Укрываясь одним плащом

В дверь номера Дика постучали. Это была Лоис — кто еще это мог быть посреди ночи? Дик открыл дверь и понюхал воздух — скорее, по привычке, но спиртным не пахло. Лоис выглядела помятой, но держалась как штык. «У меня в номере нет горячей воды, - сказала она, растирая тыльной стороной ладони покрасневший глаз. - У тебя есть горячая вода?» «Да, конечно», - Дик открыл дверь и впустил ее. Лоис была в рубашке со знаками различий на воротничке, уставной юбке и босиком. Чулок на ней не было, и Дик это заметил, внутренне подобравшись. Не смотреть было не просто, но эта дружба никогда не давалась ему легко. Лоис уверенно перешла номер Дика, шлепая по навощенному паркету и ковыляя по глубокому, мягкому ковру — она знала, куда идти, ее номер был точно такой же, только без горячей воды, - и рывком открыла дверь в ванную. Ванна дымилась паром. Дик набирал ее, любовно проворачивая медные краны и добиваясь нужной температуры воды. Он никогда не думал, что станет мечтать о ванной, но в Париже, попивая эспрессо на Монмартре, одуревая от запаха Сены и видов Нотр-Дам, он мечтал о ванной. Ванна была самым простым из желаний Дика, и самым настоящим. За ее гладкие, приятные на ощупь эмалированные борта можно было держаться, медленно опускаясь в теплую, чистую воду, не думая о том, что он нужен Легкой Роте. И не думая о том, что Легкая нужна ему. Лоис подошла к ванной и села на край, опуская руку в воду по запястье. Манжета намокла, но Лоис не заметила, блаженно улыбаясь. Лицо у нее было отсутствующее, как тогда, в Нормандии, но в Нормандии Лоис не улыбалась. И после Нормандии долго не улыбалась тоже. «Хочешь — залезай», - сказал Дик. Все это время он тихо шел за Лоис, но, добравшись до пункта назначения — светлой, просторной, дорого отделанной ванной в отеле, в котором он бы никогда не побывал, если бы не война, ну и черт бы с ним — остановился у невидимой черты. Чертой был порог. За чертой был яркий электрический свет и Лоис на краю ванной, трогавшая горячую воду пальцами. Позади черты был полумрак номера, освещаемый только настольной лампой, и Дик, который весь вечер, грезя наяву взрывами и чавкающим бегом в окопной жиже, мечтал о ванной. «Спрашиваешь — конечно, хочу», - воскликнула Лоис, поворачиваясь к Дику. Она смотрела на него своим смуглым, мечтательным лицом, закусив губу. Ванна захватила ее воображение так же, как она донимала Дика до самого возвращения в отель. «Я закрою дверь», - сказал Дик, взявшись за ручку. Конечно, он бы закрыл дверь. Мужчины и женщины служили вместе, но душевые у них были разные, и казармы разные. Дику не нужно было это говорить, но он все равно сказал, и так, чтобы Лоис слышала. Потому, что он был порядочный. Потому, что он ценил дружбу с Лоис больше, чем любые награды и повышения, а еще потому, что не хотел ни закрывать дверь, ни отдавать ей свою ванну, как отдавал шоколад и сигареты, когда видел, что Лоис голодная или хочет курить. Дик хотел раздеться и залезть в ванну самому, одному, откинуть голову на полотенце, постеленное на бортик и закрыть глаза. Поплыть в горячей воде как медуза, расслабить все мышцы, выпотрошить голову. Не думать ни о чем — плыть. Дремать. «Эй, - Лоис вскочила и схватилась за дверь, не давая Дику ее закрыть. Ее ноги скользили на кафеле. - Ты же набирал ее для себя, так?» «Я привык к тому, что ты все время у меня что-то отнимаешь, - Дик дернул уголком рта. - Залезай. Ты тоже ее заслужила». Лоис ничего не сказала, и Дик закрыл дверь, повернув ручку. Стоя под дверью, он рассеянно трогал ручку пальцами, пытаясь сообразить, что хотел сделать. В голову ничего не шло. «Дик Винтерс, ты святой, - крикнула Лоис ему через дверь. - Ты это знаешь?» «Нет, - отозвался Дик. - Не знаю». Он пошел в спальню и лег на кровать, сложив руки на животе и скрестив щиколотки. В окно был виден слабо подсвеченный силуэт Эйфелевой башни, высоко поднимавшийся над темными крышами. Осень приносила в мысли беспорядок, и Дику нужен был ординарец, чтобы с ним справиться. Из ванной донесся гулкий плеск, как будто бы в воду десантировался небольшой бегемот и стон, отскочивший от плитки и пронесшийся, должно быть, по всем вентиляционным шахтам отеля. Плеск продолжался, волны мотало между эмалированных бортов. Дик мог бы крикнуть Лоис, что она там делает, но он не стал — ему не хотелось говорить. Дик так хотел залезть в эту чертову ванну, что был готов убить ради нее, но с поставками обмундирования были перебои, и Лоис второй месяц оставляла на стульях после себя красные пятна — как и другие десантницы. Они как-то справлялись раньше, но в этот раз все было совсем туго, если док Джун Роу признавалась, что ей неоткуда больше брать тряпки — не бинты же в расход пускать. Лила «Гонорея» Гарнье лезла на стенку и говорила, что, если не найдет, что пустить в дело, порежет фашистский флаг, и все смеялись — особенно Лоис, но ей тоже пришлось туго. Дик знал это, потому что хорошо знал Лоис, знал, как она ненавидит чувствовать себя слабой, нуждающейся в чем-то, без чего могут обойтись другие, Дик, например. Дик знал, что Лоис заслужила ванную намного больше, чем он, поэтому лежал на кровати ровно и смотрел на носки своих ботинок, терпеливо дожидаясь, пока она закончит. Кто, интересно, додумался отправить капитана Никсон в увольнительную вместе с ним? Или его вместе с капитаном Никсон? Кто-то, кто видел их вместе и думал, что все просто. Что достаточно оказаться вместе, в одном городе, в одном отеле, подальше от передовой, и все будет, как в кино. Дик, кажется, заснул. Когда он проснулся, было совсем черно — осенняя ночь мохнатым зверем пробралась в номер и расползлась по комнатам. Лампа была погашена, из-под двери в ванную не пробивалась полоска света. Дик не увидел человека, лежащего рядом с ним — почувствовал. «Никс, - сказал он. - Мы друзья, но не настолько. Если увидят, как ты выходишь от меня, черти-что подумают. Уходи». «Мой номер через два этажа, - возразила Лоис. Голос у нее был не спящий, со сна она звучала хрипловато. - Я упаду и засну прежде, чем дойду. Ради всего святого, Дик, мы укрывались одним одеялом и прижимались друг к другу, чтобы согреться. Что в этом такого?» «Ты бы не пришла к Быку или Собелу, не легла с ним в кровать, и не стала бы убеждать его в том, что это нормально». «Бык ниже меня по званию, а Собел идиот и в глубоком тылу», - возразила Лоис. Когда глаза Дика привыкли к темноте, он увидел ее очертания рядом с собой — голова с сожженными химией волосами, плечи, с которых сползло одеяло, и руки, сунутые под подушку. «Хватит», - сказал Дик, и сдернул с Лоис одеяло. - Уходи». Дело было не в том, что Лоис была голая, а дело было в том, что с Диком она не думала этого стесняться. Как будто бы он не был мужчиной. Как будто бы его вообще не было. Как будто бы недостаточно было того, что Дик разрешал ей приходить в его кабинет, и пить там, и ругаться, и курить, и править его рапорты. Лоис села на пятки, положила руки на колени и, наклонив голову, сжала ладони в кулаки. Наверное, Дик обидел ее: он был рад этому. Если он ее обидел, она больше не придет. Ни к нему в номер, ни к нему в кабинет. Наверное, они все равно будут друзьями — но как прежде уже не будет. И хорошо. И хорошо. «Дик, ты правда ничего не понимаешь? - спросила Лоис. - У меня в номере есть вода. И я могу до него дойти». Дик ответил то, что первым пришло ему в голову: «Ты замужем». Он должен был это ответить. Он думал об этом, часто. «Я знаю, - Лоис запустила руку себе в волосы. Ее грудь в свете выплывшей из-за туч луны была похожа на лисью морду, вырезанную из фетра. - Я пыталась думать об этом чаще, но... А вообще иди к черту, пойду-ка я в самом деле спать». Дик взял Лоис за руку, когда она уже спустила ноги с кровати, и она, повернув голову, посмотрела на него надменно — должно быть надменно, потому что луна нырнула в тучи по всем правилам камуфляжа, и Дик ничего не видел. «Дик», - сказала Лоис. Дик зарылся лицом в ее шею, в нежное местечко между ключицей и плечом, и Лоис дернула его за волосы — она боялась щекотки. Лоис сделала ему больно, а Дик только сжал ее крепче, но Лоис вскрикнула со смехом: «Пусти», и Дик ее отпустил. Дик сидел на кровати, уперевшись одной ногой в спинку, а другую спустив на пол. Между его раздвинутых ног на коленях стояла Лоис, и, когда она поднимала руки, ее пальцы тыкались во внутренние стороны его ладоней, медленно раскрываясь, пока не сплелись с пальцами Дика. Может быть, Лоис хотела, чтобы все было по-другому. Дик знал, что она любит напористых мужчин, умеющих взять свое, но Дик не был ее мужем и Лоис ничего не была ему должна. Дик любил ее — любил даже тогда, когда делал вид, что ее не существует. Надолго его, впрочем, не хватало никогда.