Алиса в Стране Кошмаров

Немного пройдя от электровышки, девушки и Алхимик вышли на железную дорогу, откуда решили отправиться на остров. Алиса сидела рядом с Элизой на скамейке против направления движения поезда, а Алхимик – напротив них. Сиденье рядом с ним пустовало. Элиза молчала, с грустным видом прислонив голову к стеклу. – Ну? Ты чего? – Алиса легонько толкнула ее. Элиза ничего не ответила. – Пойду, поговорю с проводником, – сказал Алхимик, понимая, что девушкам сейчас стоит побыть наедине. Поднявшись, он вышел, и они остались вдвоем. – Я знала, что не стоило туда ходить, – произнесла, наконец, Элиза. – Только душу свою растревожишь. Эти воспоминания… они просто все портят. – Не переживай, – Алиса положила руку подруге на плечо. – Я догадываюсь, что у тебя с этим связано немало негативных моментов, но все позади. Что было, то прошло. – Так ведь не только негативные моменты у меня с этим связаны! – Элиза повернулась к Алисе, посмотрев той прямо в глаза. – Но и хорошие… – она опустила взгляд. Видя, как подруге тяжело, Алиса хотела ей помочь, и тут ее посетила одна идея. – Хочешь, я побуду твоим личным психологом? – улыбнулась она. – Психологом? – переспросила Элиза. – Нет, мне не психолог нужен, а психиатр, – грустно усмехнулась она. – Имея в виду мое прошлое, настоящее и, скорее всего, будущее. – Да ладно тебе! – Алиса погладила ее плечо. – Ты вполне нормальная девушка, просто обстоятельства… мм… как-то не очень складываются. Я не настаиваю, но если хочешь… ты можешь рассказать мне все. Все, что захочешь. Так ты немного облегчишь свою душу. Каждому ведь иногда надо выговориться, верно? Элиза кивнула. Алисе она доверяла. Доверяла, как самой себе. Даже больше… Больше, чем себе. Как здорово, что эта девушка появилась в ее мире. В ее жизни. Какая же она славная! Элиза посмотрела на Алису взглядом, полным любви. В уголках ее глаз блеснули слезы. Блеснули и пропали, словно стекла, осколки разбитой души, не находящей покоя в этом мире. Она сильная. Она уже несколько лет воюет тут, в этом мрачном королевстве. Не с Королевой, а с самой собой, дабы не упасть, не скатиться окончательно в тоску и депрессию. Иногда получается. Но даже таким сильным, как она, хранящим все свои печали в себе, стоит иногда поделиться с кем-то. Облегчить свои душевные страдания и рассказать о том, что беспокоит. И она начала рассказывать. – На самом деле… – Элиза запнулась, – детство мое не было таким уж плохим. Я имею в виду, совсем безнадежным. Хотя нет… было. Просто в нем присутствовали и счастливые моменты. Больше всего… – девушка глубоко вздохнула, – больше всего я скучаю по папе… – По папе? – переспросила Алиса удивленно. – Но ведь ты же сказала, что он?.. – Знаю. Был одержим демоном. И, тем не менее, именно с ним у меня связаны наилучшие моменты детства. Одержимый – не значит злодей. Не всегда. Да, он был не в себе – всегда, сколько его помню, но иногда у него случались просветы – время, когда он проявлял свою истинную, добрую сущность. Элиза закрыла глаза. – Помню, однажды гуляли мы с ним вдвоем возле детского садика. Нет, не там, где мы с тобой были… дальше, в соседнем районе через дорогу. Он тогда по делам съездил каким-то, а после решил со мной прогуляться, даже несмотря на то, что очень устал. Была зима. Кружили снежинки, а вода вокруг замерзла и превратилась в лед. Помню, я тогда потеряла свою куртку и осталась в одной рубашке в цветочек. Папа тогда даже немного запаниковал, что ему не свойственно – замерзнешь, говорит, со всеми вытекающими, глядя на мой нос. И стали мы возвращаться назад, по пути, которым шли – искать. Наконец, я ее увидела, свою черную курточку, которая лежала на снегу. Вот только она была какая-то тонкая и рваная – похожа на тряпку. Оказалось, что местные ребята вытащили из нее подкладку, а перед этим решили поиграть ей в футбол. Я ее подняла и кое-как надела, но теплее мне от этого не стало. Зубы уже начали стучать, а из носа росли сосульки. Тогда папа снял свой пуховик и надел его на меня. Он пах ржавым металлом и табаком, но тогда это был самый родной для меня запах. Сам папа остался в пуловере без рукавов и темно-синей рубашке со светлыми манжетами. Я тогда и не представляла, как ему холодно в них, но папа не показал этого. А когда мы шли назад, он развлекал меня, рассказывая истории. Вот одна из них, про колесницу. Жили-были какие-то чуваки, чьи-то братья, какого-то могучего царя, и они постепенно захватывали земли, одну за другой. Едет их смертоносная колесница и таранит всех вокруг острыми копьями, которые торчат из колес. А сидящие в ней с громкими криками колют окружающий их народ пиками, стреляют из арбалетов, сносят головы саблями. И вот… скоро уже практически и не оказывается никого, кто не за них, кто не такой, как они. Я тогда спросила, а как же появились люди, отличающиеся от них, духовно продвинутые? Ну, как мы с тобой. И Ал. А папа ответил, что вроде как колесница упала куда-то в воду и утонула вместе с теми, кто в ней сидел. Тяжелая она была очень. Алиса слегка улыбнулась, а Элиза продолжала: – Вот еще одна история. Про бутерброд. Про то, как один чувак придумал маслом хлеб намазывать. Раньше же еду просто так на него клали. И вот однажды в большом красивом праздничном зале собрался народ – дамы были в красивых платьях, а мужчины во фраках и треуголках. Кто-то держал пенсне, а кто-то веер. А в центре зала стоял парень темнокожий, очень легко одетый – просто в футболке и шортах. И был он такой высокий, что возвышался над всеми. А в руках он держал кусочек ржаного хлеба с маслом и рассказывал о своем изобретении. И все внимали ему с открытыми ртами. Но одна девочка не разделяла их восхищения. «А у меня дома давно так делают, – сказала она, – а еще просто бутерброды с маслом едят. Без всего.» Взяла она с его бутерброда кусок ветчины, откусила и положила обратно. Тот темнокожий на нее так удивленно-удивленно посмотрел, и негодование было в его взгляде. Сбросил он откусанный кусок ветчины со своего хлеба и поднял его вверх, чтобы девочка дотянуться не могла. Только высоту не рассчитал, и бутер приклеился маслом к потолку. Алиса хохотнула. – Веселый у тебя был папа. – Ага. А вот еще, слушай. Поехали мы однажды за город. Вот только маршрут потеряли и были вынуждены в круговую на автобусе ехать. Остановились в одном месте, которое было мне незнакомо. Это был такой развитый район с новыми постройками, хотя я думала, что там, за городом, уже ничего нет – захолустья одни или просто долгая пустая дорога к следующему городу. Там я увидела один дом, кирпичный, не покрашенный, высокий. Много этажей в нем было. А папа говорит: смотри, если на 13-м этаже окно без стекла, то это портал в ад. Я смотрю: и правда – на 13-м этаже этого дома как раз нет стекла – окно плохо затянуто целлофаном и досками. А сквозь них что-то светится. Потом мы пошли в дом, где папа раньше жил. Там было большое окно и вид на огромную кирпичную стену с кучей хаотично разбросанных окошек. Днем – не очень, но вечером смотрится здорово, будто светлячки. Много светлячков на огромной стене. И за соседями наблюдать можно. Особенно, если соседка – девушка, и она раздевается перед сном… Кхм… О чем это я? Ах, да… в тот раз мы ездили вместе с Рохо, и на следующий день он вышел погулять, а я наблюдала за ним из окна. Смотрю: он там что-то делает, ходит, а потом раз… и сквозь стену маленького домика проходит! Потом оказалось, что это домик ведьмы, а Рохо какие-то ритуалы выполнял, чтобы к ней попасть. – Да ты что?! – удивилась Алиса. – Ага. Точно так, тебе говорю. А потом эта женщина-ведьма к нам в дом пыталась попасть, но я ее не пустила. Все-таки мы с мамой тоже кое-какой силой обладали… А за Рохо я волновалась – как бы ни случилось чего, потому что ведьме той однозначно не доверяла. Ведьма есть ведьма.