по носу. Даже если они не умеют вещи ценить, всё равно, что они этими ножами делают? Гранит пилят? Надо тогда объяснить им, что ножи нужны не для этого и не для рубки гвоздей. Даже если получается. А то на них никакой стали не хватит. * План был очень прост: собрать всех эдайн, которые сейчас в городе, и рассказать им о бережном обращении с оружием и снаряжением, а с остальными говорить по мере возможности. И желательно – силами их же командиров, пусть сами следят. А для этого, в первую очередь, нужно было найти Малторнэ, который мог, в отличие от Тинто, давать стражам такие поручения. После коротких расспросов Малторнэ обнаружился возле конюшен: проверял снаряжение у боковой стены конюшен, дожидаясь, видимо, пока ему подготовят лошадь. Под старым дубом, росшим здесь ещё до постройки крепости, стояло прислонённное к стене копьё. Но дальше всё пошло не так. Малторнэ интересней было завязывать шнурки на одежде, чем общаться с Тинто, и он возмутился сначала тому, что его задерживают и отвлекают, а потом – обвинениям в бестолковости эдайн и невнимании командиров. - Задерживать кого-то в городе из-за твоей прихоти я не стану, - отрезал он, подтянув ремешок, удерживающий колчан у бедра, и легонько подпрыгивая, чтобы убедиться, что ничего не болтается и не брякает. – Делать мне больше нечего, менять состав отрядов или время выездов в последний момент. Хочешь с ними обсуждать свои ножи – обсуждай, но не мешай заниматься делом. - С каждым отдельно? – возмутился теперь Тинто. - И ножи не мои, они ваши! Если бы вы лучше обучали людей и они не ломали бы ножи каждую неделю, я бы не лез. - Ещё я с тобой не советовался, как стражей обучать, - фыркнул Малторнэ. - Тебе настолько надоело сидеть на складах? Не знаешь уже, чем заняться? - Мне есть, чем заняться, - буркнул Тинто. - Поэтому я и удивлен, что вы так к этому относитесь. Неужели никто не заметил, что у них постоянно ломается снаряжение? Или вам всё равно? - А что, у нас ножи кончились? – принимать проблему всерьёз Малторнэ решительно не собирался. - На кухне ещё есть, точно. - Кончились. Второй раз уже с начала лета. - Ну, спроси у кузнецов, что они за ножи такие делают, что даже на одно лето не хватает. - Вот сам и спроси. У Куруфинвэ, например. Он объяснит. - А что, он вспомнил дорогу в мастерскую? – заулыбался Малторнэ. - Да так, что лично делает ножи для всех разъездов? Тинто только рукой махнул: - Слушай, мне некогда с тобой в остроумии соревноваться. Все равно проиграю. - Малторнэ заулыбался ещё самодовольней, а он добавил: - Поговори с командирами, - и пошёл прочь, негодуя про себя на чужое равнодушие, глупость и безалаберность. Ну как так можно?! И выполнять его просьбу Малторнэ не собирается, конечно же. Неужели, ему и правда всё равно, в чём ходят и как вооружены его подчинённые?! Он ещё с четверть часа решительно наматывал круги по крепости, возмущённо сопя, пока не придумал простое и очевидное, хоть и не очень практичное, решение. Раз собрать людей и сделать внушение сразу всем им не получится, пусть хотя бы при получении новых вещей слушают, как с ними обращаться. С этой мыслью он так же решительно, но уже осмысленно пошёл к складу, где предложил заодно спрашивать у людей, как именно они испортили старое снаряжение, чтобы нотации читать адресно и по делу. *** Последнюю неделю Куруфинвэ видел сына только за ужином, и это несмотря на то, что навязанные им Майтимо ученики благополучно разъехались на время. Возможно, отсутствие Тинтаэле сказывалось, хотя Куруфинвэ смутно припоминал, что делами своего приятеля Тьелпэ напрямую не занимается и вроде бы научился за последние столетия раздавать приказы. Но на что бы он ни тратил всё своё время, хоть на перевод реактивов в мастерской, срочных поручений у Куруфинвэ для него не было. Сам он от приглашений в мастерскую отмахивался, полностью сосредоточившись на результатах праздника. Сколько людей можно безболезненно забрать из деревень, Хисайлин ему по понятным причинам не подсчитала, так что приходилось прикидывать самому. А в перерывах – отмечать на карте места, где видели орков – сразу после праздника и позже. Ждать разрешения Майтимо на постройку застав он больше не собирался. Надоело. Тьелкормо, пока не лёг снег, привычно сорвался не то в патрулирование, не то на охоту, так что на Куруфинвэ оказались ещё и все текущие дела перевала. Словом, он как-то упустил из виду занятия сына, и поэтому удивлённо обернулся, когда однажды вечером Тьелпэ пришёл к нему в кабинет с серебристым пёрышком в руках. - Что это? – Куруфинвэ обернулся от макета Ангамандо, возле которого уже скопилась небольшая стопка не разобранных бумаг, осторожно взял перо из рук сына – отливавшее чистым серебром, но в остальном неотличимое от настоящего. До мелочей, вплоть до тонкого пуха там, где ворсинки заканчивались и переходили в голый стержень. Чем дольше Куруфинвэ смотрел на него, тем непонятнее становилось. Такой тонкой работы.... Ну да, он не видел никогда, и в данном случае "никогда" означало именно "никогда", а не "никогда, кроме как в мастерской отца". - Это ты сделал? - Куруфинвэ с усилием перевёл взгляд на сына, оторвавшись от пера. - Да, - Тьелпэ довольно улыбался. - С металлами и стеклом просто оказалось, а тут никак не получалось подобрать состав. - Состав? - На вид перо было полностью серебряным, но, пожалуй, слишком лёгким. Куруфинвэ ещё раз внимательно оглядел вещицу и догадался наконец послушать. Правда, вопросов это только добавило. - Там... настоящее перо? – Видимо, его недоумение прорвалось наружу, потому что Тьелпэ слегка смутился. - Ну да. Куруфинвэ в третий раз молча оглядел перо, осторожно коснулся кончиком пальца щетинок. Покрытие было таким тонким, что перо оставалось почти невесомым. Мастер разглядывал щетинки со всех сторон, пытаясь понять, как же этого можно было добиться? Как удалось нанести серебро настолько тонким слоем? Больше всего это было похоже на чёрную плёнку, которую наугрим наносят иногда на доспех, чтобы защитить его от сырости. Но с плёнкой они давно разобрались: её получали кипячением стали сначала в кислоте, потом в щёлочи, перо такого точно не выдержало бы. И здесь не сталь и не чёрная плёнка, а серебро... Так ничего и не придумав, через пару минут он выдохнул, потёр лоб тыльной стороной пальцев. - Как ты... - Ещё раз коснулся пера и перевёл взгляд на сына. - Как ты это сделал? Теперь уже Тьелпэ посмотрел изумлённо, прежде чем рассказывать. О своих опытах с зеркалами он уже говорил, но Куруфинвэ тогда слушал вполуха, запомнив преимущественно итоговый доклад, который переслали потом Карнистиро с подробными формулами и описанием процесса: как осадить соединение серебра на стекло или металл, предварительно вычистив и обезжирив поверхность. Но на других поверхностях металл никак не хотел закрепляться, либо не ложась вовсе, либо ложась слишком неровным слоем - особенно, на пористые предметы сложной формы. Поэтому теперь Куруфинвэ не перебивал, только про себя отмечая всякие "а как?" и "при какой температуре?", чтобы спросить позже, а когда Тьелпэ договорил – вместо вопросов снова принялся рассматривать и слушать перо. После объяснения принцип стал понятнее, но от этого только интереснее узнать детали. Тьелпэ смотрел на него так же удивлённо, как он сам – на перо, и немного недоверчиво, как будто ждал подвоха. Не верит, что отец может чего-то не знать? Наконец Куруфинвэ осторожно вернул ему вещицу, положил на место отчет разведчиков по одной из восточных долин у Тангородрима, и встал. - Идём, покажешь всё. В мастерской остро пахло йодом, аммиаком, смесью ещё чего-то, и раскрытые настежь окна только частично исправляли ситуацию. Тьелпэ сразу, не смущаясь ароматами, принялся рассказывать, какой состав для повышения смачиваемости, какой лак, как для некоторых образцов приходится наносить лак в два слоя, как потом его высохший обрабатывать… Как он подбирал разные составы, как разные лаки по-разному металлизировались, серебрение получалось чёрным или неровным, пока он не нашёл подходящий состав… Дослушав, Куруфинвэ потребовал повторить процесс, с пояснениями. Просить "дай я попробую" было всё-таки стыдно. Хоть и хотелось. Он и сейчас не до конца понимал – окончательно всё прояснялось только по ходу, когда Тьелпэ показывал высушенные, уже покрытые лаком заготовки – ещё несколько перьев, веточки мха и тысячелистника – подвешенные над столом, уставленным стеклянными флаконами с разноцветным содержимым, и рассказывал, как нарочно выбирал хрупкую основу с мелкими деталями – так интересней. Куруфинвэ кивнул и следующие минут сорок сначала наблюдал, как Тьелпэ смешивает раствор для серебрения и восстановитель, рассказывая пропорции, а потом они стояли над одной из таких высушенных лакированных заготовок, дожидаясь результата, и Тьелпэ снова поглядывал искоса, как будто ждал оценки и замечаний. Но Куруфинвэ только молча смотрел, как ворсинки мха сначала чернеют, а потом начинают отливать серебристым блеском – с каждой минутой всё ярче и светлей, пока вся веточка не стала серебряной. Правда, не сплошь, с тёмными пятнами. Он вспоминал, как гордился всё детство, что отец дал ему своё имя – "умелый". Но никогда, никогда, никогда не смог бы сделать ничего, чего Феанаро не умел. - Всё, - сказал Тьелпэ, разглядывая веточку. – Потом надо будет ещё один слой нанести. И снова покосился с тем же недоверчивым выражением. Куруфинвэ улыбнулся, молча потрепал его по плечу и пошёл на воздух. В небольшом дворике перед мастерской было особенно заметно, что крепость стоит на склоне. От выхода Куруфинвэ свернул в единственную открытую сторону – налево, оставляя по правую руку резную деревянную дверь в пористой стене ракушечника и огибая угол мастерской. За ракушечником - теоретически - была лестница в один из верхних дворов, но Тьелпэ ещё полвека назад гостеприимно загородил резную дверь старой треснувшей наковальней, усыпанной сейчас листьями с растущего у стены клёна. За углом открывался закуток побольше, тоже ограниченный с трёх сторон, но с четвёртой, в рамке из ажурных перил и затянутых плющом стен по бокам, открывался прекрасный вид на крыши и башенки города и холмы за ним. Позади тихо закрылась дверь и послышались шаги, но Куруфинвэ не оборачиваясь прошёл мимо столика и пары кованых кресел с плетёными сиденьями, задумчиво коснувшись спинки одного из них, и остановился, опираясь на резные мраморные перила. Под пальцами было мокро: оказывается, дождь прошёл, пока они возились со мхом. К утру всё заледенеет. Слева перила обрывались ступеньками, сбегавшими в ещё один дворик, поменьше и зеленей, с таким же парапетом на краю. С севера привычный уже ветер нёс пряный запах палых листьев, мокрой земли и близких морозов. На улочке под нижним двориком процокали копыта, призывно заржала лошадь - ей отозвались с конюшни. Чей-то голос, смех, скрип открываемых ворот. Куруфинвэ обнаружил, что бездумно разглядывает затянутую плющом стену, и перевёл взгляд поверх сбегающих ещё ниже улочек и крыш – к горизонту, где слева против светлого ещё неба чернели горные вершины, а справа уже высыпали первые звёзды. В это время года Валакирка вставала поздно, глубоко за полночь, и Куруфинвэ рад был её отсутствию. Последнее время в её сиянии мерещилась злая ирония. Так могли бы светить сильмарилы, будь их видно отсюда. Подошедший Тьелпэ тихо остановился за плечом. Что же, получается, отец ему теперь и не нужен? – усмехнулся про себя Куруфинвэ. - Мальчик и сам вон всё умеет, даже лучше. Валар не любят таких, слишком талантливых. Завидуют, что ли. - Как сделать сильмарилы, ещё не думал? – обернулся он к сыну, с той же лёгкой усмешкой, теперь в голосе. - Нет... – Тьелпэ на миг растерялся. - Ну уж... Где серебряное перо - и где сильмарилы. – Он сделал ещё шаг и остановился рядом, тоже кладя руки на влажный парапет. Хмыкнул, поворачивая голову: - Думаешь, трёх недостаточно? - Достаточно. Более чем. Они ещё постояли молча, глядя, как темнеет небо, ярче высвечивая звёзды. Мальчик. А ведь ему больше четырёхсот лет, Куруфинвэ при его рождении ненамного старше был... Куруфинвэ отстучал мелкую дробь пальцами по парапету и оттолкнулся от него ладонями: - Ладно, если будут ещё интересные затеи, зови поучаствовать. - Конечно, - улыбнулся Тьелпэ. - Я просто... – Он засомневался было, но продолжил. - Я хотел сам попробовать сделать, без подсказок. Оба уже поняли, что подсказок было бы не сильно много. - У тебя получилось, - сказал Куруфинвэ. А когда Тьелпэ совсем по-детски заулыбался похвале, неожиданно даже для себя добавил: - Жаль, отца здесь нет. Он бы теперь не отказался с тобой поработать. Тьелпэ так недоумённо нахмурился, перебирая пальцами завитки на парапете, что Куруфинвэ без всякого осанвэ понял, о чём он думает. Вспоминает, сколько раз его не брали в мастерскую к деду и сколько раз прогоняли, когда он увязывался следом без спросу. Заговорил он, когда Куруфинвэ уже уверен был, что вопрос исчерпан и пора идти в дом. - Расскажешь про него? Как вы работали вместе. Я ведь почти не знаком с ним, на самом деле. - С Феанаро? – с лёгким удивлением приподнял бровь Куруфинвэ. - Да. Мы и не говорили ни разу толком. Дольше всего, - хмыкнул Тьелпэ, – когда он выгнал меня со стройки в тот раз. Куруфинвэ снова озадачился, но теперь по другой причине – он ничего такого не помнил. То есть, что отец выгнал ребёнка со стройки, он легко мог представить. Но что там обсуждать можно было? Направление? Заметивший его непонимание Тьелпэ помедлил – и открыл сознание, бросая не столько картинку, сколько намёк, пробудивший воспоминание. Стрекочущая на все лады жара, перекопанная будущая улица Форменоса, пахнущие свежей стружкой леса, стук молотков и перекличка голосов. Они у лесов, и Феанаро с усмешкой слушает Тьелпэ, важно хвастающегося, сколько книг из отцовской библиотеки он успел прочитать и какими инструментами его учили пользоваться. - А что ещё тебе показывали на стройке? - Про стройку я мало знаю, - нехотя признался Тьелпэ. – Про виды растворов только, как они застывают по-разному в разную погоду. А чертежи не умею делать и считать нагрузку тоже. И меня прогоняют всё время. Я геологию лучше знаю. Феанаро уже успел задать несколько простых вопросов о составе камешков, тут же выуженных им из кошелька на поясе, и уверен ли Тьелпэ, что всё это яшма, раз все эти камни такие разные. - Может, для них ещё столько названий не придумали, – пожал плечами тот, недовольный, что его держат за дурака. – Вон, бериллы по составу совсем похожие, но их почему-то называют разными словами. Я не знаю, почему. А для точности есть формулы. Но дальше убедившийся в его слухе Феанаро начал задавать вопросы всерьёз, не по книжкам, а по работе с разными видами камня, как понять, в какой плоскости камень более хрупок, как влиять на минералы температурой и давлением... Тьелпэ где-то пытался угадывать, где-то сразу говорил, что не знает, и Феанаро быстро потерял к нему интерес. Воспоминание звенело детской обидой и возмущением: я умный, так нечестно! Ты скажи, что надо – я до завтра выучу! Он и вслух тогда попытался возражать, но спорить – не только с детьми – Феанаро считал ниже своего достоинства, и просто ушёл, играя яшмовыми камешками в ладони. - Но он вообще мало с кем общался, - добавил Тьелпэ, обрывая воспоминание. - Кроме тебя. Разумеется, Феанаро говорил со многими – и не всегда о работе, - но Куруфинвэ был согласен, что раздачу указаний сложно считать общением. Он почесал висок, раздумывая и щурясь в вечерний сумрак после яркого дня в памяти. Усмехнулся, коротко взглянув на сына. Вот чего он именно сейчас заинтересовался? Почувствовал себя мастером? Папа уже не авторитет? Жалеет, что более умелых мастеров рядом не осталось? - Что ты хочешь узнать? - Ничего определённого, - пожал плечами Тьелпэ. - Я просто подумал, что ты его помнишь... иначе, чем все остальные. Куруфинвэ кивнул, но смотрел не на него, а вдаль, прищурившись, задумчиво. - Я не сумею объяснить, - сказал он, наконец. Но всё же попытался, сначала осторожно, но потом всё более увлекаясь. - Он был... Он был азартен. – Улыбнулся, найдя нужное слово. - Чем сложнее была задача, тем больше он стремился её решить. Зарисовывать звуки, видеть на огромном расстоянии, запереть свет в камне. Следить за ним было... завораживающе. - Выдохнул, тряхнул головой. – Когда увидишь его работу один раз, поневоле начинаешь верить ему во всём. А как не верить, если он только что на твоих глазах сделал невозможное? Те, кто сейчас говорят... Они не понимают, что для него не существовало правил и законов. Он стоял выше. Его нельзя судить по нашим меркам. Куруфинвэ по-прежнему смотрел в пространство, где сумерки постепенно вытягивали из города цвет и объём, оставляя лишь мягкие контуры, и только рассеянно отметил, что не придумавший ответа Тьелпэ кивнул. Может, он и хотел услышать какую-то повседневную ерунду, о поездке в Пелоры или о празднике плодов, но ерунду Куруфинвэ вспоминать не хотелось. Он редко вспоминал, до сих пор слишком остро ощущая пустоту там, где должно быть знакомое присутствие. А вслух что-то говорить – для кого? Для всех этих идиотов, которые теперь берутся судить, хотя раньше и взглянуть слишком нагло побоялись бы? Которые совершенно ничего не знают о нём, кроме перевранных сплетен? Какой смысл с кем-то всерьёз разговаривать, убеждать? - Кое в чём он был похож на Мелькора, это правда, - снова заговорил Куруфинвэ, схлопотав новый удивлённый взгляд – за продолжение рассказа, за сравнение или за аманское "Мелькор" вместо "Моринготто"? Или за всё сразу. - Ему было мало просто жить в мире. Он хотел его изменять. Пока они молчали, небо окончательно погасло, и Куруфинвэ глубоко вздохнул и тряхнул головой, выныривая из воспоминаний. - Неудивительно, что он разругался с валар, - негромко сказал Тьелпэ. - Если так. - Ни с кем он не ругался. Это они идиоты. – Куруфинвэ решительно оттолкнулся от парапета, поворачиваясь. - Пошли в тепло. Дождь собирается.