…Он смотрел, как она приближалась к нему — дикая, страстная, неукротимая. Она напоминала ему женщин варваров, виденных им в Галлии и Британии, но их волосы были рыжими или белокурыми, а у нее — черные, как смоль. А эти глаза… Ни у кого в мире нет таких прекрасных глаз цвета ясного неба…
Вот она уже поравнялась с ним, ласково улыбнувшись и обнажив меж коралловых губ жемчужные зубы, а затем произнесла:
— Мой император.
— Моя императрица, — отвечал он ей голосом полным радости, восхищения и гордости ими обоими.
Но она не узнает, никогда не узнает, на что он пошел ради этого момента, как не узнает и то, кем они были и что сделали друг другу.
— Мой император, мой Юлий… — едва касаясь губами его ушка промурлыкала она. Это было так непохоже на его королеву воинов. Но он знал, что любовь имеет свойство менять людей, в особенности в присутствии их возлюбленных.
А она все смотрела в его глаза, полные любви к ней. По крайней мере, так казалось.
— Отужинаешь со мной?
— С удовольствием, дорогая, — с милой вежливостью ответил он ей и поднес ее большую, прекрасную руку к губам. Точно также он касался губами ее руки в той, другой жизни на римском торжестве, когда она интриговала против него, приняв сторону варвара Верциникса. Теперь она этого не помнит, но он не забыл.
Взявшись за руки так, будто были влюбленными школьниками, а не императором и императрицей, Цезарь и Зена прошли во дворец.
Пройдя в спальню, Зена опустилась в мягкое, обитое шелком кресло. Ее изысканное платье, подаренное накануне Цезарем, позволяло при детальном рассмотрении увидеть самое сокровенное. Услышав хлопок, слуга внес поднос с ужином в опочивальню царственных супругов. Увлекшись любованием Юлием, Зена почти не притрагивалась к еде.
— Почему ты ничего не ешь? — спросил Юлий, от которого, впрочем, не укрылось, что его жена смотрит на него, словно влюбленная сельская девчонка. Это позабавило его и в то же время окрылило. Все было не зря…
— А? — словно очнувшись от сна, переспросила она. — Ах, прости, я задумалась…
Ей показалось странным, что в легкой накидке было настолько жарко. Жар? А может, дело не в накидке, а в душе?.. И все же, скинув ткань и обнажив соблазнительные смуглые плечики, она с удовольствием откинулась на мягкую спинку кресла, вертя в своих пальчиках кубок вина.
В черных глазах Юлия вспыхнул огонь желания. У него было много женщин, причем некоторые из них были царицами, но ни одной из них он не жаждал так, как эту… даже Клеопатру. Но он не любил Зену, нет… это был какой-то животный магнетизм, ему хотелось ее прекрасного тела. А еще в той, настоящей жизни она интересовала его, как достойный противник… противник, которого было бы неплохо превратить в своего союзника. Такая возможность у него была в дни их далекой юности, на корабле. Увы, он посчитал ее обычной пираткой, отомстил ей за свое пленение и поправил за ее счет свои дела. Это оказалось его роковой ошибкой. Но всего один шаг может изменить судьбу… даже в посмертии. И он сделал этот шаг, изменив их с Зеной судьбы и дав им второй шанс. Теперь они вместе, рука об руку пойдут к общей цели — завоеванию мира.
Зена словно не замечала блеска в его глазах, продолжая с задумчивостью в лице увлажнять алые губы вином, поглядывая на тонкие, цвета пурпура, ткани, украшающие двухспальную кровать. Неожиданно поставив бокал и встав из-за стола, она подошла к окну, задевая рукой все те же ткани.
Ночь, опустившая свой покров с небес, окутала Рим непроглядной тьмой. Куда-то вместе с солнечными лучами исчезли уличный шум, гам, музыка. Оставался лишь сад, наполненный песнями птиц и тихим шепотом ветра. Легкая прохлада ночи сменила жар дня. Вдохнув аромат ночного воздуха, женщина довольно улыбнулась. Изящная вазочка, стоявшая рядом, привлекла ее внимание слабым благоуханьем цветов, срезанных еще утром. Взяв самый прекрасный из них, она стала отрывать по лепесточку с бутона, небрежно кидая его на пол.
Бывшая королева воинов не знала о том, что ее муж отдал приказ убить ту, к кому она испытывала нечто среднее между нежной дружбой и любовью когда-то… не в этой жизни. По крайней мере, так казалось Цезарю.
Юлий криво усмехнулся, подумав об этом, а еще о том, что маленькая блондинка не встанет между ним и его женой-императрицей, а та, увидев ее, не вспомнит то, что их связывало, не услышит шептание сердца и не отвернется от него, вспомнив все… Скоро верная ему придворная ведьма Алти, которой он дал римское имя Сервилия, принесет ему голову Габриэль. С этими приятными мыслями Юлий подошел к жене и стал целовать ее обнаженные плечи.
— Ну и зачем ты это сделал? — вздохнув, прошептала она, расслабившись под влиянием его нежных поцелуев. Намедни она познакомилась с писательницей из Афин. Ее талант и родство их душ всего за несколько минут пробудили в Зене самые теплые дружеские чувства. Но этим утром до нее дошел слух о замыслах Цезаря. И теперь, прижавшись к нему спиной, она задала этот мучительный для нее вопрос. Ей было непонятно, для чего и почему ее супруг так поступает с этой милой девушкой.
Юлий чуть вздрогнул и пристально посмотрел на нее. Нет, не может быть, чтобы она о чем-то догадалась! Он постарался принять невозмутимый вид и беззаботным тоном спросил:
— О чем ты, дорогая?
— Делаешь вид, что не понимаешь? — грустно улыбнувшись, она повернулась к Цезарю. — Ты подослал убийцу к той писательнице, с которой я познакомилась на празднестве. Так вот я и спрашиваю, зачем мой дорогой и любимый супруг посылает ведьму, чтобы убить человека, чье творчество я уважаю и почитаю? — Она заглянула в его глаза и, убрав его руки со своей талии, направилась к кровати, попутно расстегивая поясок и снимая платье.
Цезарь закусил губу. Ему был неприятен этот разговор.
— А ты знаешь, что эта милая, с виду столь безобидная женщина — наемная убийца?
— А ты знаешь, что я прекрасно понимаю, когда ты врешь, а когда говоришь правду? — оставаясь обнаженной, пригрозила ему она.
— Ты не веришь мне, своему мужу, и веришь какой-то заезжей комедиантке? — с деланным возмущением проговорил он.
Обнаженная, она подошла к нему, распустив волосы.
— Прости… я просто не знаю уже кому верить, — опуская руки ему на плечи сказала она, — Юлий, я просто хочу, чтобы ты сохранил жизнь этой писательнице… Сделай это для меня!
— Нет! — вскричал император. — Проси у меня, чего угодно, но только не этого! Она должна умереть, и она умрет…
Сказав эти жестокие слова, он вышел вон из комнаты.
— Куда ты?! — с отчаянием в голосе крикнула она ему вслед.
— Работать, — бросил он. — Все равно я тебе не нужен!
…Закутавшись в простыню, Зена открыла тайный проход в его кабинет и, оказавшись там раньше Цезаря, легла на кушетку. Увидев там ее, похожую на соблазнительную сирену, Юлий не смог устоять. Ему вспомнилось, как во время их первой встречи она, одетая в соблазнительное красное платье, ползла к нему по кровати, словно тигрица, чтобы обольстить… да вот беда, была обольщена она сама. Он обманул ее и обманул жестоко. Нет, нет, этого не было! Это было в той, ненастоящей жизни — жизни, которой не было, а в этой они стали супругами и правят Римом, а однажды станут править миром. Цезарь надеется, что это время уже скоро придет. Император на ходу сбросил с себя тогу, а затем присоединился к своей императрице, заключив ее в объятия.
— А как же наша ссора? — усмехнулась она, наслаждаясь его поцелуями и поглаживая его плечи. — Юлий… -прошептала она, проводя игриво пальчиками по его загорелой коже.
— Гори все огнем! — пробормотал он. — Все, что мешает нам, пусть идет в Тартар!
Вскоре их тела сплетались в одно целое в экстазе. Они будто сражались в войне под названием «любовь». Да, два тела стали одним точно так же, как стала одной на двоих их судьба. Юлий пронзал Зену снова и снова, проникая все глубже и глубже… Спальня наполнилась стонами и вскриками наслаждения.
Стоит ли говорить, что Цезарь и Зена не заметили, что за ними с какого-то времени начала наблюдать женщина, чье резко очерченное лицо в обрамлении темных кудрей иногда могло показаться почти прекрасным, а иногда — жутким. Взгляд ее зеленых глаз был просто незабываем… Сейчас эта женщина пожирала глазами явившуюся ей сцену любви, и на ее лице было томное выражение, смешанное с какой-то затаенной мукой. Рука Алти — а это была она — скользнула вниз под собственное платье, найдя клитор… Колдунья принялась ласкать саму себя. Она не смогла сдержать стон удовольствия.
Услышав этот стон, Зена сжала плечи Цезаря, останавливая его и заставляя обернуться.
«Что она здесь забыла?»
Цезарь нехотя обернулся и увидел Ее. Странные чувства вызывала у него эта женщина. Если бы его спросили, любит ли он Алти, он бы не нашелся, что ответить, потому что сам не знал ответа на этот вопрос. Он ценил ее магические способности, а еще — ум и хитрость. А иногда ему казалось, что в ней он видит собственное отражение. По крайней мере, пороки у них были общими. А достоинства? Они давно состояли в связи, но их отношения строились на чистом эгоизме. С другой стороны, такая связь длится вечно, как всем известно.
Застыла немая пауза, затем, опомнившись, Юлий хоть потрудился прикрыться и произнес:
— Сервилия, как ты смеешь?!
Сервилия-Алти тут же нашла, что ответить:
— Цезарь, эта опасная женщина, о которой ты меня предупреждал, пыталась проникнуть во дворец, но ей это не удалось и она мертва.
Усмешка искривила губы императора, и точно такая же усмешка появилась на губах Алти. Они не знали, что Габриэль была еще жива, когда Алти оставила ее умирать, пронзенную кинжалом. Но жизнь в ней еще теплилась…
Завернувшись в шелк, Зена прильнула к супругу, шепча:
— Ненавижу тебя!
С этими словами она встала с кровати и, зло посмотрев на Алти, прошествовала мимо, попутно захватив тогу Цезаря и закутавшись в нее на мужской манер.
«Женщины, — подумал Юлий, глядя ей вслед, — все вы одинаковы. Лишь одна — не такая, как все… ей бы мужчиной родиться.»
Когда жена покинула их общую спальню, Цезарь сказал колдунье:
— Эта девица точно мертва, Сервилия?
— Я всегда хорошо выполняю свою работу, — отвечала ему женщина, чья улыбка была подобна улыбке Смерти.
— Тогда давай отпразднуем это! — весело ответил он ей.
Бывшая северная шаманка взобралась на него сверху и принялась ласкать губами и кистью. Мучимая диким желанием, она делала все, чтобы доставить ему наслаждение и получить удовольствие самой. В постели она не сдерживала себя ничем, ведя себя так раскрепощенно, будто чувство греха было ей совсем неведомо.
— Почему тебе больше нравится быть на мне, чем подо мной? — неожиданно спросил он у нее.
Она странно взглянула на него и ответила:
— Люблю, чтобы верх был мой!
— Ах так! — хохотнул он. — Теперь верх мой!
С этими словами он перевернул ее и резко, не останавливаясь, задвигался в ней. Ведьма принялась царапать его спину своими длинными острыми ногтями. Такова была ее своеобразная месть за то, что она не могла доминировать. Даже в любви Алти-Сервилия была жестокой. Когда она говорила с ним о любви, казалось, что она признается в ненависти.
…Зена призывала имя изменника-мужа, кусая от боли губы и еле сдерживая слезы. Она была не слепа, и ей и так все было ясно. Он не любил ее, а просто использовал… На душе у нее было так горько, что свет казался не мил. Чувство было таким, будто до сих пор у нее на спине были крылья, а теперь ее лишили их… остались лишь кровоточащие шрамы.
…Юлию пришлось на время расстаться со своей экзотической любовницей, чтобы слушать упреки супруги. Как же он не выносил сцен ревности!
— Зена, ты ведь не сентиментальная идиотка, — сказал он ей, сжав ее руки. — Я твой муж, мы вместе, и скоро наша непобедимая армия завоюет Китай, присоединив его к Римской империи! Время от времени мужчине просто нужно расслабиться, сама понимаешь.
— Ммм… расслабиться, значит… то есть я тоже могу ТАК «отдыхать»? — усмехнулась она, зная, что Цезарь был собственником и ревновал свою императрицу к каждому встречному. При этом сам ее, скорее всего, не любя…
— Жена Цезаря должна быть выше всех подозрений, — уклончиво ответил он.
— Жена Цезаря… — горько усмехнувшись, повторила Зена. — А как насчет самого Цезаря? Ты знаешь, как иные называют тебя за глаза? Муж всех жен и жена всех мужей.
Юлий презрительно усмехнулся.
— Мне наплевать на слухи, лишь бы мне не мешали действовать и вести мою империю к процветанию. Рим — это я.
— Рим… — непередаваемым тоном повторила Зена. — Тебе нужен только этот проклятый город, который я скоро возненавижу, и власть над ним, но не я.
— Не говори так… — начал он.
— Но это так! — резко бросила она.
Красота Зены приобрела какую-то трагичность, и это заставило Юлия расчувствоваться. Он хотел обнять ее и прижать к себе, утешить, но она вырвалась из его объятий.
— Я больше не буду для тебя верной собакой, помогающей тебе добывать победы, — сказала она Цезарю. — Прощай! И да, — достав ящик с драгоценностями, она принялась швырять их в мужа, — забери их себе!
— Зена! — крикнул он жене, но та уже скрылась за дверью. Он хотел было отдать приказ преторианцам задержать ее, но потом передумал. Да, он вожделел эту женщину, и ее военный талант вкупе с его гением были непобедимой силой, но ему нужна другая жена, другая императрица, которая будет лучше понимать его и его чаяния. Пусть это будет его двойник по образу мыслей и духу — Алти! Юлий не знал того, что Зена была беременна…
***
…Габриэль, чьи раны исцелил своей божественной силой Арес, решила немного прогуляться по побережью. Смотря на закат, она вспоминала римскую императрицу Зену, которая произвела на нее столь огромное впечатление и показалась ей родственной душой.
Неожиданно перед девушкой появился Арес и спросил у нее:
— Что грустишь, малютка?
— Ничего, я просто вспоминаю… — отвечала Габби. Увы, печальный голосок противоречил ее словам.
— Не грусти, старайся думать о хорошем, — ласково сказал он ей.
— С чего это бог войны думает о других?! — даже удивилась Габби.
— Я, между прочим, спас тебя, — усмехнулся Арес, — так что ты обязана мне некоторой благодарностью. А еще ты мне определенно нравишься…
Произнеся эти слова, он исчез, оставив Габриэль думать над его словами.
***
Зена больше не плакала, сильные женщины не плачут. Но плакала ее душа… незримыми горькими слезами, слезами поруганной любви. Отрешившись и от любимого ею, но не любившего ее мужа и от служения его империи, она шла вперед, шла в никуда, лишь бы идти. Что ей делать, в особенности теперь, когда она носит под сердцем его ребенка? Юлий-то не знает об этом, она ведь не рассказала ему эту новость, просто не успела рассказать. А… если рассказала бы, могло ли это что-то изменить? Они оба для него ничего не значат — и она, и их общий ребенок. Зена почувствовала, как в ней закипает гнев, и любовь к Цезарю начинает превращаться у нее в ненависть, словно в какой-то другой жизни… Да, все это как-будто уже было… Где и когда? Не имеет значения.
Внезапно, она вспомнила о боге войны Марсе-Аресе, которому поклонялись и она, и ее муж, но к ней он, кажется, был более благосклонен. Что если воззвать к нему? Пусть он поможет ей отомстить негодяю-мужу и Риму, который он олицетворяет!
«Явись мне, Арес!» — мысленно произнесла она. В то же мгновение появилось фиолетовое сияние, и из него соткался бог войны.
— Теперь ты лишь моя, Зена! — торжествующе произнес он.
— Оставь свои поползновения до другого раза, — прошипела она, — и дай мне отомстить Цезарю! За это я буду служить тебе вечно!
— Само собой, — ухмыльнулся Арес. — Вы обе будете служить мне — и ты, и твоя подружка! И она у меня…
— О ком ты сейчас говоришь? — с удивлением спросила Зена, хотя в глубине души знала ответ.
— Та маленькая блондинка, ставшая афинской писательницей в этой жизни и бывшая твоим бардом в другой!
— О чем ты?! — вскричала Зена.
— Ты не знаешь, что сделал твой муженек, — отвечал Арес. — Он сбежал с того света и украл нити судьбы, переплетя их так, чтобы вы были вместе… то есть вместе правили миром, поскольку он посчитал, что лучше иметь тебя другом, чем врагом. А ведь в прошлой жизни вы были врагами…
— Врагами… — изменившись в лице повторила Зена и… вспомнила все: и жестокий обман со стороны Цезаря, посмеявшегося над ее любовью, и их смертельное противостояние, и распятие… В той, другой жизни он поставил крест на их любви и два раза отправил на крест ее… в этой ее любовь к нему вновь предана и распята. Мало того, она ждет от него ребенка! Ребенка от этого человека! Боги! Ничего, Ева — Зена почему-то была уверена в том, что родится дочь и заранее выбрала это имя — не узнает, никогда не узнает о том, кем является ее отец. Для нее Гай Юлий Цезарь всегда будет врагом! Какая ненависть кипит в ней!..
— Где Габриэль? — спросила она, когда хоть немного пришла в себя, совладав с разбушевавшимися чувствами.
— В безопасности, — ответил Арес, — я перенесу тебя к ней.
Он взял ее за руку, и вместе они растворились в сиреневой дымке.
***
А в это самое время Алти, она же Сервилия, сообщала своему царственному любовнику радостную новость — она была беременна! Когда он об этом услышал, сердце его преисполнилось горделивой радости и счастливой надежды.
«Сын… Как я хочу, чтобы она родила мне сына!» — мысленно произнес он.
Дело было даже не в наследнике империи, а в обычном желании влюбленного мужчины. А Юлий любил Алти — теперь он мог самому себе в этом признаться.
— Любовь моя, — начал он, поднеся к губам ее тонкие сильные пальцы, — будь моей женой, моей новой императрицей!
Стоит ли говорить о том, каким был ответ Алти…
