Сейчас.
Нацу устало провёл рукой по лицу, стараясь не показывать волнения. Люси всё ещё спала, а писк медицинской аппаратуры стал настолько привычным, что Драгнил просто перестал его замечать. Морщинистая кожа лица под ладонью дрогнула. Дряблая, старческая. Люсина рука стала сухой и жилистой, с сильно выступающими синими венами. Кожа совсем побледнела, и Нацу осторожно, чтобы не потревожить покой женщины, сжал её пальцы своими. Стоило ли это того? Бог очертил взглядом лицо своей жены, седые пряди волос. Сжал и разжал свободную руку, чувствуя, с какой натугой сокращаются мышцы, с каким скрежетом тянутся суставы. С болью оглядел лежащего на коленях кота, чья шерсть свалялась, повыпадала и поблекла. Стоило ли? — Нацу, — тихо позвали Бога по имени, и тот вздрогнул, с испугом смотря на открывшую глаза Люси. — Я разбудил тебя? Прости. Люси улыбнулась потрескавшимися синими губами, когда Драгнил нежно поцеловал её руку, держа ту в своей дрожащей ладони. В палату зашла медсестра. Молодая забавная девушка с привычкой тихонько хихикать, когда не надо, но от этого не менее очаровательная — не внешне, а внутренне. Медсестра поставила Люси укол, проверила капельницу, немного поговорила с четой Драгнилов, неизменно потрепала кота за ухом, на что тот вскинул голову и приветственно заурчал, и выпорхнула за дверь, убегая дальше в такие же палаты к таким же больным. — Как себя чувствуешь? — Тебе соврать или ответить честно? — попыталась пошутить женщина, но, увидев сведённые к переносице бледно-розовые брови, тихо сказала: — Устала. — Отдохни. Поспи ещё. Люси поджала губы. — Я боюсь, что не смогу больше проснуться. Нацу улыбнулся. Ласково. — Ничего не бойся, — мужчина склонился к лицу своей жены, поправил упавший на лицо локон когда-то блестящих волос и коснулся губами лба. — Мы с Хэппи с тобой. Кот на коленях Бога громко и жизнерадостно мяукнул, перебираясь с Отца на больничную кровать, помял лапами одеяло и свернулся у шеи Люси, приятно вибрируя своим равномерным мурчанием. Люси нежным взглядом очертила каждую складочку на любимом лице, медленно опустила веки и, переплетя пальцы с пальцами Нацу, расслабилась. И сидя в палате больницы, еле вслушиваясь в писк медицинской аппаратуры, Нацу снова задался вопросом:Стоило ли?
***
Тогда.
Они забрели в какую-то дыру, мало отличающуюся от той, которую недавно покинули. Ещё один пошарпаный мотель встретил Бога, девушку и кота максимально небрежно в виде брезгливо морщащейся администраторши на стойке регистрации, но ни один из них не обратил внимания на такое прохладное приветствие. Нацу забрал ключ, взял Люси за руку, поднялся по лестнице, поморщился перед грязно-бежевой дверью с табличкой 216 и повернул ручку. Кровать, тумба с неуклюжим старым телевизором, коричневый диван и зеркало — вот и вся роскошь комнаты. Люси кинула какую-то фразу, которую Драгнил благополучно пропустил мимо ушей, и скрылась за дверью в санузел. Хэппи спрыгнул с плеча розоволосого и стал монотонно обнюхивать углы. — Фу, — кот отдёрнулся от занавесок и смухортился. — Ну и запашок. Их вообще стирали? Бог рассеянно пожал плечами и рухнул на диван, на что тот угрожающе скрежетнул. Нацу чувствовал усталость. Оказывается, даже такой как он может уставать: постоянные переезды с места на место, туманное будущее и мрачная неизвестность высасывала из него все соки, а о адепте и говорить страшно. За последнюю неделю Люси будто иссохла. Говорила мало, улыбалась криво, страдала то от бессонницы, то от приступов выматывающего сна, есть её Нацу буквально силком заставлял. Бог смутно понимал, от чего страдает его возлюбленная. Каким-то задним числом он почувствовал, что несмотря на внешнее спокойствие, Хартфилия впала в типичную человеческую депрессию. Или апатию. Драгнил не видел разницы. Но то, что с психикой девушки не всё в порядке, было ясно даже ему. Нацу разговаривал с Хэппи. Сначала он не мог заставить себя посмотреть Сыну в глаза, потом с натугой преодолел собственный стыд и начал беседу. Извиниться он не смог. Хэппи не злился и понимал состояние друга, поэтому сразу дал понять, что всё в порядке. Что они смогут вернуться к тем же Семейным отношениям, что всегда были. И от этого Нацу чувствовал себя ещё отвратительнее. Всё пошло наперекосяк. Абсолютно всё. Драгнил с болью вспоминал те дни, когда всё было легко и просто. Когда Люси ругалась на него по утрам за сожжённый телефон, Хэппи лениво хихикал над видом разъярённой блондинки и вылизывал лапу, а сам Нацу выписывал кренделя в воздухе под аккомпанемент задорного смеха и строил свои Божьи планы на Хартфилию и подчинение людей. А сейчас? Сейчас он лежит в засранном номере засранного мотеля, слушает сквозь хлипкую дверцу ванной комнаты как его побитая жизнью Хартфилия высмаркивается, а сам он… растерян? Растерян, Йохт его дери! Нацу зажмурился и сжал пальцами переносицу. Не это ли люди называют «вляпаться в дерьмо»? Он в нём утонул. Помимо отчуждённой атмосферы была куда более страшная проблема. Этой проблемой был Создатель. Хэппи пытался уговорить парня откликнуться и показаться Отцу, но Нацу лишь отмахивался, откладывая встречу на потом. Он ведь боялся. Гори оно всё к Йохтовой матери! Да, Саламандр боялся! А кто на его месте не побоится гнева Родителя, когда ты нарушил Нерушимый Завет?! Нацу не создал культ. Нацу навредил адепту. Нацу разрушил Храм — обитель его религии. Святая святых. Обычным выговором он точно не отделается. Бог так глубоко погрузился в уныние, что не заметил тихих шагов. Только почувствовав, как прогнулись диванные подушки, он открыл глаза и посмотрел на Люси. — Всё в порядке? — Конечно, — отозвался Саламандр и выдавил самый дружелюбный оскал, на который был способен в своём состоянии. — Давай спать? Люси упрямо мотнула головой. Нацу подавил вздох — она снова боится кошмаров. — Милая, тебе надо спать. — Я не… — Я. Сказал. Спать. Девушка поджала губы, пару секунд смотря прямо в зелёные глаза, потом молча забралась в постель и отвернулась к стенке. Хэппи тяжело вздохнул. Люси просыпалась раза по четыре за ночь. Иногда в холодном поту. Люси судорожно вдыхала душный воздух и елозила рукой по постели, нащупывая единственный источник тепла, который грел её в мрачной атмосфере её потаённых страхов. О, Хартфилии было чего бояться. Список её фобий внезапно разросся на несколько пунктов, выделенных жирным курсивом. Огонь. Смерть. Нацу. Люси стискивала в объятиях пушистого кота, аккуратно нащупывала обожжённое ухо, гладила его дрожащим пальцем и закрывала глаза, вдалбливая себе в голову, что руки, сжимающие её тело, любят её. Он. Её. Любит. Ей ведь просто надо принять его любовь, да? Его больную, чудовищную, одержимую любовь. Нацу. Её. Любит.лю.бит.
Но этого мало. Этого, чёрт возьми, мало, чтобы забыть всё, что произошло. Дело не в изнасиловании. Дело не в водолазках с высокой горловиной и даже не в ноющих шрамах. Дело в чувстве вины и страхе. Погибли люди. Погибли живые люди. Из-за её эгоистичного желания спастись. Из-за того, что Нацу её***
Это продолжалось изо дня в день на протяжении почти целого месяца. Каждые два-три дня Нацу подрывался с места, закидывал в спортивную сумку их немногочисленные вещи и добровольно садился в чьи-то машины, изо всех Божьих сил борясь с рвотными позывами. Люси не могла понять, почему он так старательно меняет один мотель на другой — без какого-либо алгоритма; они просто ехали, ехали, ехали… а когда сил уже не оставалось, доползали до ближайшего постоялого двора — пока в один момент не решилась спросить. — Нацу, в чём дело? Куда ты так бежишь? А ведь Хартфилия просто не понимала, почему они не могут осесть в каком-нибудь одном городе и начать разбираться с тем дерьмом, что они заварили, вместо того, чтобы убивать себя вечными переездами. Нацу не ответил, только криво улыбнулся и закинул сумку на плечо. Люси поняла всё сама, когда в один вечер к ней в номер постучалась… девочка. — Мне нужен Нацу, — сказала маленькая на вид гостья таким ледяным голосом, что у Хартфилии не осталось сомнений. Нацу бежал не куда, а от кого. Хартфилия уже хотела извиниться и закрыть дверь, как за её спиной раздался хлопок и разлилось едва слышное порыкивание. Девочку такое эффектное появление брата не впечатлило, та просто хмыкнула и прошла, пригнувшись, под рукой блондинки, что держала дверь приоткрытой. — Я не драться пришла, брат, — сказала она совершено спокойно, даже с оттенком улыбки в голосе, и присела на диван, сложив руки на коленях. — Не сердись. Нацу прекратил рычать зверем, но продолжал хмуриться, сверля взглядом сестру. Хэппи в это время радостно мяукнул, не совладав с эмоциями и не поддавшись гнетущей атмосфере, и вспрыгнул на худые детские колени. Люси так и осталась стоять у двери, как сквозь пелену разглядывая эту… богиню? Как её назвать? — Венди, — сказал Драгнил, и адепт сама себе кивнула. Точно, Венди… Вен-ди. Ве-е-енди-и-и. Ей подходит это имя. Венди. — Убери своего адепта, и мы поговорим. Убрать? — вздрогнула Хартфилия. Что значит убрать? — Говори при ней, — отрезал Бог и тут же прервал начавшую возмущаться девочку. — Я нарушил Завет на ней, она имеет право знать. Венди окинула блондинку таким пронизывающим взглядом, что та вся сжалась от испуга и смущения, будто бы её унизили прилюдно. Это сочетание детского тела и мудрых, ледяных глаз просто выбивало из колеи. Как будто перед Люси стоял невозможно красивый хищник, к которому так и тянет приблизиться, прикоснуться… и отдать себя на съедение. Девочка ещё несколько секунд смотрела прямо в карие глаза полностью разлаженного адепта, потом плавно переместила взгляд на горло, что не было спрятано за тканью водолазки, скользнула им ниже, оценила кривые уродливые линии на плечах, запястьях, бёдрах и отвела взгляд, махнув рукой в приглашающем жесте. — Садись рядом и молчи, пока я не разрешу говорить, — не глядя на Хартфилию выплюнула девочка и продолжила, только когда совсем сбитый с толку адепт медленно и несмело прошла в комнату и села на самый край. Венди почесала за ухом кота, что будто бы и не замечал всей ситуации, и внезапно по-доброму улыбнулась. — Возблагодари Отца за щедрость, что он не направил за тобой Лаксуса или Гажила. — Мне плевать, кого он отправил за мной, — устало отозвался Бог и скрестил ноги, садясь в воздухе напротив сестры. — Не надо притворяться, что у меня есть шанс. Все и так знают, что меня ждёт после встречи со Стариком. — Тогда зачем прячешься? Саламандр хохотнул и усмехнулся. — Мне страшно, Венди! — ответил он бодрым и почти шутливым тоном, от которого у Люси сердце ухнуло вниз. Таким тоном люди не шутят. — Кто не боится смерти? Драгнил разом перестал смеяться, в комнате повисла плотная тишина, а причина тому — ненормально громкий стук человеческого сердца о рёбра. Даже Венди обратила внимание на адепта, чьё лицо походило скорее на белый холст — настолько оно стало бледным. Карие глаза человека сильно расширились, губы сжались в плотную линию, девушка не моргая смотрела на Саламандра в ожидании объяснений. Тот молчал. — Его развеют, — ответила девочка вместо брата спустя недолгое молчание, и даже Хэппи вышел из некого транса, всхлипнув у неё на коленях. — Это наказание того, кто нарушил волю Отца. Ты же знаешь, что значит «развеять»? Хартфилия кивнула в два рывка, будто бы плохо понимала, что от неё требуют. Затем опустила взгляд на ноги, перевела его в сторону, бесстрастно посмотрела на следящую за ней Венди. Все молчали, пока девушка не хрипнула: — Что же это за Отец такой, — с девичьих губ слетел слабый смешок, больной и уродливый, — что собственных детей… — Лю, — прервал её Драгнил, — не вмешивайся. Это не… — Не твоего хлипкого ума дело, — перебил ребёнок. — Ты пострадала от руки своего Бога, и всё, что ты должна — это радоваться, что жить осталась. А дальнейшее тебя не касается. Нацу сглотнул ком в горле, боязно взглянув на девушку. Люси ухмылялась — ей это абсолютно не шло — но он видел стеклянный отблеск в её глазах. Будто бы она только что сама умерла. От этого Богу стало жутко. — Люси, — тихо позвал он и несмело протянул руку к адепту. Ему нужно было убедиться, что всё хорошо. — Пожалуйста, маленькая, иди ко мне. Прошу тебя. Зелёные глаза заблестели, и Нацу вытянул перед собой вторую руку, когда Хартфилия поднялась с дивана. — Он сказал тебе подойти к нему! — прошипела вслед уходящему из комнаты адепту Венди и даже вздёрнула вверх руку, но действовать дальше ей помешал синий кот, что со слезами на глазах удерживал детскую кисть кошачьими лапами. — Хэппи, не отвлекай ме… — Никогда, — на удивление твёрдо и даже грозно пропищал Сын, — никогда не поднимай на неё руку! Ни сейчас, ни потом. Люси — наша с Нацу Семья. А значит и твоя тоже. Венди удивлённо перевела взгляд на брата и прыснула. Тот сидел с опущенной головой и вытянутыми руками. Жалкое зрелище. Для Бога.***
Он, как и думал, нашёл Хартфилию на улице — та сидела, привалившись спиной к стенке, попой прямо на холодном асфальте, на что он недовольно фыркнул. Девушка вздрогнула, выныривая из своих мыслей, когда он коснулся её руки. — Хэппи, — с дрожью в голосе сказала она, — не пугай меня так. Кот молча сел рядом, вжимаясь в женский бок. Уже стемнело, и стоящий недалеко фонарь оттенял редкие звёзды на грязном сине-чёрном небе. Люси чувствовала растерянность. Она будто бы стояла перед двумя дверьми. Одна вела к спокойной и тихой жизни; к работе, карьере, булочкам в кофейнях, счетам за квартиру и очереди в поликлинику; к замужеству и детям. В её представлении дверь была белой. Вторая же была чёрной, а за ней скрывалась сплошная темнота; там её ждали ловушки, испытания, каждый день как на иголках. Там был огонь. Там была кровь. Там её ждал Нацу. А она, дурёха, не знает, какую дверь открыть. — Нацу без тебя плохо, — внезапно сказал Хэппи, а Люси вдруг захотела засмеяться. Плохо. Нацу без неё плохо. А ей с ним плохо. Вот уж несостыковочка. — Пообещай, что когда нас развеют… — Нас? — переспросила Люси, а её апатичное состояние испарилось за долю секунду. — Нацу — мой Создатель, — кот поднял морду к звёздам. — Если исчезнет он, то исчезну и я. Поэтому, Люси, пообещай: когда нас не станет, не забывай о нас. Я не прошу тебя простить Нацу, забыть то, что он сделал, — Хэппи по-кошачьи ласково прищурил глаза, когда Люси шмыгнула носом и протянула к нему руки, зарываясь пальцами в тёплый мех. — Но ведь у нас было и много хорошего, правда? — Д-да, — сквозь слёзы выхрипела блондинка, прижимая комок живого счастья к груди. — Знаешь, — задумчиво протянул он, — даже мы, дети Создателя, не знаем, что нас ждёт после смерти — да мы и не задумывались об этом! Может, и правда существуют Рай и Ад?.. Он замурчал — так нежно, так тепло и любовно, что у Люси рвалось сердце на части. Она вжимала в себя друга сильно, будто хотела спрятать его от страшной участи у себя под сердцем, в живой клетке из рёбер, где любая напасть ему будет нипочём! Как жаль, что она просто не может взять и спрятать его. — Я тоже тебе пообещаю: где бы мы с Нацу ни оказались, мы будем помнить о тебе каждую секунду. Хоть на небе, хоть в огне… — Ты не заслуживаешь этого! Кто угодно, но не ты! Хэппи закрыл глаза и опустил голову на мягкую грудь Хартфилии. — Говорят, что все собаки попадают в Рай, — кот хихикнул. — И я рад, что я не пёс. Не хочу оставлять Нацу одного в Преисподней. Там и без него жарковато. Никто не посмеялся над шуткой.***
Когда Люси вернулась в номер, девочки уже не было. Был только Нацу, по-прежнему сидящий в воздухе, опустивший голову и зарывшийся пальцами в волосы. У неё что-то ковырнуло в душе. Да так сильно и внезапно, что адепт и подумать не успела, прежде чем возжелала вдруг погладить эту опущенную макушку, заглянуть в глаза и улыбнуться ласково, с фразой всё будет хорошо. Как будто всё и правда неплохо. Она сделала шаг к нему, а потом замерла в нерешительности, когда Саламандр поднял голову и посмотрел прямо. Люси просто подумала, что, наверное, ничего не будет хорошо. Всё будет супер хреново. Иначе бы Бог не смотрел с таким вселенским отчаянием. Наверное, любовь Нацу не больная, а такая безумно-глубокая, с ума сводящая. По-другому он чувствовать не может. Человеческие эмоции слишком слабы для него. И отчаяние его настолько необъятно, что не понять его человеку. Не понять его Люси. Не понять. Так думала Хартфилия, пока не проснулась ночью от болючего чувства потери. На кровати лежал спящий кот. И больше никого. В груди ныло и потрошило, и Хэппи был разбужен жалобным воем адепта, что прикрывала лицо ладонями. — Нацу нет, — говорила она, пока кот крутился вокруг, пытаясь достучаться до её разума через занавесь истерики. — Нацу. Нет!***
А Нацу был. Далеко. Нацу был, но не таким, как его привыкла видеть Люси — с розовыми растрёпанными прядями, зелёными радужками и алыми прожилками, со смуглой кожей, тёплыми руками, клетчатым шарфом. Нацу был и не был. Тут не было ни света, ни темноты, ни времени и пространства. Не было ничего, кроме Создателя. И Нацу, что был перед ним. Если бы тут была материя, то Отец бы стоял, сложив руки на груди, с нахмуренными бровями и взглядом каким-то укоризненно-сожалеющим. Он был бы низеньким дедулькой, строгим, но справедливым, со смешными седыми усами. Нацу впервые пожалел, что не может увидеть Отца в человеческом обличье. Чтобы хотя бы напоследок. Чтобы услышать его голос. Чтобы обнять. Он очень хотел обнять Люси, но она спала, да и навязывать ей своё прощание он не решался. Она бы не приняла. Он ей не нужен. У Нацу пробежала мысль — забавно, как это возможно, если нет тела, головы, мозга? — что, наверное, какие-то умные вещи можно постигнуть только в шаге от полного краха, когда падать-то ниже некуда. Вот, сейчас Нацу не станет — он вернётся к своему огненному началу, станет маленьким, крохотным огонёчком, будет гореть, если Старик смилостивиться и оставит хотя бы в таком виде, а не потушит о холод своего решения — а он вдруг понял очень много вещей, которые надо было бы понять раньше. Если бы только Люси знала, что он всё понял. Если бы он смог вернуться в тот номер мотеля, он бы не стал извиняться. Он бы точно не обещал всё исправить. Это глупо. Нацу бы… разорвал договор. Да. Это то, чего хотела Люси. То, о чём она мечтала, сбежав от Бога. Люси пыталась убежать к своему будущему, к своей собственной жизни. Нацу вдруг задумался: сколько стоит человеческая жизнь? Такой вопрос даже не возникал в его голове, да и странно это, непривычно — размышлять Богу о таких мелочах. Но всё же… Сколько стоит жизнь одного человека? Сколько стоят годы биения его сердца, шум дыхания, его вздохи, сомнения, улыбки, страхи? Что можно дать взамен его мыслям, его ненависти и любви? Что нужно отдать, чтобы забрать одну жизнь?Что нужно отдать, чтобы взять жизнь Люси?
Нацу хотел хмыкнуть — увы, отсутствие тела не позволяло совершить такой жест — и пришёл к одному единственному ответу. Жизнь Люси Хартфилии стоит всю жизнь Саламандра, взятую бесконечное количество раз. Жаль, что он не сможет совершить этот обмен. Он бы с радостью взял махонькую жизнь человека, а ей бы подарил вечность. Это было последней его мыслью.***
Сколько она прорыдала, сказать невозможно. Девушка то вдруг замолкала, смотрела в одну точку, не замечая ничего вокруг, вставала, даже делала что-то мелкое — наливала себе чай или включала телевизор — то вдруг её лицо искажалось жуткой гримасой страдания. Люси сорвала горло, пока рыдала, поэтому последний приступ истерики проходил в почти-тишине. Почти, потому что стены содрогались от хрипов, когда она пыталась кричать, и звуков катающегося по полу тела. Кто-то даже стучал в дверь и требовал «прекратить насилие». Организм не выдержал и заставил хозяйку проблеваться и уснуть. Хартфилия очнулась, когда что-то мягкое тыкало её в щёку. Глаза разлепились с титаническими усилиями — в них будто мелкой песчаной пыли всыпали вперемешку с молотым перцем — а голова трещала, будто по ней треснули кувалдой. Но блондинка нашла в себе силы сесть и осмотреться. — Хэппи, — еле-еле прошептала она, потому что горло кололо, связки ныли, а голос вообще пропал. — Сколько времени? — Мяу, — тут же прозвучал ответ. — Хватит придуриваться, — фыркнула Хартфилия и с кряхтением поднялась с пола, преодолевая желание лечь обратно и пролежать так до самой смерти. — Нам надо уезжать отсюда. Собираемся. — Мяу. — Хэппи! — едва повысив голос — в меру возможности натерпевшегося горла — возмутилась больше-не-адепт и повернулась к другу. — Прекрати цирк! Я не хочу здесь оставаться. Потому что Нацу тут больше нет. — Мяу. Люси было жутко обидно — Хэппи над ней в открытую издевался, и это после всего, что она вытерпела! — и та едва снова не заплакала, но стиснула зубы, раздражённо шумно выдохнула и прикрыла глаза. Сейчас ей надо собраться. Закинуть вещи в сумку, умыться — Йохт, как же жжёт глаза! — и придумать, куда ехать дальше. Деньги у неё есть, по крайней мере, на пару месяцев точно хватит, а дальше… — Мяу, — раздалось под ногами. — Чёрт, кошатина, ты сейчас о…! Люси заикнулась и задержала дыхание. — Мяу! — как-то истерично орнул Хэппи и опёрся передними лапами о женскую коленку, заглядывая в глаза адепта с испугом. — Мя-а-ау! Люси молча нагнулась, взяла кота подмышки, подняла на уровень глаз. — Если Отца развеют, то его дитя… исчезнет, — размышляла вслух девушка, а кот отрывисто закивал, пытаясь улыбнуться как раньше. — Но ты… не исчез. Ты перестал говорить, правильно? Хэппи победно заорал — чистым кошачьим матом — и вывернулся из рук Хартфилии, приземляясь на четыре лапы. Кинув многозначительный взгляд хозяйке, кот рысцой подбежал к входной двери и заскрёбся. Люси, поражённая какими-то своими догадками, натянула первые попавшиеся штаны, что оказались спальными шортами, и открыла дверь. Хэппи тихонько мявкнул и ринулся прочь. Люси побежала за ним босиком. Ей было плевать на открытый номер и на то, что люди могут зайти и забрать вещи. Ей было плевать на грубый асфальт и режущие выступы гравия. Плевать на грязную лужу, в которую она провалилась чуть ли не по щиколотки. Какая разница, если она решила открыть чёрную дверь? Какое имеет значение всё это, когда она бежит к Нацу?***
Болело абсолютно всё — от макушки до кончиков пальцев. Ныло, плакало и жгло. Это было странное чувство. И мерзкое. Хотелось во что-нибудь завернуться или к чему-нибудь прижаться. Тёплому. Может, он замёрз? Наверное, это и есть холод. Холодно, Йохт, до костей холодно! Нацу привстал на локте и застонал — больно было так, будто его Лаксус истыкал своими мудушскими молниями в каждую клетку тела — и неосознанно приложил ладонь к виску, зажмурившись. Ох, как херово-то ему… Обстановка вокруг казалось смутно знакомой, но всё так расплывалось, что с трудом удавалось отличить дерево от фонаря. Драгнил видел парковку, какое-то здание… Блять, где он? Бог поднялся на ноги и удивился. Просто застыл в шоке. Потому что стоял абсолютно голый, не считая клетчатого шарфа, обёрнутого вокруг шеи. А ещё удивился наличию пальцев на ногах и отсутствию хвоста. И рогов. Хрень какая-то, подумалось Богу. Но ему было слишком холодно, чтобы разбираться во всём сейчас. Ему надо согреться. Нацу выпустил из рук огонь. Огонь не выпустился. — В смысле? — упавшим голосом задал риторический вопрос и сосредоточился. Огонь снова отказался подчиняться своему хозяину. Теперь ситуация не просто напрягала Саламандра, она его откровенно пугала. Нацу завертел головой, будто пытаясь найти поддержку, но вокруг не было никого, да и если бы были… Нацу решил осмотреть местность с воздуха — он чувствовал себя так отвратительно, что не мог ментально определить своё местонахождение хотя бы примерно — и подпрыгнул, чтобы по привычке подняться вверх. Вот только почему-то он упал вниз. Это было больно, потому что крупные камни гравия впились в голую кожу абсолютно везде — слава Йохту, Драгнил приземлился на спину и задницу, и нежные мужские части тела не сильно пострадали — но Бог всё равно прошипел сквозь зубы. Блять, это вообще не смешно! Нюх тоже отказался вести хозяина по запахам — он улавливал только тошнотворный амбре близстоящей помойки, а слух… Йохт, как слабо он слышит! — Нацу! — распознал Бог, когда ему показалось, что он сейчас позорнейшим для Бога образом вырубится от шока. — Нацу! Нацу! Голос очень знакомый… Это кто? Нацу повернул голову на зов. Сквозь набежавшую пелену узнавался человеческий силуэт, бегущий к нему со всех ног. Вот бы ещё понять, кто его зовёт… То ли нарушился пространственно-временной континуум, то ли Драгнил попросту прошляпил этот момент, когда силуэт преодолел расстояние между ними, но факт остаётся фактом — его замёрзшее тело прижали к чему-то мягкому и дрожащему. Знакомому. Это девушка. Она рыдала в голос, заливала слезами всю его макушку, ощупывала его, будто никак не могла убедиться, что вот он, настоящий, прямо перед ней. А следом на его грудь рухнул синий кот, что как-то уж слишком эмоционально мяукал для обычного животного. Нацу никак не мог понять, кто это гладит и целует его лицо. Греет своим мехом. Но с ними ему было спокойнее.***
Тогда Нацу всё-таки отключился. Люси стоило громадных усилий перетащить его обмякшую тушу в номер и отбиться от вопросов администрации. — Почему Вы несёте голого мужчину в номер? Да какая разница, блин?! Люси была счастлива. Это всё, что она знала наверняка. Она уложила Бога в раскуроченную постель, накрыла смятой простынкой. Едва привела себя в порядок и побежала на поиск одежды — слава Богу, на заправке рядом продавалось всякое барахло — и Люси купила спортивные мужские штаны, простую трикотажную футболку и такие же дерьмовые по качеству, как и прошлый раз, кеды. Переодела Драгнила, привела комнату в порядок. Нацу очнулся спустя семнадцать часов беспробудного сна. Люси была счастлива. Пока Нацу не начал крушить мебель вокруг себя. — Посмотри на меня! — орал он в припадке, багровея сильнее и сильнее. — Посмотри, Люси! Я хренов смертный! И резал руку, показывая не зарастающий, как раньше, порез. В итоге их выгнали из мотеля. Заплаканная Люси ехала на переднем сидении пойманной машины, Бог лежал на задних, молча смотря в потолок. Непривычно молчаливый кот свернулся в купленной переноске и следил за дорогой. Из города в город. Из мотеля в мотель. Нацу думал, что лучше бы он сдох, чем вот это. Люси понимала, что Драгнил просто напросто впал в депрессию — однажды он даже напился, после чего заблевал весь унитаз и нёс какую-то ахинею полночи ей в шею. Что-то про то, сколько стоит её жизнь. Иногда ей было жутко. Нацу перестал быть Богом: исчезли его способности; он больше не мог вызывать огонь, заставлять вещи левитировать, интимная близость перестала придавать ему сил. Да они даже не целовались. Физический контакт был только ночью, когда они ложились спать — теперь-то Драгнилу требовался нормальный человеческий сон — и то был вызван случайно, когда кто-то переворачивался во сне. Люси задавалась вопросом: почему она не может всё это бросить? Теперь-то Нацу не опасен для неё — он не сможет её найти. Почему она терпит его вечно дурное настроение, позволяет выплёскивать на себя всё его отчаяние, всю его злобу? Почему не уйдёт? Из-за Хэппи, — отвечала она сама себе, прикрывая куда более простой ответ таким оправданием. Нельзя оставлять Хэппи с ним один на один. Хэппи об этом, конечно же, не знал. Он полностью отдавал себя своим кошачьим размышлениям: как бы привести Отца в чувство и вылизать зад.***
Ситуация поменялась в Харгеоне. Все мотели были забиты — лето и курортный сезон сделали своё дело — поэтому Люси скрипя сердцем сняла квартиру на неделю. Нацу по своему обыкновению предавался депрессии, и Люси не выдержала — оделась, взяла кошелёк. Прошлась по украшенным улицам, спустилась к морю, подышала свежим воздухом, послушала крики чаек. Забавно, но такие ничего не значащие вещи иногда могут дать тебе то, что не могут близкие. Люси почувствовала жизнь вокруг себя. На обратном пути её взгляд упал на витрину кондитерской, и девушке вспомнилась «Лавка Штраусов» в Магнолии. Желудок согласно заурчал. Внутри была очередь, поэтому Хартфилия уткнулась носом в телефон и не заметила, как наступил её черёд заказывать. — Добрый вечер, я Вас слушаю, — буднично поздоровалась кассирша, и Люси чертыхнулась про себя, отрывая взгляд от экрана — придётся в спешке что-нибудь выбирать. Вот только при взгляде на сотрудницу кондитерской все слова и закончились. — Мисс, Вы… — девушка подняла взгляд со столешницы, где до этого вытирала пятно крема, и застыла с открытым ртом. Встреча с Эрзой после всего, что произошло — это казалось Хартфилии сном. Прекрасным сном, в котором она впервые за долгое время глотала слёзы счастья, а не горя и обиды. Скарлет отпросилась на час раньше конца смены, швырнула фартук и выбежала с подругой на улицу, где сама не сдержалась и заревела, как школьница. Люси чувствовала необычайную лёгкость. После пожара в Магнолии Скарлет уехала к родственникам в Харгеон, устроилась на работу, нашла Леви. МакГарден тоже обосновалась в этом курортном месте и проводит культурно-образовательные экскурсии, правда в этот момент ей приспичило съездить к братьям к чёрту на куличики, но вернуться она должна буквально через дня четыре. Люси скомкано рассказала, что по счастливой случайности их с Нацу не оказалось дома, когда город горел дотла, и бросила в копилку лжи ещё пару историй о их «путешествии». Когда первая волна эйфории спала, бывшие одногруппницы стали обсуждать более бытовые темы: что делать с незаконченным образованием, куда податься, вспоминали знакомых… Люси заметила какой-то нездоровый вид Титании. — Как Джерар? — спросила Хартфилия, отхлёбывая кофе из бумажного стаканчика с лейблом кофейни. Улыбка соскользнула с губ Скарлет, и та отвернулась в сторону огней раскинувшегося недалеко парка аттракционов. — Хорошо, — ответила она спустя время, следя за цветными огоньками на выглядывающем из-за деревьев колесе обозрения. — Я к нему иногда езжу. Хартфилия удивилась печали и нежности, сквозившим в её голосе. — Вы расстались? — догадалась Люси с неким сожалением. — Он погиб, — качнула головой Эрза, приподняв уголки губ. — Под завалом. Пытался помочь застрявшему мужчине. Пожар расплавил подпорки, вот потолок и обвалился. Стаканчик в руках блондинки дрогнул, а сама она поджала губы и опустила глаза. Недавно забытое чувство вины за смерти людей взыграло с новой силой. Она лишила подругу её счастья. — Но я им горжусь, — вдруг улыбнулась Эрза, поглаживая пальцем край своего стакана. — Когда его собственной жизни угрожала опасность, он спасал чужую. Разве можно этим не гордиться? Подруги замолчали. Из парка лилась детская музыка. — Где он? — С родителями, недалеко от Магнолии. Хочешь, поехали со мной в следующий раз? Люси кивнула.***
Люси вернулась, когда Нацу четвёртый раз набирал её номер. Да, с утратой его Божьей власти Драгнилу пришлось свыкаться с такими человеческими штуками, как телефон, микроволновка, плита, компьютер, транспорт… Люси помахала звенящим телефоном из прихожей и погладила муркающего у ног Хэппи. — Где ты была? — почти без интонации спросил Нацу, отбрасывая мобильный на диван. — Гуляла, — сухо ответила девушки и взяла на руки кота. — Я встретила Эрзу. — М-м. — Даже не спросишь, как она? — Мне всё равно. Люси молча наблюдала, как лохматый помятый Драгнил, заросший розовой колючей щетиной, плюхнулся на диван и включил телевизор, куда смотрел без какого-либо интереса. Люси вдруг поняла, что так быть не должно. — Лю, — фыркнул розоволосый, когда девушка встала перед ним, — ты закрываешь экран. Эй! Хартфилия схватила пульт и не глядя нажала на кнопку выключения. Телевизор заглох. — Давай поговорим. Драгнил вопросительно выгнул бровь, когда блондинка присела перед ним на корточки, держась одной рукой за его коленку. — О чём? — О тебе, — ответила адепт и тут же исправилась. — О нас. Бог выгнул вторую бровь и притворился, что не понимает. — Нацу, человеческая жизнь — не конец всему. Миллиарды людей так жили и… — И будут жить. Но я не человек. И не хочу им быть. — Сейчас у тебя нет выбора. — Люси, хватит. — Не хватит. Нацу, стой! — девушка вскочила следом за вставшим парнем и двинулась за ним на кухню. — Перестань убегать от разговора! — Я убегаю от твоих Йохтовых утешений! Не нужны они мне! Люси открыла рот, чтобы ответить что-то колкое, но вовремя себя одёрнула. Не хватает ещё скандал устроить. Хартфилия вздохнула, когда Драгнил достал из холодильника банку пива — с тех пор, как Саламандр научился пьянеть, он частенько стал доводить себя до состояния нестояния — и помассировала висок. Она понимала, что Бог — так она по привычке называла его в своей голове — раздавлен эмоционально, и ему сложно, ему нужна поддержка. Но как дать поддержку тому, кто её не принимает? — Я не понимаю, — вдруг сказал он тихо и подавлено, подставив взгляду сгорбленную спину, — зачем ты здесь? Люси тупо моргнула. — Что? — Ты же не хотела быть со мной, — усмешка была слышна в его голосе, а позже кухню наполнил шипящий звук открывшейся банки. — Тогда ты сбежала, несмотря на то, что шансов почти не было. Сейчас ты можешь уйти, но остаёшься. Зачем? Люси не знала, что ответить, поэтому промолчала, когда Нацу обернулся к ней лицом. — Из жалости! — он хохотнул и слизал выступившую пивную пену. — Знаешь, вся эта ситуация дико смешная. — Чем же? — прохрипела девушка, ковыряя ногтем палец. Нацу взъерошил волосы и сел за стол. — Когда я был у Старика и готовился к тому, что вот-вот развеюсь, я много думал о тебе. О нас, — ехидно поправился, однако блондинка пропустила этот выпад. — Я понял, что рядом со мной ты не могла реализовать себя, жить полноценной человеческой жизнью. Поэтому и ушла. И тогда я задумался: сколько стоит твоя жизнь? — Как вся твоя, взятая бесконечное множество раз, — ответила Люси и улыбнулась на удивлённый взгляд зелёных глаз. — Ты мне всё проболтал пьяный. Это очень трогательно, но я не понимаю, причём оно тут сейчас. Саламандр хмыкнул. — Я подумал, что можно было бы обменять. Мне — человеческую жизнь, тебе — мою, вечную. Видимо, Дедуля решил наказать меня именно таким образом: сделать меня смертным. А к чему это я? — Нацу отпил из банки и подпёр голову рукой. — Я думал, что тогда ты сможешь начать жить, как захочешь, и я не буду тебе мешаться. — Чего? — Ну, я перестал быть для тебя угрозой. Я поменялся: отдал своё бессмертие на твою возможность уйти. Но теперь я не понимаю, почему ты ей не воспользовалась. Сидишь возле меня, как мамочка… — Нацу… — Прощаешь мне все мои выходки, сочувствуешь… — Нацу. — Пытаешься доказать, что всё ещё впереди… — На.! — Зачем, Йохт возьми?! — Нацу! Хэппи мяукнул, вставив свои пять копеек в перепалку, и Драгнил только фыркнул на его реплику. — Ты меня прогоняешь? — процедила сквозь зубы Хартфилия, а розоволосый перевёл на неё взгляд, не отрываясь от банки. — После всего этого дерьма берёшь и гонишь?! — Отпускаю, — равнодушно поправил он и пожал плечами. — Ты ведь этого хотела. — Да чёрта с два! Хартфилия тяжело дышала, сведя брови к переносице и наклонив корпус вперёд. Нацу поморщился по привычке. — Почему ты так себя ведёшь? Что с тобой стало? Если ты так сильно меня любишь, то зачем всё это говоришь? — в глазах Люси встали слёзы, а подбородок задрожал. Ситуация явно выходила из-под её контроля, она не планировала впадать в истерику. — Или проблема в этом? Просто перестал любить? — Не перестал. — Тогда почему все мои попытки наладить отношения ты смываешь в унитаз?! — Да потому что ты сама не знаешь, чего хочешь! — не выдержал Драгнил и повысил голос. — Ты хотела уйти — я, блять, даю тебе эту возможность! То, чего я не мог дать тебе раньше, я отдаю тебе в обмен на свою, Йохтову мать, жизнь! А ты гробишь себя здесь, со мной! Зачем, Хартфилия?! — Да люблю я тебя, мудак конченный! Хэппи вспрыгнул на стол между спорящими и жалобно мяукнул, призывая Семью успокоиться. Люси сжимала кулаки, поджимала губы, тряслась и всхлипывала. Нацу неотрывно смотрел. — Твоя проблема в том, — дрожащим от плача голосом говорила Люси, — что ты не хочешь учиться жить по-человечески. И любить тоже. Ты воспринимаешь это как «всё или ничего», как будто один отдаёт, а другой принимает. Думаешь, мне нравится, что ты обменял свою жизнь на мою свободу?! Мне это не нравится! Мне неприятно! Мне больно, блин! — Мяу! — Не перебивай, Хэппи! Я договорю, а он меня выслушает, иначе я засуну его член ему же в жопу! Драгнил опешил: он никогда не видел Лю в таком состоянии, да ещё и так резко выражающуюся… Даже его раздражение сошло на нет. — Да, я не могу представить, как это тяжело — потерять бессмертие, прожив хренову тучу лет, имея такую власть и прочее-прочее, но! Ты, мать твою, был Богом, ты видел столько всего! Так какого чёрта ты бухаешь, депрессуешь и несёшь какую-то хрень вместо того, чтобы взять яйца в руки и сделать хоть что-нибудь, чтобы прожить оставшееся с удовольствием?! — Милая… — Нет, подожди! — Хартфилия шагнула вперёд и выставила перед собой палец. — Я хочу ещё кое-что спросить: почему твой гениальный Божий мозг, который в сотни раз могучее простого человеческого, не додумался до того, что я хочу прожить эту жизнь с тобой?! Зачем жертвовать чьими-то интересами?! Нацу поднял руку, чтобы по привычке притянуть девушку к себе, потом вспомнил, что он больше не Бог, тихонько вздохнул и поднялся со стула. Люси сверлила его взглядом, поджав губы, и зло сморгнула слёзы, когда он взял в свои ладони её лицо. — Я правда счастлив, что ты меня ещё любишь, — сказал он на удивление спокойно, — но меня не покидает ощущение, что ты удерживаешь себя здесь только из жалости ко мне. Это я от тебя завишу, а ты пострадаешь и забудешь… — Да прекрати же ты! — Хартфилия зажмурилась. — Я тебе ясно сказала: я сама решила остаться! Я. Этого. Хо-чу! Нацу внезапно улыбнулся. — А я тебя хочу. — Не верится как-то, — всхлипнула блондинка, и Нацу стёр пальцем новую каплю. — Не особо ты рвёшься ко мне в объятия. Ты даже не… Не успела она закончить, как Драгнил всем телом прижался к возлюбленной, обвивая руками её худые плечи, блаженно закрывая глаза. — Нацу, мы не закончили разговор. — Давай потом продолжим. Я безумно по тебе соскучился. — Ты опять уйдёшь от темы, и мне придётся начинать всё сначала. — Не придётся. Честное слово. Если что, Хэппи запомнил, на чём мы остановились. Хэп, ты же запомнил? — из-под стола мяукнули. — Видишь? Пойдём, я помру сейчас, если не займусь с тобой сексом. — Любовью, — хрипло поправила Хартфилия, пятясь вместе с Богом к двери спальни. — Да хоть морковью; что одно, что второе — ебаться. — Нацу, не выражайся! — Эй, это не я тут угрожал засунуть кому-то член в жопу. — Нацу! — Я не Нацу, кстати, я конченный мудак. — НАЦУ!***
— Не сравнится, конечно, с тем, что было раньше, но человеческий оргазм — тоже неплохо. Люси тяжело выдохнула и расслабилась, чувствуя касание горячих и слегка влажных от пота пальцев к своей коже. Вот они гладят висок, убирают прилипшие пряди за ухо, спускаются к подбородку, плавно соскальзывают на шею, проводят дорожки прямо по кривым шрамам. Люси чувствовала, как Нацу каждый неровный кусок кожи очерчивает взглядом, позже повторяя маршрут кончиками пальцев. Поначалу её слегка подёргивало от такого пристального внимания к ним — такие действия, пускай даже и нежные, навевали не самые приятные воспоминания и даже пробуждали глубоко засевший страх — однако девушка гнала эти мысли прочь, уверяя себя, что такого больше не повторится. Нацу будет учиться быть человеком. Ради неё он согласен отбросить всё, что было, и начать заново. И ему это сделать сложнее, чем ей. Поэтому и Хартфилии надо постараться. От тяжёлых мыслей Люси отвлёк поцелуй в плечо. — Прекрати думать и отдыхай. — Человеку свойственно думать. — Прекрасно, — Драгнил обиженно нахмурился. — То есть до этого я не думал? — Не придирайся к словам, ради Бога. И не смей шутить про это выражение! Саламандр притворно вздохнул и перевернулся на спину, смотря в потолок и раскинув руки. Впервые за всё это время, начиная с побега Хартфилии, ему так легко дышится. — Ну, что там должен делать человек? — внезапно спросил он, из-за чего девушка удивлённо подпёрла голову рукой, лёжа на животе. — В смысле? — Раньше я создавал культы, занимался религией. Сейчас мне тоже надо чем-то заниматься. Люси закусила губу и про себя порадовалась: Нацу сам начал этот разговор. — Для начала, нам надо прекратить шататься от города к городу, как бродяги какие-то. Надо где-то осесть. — Где? — Да прям здесь. — Здесь? — удивлённо переспросил Бог и повернул голову к блондинке. — Ну да. Мне нравится Харгеон, ещё тут Эрза и Леви, да и квартира уютная и недорогая. Если будем оба работать, то вполне потянем аренду, — Нацу показушно смухортился и высунул язык, будто съел что-то кислое, а адепт хихикнула и потрепала розовые пряди. — Да, милый мой, а ты как думал: будешь сидеть дома? Я одна пахать не собираюсь. — И где мне работать? — лениво поинтересовался Бог и поймал гладящую его руку, по старой привычке перебирая женские пальцы. — Пока не знаю, — пожала плечами Хартфилия, — но мы придумаем. Подумай сам: может, тебе хотелось бы заняться чем-нибудь определённым. Деньги на пару месяцев у нас есть. — А ты? — А мне нужно что-то сделать с образованием, — тяжко вздохнула Люси и прилегла на мужское плечо. — Мы говорили об этом с Эрзой. По идее, сейчас организовали программу поддержки пострадавших при пожарах. Можно вступить в неё, там помогут с устройством в ВУЗ. Тогда я продолжу учиться и возьму подработку в каком-нибудь кафе или магазине. Иди сюда, Хэппи. Сидевший на полу кот с довольным мяуканьем запрыгнул на кровать и устроился на груди Драгнила, лениво моргая и мурча, когда его стали гладить за ухом. — А ему не придётся работать, — проворчал розоволосый, слабо щёлкнув пальцем по кошачьему носу, за что был одарен гневным взглядом, — засранец везучий. На пару минут в комнате повисла уютная тишина, которой наслаждались все. Нацу даже стало клонить в сон. — Нацу, — голос Люси заставил его промычать в ответ. — Давай съездим с Эрзой в Магнолию через неделю? — Зачем? — Там, — Хартфилия запнулась, сглатывая ком в горле, и Бог это прочувствовал. И напрягся. — Там Джерар… — Что он там делает? Магнолия почти полностью сожжена. — Он там похоронен. Драгнила всего передёрнуло. Джерар. Джерар Фернандес. Он ни разу не говорил с ним, но мог вспомнить его синюю макушку и влюблённый взгляд, направленный на это красноволосую ведьму Скарлет. Оказывается, Нацу его убил. — Лю, — тихо позвал он притихшую Хартфилию, — что значит «делать предложение»? — Это когда мужчина — обычно он, но может и женщина — предлагает пожениться. Дарит кольцо, потом устраивается свадьба, жених и невеста клянутся друг другу в любви и верности до конца жизни и заводят официальную семью. А чего ты вдруг? Нацу сглотнул. — На том празднике один парень — Грей, вроде бы — сказал, что Джерар собирается сделать Эрзе предложение. Пол минуты они молчали, а потом плечи Люси стали трястись, и Нацу мягко массировал её затылок, прижимая к себе и давая выплакать это хреново чувство вины, которое ощутил даже он. Пусть и с опозданием.***
Через неделю они действительно поехали навестить Джерара. Эрза была искренне рада видеть Нацу живым и здоровым и даже сочувствовала ему, когда тот, весь зелёный и перекошенный, сопротивлялся мучительной качке поезда. Леви отправилась с ними, и Драгнил, на удивление Люси, достаточно быстро наладил с девушками контакт. Он правда старался привыкнуть к новому амплуа. Программа поддержки пострадавших от пожаров и вправду помогла Люси с устройством в ВУЗ, и Хартфилия поступила на второй курс в Харгеонский Универститет по специальности журналиста на бюджетной основе. Леви и Эрза, правда, пересмотрели свои позиции, и МакГраден стала переучиваться на айтишника, а Скарлет — на экономиста. Нацу совершенно неожиданно нашёл себя на кухне. Это произошло случайно, когда Люси, вернувшаяся с учёбы, показала голодному ещё-безработному-Драгнилу неприличный жест и сказала: — Готовь сам. Бог побурчал, но так как действительно хотел есть, открыл холодильник, вытащил его немногочисленное содержимое на стол, посмотрел, понюхал, кое-что попробовал на вкус и… Сжёг к Йохтовой матери все продукты до чёрных угольков на обычной сковордке. Никаким талантом к готовке там и не пахло, но Саламандр на то и был Саламандром — хрен его переубедишь, если он что-то решил — а Нацу решил во чтобы-то ни стало приготовить дурацкое мясо под сыром с ананасами. И приготовил же. С восьмого раза. Хартфилия, а также зачастившие гости в лице Скарлет и МакГарден, не выдержала и отправила горе-повара на полугодовые курсы, и по истечению срока и облысевшей головы преподавателя Нацу спокойно переворачивал свои любимые блинчики подбрасыванием в воздух, резал со скоростью автомата, жарил потрясающе сочный стейк и вдобавок варил вкуснющий кофе. Однако его страстью стала пища, щедро сдобренная жгучим перцем. Поэтому Нацу устроился поваром в ресторан восточной кухни, которая стала славиться своим огненным вкусом после того, как Нацу Драгнил официально стал его шеф-поваром. Он действительно учился жить по-человечески. Даже обзавёлся другом — если можно так назвать человека, с которым он постоянно выяснял отношения и дрался на виду у всех — сложно поверить, но в лице Грея Фуллбастера, который как-то забрёл на обед в ресторан под красивым названием «Огненная Саламандра» и оклеветал шеф-повара за смертельно жгучую лапшу. Так шли годы. Не всё было гладко. Люси понимала, что Нацу нужно время и поддержка, ведь за месяц невозможно в корне поменять своё мировоззрение, но часто нервы не выдерживали. Они ссорились, орали, едва ли не дрались. Люси даже изменяла ему. Это случалось два раза. Нацу понимал, что она это делает ему назло, и даже считал, что у неё есть такое право — это её своеобразная месть за всё то, что она вытерпела. Поэтому, как только Бог узнавал, где ходит его суженая-ряженая, приходил и молча забирал её. В первый раз он избил любовника. Да, Йохт, он злился. Он был в бешенстве. Но он никогда, ни одного раза не позволял себе поднять руку на Хартфилию. Во второй раз он забрал её прямо из постели под её истеричные вопли и угрозы рыжего дохлика, которого Нацу уложил бы одним пальцем, завернул в одеяло и отнёс в ЗАГС. Вот так Люсьена Хартфилия внезапно превратилась в Люсьену Драгнил. Но в одном Нацу не мог отказаться от своей Божьей натуры. И это отравляло жизнь им обоим. После многочисленных попыток и обследований врачи вынесли вердикт. Бесплоден. Люси было уже тридцать четыре, когда она решилась завести с мужем разговор о детях, на что Драгнил ответил озлобленно и очень резко, в своей давно забытой Божьей манере: — Никаких приёмных, милая. Он просто не мог. Он ругал сам себя, убеждал, что Люси от этого страдает, но каждый раз, когда думал о чужом ребёнке, которого ему придётся называть своим… Бога передёргивало от отвращения. Поэтому неудовлетворённый материнский инстинкт заставил Люси пройти ещё одни курсы и устроиться в школу учителем родного языка и литературы, чтобы хоть как-то восполнить эту психологическую нехватку детей. И годы шли. Шрамы Люси воспринимались четой Драгнилов как их общие родимые пятна, и все вокруг привыкли к тому, что бывшая Хартфилия всегда ходит с закрытым горлом. Эрза так и не вышла замуж, совершив суицид почти в сорок лет. Она порой шутила, что одинокой женщине жить долго и не надо, чем пугала друзей — даже Нацу — а потом отмахивалась и говорила, что это не про неё: у неё есть работа. Эрзу похоронили рядом с Джераром. Однажды Нацу сознался жене кое в чём. — Люси, — позвал он женщину, садясь за стол. — Мне надо тебе кое-что сказать. Хартфилия перевернула страницу детского диктанта и убрала прядь волос за ухо. — Если ты о разбитом экране, то я уже в курсе. Нацу нервно огляделся по сторонам и увидел лежащий на краю стола ноутбук с красивой сетью трещин. — Ну, — менее уверено протянул Бог, — я не об этом хотел… — Хотел втихаря отнести в ремонт? Нацу, это уже четвёртый! Что ты с ними делаешь, я не понима… — Милая, погоди, это правда серьёзно! Блондинка закрыла рот и выжидающе нахмурилась. Нацу вдохнул, выдохнул и сел за стол. — Договор ещё работает, — выпалил он на одном дыхании. Люси хлопнула глазами. — Гарантийный срок истёк, замена экрана теперь только за наши де… — Да забудь ты про хренов ноут, Лю! — мужчина закатил глаза. — Наш, милая. Наш договор. Между Богом и адептом. Лю отложила тетрадь в сторону. — Но ведь ты не Бог. — Да ты что? — делано удивился Драгнил и положил руку на сердце. — Не знал. — Хорошо, и что, что он работает? Нацу покусал губу. — У меня осталось кое-что от Бога. Я хотел тебе раньше сказать, но… — Нацу, — вздохнула блондинка, — ближе к делу. — Ближе к делу. Твои антивозрастные кремы — херня, — уверено выдал розоволосый и хмыкнул на недоверчивый взгляд карих глаз. — У меня осталось немного энергии, и я нашёл ей применение. Я могу равномерно распределить между нами тремя — мной, тобой и Хэппи: с Хэпом как Создатель и Сын, с тобой по договору. В общем, если в двух словах, жить мы будем немного дольше, чем говорит статистика. Хэппи с пола вопросительно мяукнул. — Немного — это сколько? — озвучила висящий в воздухе вопрос Люси. Нацу изобразил задумчивость. — Сто пятнадцать. Плюс-минус. Бывшая Хартфилия подавилась воздухом. — Я не хочу быть такой старой! — Состаришься ты медленнее. Ты и сейчас не выглядишь на свои сорок семь. — Прекрати подлизываться. — Лю, я серьёзно, — Нацу взял жену за руку и улыбнулся. — Я хочу прожить с вами двумя как можно дольше, хорошо? — А это того стоит? — неуверенно протянула женщина и улыбнулась, когда Саламандр прижал её руку к своим губам вместо ответа.***
Сейчас.
Стоило ли? Нацу болезненно смухортился и с беспокойством оглядел спящую Люси, прислушиваясь к её дыханию. Дышит. Всё в порядке. Хэппи, кажется, тоже почувствовал эту рябь своим кошачьим нутром — он поднял голову и с тревогой посмотрел на Создателя, на что получил подбадривающую улыбку и кивок головы, затем утвердительно муркнул и вернулся в прежнее положение. Им не страшно. Они готовы. Уже как полмесяца готовы. Ещё раз заглянула медсестра. Похихикала с Саламандром, разложила новую порцию лекарств по своим местам, проверила пелёнки. В обязательном порядке почесала Хэппи за ухом. Дверь за ней еле скрипнула, и Люси открыла глаза. — Она такая болтушка, — хрипло и тихо посмеялась женщина, растягивая сухие губы в улыбке. — Вспомни себя. Ты чесала языком не меньше. — Ерунду болтаешь. Они поговорили ещё немного. Нацу помог Люси выпить таблетки, прочитал ещё двенадцать страниц из книги вслух, поправил постель и уснул на стуле. Хэппи сам встал и пристроился под ладонью хозяйки. — И ты поспи, Хэппи, — прошептала она, снова закрывая глаза. — Нам всем нужно поспать. Драгнил нахмурил во сне свои розовые брови, смешанные с сединой, и сквозь дрёму нащупал женскую руку, что лежала на кошачьем боку. Люси улыбалась. Дверь снова скрипнула. — Мистер Драгнил, я же совсем забыла, я вам тут… Мистер Драгнил? Медсестра в растерянности смотрела на пустой стул возле больничной койки. Медицинская аппаратура издавала монотонный непрерывный сигнал с прямой линией на экране. Договор обнулился. Это того стоило.