For the love of God

Ангел потянулся и зевнул. Чмокнул в нос пригревшуюся у него под боком Бетси. И снова зевнул. - Не полетим сегодня никуда. Тебе ведь никакого приказа по внутренней связи не поступало? – Он ткнул себя пальцем в лоб. - Неа, - откликнулась та. - И мне. Ну и отлично. У нас первый день медового месяца. Имеем право. Будем валяться в постели и вообще страдать фигнёй. Пусть, вон, Эрик отдувается. Ему полезно. Arbeit macht frei. - Это не на Освенциме было написано. – Возразила Бетси. – А на Дахау. - Да без разницы. Есть ещё хорошая шотландская пословица : «для праздных рук дьявол быстрее находит работу». Так что нехай железки поворочает, металлолом соберёт… он самый сильный из нас. И самый опасный. И его текущее положение дел не устраивает. Но зато на нашей стороне сам повелитель, а на его – три истеричных бабёнки и клоун-сынок. Ангел нахмурился. - Бог – он и есть бог. Я о повелителе. Мыслит масштабно, в объемах целой планеты. И мелочей под носом не замечает. Они там шушукаются по углам, а он ушами хлопает. Кинули его один раз, кинут и второй. Помяни моё слово. Он уверен, что в случае чего, свергать его явятся с огнём и мечом, как в пафосном эпосе. Или, там, пирамиду опять развалят. А времена изменились. Сейчас такими глупостями уже никто не занимается. Банальная отравленная игла меж пластинами доспеха – и всё, хана. А в этом теле у него регена-то нет. - Бр-р-р. – Поёжилась Псайлок. – Зачем ты о всяких ужасах думаешь… - Надо думать, Лиз. – Убедительно доказывал Уоррен. – Чтобы всё предусмотреть. Чтобы быть готовыми. И если что – успеть защитить, укрыть… - Завернуть в вату и положить в сейф. – Фыркнула Бетси. – Ты из повелителя овечку-то не делай. То, что он тебе кавер на Фиша сбацал, ещё ни о чём не говорит. Просто тебя он любит, вот и балуется с тобой. А их, я уверена, держит на коротком поводке. - Может, и держит. – Не стал спорить Уоррен. – Но, на мой взгляд, телепатия – эта такая штука, с которой надо родиться, чтобы привыкнуть с младых ногтей. Вот есть у тебя две ноги… и тут вырастает ещё сто. Или двести. Или тысяча. Ты что же, считаешь, что побежишь на них быстрее ветра, как заправский спринтер? Да в миг в своих ногах запутаешься и упадёшь. Мы же мыслим не словами, а образами, и расшифровать их надо суметь. - Ничего, справится. – Отмахнулась Псайлок и ухмыльнулась. – Знаешь, дорогой, с твоей патологической тягой к опеке тебе непременно надо заводить детей. Из тебя выйдет отличный отец большого дружного семейства. Шучу. - А почему «шучу»? – Удивился Уоррен. – В перспективе – обязательно. Повелитель несомненно прикажет продолжать род сильных. И потом, наши дети… они будут другими. Они пойдут с ним по жизни безо всякой тени сомнения и сожалений. Потому что уже родятся в мире, который создал для них он. Моисей ведь свой народ сорок лет по пустыне таскал не потому, что посеял карту. Ему нужно было, чтобы сменилось поколение. Чтобы рабская идеология выветрилась из самой крови. Брэддок пристроилась у Ангела на плече и посмотрела на любовника с восхищением. - Ты такой умный, обалдеть можно. – Сказала она. – Для подпольного-то бойца. - Профессия – не показатель. – Отрезал Уоррен. – Эрик, вон, тоже на сталелитейном вкалывал, как простой работяга от звонка до звонка. Хотя с его способностями, даже прежними, мог горы ворочать. Золотые. Покопался бы в концлагере, там много чего интересного осталось. И на BBS, на доску объявлений. Прикинь? «Лот номер один. Алюминиевая миска из обихода заключённых. Аушвиц. Тысяча девятьсот сорок первый год. Стартовая цена такая-то. Лот номер два»… Копатели на этом состояния сколачивают. А он… тьфу. А ещё говорят, будто у всех евреев врождённая коммерческая жилка. Вот уж враньё-то! Эх! Я бы на его месте развернулся. Только чего теперь по хвостам бить. Накрылась моя коммерция медной пирамидой. И Уоррен засмеялся. - Жалеешь? – Поинтересовалась Бетси. - Я-то? – Тот даже немного возмутился. – Ни капельки! У меня есть всё, о чём я мог мечтать. И он прижал девушку к себе. - Значит, - медленно промурлыкала Псайлок, проводя ноготком по его груди, - ты абсолютно счастлив? - Не вполне. Вот если бы тут была моя гитара… - Которую повелитель сделал? - Да. Она словно живая. Это чудо какое-то. Сейчас. И Уоррен приподнялся на локте и оглушительно свистнул. В покои вошёл раб из числа людей, с угодливым смуглым лицом и подобострастным изгибом спины. - Принеси из моей комнаты гитару. – Велел Ангел. Раб продолжал стоять. - Гитару. Из моей комнаты. Принеси. – Терпеливо настаивал Ангел. – Гитару. La guittara. Укулеле. Ферштеен? Блин, как по-ихнему гитара? - Откуда же я знаю? – Изумилась Бетси. Раб от страха затрясся в коленках и забормотал что-то на фарси. - Ну тупыыыые… - Уоррен впечатал в лицо ладонь. – Катись к чёрту! Его крыло встрепенулось и острое перо с хищным звуком пробило устланный коврами пол у ног раба. Тот заверещал и в ужасе выбежал прочь. - Промазал. – Прокомментировала Псайлок. - Да я и не собирался его убивать. – Пожал плечами Ангел. - Честно? – Заинтересовалась Псайлок. – В тебе проснулось человеколюбие? - Вот ещё. – Хмыкнул Уоррен. – Просто в таком случае пришлось бы звать другого раба, объяснять ему, что надо вынести мусор и вытереть кровь. А как я это сделаю, если они ни хрена не понимают? Вот что. Надо попросить повелителя выделить нам с тобой личную прислугу из числа англоговорящих. Я думаю, он не откажет мне в этой невинной просьбе. А то не могу же я обходить всю пирамиду, спрашивая у каждого «Ду ю спик инглиш?» А так он им мозги просветит и сразу укажет на тех, кто хоть немножко бум-бум. Пойду схожу к нему. Уоорен сел в постели и протянул Бетси рубашку. - Помоги крылья просунуть. Не обрежься только. Псайлок покачала головой. - Ты его достанешь, и он тебя выгонит. - Выгонит – уйду, вот тоже проблема… Он рассеяно возился с пуговицами. - Ты совсем не боишься его разгневать? – Осторожно спросила Бетси. - А за что на меня гневаться? – Не понял Уоррен. - Да… - задумчиво проговорила Псайлок. – Ты в своей верности – как в броне… я так пока не могу. Побаиваюсь. Он в последнее время не очень-то в расположении духа. - Тем более. – Твёрдо сказал Уоррен. – Надо его потормошить. Ты помнишь, каким он был? Когда пирамиду строил. Или в Освенциме, когда Эрику силу давал? Из него так и плескало. А теперь ходит с эдакой миной, будто в дохлого котёнка наступил. Со стойким выражением скорбной брезгливости на лице. Синем и суровом. Лиз, где мои брюки? - Вот твои брюки. – Хохотнула «Лиз» и тоже встала, накинула тунику. – Я тогда пока ванну приму. В тронном зале тускло горели две-три лампы и было тихо. Уоррен просунул голову в дверной проём. - Повелитель, можно? Тот кивком пригласил юношу войти. Эн Сабах Нур читал. В руках его был потрепанный томик Манфреда Штройбеля. Древнему мутанту не требовалось именно читать книгу, чтобы узнать её содержание, но Уоррен повелителя понимал. Он сам любил иной раз снова и снова пробегать глазами особенно удачные места, получая удовольствие от процесса. Однако, данное удовольствие Ангел счёл весьма и весьма сомнительным. После обожаемой Сары Тисдейл и не мене обожаемого Йейтса, чьи переливчатые строки, как хрустальные бусины, нанизывались на шёлковую нить стиха, поэзия Штройбеля напоминала Ангелу эдакую разбухшую деревянную бочку с грубо нашинкованной солёной спаржей. Но, во-первых, о вкусах не спорят. Мало ли, какой слог считался эталоном в этом их не очень-то образованном Египте. Во-вторых, у Штройбеля тоже далеко не всё обстояло столь плачевно. Ангел подошёл и, как давеча, пристроился у подножия трона. Положил сцепленные руки повелителю на колени, голову – на руки, и снизу вверх взглянул в лицо. - Ты обознался, дитя моё. – Не отрываясь от книги, спокойно произнёс Эн Сабах Нур и шелестнул страницей. – Подушки в другом конце зала у стены. Можешь забрать их себе хоть все. Ангел радостно прыснул, но потом погасил улыбку и, не сводя взгляд с лица повелителя, уверенно начал цитировать по памяти размеренным речитативом: - То стон, то крик, то немота, то пламя И крови горькой на земле разлив. Об этом память в омертвевшем шраме. Но боли нет. Дыханье затаив Я вглубь ушёл. Как рыба и как птица, Как эмбрион. А в сердце гул и гнев, Я в суть вещей хотел до дна спуститься, Чтоб вынырнуть и выжить, помудрев. Чеканные слова, пламенно воспевающие силу и жизнь, отлетали гранёным эхом от гулких стен. - Прилив сошёл. Со дна пережитого Я вынес опыт: жизни торжество. И новым светом освещает слово… - Мой новый мир. Мне создавать его. – Неожиданно закончил Апокалипсис. Он, наконец , отложил книгу и пристально, долго смотрел на всадника. А потом глаза его заволоклись пульсирующей бесцветной глубиной, и Ангел, ощутив присутствие бога в своём сознании, с доверчивой готовностью распахнул душу навстречу. Белая мгла сменилась привычным темным блеском зрачков. Эн Сабах Нур плавным жестом открыл фиолетово-алую воронку портала. - Поднимайся, дитя моё, и следуй за мной. – Приказал он. - Куда, повелитель? - Увидишь. Это был другой зал. Стены уходили ввысь во тьму. Простой ровный камень без узоров и украшений. Пронзительно холодный воздух. И безмолвие. - Мы в пирамиде? – Спросил Ангел шёпотом. - Под пирамидой, глубоко внизу. – Пояснил Эн Сабах Нур. - Никто ещё не был тут до тебя. Ты – первый. Пламя, бившееся в мраморных чашах, выхватывало из мрака четыре высоких статуи. Ангел сделал шаг вперёд. - Наши предшественники… - догадался он. - Да. – Эн Сабах Нур встал рядом. Заговорил тихо: – Вы там, наверху, в ритуальной комнате. А они – здесь… и всегда горит огонь… это самое большее, что я мог для них сделать. Для их памяти. Ангел вздохнул, закрыл глаза и медленно продекламировал: -«Я хозяин судьбы, мне столетия в этом порука, жизнь со мною в союзе и людских беспредельность путей. Для презревшего смерть не страшна даже с жизнью разлука, завещаю живущим – любовь…» Повелитель, я бы тоже с радостью отдал жизнь за тебя. - Мой Ангел. - Мягко сказал Эн Сабах Нур. - Тебе не надо умирать за меня. Я хочу, чтобы ты жил для меня. Служил мне. И был счастлив. Он ободряюще опустил руку на плечо всадника. - Идём, дитя. Уоррен накрыл его пальцы своей ладонью, легонько сжал, подержал, отпустил. - Ты иди, повелитель. Я потом. Я не заблужусь, ты не волнуйся. Я же, как птица, - направление чувствую. Мне нужно ещё побыть здесь. Посмотреть. Я хочу запомнить… - Понимаю. – Эн Сабах Нур кивнул. – Смотри. И портал закрылся за его спиной. Ангел вглядывался в изваяния всадников. Стройные и могучие тела. Волевые лица. Они глядели без улыбки, но и без печали. И почудилось – будто прямо на него глядели, на Ангела. Словно ждали чего-то. «Какими вы были? – думал Ангел. – О чём мечтали? Чего хотели от жизни? Одно я знаю – вы остались верны до конца. Как жаль, что вас давно нет на свете… мы могли бы стать друзьями. Командой. Семьёй. Мы бы встали плечом к плечу…» Блики огня плясали на неподвижных фигурах. - Благодарю вас за то, что уберегли его. Спите спокойно. Теперь беречь буду – я. И низко поклонился каменным всадникам. Псайлок в лёгкой домашней накидке сидела по-турецки на мягком ковре. Перед ней стоял поднос с фруктами, кувшин с вином и два резных кубка. Отворилась дверь, и Ангел с шумом влетел в комнату. - О, яблочки! – Обрадовался он, сгрёб яблоко, ловко подбросил, поймал и откусил сразу чуть ли не половину. Продолжил с полным ртом: - «Сидя в тени под дубами звать ветер и облака. В яблоко впиться зубами. С хрустом. Наверняка.» Бетси вытаращилась на него. - Ты что, ещё и стихи сочиняешь? - Это не я. Это Манфред Штройбель. Повелитель сегодня читал Штройбеля. Представляешь? Не-е-ет, надо что-то делать. В срочном порядке исправлять его литературные вкусы. – Ангел с наслаждением растянулся на ковре, сграбастал второе яблоко и задумался. – Может, ему Гейне с Шиллером зайдут? Раз его на неметчину потянуло? Или сразу "Фауста" подсунуть... - «Повелитель», «повелитель»… - передразнила недовольная Бетси. – Можешь хоть на минуту забыть о своём повелителе? А то мне иной раз кажется, что нас даже в постели трое. Ангел запрокинул голову и заливисто расхохотался. - А мадам знает толк в извращениях! - Да ну тебя. – Смутилась Псайлок. – Ты есть хочешь? Я тут, пока тебя не было, подсуетилась и заказала обед в наш номер «люкс». Хотя, если честно, от острой восточной кухни с пряностями у меня скоро начнётся расстройство желудка. А эти дешманские гастарбайтеры ничего другого готовить не умеют. Эх, чизбургер бы сейчас. И картошечку… - А то яичницу с беконом, - подхватил Уоррен и сладко зажмурился. – Помнишь, как у нас её в придорожных забегаловках готовили? С луковыми колечками и каперсами. «В непогоду злую, бурю и дожди хороша глазунья со сковороды…» Да, тьфу, что ж такое, привязался этот Штройбель… да ничего, Лиз, научим мы их готовить. Небось, в древнем Египте при правлении повелителя мутанты тоже не воздухом питались и явно не дураки были пожрать. У них там такие пиры закатывались… я читал. Так что всё в наших руках. - Да, скажи, рабы-то будут? - Да ё… - Ангел сморщился и треснул себя кулаком в лоб. – За чем пошёл, о том и забыл. - А что ты тогда там так долго делал? – Не поняла Бетси. - Я покажу. – Пообещал Уоррен. - Проведу, так, сказать, экскурсию. Но – завтра. А сегодня – баста! Никаких экскурсий! Будем валяться на перинах, листать старые журналы, разгадывать сканворды и заниматься любовью. Как тебе такая культурная программа? - Я бы ещё кинчик какой-нибудь посмотрела… - мечтательно протянула девушка. - Кинчик я тебе в ближайшем будущем организую. – Кивнул Уоррен. - Без электропроводки? – Усомнилась Псайлок. - А на кой нам электропроводка? Бензин есть? Есть. Генератор есть? Есть. Вопросы есть? Никак нет. Всё отыщем, всё сделаем… - Ну и муж у меня! – Всплеснула руками Бетси. – И начитанный. И рукастый. И вообще крылатый… - Ага, я такой, - с удовольствием согласился Уоррен. – Да, Лиз. Знаешь, что мне ещё напомни поискать? Огнестрельное оружие. Сверхспособности – это, разумеется, круто, но старая добрая пуля в башку всегда была достаточно весомым аргументом в спорах. Он посерьёзнел и добавил: - В смутное время, знаешь, лучше на всякий случай держать ствол под подушкой. И вспомнил фигуры в тёмном одиноком зале.