Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

Салгил отбросил его, он упал, сильно ударившись спиною, то ли своей собственной, то ли спиной Евангелиона — здесь в тяжких грёзах всё смешалось. Вражеская чёрная фигура с горящими глазами нависла над ним в полный рост. Вспышка страха, потом враг пропал. Настала тяжёлая затуманенность. Страх ослаб. Виктор подумал, что попал в нирвану. — «Если бы я был героем моей книги, тут были бы пространные рассуждения о всякой хуйне…» — следом подумал он, лёжа в страшной прострации. Кто-то появился в палате и оглядел Виктора, пока он ещё не мог прийти в себя полностью. Ему казалось, на нём лежит невидимая плита и давит. Он не мог ни встать, ни заговорить, ему осталось только думать и периодически снова проваливаться в забвение. Виктор постепенно вспомнил про бой с Салгилом, желание узнать что всё же случилось, прибавило ему усилий приподняться с кровати. Он напряг голову, пытаясь вспомнить прошлые события. — «Стопудово я проиграл… ну хоть жив! Уже хорошо!» — Виктор старался смотреть на жизнь оптимистично. Врачи, с которыми он вскоре смог поговорить, сообщили, что нужно провести дополнительные исследования. Они осмотрели его, замерли давление и взяли анализы. От них он узнал, что находится в немецком филиале NERV, даже без дополнительных разъяснений, он догадался, что его доставили сюда при помощи Дамоклова меча Первой Евы. Виктор занервничал ещё сильнее — он знал, что врачи из его анализов смогут узнать что-то, что знать им не положено, но сопротивляться он никак не мог. — «Нужно вести себя естественно», — подумал он. — «Это отличный шанс узнать больше, я должен лично встретиться с пилотами Ев!» Виктору ещё предстояло узнать, что случилось с его боевой машиной, и как он умудрился проиграть — его брала страшная досада от поражения! Что он помнил наверняка, так это то, что вначале брал верх и мог удачно бороться с Салгилом — а потом была боль и затуманенность воспоминаний, Северов не мог понять, где он бился с врагом наяву, а где во сне… Виктор пожаловался, что ему тяжело думать и надобно ещё немного побыть в покое и привести мысли в порядок. Врачи пообещали, что люди из командования NERV в таком случае придут позже, сам он решил воспользоваться этим временем, дабы лучше обдумать, что говорить. Тем паче сержант Северов сам не доверял себе — хотя туман, затмевающий ясность его сознания, ослабевал, он не был уверен, что сможет проявить должную выдержку при разговоре и ещё чего доброго сболтнёт лишнего. — «Меня могут пытать. Чёрт его знает, в какую организацию превратился тутошний NERV!» — с опаской думал Виктор, когда уже окончательно пришёл в себя. Он нервничал пока длилось время его одиночества в палате. Оно подошло к концу, когда появились врачи и поинтересовались его состоянием. Виктор не стал скрывать, что окончательно пришёл в сознание и чувствует себя в целом недурно. — «Если меня сразу не стали допрашивать, значит — я не так им нужен!» — успокоил он сам себя, когда врачи удалились. Потом появилась медсестра и подала трапезу. — Сейчас у нас завтрак, обед или ужин? — спросил молодой человек, чувствуя большой аппетит при виде сытных немецких блюд. Он вообще любил немецкую культуру. — Скорее обед, сейчас три часа дня, — с приятной улыбкой ответила медсестра. После вкушения пищи пилота Евы-23 посетил служащий тактического отдела NERV — обычный европеец в рассвете лет, Виктор сходу окинул его взором с головы до ботинок и подметил все обозначения на его бежевой униформе. Он назвался старшим лейтенантом Гансом Тевсом и начал беседу очень спокойным и пунктуальным тоном, он говорил на русском с сильным акцентом и это резало Виктору уши. — Прошу извинить меня, лейтенант Тевс, я хорошо знаю немецкий, потому прошу избавить меня от вашего акцента, — заговорил Северов на языке Гегеля и Гитлера. — Ровно то же самое я могу сказать о вашем акценте, — парировал Тевс с лёгкой доброжелательной усмешкой. Виктор ожидал, что говорить с ним будет агент Второго отдела — именно они занимаются разведкой, контрразведкой и иными шпионскими играми. Из продолжившегося разговора Виктор узнал о своём поражении, его предположение о Дамокловом мече подтвердилось, ему же сказали, что Салгил был атакован и предположительно окончательно уничтожен себе подобным, что явился внезапно и столь же быстро пропал. Тевс осведомил, в какой степени его Ева повреждена, добавил о том, что о его состоянии уже доложили в штаб ВНБ РФ. — Российское правительство не настаивает на вашем скором прибытии в родную страну, — говорил Ганс Тевс, — командованию NERV интересно ваше личное мнение… — «Определённо я должен побыть здесь, я должен больше узнать о NERV!» — полагал Виктор. — Я, пожалуй, останусь у вас. Куда мне торопиться? Я люблю свою родину, но Юнит-то мой здесь, а без него я мало полезен. Тем паче я смогу его пилотировать, если на базу вдруг нападут. — Мы пока ещё не договорились с вашей страной кто будет восстанавливать ваш Юнит, — осведомил Ганс. — Мы уже передали, что у нас есть возможность восстановить все повреждения за минимальный срок с минимальными же затратами… В то время как у вашей страны вряд ли есть такие средства, и полное восстановление Юнита вашими силами займёт куда больше месяца. — Разумеется я за быстрое восстановление, — сказал Виктор. — Но, увы, это уж не мне решать… «Эти NERV могу что-то встроить в мой Юнит. Но с другой стороны очень не здорово тратить время и ресурсы на долгое восстановление моей Евы…» — вместе с этим подумал он. К концу разговора Ганс предложил: — Если вы так ничего себя чувствуете, то можете прогуляться в кабинет командующей Кацураги и обсудить с ней подробности дальнейших дел, она передавала, что не против лично встретиться с вами, но это на ваше усмотрение. — О, она такая высокочинная женщина! — заулыбался Виктор. — Я буду рад хоть сейчас пройтись к ней! — Хорошо… Виктор к тому моменту уже переоделся в светлую одежду, он встал, всунул ноги в тапки и проследовал за Гансом, они прошлись по филиалу NERV. Мисато Кацураги пребывала в просторном кабинете, похожем на кабинет командующего NERV в Геофронте, который Виктор мог видеть в аниме. Здесь не имелось никакой оккультной символики, зато стояло больше шкафов с папками и документами, подле них располагались дополнительные столы и стулья, где сейчас никто не сидел. — О, привет, сержант Северов! — она обратилась к Виктору очень по-доброму, даже с некоторой игривостью, хотя до того пребывала с задумчивым и немного усталым выражением. — День добрый, командующая Кацураги! «Интересно, а она будет со мной флиртовать?» — волнительно подумал Виктор. Он посчитал бы это хорошим началом для их общения. — Могу я вас называть просто по имени, если вы не столь горды? — смело попросил он. Мисато засмеялась, Ганс покосился на Виктора немного осудительно: — А вы наглы, сержант Северов! Хорошо! — Мисато встала с места и вышла из-за стола. Виктор оценил её униформу командующего, она носила укороченную юбку и её ножки, вероятно, сильно отвлекали борцов с нечистью от своих святых обязанностей перед человечеством! Ей исполнилось около тридцати пяти, но выглядела она лет на десять младше, прямо как рослая и развитая любвеобильная студентка! — Но тогда я буду назвать тебя Виктором! — поставила честное условие Кацураги, присаживаясь за соседний стол с ноутбуком. — Как скажете! — Садись ко мне, Виктор, — Мисато кивнула Гансу, — вы свободны, лейтенант Тевс. — Как скажете… — немец удалился. — Я через два часа буду вести беседу лично с Путиным, там мы обсудим о дальнейшем положении дел, — осведомила Мисато. — Уверена, Тевс тебе всё рассказал. — Да, у меня только один вопрос: можно мне показать записи моего боя? Я хочу видеть, где я проиграл Салгилу, а то моя память меня подводит… — попросил Виктор. — Я это и собралась сделать, — Мисато искала запись в ноутбуке. — А ты насколько хорошо помнишь бой? — Э, я помню, что приложил гада, но он как-то хитро вывернулся и очень больно вонзил в меня… м… в моего Дефендера свои когти, а дальше я не помню, то ли наяву, то ли во сне он меня бил и заехал мною в гору что ли… — Всё так было, я покажу тебе запись с ваших дронов, потом ещё есть записи с самой твоей Евы, — Мисато развернула Виктору ноутбук. Он просмотрел запись. Мисато пересказала ему эти события, добавляя потом: — Если бы власти твоей страны сразу бы подключили нас к этому делу, всё обошлось бы без этого риска. — Мы сочли что нет необходимости вас тревожить, — ответил Виктор. — Тогда ваше командование совсем неумное, — Мисато сложила руки с хорошо обработанными ногтями как Гендо, она заговорила очень серьёзным тоном с нотками возмущения: — Как можно выпускать одного Юнита в бой против того, кто предполагается древним богом, который состоит из инородной материи? — Я до того смог одолеть без повреждений обоих MUTO, у меня достаточные навыки управления АТ-полем и Юнитом, чтобы эффективно бороться даже с ним, — ответил Виктор, стараясь выставить своё командование в лучшем свете. Мисато чуть покачала головою с несогласным видом: — Виктор, я очень довольна твоим боем, не считая того, что ты проиграл, — эта похвала отдала сарказмом, — но то был Салгил — то есть на самом деле та дочь Итаквы, сам Итаква победил её одним пальцем! Ты это только что увидел на записи! — говорила Кацураги. — Если бы ты правда оказался перед Итаквой, боюсь, твоя песенка была бы спета! — Может быть… — Виктор всё же согласился, что командование поступило не очень умно с позиции здравого смысла. Скрывать Еву-23 не имело смысла после боя с MUTO, да и разве она могла быть серьёзным секретным оружием на фоне всех Ев и технологий NERV, выступающих на стороне Мирового Сообщества? — А почему вы не вмешались, чтобы атаковать Итакву после моего поражения? — спросил следом Виктор. — Нам требовалось подумать, как минимум, прежде, дорогой, чем бросаться в бой с таким противником. Даже с самыми мощными Евами и пилотами-полубогами мы не можем позволить себе опрометчивости сломя голову бросаться в бой, — разъясняла Мисато. — Вижу, вы бережёте своих людей, — похвалил Виктор. — Потому что это морально и рационально, — пояснила Мисато. Она показала Виктору ещё записи, сделанные с самой Евы-23 и они обсудили некоторые другие аспекты боя. Потом Мисато рассказала о том с кем и сколько раз она вела последующие переговоры. — Скажу честно, я бы хотела чтобы твоя Ева находилась здесь, мне неприятно, что наши силы рассредоточены так неравномерно. При наличии Дамоклова меча мы сможем мгновенно попасть в любую известную точку планеты, — говорила Мисато. Дальнейшие события после этого разговора развивались следующим образом — Виктор провёл большую часть времени в палате, покуда шли все переговоры. По итогу было принято решение восстановить Еву-23 на базе NERV в Германии. Сразу после этого в филиал прибыла группа ВНБ РФ, тогда Виктор наедине переговорил с её руководителем — уже хорошо знакомым ему Владимиром Персиковым. Тот сообщил ему, что решение позволить NERV восстановить Еву было принято после большого свара среди начальства. Главная причина почему всё же они согласились дать право геополитическим соперникам восстановить Еву сводила к затратности этого процесса. Но в Кремле в любом случае опасались, что Виктора убьют и отнимут себе Дефендер. — Я не думаю, что им может быть нужна моя смерть, — говорил юноша. — Какой им смысл тогда меня выхаживать? — Для допроса о том, чем мы занимаемся, — напряжённо ответил Персиков. — Нам повезло в том смысле, что нас не считают опасными… — Я буду осторожен и сам попробую выведать что тут да как, — пообещал Северов. — Но осторожно, очень осторожно… — говорил Персиков. — В случае чего мы тебя заберём. — Думаю, этого не потребуется… Я всегда настроен оптимистично, я смогу так много чего вынюхать у пилотов! Уверен, я смогу с ними сойтись! — заверял Виктор. На том их разговор в общем-то закончился и ничего важного Северов и Персиков друг другу более не сказали. Виктор желал больше всего поговорить с генералом Шевченко — но наладить безопасную связь не представлялось возможным, а сам начальник ВНБ РФ, понятное дело, лично явиться не мог. Виктор провёл ночь в больничной палате, до того вечером и после утром над ним провели исследования. Ближе к обеду его выписали, сообщив, что потом он ещё будет периодически встречаться с врачами и учёными. Ему повезло, покуда у него не нашли никаких отклонений, которые могли появиться у него в организме из-за воздействия АТ-поля. После выписывания из палаты Виктор снова встретился с Мисато, она ему приветливо сообщила: — Я думаю поселить тебя в апартаментах среди остальных пилотов. Я хочу, чтобы ты с ними пообщался, ведь вы братья по оружию. — Я буду очень рад! — честно признался Виктор. — «Всё складывается лучше некуда! Наконец я увижу легендарных Рей, Аску и Синдзи! Сколько Ева-фанов мечтали бы оказаться на моём месте?!» Виктору выдали новую одежду и набор личных вещей, вместе с этим он на пару с Мисато заявился в апартаменты. Часть пилотов отсутствовала, на диване сидели Кенске и одна из Рей — они во что-то играли на планшетах, Мусаши и Мана за столом проводили шахматную партию. — Привет, ребята! У нас новый пилот, — обратилась к ним Кацураги. — Точнее временно и не совсем у нас… Но будем надеяться — у нас! — Скорее «у нас» — да, покуда я у вас, — поддержал Виктор. Четверо пилотов сразу обратили внимание на нового человека, они обменялись приветствиями. Виктор оценил красоту Маны и Рей, и больше всего обратил внимание на последнюю — её светло-голубой цвет волос показался ему чрезвычайно естественным. — Можешь выбрать незанятую комнату, — разрешила Мисато. — Да, мы покажем тебе, — сказала Мана. — Ты надолго у нас? — спросил Мусаши. — Как минимум неделю, а потом мы выясним что там да как, — ответила Мисато. — Да, но я не против побыть у вас подольше, — говорил вслед Виктор. — Я много о вас слышал, вы живые легенды… — На самом деле мы обычные люди, — с улыбкой заверила Мана. — Ваша роль огромна! — напомнил Виктор. — И сколько бы она не была велика, большинство из нас — обычные люди, — покачала головой Мана, — признаю, иногда даже к сожалению. Так иногда хочется быть уверенным в себе Кришной или Суперменом. — Да, если ты поживёшь с нами хоть пару дней, то убедишься в нашей обычности, — поддержал Мусаши. — Мы тоже влюбляемся и ссоримся, ругаемся и подкалываем друг друга… — Буду рад узнать вас получше, — Виктор поглядел на Аянами. Её красивое лицо, ясное в чертах и идеальное в их соотношении, не посетила улыбка. Она взволновала сердце Виктора и даже немного насторожила его, особенно его поразили красные глаза, ни один рисунок и даже ни одна фотография не могла передать её взгляд, точнее ощущения от близкого контакта с этой удивительной девушкой-богиней. — «Да, Аянами так просто не раздаёт улыбки кому попало! Она жутка, холодна, но, чёрт, как же она хороша! Она прекрасна как Снежная Королева из сказки Андерсена!» Ребята ещё немного переговорили, после чего Мисато покинула их, вернувшись к своим делам: — Жаль, не могу больше поболтать с вами, — напоследок посетовала она добродушным тоном. — Я хотела бы посидеть с вами в дружеской обстановке и выпить, но… — она развела руками. — Ладно, после войны я всё восполню! — Обязательно, я в это верю! — не скрывал свой оптимизм Виктор. — «Она великолепна!» После ухода Мисато, произведшей самое приятное впечатление, Виктор занял свою комнату и продолжил разговор с Маной и Мусаши. Рей он оказался не интересен, видя это, Кенске вышел из разговора, вернувшись к игре с ней. — Похоже, Кенске очень заинтересован в Рей, — поглядел на парочку Виктор, уже называя пилотов по именам. — Да, он за ней тенью ходит, — хихикнула Мана, Мусаши приобнял её одной рукой. — То есть они пара? — уточнил Северов. — И… вы? — Я если честно не одобряю подобные отношения среди военных, мы всё же бойцы, хоть мы полувоенная организация, — отвечал Страсберг. — Вы раньше служили в JSSDF, там порядки были поостроже, да? — Виктор ещё раз окинул взглядом апартаменты, они напоминали скорее дорогое общежитие студентов, нежели военные казармы. — И не говори, наш начальник был настоящим де Садом — редкостным садюгой, — пожаловалась Мана. — Я очень рада, что мы в NERV. — Да, мы очень даже расслабились без муштры, и нафиг она нам сдалась, — признался Мусаши. — Ничего, я вам её при желании устрою! — в шутку пригрозил Виктор. — Вы не должны расслабляться! — Напротив, мы должны расслабляться, иначе мы сойдём с ума, — возразила Мана. — Да, вы пережили многое, я пока пережил меньше вашего, хотя мне тоже пришлось несладко, когда меня побил Салгил, — Виктор старался скрыть все свои прошлые подвиги, потому избрал такую риторику. — Я не против немного расслабиться… Но всё равно, у вас хромает с дисциплиной, судя по тому, в чём признался Синдзи… — Да, бывает, но он не военный, — сказал Мусаши. — Он не был подготовлен. — Он страдал и страдает больше всех, наверное, — добавила Мана. — Его просто вызвали в день Чёрного понедельника, его изначально не планировали делать частью проекта. — Я об этом слышал, — Виктор вспомнил первую серию аниме. — «В этой версии событий Синдзи пришлось ещё хуже, там-то был один Сакиил — а тут целая банда Кайдзю из тех же японских боевиков!» Но всё же, почему Синдзи так подставил NERV? Он же должен был понимать, что его личное мнение свяжут с самой организацией? — Он не сдержался, — сказала Мана. — Но почему его не остановили, когда он понёс не по тексту? — Каору не позволил, — пояснил Страсберг. — Он оградил АТ-полем аппаратуру. — Никто не ожидал, что это может пойти не так… — добавила Мана. — То есть Нагиса хотел, чтобы люди узнали речёвку Синдзи? — рассудил Виктор. — «Так и знал, что он в этом прямо замешан!» — Каору очень любит Синдзи и хотел, чтобы он облегчил душу, — пояснила Мана. — Его больше заботит Синдзи, чем остальное. — К тому же он считает, что человечество уж лучше знает правду и едет крышей в истерии, чем живёт в неведении, — добавил Мусаши. — Он так безответственен перед обществом? — приподнял бровь Северов. — Перед товарищами, которые сражаются с ним плечом к плечу? — Он делает, что хочет, — ответила Мана, и в голос с ней Мусаши добавил: — Я бы сказал, из всех нас он самый ненормальный. Не обязательно в плохом смысле. — Он подумал, как лучше это изложить. — Представь человека, который абсолютно свободен. — Ну, как сверхчеловек Ницше, — вставила Мана. — Да, то есть свободен от… от всех условностей, от тех вещей, которые, ну, нормальные люди принимают сами собой. Он не подчиняется приказам, он исполняет их, если исполняет, только потому, что изволяет, он носит штаны не потому, что так положено, а потому, блин, что он сам считает это стильным. — И он тот, кто говорит всегда правду, — говорила Мана. — Да… — согласился Мусаши. — Каору плевать на условности, секретная информация, политика, он клал болт на всё это. — То есть он всегда говорит то, что думает, не обращая внимания ни на кого? — проговорил Виктор. — «Индивидуалист хренов!» — Да, и он чертовски проницателен, — охарактеризовала Мана. — И совершенно спокоен и уравновешен, — дополнил Мусаши. — Угу, очень интересно… — Виктор задумался. — «Прямо как в аниме! Одно только важно: он говорит правду, или он притворяется, чтобы манипулировать другими? Может он ведёт игру, чтобы о нём возникло такое мнение?» — Тебе лучше самому с ним пообщаться, чтобы лучше его узнать. Но знаешь, Каору похоже очень добрый и даже мухи без причины не обидит, он сохранял жизнь даже Кайдзю, — сказала Мана. — Да… а это правда, что он гей? — продолжал расспрашивать Виктор. — Да, — чуть улыбнулась Киришима. — Ага… а он пристаёт к кому-то, кроме к Синдзи… ну, с этим? — также пожелал узнать Северов. — Нет, — покачала головой Мана. — Он верен Синдзи… — она засмеялась. — В отличие от Синдзи. — Чего? — Синдзи очень похотлив, хотя Каору тоже похоти не занимать — они занимаются сексом каждый день и часто приглашают Аску. А ещё Синдзи мой бывший любовник, он теперешний любовник Аски и ещё раньше он спал с одной из двух Рей, и ещё он спал с Ямагиси, Одиннадцатым Дитя, — рассказывала Киришима. Тут её дёрнул Страсберг. — Тебе обязательно пересказывать эту «Санта-Барбару»? — Я ввожу человека в курс дела! И, Виктор, да, ты только не вздумай, что я тут сплетни высказываю или выкладывают чужую личную жизнь, нет, Синдзи своих подвигов не скрывает и прямо об этом говорит. У него отношение к сексу как к стакану воды — выпил и пошёл. — Серьёзно? — Он называет это прогрессивными взглядами, и, признаться, я с ним в чём-то точно согласен, — поддержал Мусаши. Мана покосилась на него с улыбкой и чуть ткнула его в бок. — Не забывай, что строишь со мной отношения! — напомнила она. — Ну это моё мнение, — почесал затылок Страсберг. — Я что, должен быть рабом и молчать, не высказывать мнения? — Не знаю какие тут между вами тёрки, — развёл руками Виктор, — но вижу у вас тут и правда не хватает дисциплины. — У нас иногда бывают ссоры в коллективе, но мы понимаем наше общее дело, и держим свои личные проблемы при себе, чтобы они не мешали ему, — заверила Мана. — Разумный подход, — одобрил сержант. Они ещё поговорили, Виктор узнал не мало полезной информации от первых свидетелей и участников, которая позволила ему переоценить прошедшие события, о которых он уже давно знал и много раздумывал. Через некоторое время подтянулись другие пилоты. Сперва появилась Аска, придя из спортзала после тренировок, — она бросила оценивающий взгляд на Виктора, они обменялись приветствиями, и после Аска присоединилась к игре Рей и Кенске. То ли она сделала вид из тщеславия, что Виктор ей не интересен, то ли он действительно не заинтересовал её. Потом пожаловали Асари и Тодзи, также вернувшись из спортивного зала. Первый повёл себя очень живо в общении, в отличие от второго — Тодзи выглядел серьёзным и невесёлым. После обмена приветствиями с новым жителем апартаментов, Судзухара без особой инициативы встроился в разговор с Виктором, Мусаши и Маной. Последние двое после шахматных партий сели перекидываться в картишки с Виктором и пригласили к этому делу Тодзи и Асари, попутно Северов продолжил расспросы, не переставая словно губка впитывать всю информацию. — А где Синдзи, Каору и Рей I? — поинтересовался он, замечая, что их уже долго нет. — Они на тренировках, — ответил Мусаши. — У них особая программа? — Они тренируют суперсилы, — ответила Мана. — Да? А почему вы не тренируете? — Потому что не каждый может владеть этой магией, — ответил Асари. — А Синдзи может? Почему? — Нам это неизвестно, — пожала плечами Мана. — Просто он родился магом, а мы — маглы. Когда разговор зашёл на эту тему, Мана и Мусаши стали серьёзными, как Тодзи, похоже они задумались, как много можно сказать об этом новому человеку. Похоже, Мисато доверяла ему куда больше, полагая своим соратником и братом по оружию. — «Так оно и есть!» — подумал Виктор. — «Но если бы всё было столь просто! SEELE, Каору, заговоры, Ктулхи, Отрицающие, атланты, Древние, Ктулхи — всё непросто!» Хорошо, а где остальные пилоты? — Мари помогает научному отделу, или пьёт в одиночестве в баре — она ведёт себя весело в компании, но на самом деле достаточно замкнута, — описывала её Мана. — А вот Мария на свидании с парнем — её нет на базе. — А Картер обучает Синдзи, — добавил Мусаши. — Блин, может быть мне обучиться магии? Или проверить — могу ли я её использовать, — предложил Виктор. — Поговори об этом с Картером, — сказал Мусаши. — Магия — это сложно, — заговорил Тодзи, с очень безрадостным видом. — Она не всегда подчиняется. Заклинание может сработать не так… — Ну, а что в жизни просто? — Виктор почесал затылок, глядя себе в карточный веер. — Но её небось тоже можно освоить, да? — Судя по тому, что Картер её недурно использует… Наверное, — ответил Асари. — А откуда он взялся? Он учёный? Исследователь магии? — расспрашивал Виктор. — Он маг, лучше тебе у него самого всё это спросить, — ответила Мана. — Мы сами о нём, честного говоря, мало знаем, — пояснил Кейта. — Хрен знает кто он такой. — У NERV много секретов? — хмыкнул Виктор, выкладывая свою карту. — Как обычно, — подтвердил Мусаши, — даже мы всех не знаем. — Некоторые из них, честно, было бы лучше даже не знать… — сказала Мана. — Но как я понял большая часть тайн NERV перестали ими быть после речи Синдзи? — Как видишь, — ответил Асари. — «Значит всё, сказанное Синдзи было правдой?» — сделал вывод Виктор. Очень к слову в апартаменты вернулись сами Каору и Синдзи. При появлении они сразу обратили внимание на Виктора. — Здравствуйте, — вежливо поприветствовал Синдзи, подходя ближе. — Северов Виктор? Они договорились накануне всё подать так, словно они видят друг друга в первый раз. — Да, он самый, — Северов по такому случаю встал из-за стола и протянул руку. Во время последующего рукопожатия Виктор заметил блеснувший серебром тонкий браслет на правой руке Синдзи. Затем он пожал руку Каору: — Тринадцатое Дитя? — улыбался Нагиса, очень приветливо, его и без того узкие глаза сузились. Виктор захотел отвести взгляд от его лица, секунды две поколебался, но таки поглядел парню в глаза. Кроваво-красные, или может светло-рубиновые? Его глаза как-то странно меняли свой оттенок в зависимости от падающего на них света, и ещё они поблёскивали на свету. — Он самый, он самый… Можете звать меня по имени. — Тогда можешь назвать нас по именам, — сразу после рукопожатия Каору снова спрятал руки в карманы шорт, как он обычно любил ходить. В жаркую погоду любовники носили только сандалии, шорты и верхнюю одежду без рукавов — Синдзи майку, а Каору футболку. Подзагорелая кожа Икари вступала в контраст с нежно-бледной кожей Нагисы. Виктор очень внимательно изучил их обоих, понимая что это они главные герои этой истории. Даже незначительная деталь могла что-то да подсказать. Они оба были астениками. Каору носил отпущенные за плечи пепельные волосы, они спускались по длинной шее — что показалась Виктору очень выпирающей и создающий диспропорцию, она ярко подчёркивала нечеловечность и инопланетность этого персонажа. Синдзи носил косичку и по сравнению с Каору выглядел пропорциональней, он был ростом ниже него и мог похвастаться более развитой мускулатурой, чем его более высокий и худощавый избранник. Синдзи отступил на шаг назад и что-то прошептал Каору. — Эй, у нас в России говорят: больше двух — говорят в слух! — сразу же подловил их на этом Виктор. — Не знаю… как у вас говорят в России, — с некоторой запинкой, но всё же уверенно выговорил Синдзи, — но не сочти за беспочвенность, Виктор-кун, я прошептал: «Надеюсь он не будет пытаться убить тебя, Каору-кун?» Северов понял о ком шла речь. — Я… — Не бойся, даже если попытается, я на него не обижусь, — промолвил в ответ Каору, глядя на Виктора искрящимися красными глазами — прямо откуда-то сверху, словно бы из небесной недосягаемости. — Я… — продолжил Виктор. — Я извиняюсь за своего соотечественника, тем паче он сам погиб. Я не имею отношения ни к какому заговору. Тогда Сергей Кравцов — Седьмое Дитя, кто должен был заменить самого Каору Нагису на посту пилота Четвёртой Евы, вместо этого попытался убить Пятое Дитя. Потом вскрылось, что его подослал Герхарт Врант — член Комитета Содействия и тогдашний глава IPEA, его точный мотив остался неизвестен. Генерал Шевченко тогда лично со своей группой войск взял под контроль филиал NERV, где вероятно находились заговорщики. Однако пробудившийся Король Гидора атаковал филиал и стёр практически все следы, во время атаки погибло подавляющее большинство персонала и военнослужащих РФ. — Мы не держим зла на Сергея Кравцова, потому нам нет причин его за что-то прощать, — высказал Каору. — Потому не бери, пожалуйста, близко к сердцу мои подозрения, — продолжил следом Синдзи. — Я в последнее время стал очень подозрительным и параноидальным. — Ну да, ну да… — Виктор согласился с Синдзи, сам отметив, как схожи их ощущения. Везде заговоры и тайны, кому в таком случае можно верить? — Вы настоящие легенды, — продолжил разговор с ними Виктор, стараясь выглядеть доброжелательно в их глазах, для этого он сменил тему. Синдзи он, в принципе, только добра и желал, а вот с Каору ему ещё предстояло всё выяснить. — Да уж, меня это если честно не заботит, — высказал Синдзи, закатив глаза. — Как не заботит? Ты величайший из людей, ты спасаешь мир, — говорил Виктор. — Почему-то я уверен, ты настоящий главный герой здесь… — Извини, я спасаю только то, что дорого лично мне, — ответил Синдзи.— Остальные мне равнодушно… — А, ну, да, я забыл, для вас, японцев, свойственна отчуждённость, — вспомнил Виктор. — Говори-ка всё-таки за себя, — попросила Мана, попутно пересматривая свои карты и выискивая, что можно выложить. — Всё же мы не все тут такие — хикки и мизантропы. — Зато Каору-кун любит людей, правда? — вдруг Синдзи поглядел на своего избранника. Каору ответил с улыбкой: — В некотором смысле… — Я надеюсь не на завтрак? — не удержался Виктор. — На обед! — пошутил Синдзи и неожиданно звонко рассмеялся. Каору хлопнул его по плечу с бессменной мягкой улыбкой и поглядел на Виктора, вроде бы очень по-доброму, но в то же время дьявольски проницательно. Виктора охватила паранойя: — «Чёрт, что если он умеет читать мысли?! Он же ебёный Ангел!» — Виктор-кун, — обратился Каору, также приставив к русскому имени этот японский суффикс, — я обычно предпочитаю другие продукты — а именно то, что готовит мне Синдзи-кун. — Да, надо будет когда-нибудь приготовить Каору-куну парочку сытных христианский младенцев, — Синдзи в шутку облизнулся. — Раз почти все считают нас злодеями, то нужно соответствовать общественному мнению — а как иначе-то?! Нужно же уважать общество! — Надеюсь, ты шутишь! — отозвался Северов. — «Надеюсь…» После этой беседы Каору и Синдзи поспешили скрыться в своей комнате. Виктор сразу подумал о самом интимном, но любовники вскоре вышли с музыкальными инструментами и покинули апартаменты. Это надоумило Виктора получше изучить место пребывания, потому он вышел из карточной игры и сказал, что хочет пойти осмотреть все доступные для пилотов места. — У меня есть это удостоверение временного сотрудника NERV, — Виктор показал нужный документ. — Да, лучше носи его с собой, а то охрана тебя ещё в лицо не знает и у них могут возникнуть вопросы, — пояснил Мусаши. — Давай, мы сделаем тебе экскурсию, — он имел в виду Ману и Асари. Ребята потянулись, поднимаясь с места. — Да, тем паче моля личность держится в секрете по договору, о том кто я, знают только вы и высокопоставленные сотрудники, — напомнил сержант ВНБ РФ. Вчетвером они вышли из общих апартаментов и стали расхаживать по коридорам филиала. Виктор же всё запоминал. Они вышли в спортивный зал, а потом поднялись наверх, откуда доносилась музыка. Виктор сразу понял, что это играют Каору и Синдзи — первый ловко управлялся на скрипке, второй на виолончели. Эту площадку накрывал прозрачный потолок и на ней были расставлены столы, стулья, шезлонги, диваны и горшки с комнатными растениями. Парни расположились в теньке от ясного солнца и наигрывали в своё удовольствие. Синдзи при этом держал в зубах небольшой окурок. — Они отлично играют, — похвалила Мана. — Я играю на гитаре, — сказал Виктор, — но не очень хорошо разбираюсь в игре на том, на чём играют они. Синдзи прекратил игру, достал из зубов сигарету и обернулся к вошедшим, Каору же продолжил доигрывать мелодию, но тише. — Извини, мы не хотели вас отвлекать, — пояснил Асари. — Мы просто производим мне экскурсию, — попутно Виктор принюхался к запаху, знакомому по студенческому общежитию из ещё той жизни. — «Он курит травку?!» — А, ну, ладно, — Синдзи снова затянулся марихуаной и взялся за игру. — Мана, не хочешь что-нибудь сыграть с нами? — предложил Каору. — Да, наверное, — согласилась та. — Виктор, а ты не хочешь тоже поиграть с нами? У нас есть гитара… — Может быть, но сперва я хотел бы осмотреть тут всё, — отказался Северов, поглядев на Икари и Нагису. — Я не против, чтобы он сыграл с нами… — одобрил Икари. — Угу, — кивнул Нагиса и высек несколько плавных звуков. Мана пошла за своим инструментом, а Мусаши и Асари с Виктором отправились дальше проводить последнему экскурсию. По ходу неё они появились в пабе, где сотрудники NERV расслаблялись за стаканчиком чего-нибудь горячительного. — А нам можно пить? — спросил Виктор. — Да, только не нажираться в хлам, — ответил Асари. — Но ты-то у нас не действующий пилот, потому можешь даже в хлам, — уточнил Мусаши. Виктор взглядом нашёл поодаль Майю и Мари, ребята подошли к ним и сержант поздоровался с дамами. — О, вы уже пришли в себя? Я очень рада! — заулыбалась Ибуки, эта молодая женщина с короткой стрижкой, округлыми и скорее мальчишескими чертами лица, но всё равно очень милыми. Как и её классная начальница Мисато, Майя всё ещё очень походила на юную студентку, но на студентку порядочную и не склонную к чрезмерно богатой личной жизни! — Ещё один пилот — будем здоровы! — Мари с очень бравым видом протянула Виктору руку. Она тоже очень понравилась молодому сержанту — помимо стройного тела, мягкой кожи, эта очаровательная японка наполовину британских кровей выделялась раскошенной грудью и хорошо очерченным лицом крайне располагающей наружности. Единственное, что Виктору в ней однозначно не понравилось — это, конечно, её лесбиянство (в этом грехе он также мог заподозрить и Майю). — «Блин, как же мне повезло, что я попал в мир аниме!» — подумал Виктор, подмечая положительную сторону всей сложившейся ситуации. — «Тут нет некрасивых женщин, не то, блин, что в моей старой жизни с одноклассниками жирными Светами и блеклыми однокурсницами Машами!» — Не здорово портить девушкам свидание, — Мари выдвинула стул, — но да садитесь-садитесь… Виктор справился с приступом нахлынувшей на него гомофобии и присел с доброжелательным выражением. — Если чё мы сядем в другое место, — сказал Асари. — Мы тут только проводим экскурсию Виктору, — сообщил Мусаши. — Давайте вы сперва прополощите чем-нибудь горлышко, — Мари подвинула от себя ближе к ребятам бутылку спиртного. Перед ней стоял пустой стакан, перед немного смутившейся Майей стоял такой же — не выпитый и на половину. — Вижу у вас тут сплошная толерантность и мягкие правила? Можно пить, носить длинные волосы и в целом наслаждаться жизнью, — сказал Виктор, изучая этикетку на бутылке. — Мы уже с Маной говорили, здесь нет муштры и всё куда проще, — напомнил Мусаши. — Вон Синдзи даже травку курит, — добавил Асари. — Травка? — поразился Северов. — Так это наркота была? Я думал мне показалось. — Да, ему разрешено, — стал пояснять Страсберг. — От этого он лучше тренируется магией… — А есть наркотики, повышающие синхронизацию? — поинтересовался Северов. — Синдзи раньше использовал какие-то такие, — ответил Асари. — Но он на них подсел и одно время даже был в коме. — Подсел? Да у вас тут совсем никакого порядка нет… — Синдзи принимал те вещества в тайне от NERV, — заступилась за свой институт Майя. — Мы сами об этом не знали. — В тайне от NERV? А откуда он их достал? Это же не простая наркота… — У человека со стороны — друга Картера, — рассказывал Мусаши. — Но да тебе лучше поговорить об этом с Мисато-сан, она больше знает. — Пф, всё равно непорядок у вас — такие-то друзья что-то кому-то дают… — Виктор подумал, что препарат, что принял он для усиления синхронизации, сделан этим бессмертным оккультистом. — Люди, которые основали NERV не были военными, — сказала Мари. — Они были учёными и философами, многие из них изучали наследие Предтечей и не вполне обычные вещи, такие как оккультизм и мистицизм. Они ушли в это полностью. Их больше волновал дизайн Древа Жизни, чем твёрдая военная организация. Но NERV никогда не планировался как полностью военная организация, если бы оно было так, никто бы не потерпел NERV, я так думаю… Все боялись, что технологии Предтечей будут использованы людьми против людей. Никто не допустил бы полной военизации хотя бы поэтому. — NERV был создан как продолжение фонда Уилмарта, — сказал Виктор. — Они были первой организацией, что боролась по всему миру с монстрами и опасными пришельцами, я знаю. Они использовали оружие только для борьбы с нелюдями. — NERV организовали на основе никак не военного института Gehirn, да, по сути они продолжили дело фонда Уилмарта… Никто бы в ООН не доверил бы сосредоточение таких сил и знаний в полностью военной конторе или в гос. агенстве, привязанном к конкретной стране, вроде американского Delta Green или вашего ВНБ, — рассказывала Мари. — Для нас ВНБ — необходимость, — высказал Виктор. — Для всех это необходимость, — сказала Мари, немного грустным тоном. — «Что она имеет в виду? У Delta Green тоже есть неучётные Евы?» — подумал Северов. — NERV же не только производил оружие, — сказал Асари. — Они вели исследования. — Добрую часть технологий по нашим образцам собирали в «Кирью», — вступила в разговор Майя. — Но они специализировались в основном на оружии. — «И за всем этим стоял Комитет, точнее культ SEELE!» — подумал Виктор. Он решил потом в более спокойно обстановке — не в пабе — где было много ушей, разговорить на эту тему Мари, если что подлить ей ещё спиртного. Вскоре Виктор с парой сотоварищей покинул паб и оставил двух девушек продолжать своё свидание наедине. *** Кадзи Рёдзи был весь погружён в свои мысли. Отойдя от них, он таки вернулся в реальность — в её рамках он стоял у раковины и собирался сполоснуть водой нож. Проделав эту процедуру, он продолжил нарезку продуктов. Покуда на плите всё готовилось, толковый во многих сферах экс-инспектор возвратился в гостиную, где Харли Уоррен заканчивал приводить всё порядок, после того, как сюда ворвался порыв неземного ветра из «часов». Они стояли закрытые и снова без спешки продолжали свой ход, тихо себе потикивая. Но теперь они уже не казались Кадзи такими безопасными — даже несмотря на все печати и барьеры, пароли и системы предохранения, активированные Рэндольфом Картером, из них всё равно могло вылезть что-то опасное. Харли с нервным и сосредоточенным видом переводил жезлом Моисея, и его незримой силой он подхватывал целые кучи упавших книг и расставлял их по своим местам. Поблизости пара магически оживлённых рыцарских доспехов подняли и поставили на место последний упавший шкаф. Что-то конечно пришло в негодность. Кадзи поднял древнюю статуэтку Ктулху с обломанным крылом. — По-моему так он тоже ничего, — экс-инспектор показал её Харли и поставил образ Великого Спящего на ближайший шкаф, всучив ему в вытянутые верхние конечности кусок крыла. Потом Кадзи подошёл к входу в ванную комнату и заглянул за чуть прикрытую дверь: — «Бреется, пусть бреется…» — он потёр свою щетину, поглядев на сидевшего у дверей кота, и тоже следившего за их незваным гостем. — «Мне самому надо бы побриться…» Следом за этими мыслями Кадзи вышел в другую комнату и начал подбирать одежду подходящих размеров. Ещё через некоторое время Харли установил на стол магическую лампу и стал её починять. — Это может занять ещё больше времени, чем я думал, — ответил Харли. — А это единственный способ общения, чтобы нас не засекли? — уточнил Кадзи. — Нет, есть ещё ряд, включая Мост мысли Тота… Я могу сообщить всё Рэндольфу, но только этим способом я смогу показать… показать самого Кирби [1], — Харли возложил обе руки на лампу. — Дай мне часа два. — Хорошо. По прошествии этого времени Харли начал вызывать своего друга, растирая лампу и бормоча заклинания. Кадзи всё никак не мог привыкнуть к тому, как комично это выглядит. А тем временем позади появился их гость — он умел шагать беззвучно, прямо по воздуху, зато даже просто его перемещение подгоняло газ и вызывало лёгкий ветер в закрытом помещении. — Ты не мог бы ходить как все нормальные люди, ногами, а? — предложил Кадзи, повернувшись к гостью лицом. — Да… — его стопы, перетянутые едва заметной перепонкой, твёрдо встали на пол. Надо сказать у него были крупные ноги, но в остальном он не отличался ни чем необычным. Парень поправил тесную наспех застёгнутую рубашку и подтянул брюки. Кирби хрустнул шеей, резко запрокинув голову. После того, как он начисто состриг всю бороду и усы, и хорошо побрился, то преобразился и теперь выглядел как нормальный молодой парень-европеец — высокий и светлокожий, с прямоугольным лицом, вполне обычными и в чём-то располагающим. На свой манер Кадзи надоумил его заплести длинные тёмные волосы в косичку, которая теперь спадала за плечи. — Я уверен, девочкам ты такой понравишься… — шутил Кадзи. Кирби поглядел на него как-то искоса, немного раздражённо. Кадзи так снимал стресс, его собеседник похоже тоже испытывал сильное нервное напряжение. И помимо всего прочего, он мог быть закоренелым гомосексуалистом и тогда фраза про девочек действительно могла прозвучать вдвойне неуместно. — Извини, если задеваю… у меня, право же, не очень славное чувство юмора. — Мою мать убили как вчера, наверное для меня прошло столько… времени… но я сейчас, стоя здесь, помню как это было вчера! — на глазах Кирби появились слёзы. — Всё свою жизнь я внутреннее страдал, только, чтобы… получить такой конец?! — От его эмоционального порыва ещё сильнее завибрировал воздух, Кадзи почувствовал на себе, как его кожу холодит и колет, он отдалился от Кирби. В это время Харли был занят своей лампой и не мог позаботиться о мерах предосторожности. — Но это не конец, я снова найду его… Отца — и сотру его с лица Вселенной! Вы мне поможете! — голос Кирби звучал ещё громче и эхом разнёсся по комнате, заставляя всё здесь слегка затрястись. — Хорошо-хорошо, но сперва тебе нужно взять себя в руки и не создавать всей этой магии! А то ты случайно убьёшь нас, и кто тебе будет помогать? — убеждал Кадзи. Кирби внял его словам, снова окружил себя каким-то таким ледяным спокойствием, запрятал эмоции глубоко и сел в таком угрюмом виде на диван. На самом деле ему было не больше восемнадцати. Для объектов, заключённых в коробки Харлот времени проходило сколько угодно, и одновременно ни сколько, когда их извлекали. По сути эти коробки были чёрными дырами, где разница во времени варьировалась между тем, кто пребывает снаружи, и тем, кто находится внутри. Кадзи выслушал сбивчивый, но подробный рассказ этого юноши и проникая к нему сожалением. Харли настроил связь, и появилось изображение Рэндольфа. Кадзи подошёл к столу и вместе они начали выкладывать ситуацию. — Полагаю, я должен позвать командующую Кацураги, — сказал Картер по ту сторону. — Рей… — Сейчас, — Аянами взяла телефон. Вскоре Мисато появилась в их апартаментах. — Что у вас за дела? — Что за дела? — Кадзи заговорил на английском, чтобы его мог понять Кирби. — Слушай, у нас тут через телепорт Картера — о котором он нас с тобой не предупредил — завалился вот это парень — Кирби Бриджмен, — Кадзи жестом приказал названному юноше приблизиться к лампе, чтобы она его показала. Из-за его появления волшебная проекция поплыла и первые несколько секунд вместо молодого человека показывала лишь его чёрную фигуру с парой полыхающих глаз. Мисато напряглась, сходу узнав уменьшенную копию Салгила. — Что это?! Итаква?! — Нет! Я не он! — заговорил Кирби очень эмоциональным тоном. — Тот, кого вы назвали — мой отец! — Твой отец?! Да? Ещё один… — Мисато сузила глаза. — И что ты хочешь? — Я хочу смерти моего отца, Итаквы! — когда Кирби говорил, его нормальное изображение колыхалось или даже сменялось на чёрную фигуру демона ветров. — Погоди-погоди, давай ты сначала расскажешь командующей NERV свою историю, какую поведал тут нам, — напомнил Кадзи. — Эта женщина действительно может тебе помочь, у неё отчасти совпадающие цели, и у неё есть то, что может тебе помочь. Кирби секунду промолчал, собираясь с мыслями. — Извините… Я — Кирби Бриджмен, я родился… когда я там родился? Я не помню, у меня всё смешалось в голове… — Потом разберёмся, говори, Бриджмен, что помнишь, — сказала Мисато. — Я родился… восемнадцать лет назад. Хотя я не знаю какой сейчас год… — 2020, — ответил Кадзи. Пришелец из прошлого сделал недоумевающую паузу. — Нет, точно прошло больше. Я вырос в Канаде — в городке Нависсу… вроде бы был 1972 или какой-то такой год… Неважно, — продолжал Кирби, — Итаква изнасиловал мою мать, когда она была без сознания. С детства слышал… голоса воздушных духов — назову их так — и они привели меня к последователям Итаквы. Я хотел встретиться с отцом. Но когда он появился, там появилась моя мать… Итаква убил их всех — и мою мать, и своих сектантов. Я пришёл в ярость и стал таким, как он. Я помню, что сражался с ним, но… потом я помню только то, что столкнулся с сущностью по имени Харлот, Хранительница Тайн. Она сказала мне, что известна вам. — Да, знаем такую… особу, — промолвил Картер. — Харлот сказала мне, что организация NERV сражается с чудовищами, которые стремятся уничтожить человечество, вроде моего отца… И у них есть оружие, способное убивать таких, как он. Я хочу это оружие, чтобы уничтожить Итакву! — высказал всё Кирби. — И Харлот переслал его к нам через ковчег Картера, — добавил Харли. — Она взломала его полностью, и все защиты… не остановили её. — Вот негодяйка! — нахмурился Рэндольф. — Да, ты прав, Бриджмен Кирби, — заговорила Мисато, быстро обдумав всё, что ей сказали. — Мы действительно сражаемся с чудовищами, мы знаем, когда их убить… И мы хотим уничтожить твоего отца, потому что он насилует и убивает ни в чём неповинных людей. Он на днях появлялся на Урале, убил свою дочь, вроде тебя, полубогиню, она тоже хотела встретиться с ним. Итаква сбежал после этого, мы не успели атаковать его. Но, клянусь, когда-нибудь мы до него непременно доберёмся! — Да, хочу уничтожить его всем сердцем! — потряс кулаком Кирби. От этого опять появились возмущения в воздухе и в линии магической связи. — Но для начала держи себя в руках, — напомнил ему Кадзи. — Ты не сможешь осуществить свою праведную месть, если не будешь держать свои силы при себе. — Да, простите! — извинился молодой человек и попытался сосредоточиться, чтобы более не производить никаких случайных эффектов. — Сейчас… сейчас нам надо обсудить всё остальное, — продолжила Мисато. — Во-первых, Картер должен тебя изучить… вы не против? — она обернулась к Рэндольфу. — Нет, но это, возможно, отвлечёт нас от всех запланированных дел, — ответил тот. — Ничего, как-нибудь встроим это в график… — Раз между нами возникли такие доверительные отношения — между нами и Картером, — уточнил Рёдзи, имея в виду под «нами» только себя и Мисато, — мне тоже стоит переместиться с Кирби в Германию? — Не хотите больше охранять «часы»? — уточнил Харли. — Думаете, из них что-то ещё выползет? — При таком раскладе я не сомневаюсь, — ответил Кадзи. Хотя на самом деле он не боялся монстров и смерти, он хотел свидеться с Мисато, во-первых, а во-вторых, он узнал кое-что о Картере и собирался лично сообщить это Мисато, из-за этого его отъезд из дома оного должен иметь естественный предлог, на всякий случай. — Что за «часы»? — обратилась Мисато к Рэндольфу. — Если вы здесь неплохо обжились, — она указала ему взглядом на их с Рей апартаменты, где всё было заставлено оккультными приборами и завешано страницами с мистическими знаками, — то почему бы вам не перетащить сюда всё имущество? — Я предпочту иметь несколько крепостей на случай, если некоторые из них падут, — так ответил оккультист. — Я запасливый человек и полагаю это разумным. — «Сколько у него ещё оборудованных мест? Неважно! Он не должен мне сто процентов доверять!» — подумала Мисато. — «Но разве я могу доверять и этому Кирби? Насколько его рассказ правдив?!» Возможно, мы переправим вас к нам в филиал, — сказала Мисато. — Но нам надо всё обдумать и всё подготовить. Затем они обсудили прочие менее значимые вещи. — Почему Харлот не предупредила нас, что посылает Кирби? — спросила Аянами, когда Кацураги удалилась. Картер уселся на дивана с пространным выражением лица. — Она хотела показать мне своё всемогущество… — Потому что не может нам доверять? — Да. — Она опасается, что воспользовавшись ситуацией, мы её свергнем? — Да… Она показала, что знает как миновать все мои защиты и вот просто так использовать мой ковчег, — сказал Рэндольф. — Может с ней поговорить? — Смысл? Желай она передать нам информацию, передала бы так. С ней есть смысл общаться, когда она сама того желает. Рей и Рэндольф молчали в течении следующей минуты. Последний откинул голову и жутковато закатил глаза… — Не могу, не могу уйти в вероятностный транс, — ответил он, резко моргнул и взволнованно посмотрел на Рей, та обеспокоилась за него. Потом он перевёл померкший взгляд, часто заморгал и уже вменяемо поглядел на свою напарницу. — Что толку? В нашей ситуации невозможно ничего предсказать. — Как скажешь, учитель, — Рей многозначно отвернулась в сторону. — Знаешь… нам не мешало бы расслабиться, — предложил Картер. — Перед тем, как мы оба заглянем в будущее. Среди всех линий меня беспокоит одна, та что маячит на горизонте. — Та что со взрывающимся Солнцем? — спросила Аянами, по-прежнему глядя куда-то в сторону. — Да, но я… кхм… — он словно бы застеснялся. — Я был бы не против расслабиться ради того, чтобы расслабиться. Он выбросил руку и во время этого жеста отдал ментальный сигнал. Из воздуха возникло множество блёстков, падая к полу они распространили светлый туман, он материализовал бутылку с какой-то светлой жидкостью. Картер телекинезом притянул её к себе в руку и сделал пару глотков. Пока он поглощал этот напиток, Аянами на его глазах провела пальцами от горла до середины груди, её обтягивала тёмно-серая одежда, прекрасно контрастирующая с бледной кожей — очень тонкая, оголяющая плечи, по сути это был комбинезон без намёка на застёжки и швы, с закрытыми ступнями и утолщением на подошвах. Картер, к слову, носил точно такую же одежду, та же тончайшая тёмная ткань закрывала его торс, только у его мужской версии с плеч до кистей спускались гладкие рукава, и поверх этой одежды он по привычке носил обычные брюки (а выходя в свет он облачался в свой старомодный джентльменский костюм из двадцатых годов прошлого века с неизменной шляпой). Рей очень галантно поглядела на Рэндольфа, выпрямляя спину и становясь перед ним в определённую позу. — Ей-богу, всю жизнь считал эротизм достоянием дикарей, но… — он оставил свой напиток. — Господи, до чего я докатился! Пью из горла! — Неважно… — промолвила Рей, её костюм посветлел, на нём проявились очень и очень тонкие чешуйки, потом он сделался бледно-розовым. И стал осыпаться и разлетаться как лепестки сакуры, они не коснулись пола, а пронеслись над ним. Рей осталась полностью обнажённой, окружённой этими разлетающимися лепестками и вздымающимися струями светлого тумана. Они словно щупальцами окутали её, обдавая ягодицы, щекоча подмышками и охватывая груди. Вместе с этим лепестки разлетелись по всей комнате, закрепились на стенах и утратили цвет. — Ты сама это придумала? — спросил Картер, отодвигаясь на диване. Повинуясь его мысленным командам, диван разложился. — А кто ещё мне мог это подсказать? — Рей продолжила кутаться в туман, который как живой ласкал её, она раскинула руки, позволяя светлым воздушным языкам обласкать её и там. Чем ближе этот туман парил от пола, тем более прозрачным он был. Рэндольф провёл по своей груди и его одежда начала распадаться на ленты, извиваясь как змеи, они сползли с него, заодно избавив от штанов и оставив оккультиста полностью обнажённым перед своей любовницей. Его боевой орган уже пришёл в движение и прямо встал. Рей сделала жест рукой, туман сформировал кисть, конец руки полностью уплотнился и крепко схватил достоинство любовника. — Я рад, что ты чаще стала отвечать риторическими вопросами — но смотри, не оторви… — погрозил пальчиком Картер. — На самом деле мне это подсказал Каору, но я одобрила… нашла это эстетичным, — Рей приблизилась к любовнику и они обнялись, накрывшись одеялом из плотного тумана. После мягкого касания губами любовники заставили их своеобразное одеяло скрутиться спиралью вокруг них, тем самым позволив им видеть каждую частицу тела друг друга непосредственно глазами. Она мигом взялась сосать у него, при этом из тумана по её лёгкому жесту протянулось длинное щупальце или что-то наподобие, оно уплотнилось с раскрывшейся кистью на конце и вошло прямо в Рей сзади. Она невозмутимо приняла в себя этот объект, продолжая заглатывать толстеющий у неё внутри член. Когда тот окреп до предела, она ещё немного почмокала его разбухшую головку, после чего выпустила конец из губ и выпрямилась с уверенным видом. — Я тебя встречу… — Рэндольф вытянул руки назад и расставил ноги, позволив Рей воссесть, она в свою очередь вытянула свои ноги, наклонилась немного назад и опёрлась сзади на руки. Чисто-белая и твёрдая рука из тумана по-прежнему ласкала и массировала во все двадцать пальцев её попку. Аянами оседлала член и опустилась до предела, горячая головка вонзилась куда надо. — Вот как… — Картер облизал губу с очень сосредоточенным видом, особенно его взгляд держался на увеличившихся грудях. Аянами действовала со всем проворством — поступательно поднимаясь и опускаясь, Картер в таком положении отвечал ей ритмичными атаками — потому всё произошло быстро, любовник извергся, даже не пытаясь сдерживать себя от этого. Любовница прикусила губы, продолжая стимулировать уже теперь выстреливший фаллос — благо тот был… многоразовым. Рей добилась первого оргазма, у неё внутри всё чрезмерно распухло, так что она едва слезла с члена Рэндольфа. Развратница тихо выдохнула и снова взялась ласкать ртом член, она слизала с него все соки. Потом весьма по-деловому ухватила любовника за бока и начала его переворачивать. Ничего не подозревая, Рэндольф добровольно повиновался ей и распластался на животе. Рей сделала несколько жестов рукой, из тумана с разных сторон потянулись уплотнившиеся руки, они схватили его любовника за щиколотки и запястья, так обездвижив его, они потянули его на себя. — Эй, ты чего задумала? — забеспокоился тот. И правильно. Губы Рей образовали лёгкую насмешку. Она прильнула к нему сзади, провела тёплыми руками по плечам и тепло поцеловала за ушком. — Узнаешь… Потом она дотронулась до своего влагалища — и нащупал гипертрофированный клитор, увеличивающийся в размерах. — Сейчас… — Рей решительно навалилась на спину любовника и воткнула своей хозяйство ему меж ягодиц. — Чёрт! — он рефлекторно дёрнулся всеми конечностями, но руки из тумана его только крепче зажали. — Это не то, чего я бы хотел! — Ты засовываешь мне во все места… — Потому что ты хочешь… Ох! — А почему мне нельзя? — Рей снова поцеловала его за ушком и Рэндольф принял очень спокойный и расслабленный вид. — Ну, хорошо… — клитор протиснулся через анальное кольцо, он постоянно разбухал и вытягивался. Рей приступила к последовательным движениям, её член выделял достаточно смазки, чтобы двигаться внутри даже при постоянном увеличении. Насладившись поначалу такой процедурой и доведя клитор до максимально возможного размера, чтобы он всё же мог двигаться, Рей обхватила Рэндольфа руками за живот и начала его приподнимать. Они переменились позу — любовник встал на четвереньки, оперившись на колени и локти, Рей выпрямилась и продолжила его иметь куда сильнее и быстрее, меж этим она пальцами ласкала его мужское хозяйство, мигом вставшее в боевое положение. Они оба поочерёдно изверглись — сперма Картера брызнула ей на руки, сама Аянами разрядилась с максимальным удовлетворение. — Не знаю как тебе… — говорила она дрожащими губами, — но мне хорошо. Надеюсь тебе тоже хорошо, Синдзи так обожал. — Я не содомит в отличие от него, — ответил Рэндольф. — Но да раз в тысячу лет можно попробовать. Рей покинула его анус и удобнее расположилась на диване. Руки из тумана выпустили любовника и тот перевернулся на бок, лицом к Рей, он обратил внимание на её уменьшающейся клитор, весь в слизи. Он провёл у себя пальцами между ягодицами и поглядел на слизь. — Мда, я никогда не был фантазёром по этой части… Ты меня удивляешь. — Передохнём и ещё продолжим, я знаю, ты можешь ещё один раз, — сказала Аянами. — Как скажешь… — Но я уже полностью удовлетворена, мне только хочется… увидеть извержение, — Рей указала на член любовника. — Ты становишься такой человечной… — промолвил Картер. — Когда трахаюсь? — И словечек таких вульгарных понахваталась… — Аска и Синдзи и не такого говорили. — Заметь, ты называешь их по именам… — Потому что когда я возбуждена, мне не хочется… сдерживаться чем-либо. Я хочу свободу, тепло в моём сердце тянет меня к свободе. Я высказываю всё… всё что приходит в голову, — говорила Аянами, немного сворачиваясь. Рэндольф в ответ положил на её кисть свою ладонь, и Рей ответила рукопожатием. Они обменялись поцелуями. Потом, немного отдохнув, любовники переменились местами — Рей оказалась за спиной Рэндольфа и обхватила его руками, они оба выставили свои ноги вперёд, Рей захватила ступнями торчащий член и стала его разминать голыми ножками. До этого она смазала ступни тёплой слизью, которую исторг её видоизменённый клитор, на данный момент редуцированный до нормального состояния. Она старалась как можно активнее работать пяточками, подушечками и пальчиками, трудясь над твёрдым и полностью разбухшим фаллосом, из-за плеча любовника, прижимая его к себе, она наблюдала за этим процессом. Картер сосредоточился на своих ощущениях, греясь в крепких объятьях — всё это привело к мощному выбросу спермы, обрызгавшему большой темнеющий фаллос и нежные оголённые ступни Рей от пальчиков до щиколоток. Это было всё оставшееся семя. Рей опустила ноги, расслабила их, протянула к ногам любовника, тот повернул голову и они скрепили этот удачный акт жарким поцелуем. Через час после этого Рей Аянами играла с нанороботами — она заставила их принять вид причудливо закрученных спиралей и объёмных многоугольных фигур, затем она бросила всех своих бесчисленных помощников на реконструкцию кусочков бетона: они расплавили этот объект и воссоздали статуэтку Евангелиона. Рей полностью направила своё внимание на конструкцию этой фигуры, дополняя её чертой и за чертами. Она отвлеклась только на появление её бывшего возлюбленного. Рэндольф распахнул перед Синдзи дверь в свои апартаменты: — Проходи, — учитель радушно пропустил его. — Спасибо, — Синдзи оставил у порога сандалии и босиком прошёл к дивану. — У нас сегодня нет занятий, я пришёл поговорить… о вас. — Обо мне? И что ты хочешь сказать мне о себе такого, чего я не знаю, — Рэндольф сел напротив. Синдзи обернулся к Рей, она в свою очередь отвернулась от него и продолжила вылеплять статуэтку. — Вы были нацистом, — упрекнул Синдзи. — Было дело, — по-житейски отмахнулся Рэндольф. Юный ученик чуть нахмурился. — И вам даже не стыдно? — А почему мне должно быть стыдно? — Ах, ну да, вы же по ту сторону добра и зла… — А ты нет? — слабо усмехаясь, спросил Рэндольф. — Ну, да, я тоже… — Синдзи подобрал ноги. — Но я хочу знать, почему вы покинули Аненербе? — Сперва тебе стоило бы спросить меня, что я там забыл, — сказал Картер. — Вы хотели построить очередное идеальное общество… — Отчасти. На тот момент это представлялось очень надёжным проектом. — Но что пошло не так? SEELE вели войну с Аненербе и вы проиграли? — спросил Синдзи. — Нет, это вторичное — да, помимо обычной войны шла война оккультная, SEELE не хотели светиться, им удалось нанести поражение всем оккультным отделам Рейха. А потом они создали ООН и стали из-за тени НАТО править миром, они развалили СССР и привели мир к тому, что мы видим сейчас. — Меня интересует не это, — сказал Синдзи, — я уже знаю всё о SEELE, меня интересуете вы, дорогой учитель. — Хорошо, я выскажу свою позицию по этому вопросу. Тебя приучили к мысли, что Третий Рейх — зло, тебя смущает отчего я работал на это государство. — Ну не такое уж и зло, если подумать, они убили миллионы людей, но другие разве убили меньше? — спросил Синдзи. — Знаешь, это частый способ оправдания чего-либо — когда кто-то совершил гнусность и ты оправдываешься тем, что кто-то её сделал до тебя, или тем, что так якобы все хотят сделать, — неожиданно взялся за морализаторство Рэндольф. — Знаешь, любой настоящий негодяй считает негодяями всех остальных, только более лживыми и лицемерными, чем он, тем самым он с одной стороны оправдывает себя любимого, с другой — ставит всех благородных личностей и просто неплохих товарищей вровень с собой, тем самым позволяя себе делать всё зло в отношении них. Не будь таким. Синдзи неожиданно стало стыдно. — «Я говорю — всё люди эгоисты, я делаю это не только, чтобы узнать истину, я делаю это, чтобы оправдать себя: ведь если никто никому ничем не обязан, то моя совесть будет чиста, если я сделаю что-то дурное», — подумал Икари. — Я согласен, но всё же мне странно слышать от вас морализаторство, учитель? Вы же учили меня, что достойный человек стоит по ту сторону добра и зла. — Я имел в виду под этим лишь то, что такой человек понимает относительность таковых понятий, проще говоря — надуманность; он выражает эти вещи через другие вещи — это рационально-релятивиский подход, как его можно назвать, — сказал Картер. — Я не приписываю добра и зла Вселенной или — того хуже — какому-нибудь там божеству. Тут я думаю нужно тебе объяснить для чего вообще существует мораль. Всякая мораль (или этика) — это система норм поведения, система правил, по которым разрешено действовать в обществе, система, требования которой основаны не только на угрозе физической силы, но и на осуждении, на угрозе утраты нравственного облика в системе моральных координат и позитивной оценки со стороны окружающих. — Хм… я вас понял. Я это уже знал. — Вопрос в том для чего нам нужна этика. Этот вопрос всегда надо задавать — неважно с чем ты сталкиваешься, — дальше говорил Картер. — У разумных социальных существ есть две точки зрения на этот вопрос. Зачем нужна этика? Первые отвечают — что для нас самих в отдельности, вторые, что для неких внешних сил или якобы для нас всех. — Это как? — не понял Синдзи. — Слушай дальше. Первые полагают, что добро и зло можно выразить через другие вещи, что для живых существ свойственно желать тех или иных удовольствий, и более всего они хотят избежать страданий. То есть добро и зло — это просто наши удовольствия и страдания, чтобы первых было больше, а вторых меньше — следует соблюдать данные другим клятвы, чтобы мы могли сосуществовать и действовать вместе, действовать первично для интересов себя любимого, вторично для интересов других, входящих в наш круг. — Да, с этим я согласен, — подумав, ответил Синдзи. — Вторые указывают на существование неких внешних идеалов, в служении которым люди обретают смысл и ценность. Верующие верили в своего персонифицированного разумного Господа, национал-социалисты в Провидение и природу, как они её представляли, сторонники Гоббса в государство, китайцы-легисты в свои Законы… Желания и потребности при этом отодвигаются на второй план. Отсюда идёт их деление на «высокие» и «низменные» [3]. — И ради этих внешних… глупостей они оправдывали все действия? — заметил юный нигилист. — Да. Большинство же наших желаний — достигать удовольствий и избежать боли — первыми лишь по необходимости ограничиваются, а вторыми лишь по необходимости допускаются и санкционируются… — пояснял учитель. — Когда я говорил, что разумный человек не признаёт добра и зла, я имел в виду второе, ибо и там понятно, что речь идёт о чистых и бесплотных химерах. Их нельзя воспринимать всерьёз. — Ну, я в принципе это знал, — кивнул Синдзи. — Что касается национал-социалистов, то что можно им предъявить? Что касается экономическо-управленческой части, то тут нет ничего, что не заслуживало бы похвалы, — говорил Картер. — Кто-то может упрекнуть товарища фюрера в деспотизме, но, ха, большинство условных «нормальных людей» одобрят подобное если это эффективно направлено на улучшения всего и вся в стране, когда эта страна находится в критическом положении. Тех же Цезаря и Наполеона люди обычно воспринимают хорошо. — Я думаю дело в том, за что их обычно ненавидят — я имею в виду за неограниченное насилие над подданными. — И точнее за само использование насилия во имя химеры, а не из разумных причин, — возразил Картер. — Как я уже говорил этики исходят из мировоззрений двух сортов. Нацисты придумали себе химеру, чтобы служить ей. Государство — по Гитлеру, это не союз группы людей, который необходим им, чтобы хорошо выживать, над таким подходом товарищ фюрер откровенно смеялся, вместо этого товарищ фюрер полагал, что государство — это сосуд для чего-то там всевышнего. Этот бред он перенял от целого направления в немецкой философии, к примеру, шизофреник Гегель убеждал, что государство — это воплощение бога на Земле, потому может делать всё, что захочет, его поданные не имеют никаких прав перед ним. Всё это было с одной стороны проявлением невероятной человеческой гордыни, когда люди вообразили, что они что-то значат для Вселенной, чтобы аж сам бог снизошёл к ним, чтобы стать их государством; но всё это — набор воодушевляющего пафосного бреда. С другой — людишки слишком сильно верили в светлое будущее, ими обладал «дух прогресса», который выпустили из бутылки в 18-20 веках в Европе. Видишь ли, людишкам придумали, что вся их жизнь имеет некое целеполагание, то есть вся цивилизация должна прийти к чему-то. — Это же философия SEELE? — заметил Синдзи. — Да, — кивнул Рэндольф. — Верная идея о том, что вся человеческая история не имеет ни смысла, ни цели — говорю же, встала бы поперёк их гордыни, людишки не знали, сколько тысяч цивилизаций по всей Вселенной сгинуло до них. Вера в Прогресс — во что так или иначе породило нацизм, коммунизм и прочие идеологии, которые закончились в 20 веке не очень хорошо для человечества. До тех пор, пока люди не поймут, что их существование не имеет цели, нет того, кто мог бы им её дать, они будут спокойно топить в крови себе подобных ради того самого «предначертанного прогресса», ведь в таком случае любое насилие, любое «зло» в привычном понимании будет полагаться ими как принцип «меньшего зла» — а знаешь, мой мальчик, ни что так не развращает людей, как принцип меньшего зла! Когда обычные действия, считающиеся нехорошими, тебе будет неудобно или хотя бы перед собой стыдно делать, или хотя бы ты осознаешь свою порочность, то вот когда всё это называется «принципом меньшего зла» — то те же самые действия становятся «святым долгом перед прогрессом». — Да, учитель, вы абсолютно правы! Ничего нет гаже в этом мире, чем «высшее добро» и «высокие идеалы»! — очень живо согласился Синдзи, вспоминая всё то зло, что ему и его близким сделали SEELE, а ведь они просто верили в предначертанный богом надчеловеческий план — в чёртов Прогресс! — Причём главный абсурд здесь заключён в том, ради кого рубятся головы на эшафоте Прогресса. Ради будущего — отвечают прогрессисты-революционеры, то есть ради тех людей, кто живёт в будущем, люди сегодняшние должны жертвовать своим удобством и даже жизнями. Время, конечно, относительно, но в дне сегодняшнем людей будущего ещё не существует и не факт, что они будут существовать потом — нельзя ради них что-то делать, ибо их нет, они — буквально пустое место! Таким образом, остаётся лишь гордыня тех, кто вершит жертвы во имя прогресса, ради неё они всё делают и просто оправдываются, — пришёл к выводу Картер. — Но, Синдзи, на самом деле, ты должен всегда помнить принцип достойного человека. — Достойный человек стоит по ту сторону добра и зла, — озвучил его Синдзи. — То есть он знает, что нет внешней или объективной «лучшести» и «худшести». — Верно, — кивнул учитель, — но из этого принципа не в коем случае не следует, мол, что все «правды» или «морали» правы как-то по-свойски — он значит, что к ним просто неприменима такая характеристика. Понятия «лучшести» и «худшести» различимы только чувствующим и желающим существом, способным полагать себе цели, и существуют только для этого существа. Таким образом «лучшесть» или «худшесть» — или добро и зло — получают свой смысл лишь в своём узоре всего остального, а без этого «всего остального» — они ничего не значат. Они как… как маленькие кусочки мозаики. Когда ты выложишь их в цельное изображение, они будут картиной в твоих глазах, и только для тебя они будут иметь смысл, для тех, у кого такие глаза, как у тебя — но не для других, у кого не такие глаза, такие вообще не смогут воспринять изображение. — Ну, я это знаю, мне скорее интересно, как мне с этим жить, — сказал Синдзи, — что если какой-нибудь нехороший — условно нехороший — джентльмен по имени Ницше де Сад грабит, насилует и убивает людей, и считает себя правым. Как мне к нему относится? — Ты можешь назвать его отвратительным и предпринять против него силовые меры на том основании, что действия Ницше де Сада противоречат твоей морали, но при этом ты не должен заблуждаться, что твоя или вообще какая-нибудь мораль общеобязательна для всех и для господина Ницше де Сада в частности; просто есть мера того, что ты готов терпеть для Ницше де Сада, а он эту меру бесцеремонно пересёк, — разъяснил учитель. — На такое обычно возражают… что если у каждого своя мораль и нет объективной морали, то как тогда предотвратить хаос? — припомнил Синдзи. Он был в целом согласен с Рэндольфом, но всё-таки вспомнил про это возражение от моральных абсолютистов, желая услышать, как ловко его учитель с ним разделается. — Как ещё говориться, если «бога нет — тогда всё позволено». — Это несостоятельное возражение, — начал Картер, — для начала, во-первых, оно потребует от нас признать существование объективной морали — давай допустим, что она есть, хорошо, но как её нам узнать? Те господа, кто считают, что она существует, они, как правило, указывают лишь на своё представление о ней, и вместо того, чтобы его нам доказать, используют этот аргумент о том, что дескать «еже ли бога нет — то всё позволено» как софистическую уловку, чтобы мы согласились с их правотой под страхом хаоса. Во-вторых, принятие морального абсолютизма никак не прекратит злодеяния, ведь Ницше де Саду совершенно наплевать на такую мораль, для него она не имеет смысла, то есть он просто не разделяет эту этическую систему. Ты ему можешь сказать «с позиции моей абсолютной моральной истины ты поступаешь плохо», на что он скажет «пошёл к чёрту! личные желания мне важнее твоей паскудной морали!» То есть как не крути, а моральный абсолютизм не только недоказуем, не только норовит навязать себя софистикой, но и просто бесполезен против тех, кто его не разделяет по своему хотению. — Я всё прекрасно понял. — Синдзи усмехнулся. — «Моя морально абсолютная истина» — звучит ещё парадоксальней, чем «невидимый розовый единорог»! — Да, возможно… — Выходит единственное назначение морали в том, чтобы снизить наше страдание и увеличить наш комфорт? — Да. — И как мы пришли к такому выводу? — Исходя от противного благодаря нигилизму. Мы же конструируем механизмы для облегчения нашей жизни, потому что без них нам будет хуже. Аналогично мы выдумываем мораль, чтобы облегчить нашу жизнь, ибо без неё будет хуже, — провёл параллели Рэндольф. — Хорошо… Думаю, мы правы. К тому же, ни что не делает людей такими тщеславными, бесцеремонными и жестокими как вера в абсолютные добро и зло! — высказал Синдзи. — Исламисты, нацисты, коммунисты — все они лучшее доказательство этого! Ведь внешняя абсолютная мораль перекладывает на её источник всю ответственность с человека — у него даже совесть не заболит! И просто потому что он, сука, верит в свою правоту! Просто потому, что ему хочется, чтобы было так! — Более того, такая система позволяет прикрывать и обычные пороки, какие люди постыдились бы прямо афишировать в другом случае, — добавил Рэндольф. — Да, например, жадный монах будет прикрываться абсолютным добром, чтобы набивать себе брюхо и получить власть, хотя настоящему монаху ни много еды, ни власть ненужны, — привёл пример Икари. — «Теперь я понимаю, почему SEELE и Николае зло! Потому что они ставят своё добро во вред людям, хотя добру стоило бы служить людям!» Так всё-таки, учитель, получается истинное добро — это действовать в интересах свой группы — первично в своих интересах, вторично в интересах одногруппников, будучи при этом готовым пожертвовать своими интересами, чтобы группа и эта система могла существовать? — В общем-то так, да. — Ясно… И крайне глупо задавать вопрос, почему наша группа хоть в чём-то «лучше» другой, ведь нет никакой объективной «лучшести» — те, кто про неё вспоминают, делают это из своей глупости, просто не понимая, что никто не может быть «лучше» или «хуже» любого другого с объективной стороны, — рассудил Икари. — Да. Это если ты хочешь жить в обществе, то ты должен это помнить. Или можно быть аутсайдером и думать только о себе, используя общество для своих целей как инструмент, — предложил вариант Рэндольф. — Хм… А вы случаем как раз не такой аутсайдер? — спросил Синдзи. — Ну, я немного не дотягиваю до такого звания, — улыбнулся учитель. — Его больше достоин твой любовничек. — Да… и я ещё хотел спросить, вот как можно решить такую, так называемую моральную дилемму. Я знаю ответ, но хочу знать, что вы скажите. Допустим, — начал выкладывать её содержание Синдзи, — есть раса инопланетян. Среди них принято пытать и есть своих детей. Что делать человечеству? В моральном праве ли мы вмещаться, чтобы изменить ситуацию? — Пожалуй, это зависит исключительно от технической стороны вопроса, — ответил учитель, — так как эти поедатели и мучители своих детей — иная группа, не человечество, то перед ними у нас нет никаких моральных обязательств; если для удовольствия или для уменьшения страданий человечества, которое будет заключаться в том, что эти существа перестанут мучить и убивать своих детей, можно будет быстро заставить их прекратить так поступать — то так можно поступить, то есть стоит вмешаться. Однако если это вмешательство потребует больших сил, то разумнее будет оставить дело как есть. Что касается меня как возможного аутсайдера — я бы наплевал на это дело, пусть сами инопланетяне разбираются со своими делами. В любом случае повод для вмешательства сводится лишь к большему комфорту человечества, а разумные люди должны соотносить свои силы и свою жажду удовольствия — вот, например, будучи не слишком богатым, ты не будешь тратить много денег на покупку пары дополнительных телевизоров, чтоб оборудовать ими туалет и кухню, потому что это не по карману, даже если тебе хочется иметь два этих самых устройства. Любые удовольствия сколько-то стоят — и с этим перво-наперво надо считаться. — Хм… а как вам такая дилемма — есть инопланетные студни, тоже раса, они хотят превратить поголовно всех людей в себе подобных, чтобы люди не чувствовали физической и ментальной боли, — выкладывал Синдзи. — Что делать, учитель, морально ли защищаться от студней или нет? Ведь для удовольствия этих гипотетических студней надо, чтобы все не испытывали страданий. — Так как превращение в студней убьёт наше прежнее «я», а оно, например, мне дорого, то я буду стремиться избавиться от этих студней. Полагаю в таком случае наша группа, то есть человечество, разделится на тех, кто захочет стать студнем и на тех, кто студнем быть не захочет. Полагаю первые создадут тоталитарную личностно-деструктивную апокалиптическую секту имени студней, ну, как обычно, — рассуждал Картер. — Но группа тех, кто будет против для своего комфорта так или иначе будет ценить свою свободу. Я буду на их стороне и я буду стремиться уничтожить этих студней и их культистов, просто как угрозу для себя и своей группы. — То есть действия всех морально оправданы — и студней, и культистов, и группы их противников — потому что все следуют логически выведенному моральному кодексу, — пришёл к выводу Синдзи. — И будет величайшей глупостью спрашивать кто из них лучше, ибо кто-то может быть лучше лишь в разработанной системе морали, а вне её такие понятия бессмысленны. — Да, но повторю: это не значит, что кто-то прав — студни или их противники, нельзя сказать что все они правы, такие выводы тут просто недопустимы, это как сказать, что все машины прямоугольные, — сказал учитель. — Да уж, как всё-таки… сложно принимать всерьёз моральные нормы, — усмехнулся Синдзи. — Все они — просто выдумка! — Вот именно, когда ты это поймёшь до конца, ты станешь имморалистом как само собой разумеющееся, — заключил Картер. Аянами их внимательно слушала. — Тогда высшим законом для тебя будет собственное сердце [4]. *** Виктор увидел Рей I и Рэндольфа ближе к вечеру. Они только обменялись с ним сухими приветствиями и не проявили к нему никакого интереса. По словам прочих пилотов к просторечному общению эти двое были совсем не склонны. — Рей I изначально была первой Рей, она создала вторую совсем недавно, — пояснял Виктору Кенске, когда он в сторонке разговорился с ним на эту тему. — У них практически одна личность, обе холодные и прекрасные… — Тебе нравятся Аянами? — Очень! Хотя они не мой тип девушек! — признался юный геймер-воздыхатель, изнурённый битвой на виртуальном фронте. — Чувствую, я не трогаю её сердце и мне остаётся только дружить с ней. — То есть ты не можешь разморозить Аянами? — уточнил Виктор. — Я — нет… — А Синдзи — у него же раньше был роман с первой из них? — Да, но у них что-то не сложилось. Полагаю, они поссорились, раз даже лишний раз не общаются, — рассказывал Айда. — Не знаю что у них там было. — «Поссориться с Рей? Наверное что-то серьёзное». Может это из-за Каору? — предположил Виктор. — Нет, они поссорились раньше, чем он вернулся, а когда Каору уходил — у них не было никаких отношений, — отверг эту версию Кенске. — Возможно… Аска, у них с Рей I был роман. — Чего? Они типа… тоже? — Да, они бисексуалки, как Синдзи, и об этом рассказала сама Аска, она этого от нас не скрывала, но я не верю, что эта ссора как-то связана с обычными романтическими тёрками, Рей — любая Рей, выше этого. Она спокойно смотрит на полигамию, куколд, и всякие эти групповые отношения, как и я сам, — рассказывал Кенске. — Вот Мана не выдержала этого и рассталась с Синдзи, как я понял… — Блин, да тут большая часть подвигов свершается на личном фронте, — высказал Виктор. — Другое дело что я не перевариваю всех этих… однополых отношений. — У каждого есть право на любовь в такой форме, в которой говорит сердце… хотя Синдзи иногда переходит границы приличного, — поделился Кенске, — но я его понимаю, он делает это, чтобы найти себе отвлечение от войны. Он очень добрый человек в душе и очень надёжный друг, я ему беспредельно предан. — Правда? Синдзи настолько храбрый воин? — Да, однажды… я расскажу тебе, хотя ты, быть может, не поверишь… — Я во что угодно поверю после всего увиденного. — Так вот, однажды я и Синдзи… мы вместе с Ямагиси Маюми, моей девушкой, мы из-за того, что она не могла контролировать свои способности сновидца… мы вместе попали в Мир Снов. — Сновидца? — не понял Виктор, но уже насторожился, ибо тема странных снов была ему знакома. — Не спрашивай, сейчас я тебе всё объясню, — Кенске немного подумал как лучше изложить историю. — Есть мир, параллельный нашему, где законы логики и физики работают иначе, там сбываются наши мечты и грёзы, как рассказывал мне Синдзи, это Мир Снов. Маюми и Синдзи — одни из сновидцев, особых людей, которые умеют через свои сны проникать в Мир Снов. Кенске пересказал произошедшее с ними, акцентируя внимание на том, как Синдзи храбро защищал их. Но Виктора больше всего поразила информация про Мир Снов. — А там… там ещё живёт Ньярлатхотеп — злой бог такой, да? — уточнил Северов. — О, да, он преследовал Маюми в ночных кошмарах, из-за чего Синдзи обязался ей помочь. — Кенске говорил очень серьёзно. — Синдзи сказал, он во всём виноват, он использовал нас для каких-то своих злых планов… Именно Ньярлатхотеп убил наших матерей, чтобы мы создали Евы, он действовал нашими руками… — Но ты сам не видел Нь… Ньярлатхотепа этого ни разу? — Не видел, я только один раз был в Мире Снов. Синдзи говорил, у него тысячи обличий и известны лишь некоторые. Мол, бог и дьявол, в которых верят люди — на самом деле он в разных обликах. Я также видел одного из его демонов — он принял облик матери Маюми, говорю же… И не хочу я больше в Мир Снов — хотя Синдзи рассказывал, там много красивых мест, но то, чёрт побери, что я видел — хрень сплошная. — «Значит, я был в том Мире Снов?! Я правда видел настоящего Ньярлатхотепа! И ведьма Харлот тоже реальна!» — заключил Виктор. — «Значит тогда Каору принёс в жертву Ньярлатхотепу ребёнка? Ньярлатхотеп сказал — он зло, что желает блага, но это он мне точно в уши срёт, гад-кукловод хренов! Что если они с Каору вообще заодно?!» К ужину прибыла Мария Венсен — последняя из пилотов, кого увидел Виктор. Светлокожая и голубоглазая блондинка, рослая, стройная и натренированная — в аккуратной одежде, прямо дочь солнца и луны! Она выглядела очень привлекательно, практически, как и все значимые для событий девушки. За столом сидели все пилоты, кроме Рей I и Рэндольфа — как обычно те занимались своими делами и трапезничали вдвоём куда позже. — «Вот что значит попасть в мир аниме — все женщины кругом красотки! Неудивительно, что у них тут цветёт любовь всех цветов радуги!» — всё думал Северов, пробуя ужин — как он понял, его заказывал Синдзи, и он чередовал блюда. В этот раз им принесли какие-то дивные заморские кушанья из Турции, Эквадора и Филиппин, в меню входили особым образом зажаренные устрицы и кальмары в маринаде. — Надеюсь ты обученный военный, а не какой-то хикки с улицы, — после знакомства произнесла Мария, обращаясь к Виктору. — Могу тебя заверить, я подготовлен по всем параметрам! — ответил ей тот. — Как я рада, это хоть сколько-то избавит нас от непрофессионализма. Виктор не сразу понял, но Мария так упрекала именно Синдзи. — Мы не можем без препирательств… — со смиренной улыбкой заметил Асари. — Да ничего, — флегматично отозвался Синдзи, — я не в обиде за правду, я никогда не назывался в профессионалы. — Мария, лучше расскажи, как прошло твоё время с Николае? — спросила Мана. — Здорово, мы фехтовали, соревновались на меткость… ели лучшие блюда и пили тончайшие вина… Похоже непрофессионал Синдзи снова заказал экзотику, дальше будут водоросли и икра дельфинов? — спросила Мария, снова переходя на колкости. Синдзи однако отреагировал более чем спокойно: — Извини, если не нравится, — он снова попросил прощения с крайним безразличием. — А дельфины — не рыбы, они живородящие. — Я знаю, но уверена — если выведут род дельфинов, мечущих икру, ты подсунешь мне именно их кладку… — Синдзи просто предложил нам выбор, мы голосовали кто что будет, просто тебя не было, — пояснил Тодзи. — И Виктора тоже. Мария переключила свой интерес на упомянутого и стала расспрашивать его о службе и о всё прочем, на что Виктор в общем-то с удовольствием ответил всё, что мог ответить в такой ситуации. — «Не помню её в каноне, Марии не было ни в сериале, ни в ребилде, откуда она тут? Она больше похожа на сериальную Аску — а эта же Аска весь день чего-то помалкивает», — подумал Виктор, поглядывая на предмет своих размышлений. Вдруг их взгляды встретились. — Пс, я всё хочу сказать, — начала она, одарив Виктора неодобрительным взглядом голубых глаз, — у нас тут потенциальный русский шпион. Не стоит при нём много чесать языком. — Уверяю, я не шпион, будь я шпионом… — Виктор запнулся, сбившись с мыслей, ведь Аска попала в точку! — Будь я шпионом, я вёл бы себя менее заметно! А то я целый день вас достаю своими расспросами про то, что и так уже мне доложили! — Да ладно, ни чё ты нас не достаёшь, — сказал Асари. — Нам даже интересней с новым человеком, — добавил Кенске. — А шпионы они так и работают, — продолжала развивать мысль Аска. — Следите за языком. Виктор чрезвычайно удивился, но вроде самый иррациональный герой канона вдруг высказывал крайне здравые мысли. И ему, Виктору, неприятные. Аска внешне не проявляла к нему интереса, но похоже держала ухо в остро и наблюдала за ним мимоходом. — Не обижайся на неё, Виктор, она немного параноидальна, — сказала Мана. — После того, как ты завалила мою квартиру жучками-шпионами, кто хочешь станет параноиком, — напомнила Аска. — Ох, прости я и позабыла что у тебя эти дни и ты всегда вспоминаешь былые обиды! — закатила глаза Мана. Виктор понял, что если в лоб спросит про эту ситуацию, то ему ничего не ответят, потому задал иной вопрос: — Кажется я начинаю понимать… У вас тут часто препирательства? — Нередко, но до ссор редко доходит, — ответил Кенске. — Всё-таки мы одна команда, эти тёрки… как между старыми супругами! — заверила Мана. — Ничего серьёзного! Она вспомнила свою драку с Аской, когда гнев и ревность затмили ей мозги. Она врала, приукрашивала правду, чтобы всё выглядело благополучнее. — «Всё ясно, они герои «Евангелиона» — они все сумасшедшие, у всех комплексы, а тут такая ситуация, стресс, Синдзи уже выдал на весь мир… Тут может что да и взорвётся!» — верно подумал Виктор. — «Один я — нормальный!» — Да, ничего серьёзного, мы же не малые дети, мы все глубоко ответственные личности и абсолютно адекватные люди, — иронизировала Аска. — Совершенно точно, каждый из нас мнит себя адекватным, уверен, так оно и есть, — поддержал её иронию Синдзи. — Обычные люди зрят лишь образ реальности, но не её саму, — продолжил развивать тему Каору своим прекрасным голосом. — На самом деле реальность имеет множество уровней, — вторила ему Рей II. — Эти уровни очень условны, — сказал снова Синдзи, — мы живём, если можно так сказать, в точке абсолютной объективности, где мы бессильны против реальности, против её законов, против причинно-следственных связей и окружающей нас материи. Высшие существа, которых мы называемым богами и демонами, могут ступить на уровень выше, тогда реальность начинает повиноваться их стремлениям. И, как минимум, пара таких существ сидит за нашим столом, — обратил внимание юноша, очевидно имея в виду Рей и Каору. — Для меня большая честь ужинать с полубогами, — промолвил Виктор, думая над тем, что ему сказал Синдзи. Он соотнёс это с тем, что втолковывал ему Ньярлатхотеп. — Скажем так, — продолжал Синдзи, — если для Высших существ наша реальность — просто зыбкий глюк, то я полагаю всю реальность можно назвать иллюзией. Потому нет причин серьёзно к ней относиться. — Я бы на твоём месте внёс одно важное уточнение, Синдзи-кун, — ласковым тоном заметил Каору. — Вся космология работает по принципу противопоставления объективности и субъективности, если есть точка абсолютной объективности, в которой пребывают простые смертные и бездушные объекты, то просто должна быть далеко-далеко от неё точка абсолютной субъективности! — Да, я просто опустил этот момент, — оговорился Синдзи. — Вы так просто перешли от простого сарказма к философическому угару, — вставил Тодзи. — Бег ваших мыслей меня поражает. — Каору, ты сказал есть точка абсолютной субъективности, — спросил Виктор, — и что есть эта точка? — Последние Небеса, иначе обитель Бога, — с видом опытного сектанта произнёс Каору. — Бог обитает в хаосе, где всё неопределенно, — продолжил отвечать за него Синдзи. — Видишь ли, реальность, что-то, что может существовать, должно обладать своей формой, конструкцией… порядком — лучше так это назвать! Порядком; порядок возникает из хаоса, когда Творец бросает на него свой взор, если можно так сказать… Но он — порядок — зыбок и разрушается в царящем хаосе. Виктор всё же решил попробовать поставить это под сомнение: — М… а это всё точно? Боги? Творцы? Может быть вы просто не понимаете всё это, и придумали себе такое объяснение? — На основе всех моих знаний и духовного опыта я считаю, что это так, — Синдзи чуть улыбнулся, но как-то недобро и насмешливо, — а ты можешь не верить в Бога. — Бога? Ну, я скорее относил себя к агностикам. Допустим, я признаю, есть некие могущественные существа, вроде вас, Рей и Каору, или того Салгила-Итаквы с дочуркой, люди могут им даже поклоняться… Но что если это всё материально и объяснимо? Более того, я не считаю, что эти существа в праве учить людей чему-то, — рассуждал Северов. — Бог это прежде всего источник наших проблем, именно он дал это отвратительное существование, в нём мы страдаем, но в нём мы же можем найти наши мечты… Но вся правда в том, что Бога это не заботит, — ответил Синдзи. — Почему не заботит? — решил поспорить Виктор, ему в любом случае был свойственен более позитивный взгляд на жизнь. — Он же создал всё это? Если он это сделал, в этом же должен быть смысл? Может быть этот Бог не такой злой, каким ты его стараешься преподнести? Синдзи поначалу разразился коротким нервным смехом. — Бог безумен! Он не осознаёт, блин, что сам делает, Виктор! Потому существование не имеет ни грамма смысла! Мечты, страдания, порядок, хаос, всё это намешано в кашу как мазанье ребёнка! — ответил Синдзи со страстью философа. — Неважно, отыщу ли я рай, или дальше буду прозябать в аду, который люди называют «жизнью», — всё это бессмысленно и переменно, я в любой момент рискую всё это потерять! — «Учитывая его судьбу, такое отношение к жизни неудивительно, но тогда он говорил правду, когда выступал перед общественностью, точнее, он говорил то, что думает!» — отметил про себя Виктор. — И поэтому ты решил, что Бог безумен? Потому что можешь всё потерять в хаосе? Но разве Бог это не Совершенное Существо? — То что Бог безумен, это как раз понятное, — заговорил уже Каору. — Ведь безумие, определяется степенью соотношения образа реальности в наших головах и объективной реальности, нашей степенью понять её. А как может быть не безумен Абсолютный Бог, если для него нет объективной реальности? Ведь объективная реальность ограничивает нас, она приводит в движение нашу душу, задаёт стремления и провоцирует реакции. А кем должен быть тот, кто избавлен от этого, истинный Создатель? Напротив, безумие — это обязательная черта Совершенного Существа. — Э… ладно, проехали! — Виктор не смог понять этого. Он решил лучше разобрать иной аспект этой занимательной теологии. — Синдзи, ты говоришь Бог безумен, что он создал всё без смысла, но тогда, выходит, его, Бога, всё равно что нет. А раз так, то ты можешь стремиться к общему благополучию. Не так ли? Если Бог не уготовил ад и рай, мы сами можем что-то создать, даже если есть риск это потерять. То есть я к тому, что и в этом мире можно жить хорошо… — Ты ошибаешься, Виктор Северов, — однозначно не согласился Синдзи, — безумный Творец, также известный как Азатот, первичный Бог-дьявол, о котором мы говорим, он породил бесчисленное множество подобных ему чудовищ — нижестоящих божеств: Иных Богов и Великих Древних — Шуб-Ниггурата, Хастура, Ньярлатхотепа и Ктулху, например, и всех прочих, бесчисленных и бесчисленных младших богов-демонов, своего рода его ангелов хаоса. И хотя мы можем победить некоторых из них, их бесчисленное множество и сильнейшие из них буквально всемогущи. Многие из них не знают о нашем существовании, но они не дадут нам жить спокойно, в любой момент по мгновению мысли они смогут разрушить все наши старания и уничтожить нас самих. — Да, но есть же Старшие Боги — они победили и запечатали тех самых Великих Древних и Иных Богов, — возразил Виктор, вспоминая эту лавкрафтианскую мифологию Ктулху. — Те, кого ты называешь Старшими Богами — это те же самые Великие Древние, их дети и невероятно развитые расы, что служат им. Они не добро, они такие же монстры, просто они противостоят некоторым другим божествам и демонам, которых люди назвали злом за их жестокость или просто так. Они действуют ради себя и они такие же тираны, — так ответил на это Синдзи. — Никогда нельзя верить любым богам, нет хороших богов и никогда не было. — По-моему ты просто обижен на жизнь, — ответил на всё это Виктор. — Я ненавижу жизнь, мне омерзительна сама идея Бога, мне сложно найти рациональные причины, чтобы жить и бороться дальше. Если ты спросишь меня об этом — то я не смогу выговорить внятного ответа, — сказал Синдзи. — Я живу ради мести, — заговорил Тодзи. — Я мог бы наслаждаться прежней жизнью, но монстры убили моих близких или они погибли из-за них, всё, что было до войны исчезло навсегда. У меня не осталось ничего, кроме мой ёбаной судьбы и мести. Теперь Виктор понял, что задел больную тему. Его товарищи по оружию потеряли своих близких и перевидали своими глазами все постигшие Землю катастрофы — «язвы божьи». Если у Синдзи всё-таки был Каору и он отвлекался на секс, как сказала Мана, то кто остался у Тодзи? Насколько Виктор помнил по сериалу, он дружил со старостой Хикари — её как раз похитили пришельцы, младшая сестра погибла, судьба отца была ему неизвестна. Словом, у Судзухары мало кто остался, ему досталось больше всего. — «Да, тут будет непросто», — подумал Виктор, прикидывая, как он мог всем помочь. Ребята продолжали ужин, тема про Азатота и прочие ужасы снизила им настроение, но потом Мари начала подначивать Аску и все более ли менее начали оживляться, кроме, как обычно, спокойной Рей II и угрюмого Тодзи. Похоже, потеря близки стала для него тяжелейшим ударом и он теперь более даже не улыбался. Дни потянулись за днями. Виктора пригласили понаблюдать, как идёт восстановление его Евангелиона. С него сняли тяжёлые доспехи и оголённую серо-коричневую шкуру покрывали сверкающие и пенящиеся скопления странной субстанции. Она, словно туман, колыхалась и перемещалась, проникая в щели на кожи и проступая из неё в других местах. На коленях образовывалась липкая плёнка. К ней пара шогготов (в NERV использовались даже эти мерзкие твари) подавали тяжеленные пластины. На балконах ангара стояли клоны Рей и Каору — обладая частицами сил оригиналов, они производили какие-то манипуляции АТ-полем, связанные с закреплением тканей и контролем над субстанцией. Помимо всего прочего в Еву были воткнуты какие-то проводки и трубки, они что-то вкачивали в распухшие мускулы, частично с них сняли кожу и обнажили чёрные вены. Больше сотни сотрудников NERV разных должностей также участвовали во всём этом мероприятии. Руководили всем этим маг-инопланетянин Зкауба и ещё пара представителей расы Старцев — как пояснила проводящая эту экскурсию Майя, одного откопали живым, другого воскресили магией и он смог восстановиться с нормальным рассудком и согласился теперь работать на землян. Виктор мог долго тут всё рассматривать, удивляясь диковинным инопланетным технологиям и оккультным устройствам. Пока, объясняла Майя, ещё не всё оборудовали по последнему слову техники, и потому наряду с высокотехнологическими устройствами пришельцев и Древних тут использовали различные старые методы, хотя для Виктора — как для человека несведующего — всё выглядело одинаково. — Нам есть чем гордиться, — говорила Майя, — мы использовали все наработки SELLE максимально эффективно. — Я так понимаю, командующая Кацураги-сан действительно хочет создать общечеловеческий альянс для борьбы с CCD и Тэтан, — сказал Виктор, наблюдая всю эту грандиозную суету, потрясающую воображение. — Да, — говорила Майя, облачённая в парадную униформу, — именно поэтому она пригласила тебя сюда, она хочет, чтобы ты передал всем на своей стороне, что у нас нет никаких планов захватывать мир, мы просто хотим спасти нашу цивилизацию! — «Нет, ну что Мисато хочет — я не сомневаюсь, но хочет ли Каору?» — раздумывал Виктор, идя по коридору — в первый раз без сопровождающих, он смог запомнить планировку и найти ход. Узнать подробностей про Рэндольфа не представлялось возможным, все говорили, что сами мало о нём знают, и намекали, что даже Мисато о нём не знает почти ничего — единственная причина, почему он здесь сводиться к его крайней полезности в тяжком деле NERV. Ещё этот Картер состоял в очень близких отношениях с Аянами I, возможно даже сексуальных. — «Все спят друг с другом! Как в хентайном порно!» — в очередной раз подмечал он. В этот момент навстречу ему не спеша шёл Каору Нагиса собственной персоной, по живому выражению глаз и повседневной одежде Виктор понял, что не клон — оригинал. Он до того наблюдал за Табрисом всё время, когда тот мелькал в поле зрения. Виктор не мог не заметить очень живую мимику, несмотря на её однородность, во всяком случае Каору казался очень убедительным в своей улыбке и в своей безмятежности, в смешках и в разговорах. Конечно, всё в нём несло на себе печать утончённости и мягкости, и даже Виктор мог согласиться, что в человеке, не имеющем ни черты мужланства (которую Виктор по причине своей ограниченности ошибочно отождествлял с мужественностью), гомосексуальность очень плавно со всем сочеталась, несомненно — эти наклонности было бесполезно чем-то из него выкорчёвывать — всё тут свидетельствовало о пристрастии к уранической любви, пожалуй, Каору даже как-то ненормально смотрелся бы в паре с простой женщиной. — «Спросить седого петушка-гребешка о чём-то?» — Виктор подумал, что впервые встретил его одного, в остальное время Каору был неразлучен с Синдзи. Всё же он решил завести с ним разговор и что-то да выяснить. Он поговорил и в компании и наедине почти с каждым. — Привет, почему ты без Синдзи-куна? — начал с этого разговор Виктор, сильно замедляя шаг перед Каору. Тот сразу остановился перед ним с типичным выражением лица — слишком приветливым, чтобы внушать спокойствие. — Синдзи-кун на тренировках, а я там не нужен, — покуда Каору пояснял, Виктор остановился перед ним, и он спросил: — А ты, Виктор-кун, хочешь поговорить со мной? — Э, ну. — Просто ты всё время на меня поглядываешь, — сказал Каору. — Может что-то хочешь спросить? — «Блин, я никогда не встречался с ним взглядом! Он и правда чертовски проницателен и внимателен!» — подумал Виктор, его тревога усилилась, но он решил не отступать. — Да, у меня есть пара вопросов… Другое дело, Виктор не мог задать их прямо — да и Каору не мог на них ответить, чтобы этот подозрительный парень не сказал, он всегда сможет подумать против него. Виктор вообще большую часть времени думал о Каору, он даже сам в мыслях начал иронизировать над своей паранойей. — «Я повесил на него презумпцию виновности — но под основание я могу подвести что угодно пока, а так, кто хочешь виноват во всём будет!» — в любом случае Виктор не мог выбросить из головы Каору, теперь настало время получить ответы хоть на что-то, эти размышления должны чем-то закончиться! — Скажи, — Виктор быстро глянул в обе стороны, смотря, нет ли тут лишних ушей, — ты встречал Ньярлатхотепа? — Да, два раза… — ответил Каору, потом немного подумав, продолжил, вопрос его не удивил. — Первый раз когда настал конец света и он предложил мне свою помощь… — Конец света? — не понял Виктор. — Это нельзя осмыслить с помощью логики, — стал излагать ситуацию Нагиса немного сбивчивым тоном, меж словами отвлекаясь на свои мысли. — В 2000 году произошла ужасная катастрофа, названная Вторым Ударом… в тот день, когда я родился в эпицентре этого ада и по причине всего этого. Спустя пятнадцать лет по вине Синдзи-куна катастрофа повторилась — Третий Удар — и настал конец света для человечества. Синдзи вызвал его из-за душевной боли, от которой он желал себя и всех избавить. Но он не смог избавить себя от смерти, потому продолжил страдать в одиночестве… — Виктор внимательно всё это слушал, весьма сильно удивляясь тому, что говорит Табрис. В свою очередь в его глазах и голосе проявились нотки сожаления. — Что касается меня, Виктор-кун — то я был приговорён судьбой видеть его страдания, будучи не в силах ничего сделать… Но тогда появился «небесный посланец» — назвавшейся Валтиэлем, это другое имя Ньярлатхотепа. Он предложил мне отправить меня в прошлое, чтобы я переменил все события. И я отправился в прошлое, я не позволил Второму Удару случиться и все события пошли иначе… Тут кое-что сильно прояснилось. — «Вот почему тут не всё так, как в каноне! Вот куда делись почти все Ангелы и почему тут взялись эти Кайдзю! Это ёбаный кроссовер!» — в мыслях отметил Виктор. — Я понял… это временной парадокс! Командующая Кацураги ему о таком не рассказывала, похоже сказалась искренность Нагисы. — А когда ты встретил Ньярлатхотепа во второй раз? — спросил Виктор. — Когда я вырос в новой причинности, я забыл кто я такой. Эта память прорвалась сквозь неясные видения и намёки. Мне удалось найти последователей Ньярлатхотепа и встретиться с ним самим в образе Чёрного Человека. — Он подал тебе книгу? — Ты знаешь… — Каору чуть сузил глаза и Виктор понял, что невзначай сболтнул лишнего. Пока он думал, что ответить, Нагиса продолжал: — Он пообещал дать мне знания в обмен на жертву… Он предложил мне прирезать человеческого ребёнка. — «И ты прирезал?!» — в мыслях выкрикнул Виктор. Ему ужасно захотелось чтобы то было не так! — Это вызвало сильные возмущения в моей душе… Это так расходилось с моими привычными действиями и чувствами, что я решил… не быть заложником этого — и вместо этого уничтожить самого Ньярлатхотепа и его последователей. Но моих сил хватило только на последователей. Но он счёл это за жертву и дал мне понимание себя. Вот так я встретился с ним во второй раз. — «Так Каору не детоубийца?! Ньярлатхотеп хотел, сука, чтобы я думал чёрт знает что о Каору! И он… почему он не попросил жертву у меня?!» — в мыслях негодовал Виктор. — Э… Слушай, а ты… кхм, рад за тебя, что ты не стал убивать ребёнка. — Ты кажется сам встречался с ним? — спросил Табрис. — Д… да, он… он пообещал мне дать силы спасти этот мир… Дело всё в том, что… — Виктор стал ломаться и запинаться в словах и в мыслях. Почему-то Каору внезапно показался ему очень располагающим собеседником. Северов очень обрадовался, что Нагиса не злодей, у него отлегло от сердца. Вдруг рядом появилась группа сотрудников, они проходили мимо, Виктор с опаской покосился на них. Каору с пониманием промолчал, потом, когда они скрылись из виду, сказал: — Мы могли бы поговорить там, где нас не услышат лишние уши, если ты боишься других… — Да, пожалуй… — Виктор вдруг сильнее занервничал, подумав, что Каору с тем же добрым выражением лица хладнокровно убьёт его. С другой стороны, всё что он сейчас сказал, имело логику несмотря на откровенную безумность, впрочем, уместную в «Евангелионе». Вот сейчас станет ясно — злодей Каору или нет по тому, убьёт он его или нет (при себе Виктор имел складной ножик, но он не тешил себя надеждой, что сможет его противопоставить полубогу, который ещё младенцем без проблем родился и выжил в эпицентре Второго Удара, уничтожившего всю Антарктику, целый континент!) Виктор прошёл за Каору. Они вошли в жилые комплексы и вышли по узкому коридору на просторный балкон, откуда открылся вид на прилегающие к базе территории. Погода, как обычно, стояла солнечная. — Здесь мы с Синдзи-куном можем стоять одни, чтобы нам никто не мешал. Есть не мало таких мест, которые создали люди, но обычно они тут не появляются, — мирно пояснил Нагиса, чем сбавил напряжение Виктора. — Так вот… — продолжил Северов, когда собеседник замолк в ожидании слов от него. — Этот мир не мой родной. Я попал сюда из другого — там, ты, Евы, Ангелы, Ктулху, Годзиллы и прочие считают художественным вымыслом. Я смотрел аниме «Евангелион» и знаю сюжет. Но этот «сюжет» был изменён из-за Ньяр… Ньярлатхотепа, которого вообще в моём мире выдумал другой автор по имени Говард Филлипс Лавкрафт. — Не удивительно. — Серьёзно? — Да. Учитывая, что универсум безмерен и содержит в себе бесчисленное множество бесконечностей, то есть миров, которые сами по себе обладают бесконечной протяжённость и потому могут вмещать в себя не имеющие пределов объекты, также обладающие полноценным бытием, то, Виктор-кун, я не могу удивляться, что где-то тоже есть Земля и тоже есть люди, которые пишут и читают про наши приключения, — спокойно высказал Каору. На открытом солнце пепельные волосы странно приняли на себя его свет и показались Виктору медовыми. — Бесконечный универсум, к примеру, содержит в себе Мир Снов, что в свою очередь содержит чудеса, способные быть бесконечными, например, страну Сона-Нил, где за прекрасным горизонтом встают иные прекрасные виды и там нет пределов, то есть бесконечность содержится в ещё большей бесконечности, хотя с точки зрения человеческой логики это невозможно осмыслить, не говоря о том, чтобы это познать, даже я конечен в пространстве, даже для меня это немыслимо. — И так далее? Бесконечности в бесконечностях, возведённые в степень бесконечности, вот что такое мироздание, — продолжил эти рассуждения Виктор. — Да, бесконечное во всех отношениях бытие, всё в себя содержащее, и исходящее от точки абсолютной субъективности, которая окружена океаном неопределённого хаоса — субстрата для всего остального, — описывал Каору. — Где правят Иные Боги и где пребывает сам Азатот на чёрном троне. — А… понял, — Виктор подумал о чём бы таком ещё спросить. — Мне эта мистика выносит мозг… Но ничего, я же смотрел «Евангелион» несколько раз. Что я ещё мог ожидать? [2] Тут Виктор осознал, что повёлся на ауру очарования перед Каору — да, чёрт возьми, она действовала даже на него, гомофоба-солдафона, а не только на Синдзи, так жаждущего хоть какой-нибудь любви! Ведь ему тоже надо было выговориться кому-то после столь долгого удерживания в душе всех мыслей, тревог и терзаний! Он не мог оставаться всё время сосредоточенным и непоколебимым, он просто утратил над собой контроль! Хотя узнал и кое-что новое, что неожиданно вносило долю ясности в сложившуюся ситуацию. — Кажется твоё сердце страдает от смятения, — понял Нагиса, немного повернув к собеседнику голову. Свет солнца окрашивал ему волосы и предавал его глазам рубиновый блеск. — Ну… да, как видишь! — не стал скрывать того Виктор. — Я привык к ясности и порядку. Раньше для меня всё было просто… А теперь нет. Всё… как-то наворочено, не уверен, что могу понять происходящее. — И ты хочешь его понять? Чтобы обрести спокойствие? — Каору чуть повернув к Виктору свой корпус, поменял положение. Было в этом что-то такое ненормальное для человека, словно Каору был статуей или нарисованным. — Если я смогу понять происходящее, значит я смогу понять, что мне делать, — пояснил Виктор. — Не смогу понять — ошибусь, сделаю что-то не то… — Словом, твою душу пугает хаос, — сделал вывод Каору. — Душу всех нормальных людей пугает хаос, скажу я тебе! Не сочти за грубость, но я тактично осведомляю тебя об этом, зная, что ты далёк от нормальных людей как Юггот от Солнца, — сообщил Виктор. — Нормальных людей выдумали те, кто хотят видеть порядок. Если именно порядка требует твоё сердце, то что я могу поделать? — Каору отвернулся от Виктора и посмотрел вдаль на само солнце. Он глядел прямо на него без намёка на неудобство, светило не могло сжечь ему глаза из-за АТ-поля. — Сердце? Хм, это просто мышца, разгоняющая кровь… — сказал Виктор. — Я имею в виду другое. Ты знаешь что — совокупность чувств, ощущений и желаний, что мы испытываем. — Да, но не все чувства хороши. — Но они часть нас — хотя знаю, ужасно бывает бороться с самим собою и испытывать то, что неприятно. Но «хорошими» и «плохими» их нарекаешь ты сам, — ответил Каору. — Да-да, я знаю эту логику — мол, нет добра и зла, всё — просто чьё-то мнение, — сказал Виктор. — Так вот, моё мнение таково, что это хреновое мнение. — Потому что из него следует хреновость твоего мнения? — Каору уже неожиданно полностью обернулся к Виктору и с лёгкой и в чём-то победной улыбкой вгляделся в его лицо. Северов первые секунды растерянно забегал взглядом, то с идеального лица Каору, то на пейзаж с балкона, но потом всё-таки остановил свой взгляд на физиономии собеседника и напряжённо в неё вгляделся. — Да чёрт тебя побери! Я хочу порядка и дисциплины! Только в мире, где есть порядок и дисциплина можно мне нормально жить с моим сердцем! Потому всё, что не вписывается в мой мир — хрень, и я прост в этом как дважды два! — Типичный человек! — Каору ещё пуще улыбнулся, чем окончательно смутил Виктора и заставил сделать шаг назад. Он разрушал его хладнокровие, он вызвал страх своим превосходством. Но больше восхищение, подозрение, даже радость, и ещё одно чувство, в котором Северов не мог себе признаться — да, влечение. Но в любом случае он впервые столкнулся с человеком, который вызывал у него такую гамму смешанных чувств. Правда Каору скорее был псевдочеловеком — ангелом или демоном или полубогом, коль на то пошло. — Люди тяготеют к простым формулировкам, хотят пребывать в комфортном для них мирке, чтобы угождаю сердцу, чтобы болеть за друзей и ненавидеть врагов, и не ставить всё это под сомнение. Конечно, если вдруг их постигнет трагедия, они начнут в этом разбираться, выяснять, куда привели их собственные чувства и прежние размышления… — А ты предлагаешь мне во всём сомневаться? — спросил Виктор повышенным тоном. — Чёрт побери, я и так во многом сомневаюсь! И я знаю, что если сомневаться во всём, то можно всю жизнь прожить в метаниях и рефлексиях, ничего не поняв! — Я воздержусь от наставлений — сердце человека тонко, мало ли чего можно сломать… А мне не хочется причинять кому-то страдания, — продолжал говорить Каору с тем же выражением. — Не думай, что я такой слабый только потому, что ты ебучий Ангел! — Виктору всё это не понравилось и он пошёл на поводу у своего возмущения. Как бывает у людей с таким складом, оно вырвалось в виде гнева в адрес того, кто подогнал те движения души. — Я могу быть хоть демоном, хоть мишкой Гамми, но заметь, ты злишься из-за слов, а разве я сказал тебе что-то кроме слов? — Ты… — Я озвучил слова как человек. Я не сказал ничего, чего бы не мог сказать человек. Потому, Виктор-кун, ты уж прости меня, но возмутил тебя как раз я как человек. Вини в этом Нагису Каору, но не надо пенять в этом на Табриса. И сердце у меня от человека, у богов и ангелов нет сердец, они абсолютно безжалостны, — продолжал Нагиса. Северов взял себя в руки и теперь снова взялся отслеживать логику в словах собеседника. Говорил он специфически, нормальный человек никогда бы так не изъяснялся, если только он не религиозник, пусть даже умеренный, но у таковых мышление табуировано и не заходит дальше лозунгов в духе «бог есть свет, бог есть любовь», а Каору легко ломал все преграды и показывал как надо это делать другим. — Ладно… Прости, Каору… кун, зря я обозвал тебя, извини. — Я не в обиде. — Занятная с тобой болтовня выходит… — Виктор отвернулся и поглядел в сторону, он отвлёкся на проезжающий грузовик, потом раздался гул вертолётных винтов и Виктор проследил посадку этой машины на площадку, он определил её модель. — Вы, люди, почему-то полагаете меня бесчеловечным, но во мне всё от человека, что вы понимаете. Я им себя не считаю, но мыслю как вы, хотя могу по другому, я имею форму человека, но могу её сбросить, я даже хожу, как вы, но мог бы летать, я передвигаю предметы руками, а мог бы — одной лишь мыслью, я даже смотрю на мир глазами и слушаю ушами, хотя мог бы ими не пользоваться… Виктор заметил, что пока Каору говорил, он отчётливо слышал его голос, несмотря на шум вертолёта, похоже Ангел умел как-то манипулировать звуком. — Наверное потому ты псевдочеловечен, — предположил Виктор, — ты не настоящий человек, напрочь фальшивый. В этот момент он повернул голову и увидел Каору в профиль, он снова встал к нему боком и глядел на солнце. При этом Ангел выглядел задумчивым и даже прикусывал нижнюю губу. — Да, ты, Виктор Северов — человек потому, что ты им родился, я же условно человек потому, что хочу. Но назвать себя фальшивым я не могу — мои чувства настоящие в любом случае. Я делаю то, что делаю ради них, в противном случае я бы освободился от такого существования. — То есть покончил бы с собой? — уточнил Виктор. — Да. — Это поступок слабого человека… — Нет, многие люди кончают с собой, чтобы уйти от боли перед которой они бессильны. — Или они вбили себе в голову, что бессильны, а может быть они просто не пытаются исправить ситуацию. — Хм! — Каору снова усмехнулся. — Виктор, ты говоришь, что важно то, что есть на самом деле, а не то, что человек думает, но при этом ты назвал то, что я пытался подвести под реальное положение вещей — хренью, лишь потому, что ты хочешь думать о реальности, когда высматриваешь в ней приятный лично тебе порядок. Хм! Если бы люди следили бы за ходом своих мыслей, они бы сами рассмеялись тому, какие они противоречивые! — Хорошо-хорошо… Я противоречив! — Виктор напряг ум, осмысливая, что Каору ему только сейчас сказал. Его мысли едва поспевали за этими сложными предложениями, но всё же Виктор оценил их лаконичность. Да, Каору указывал на его слабости. — «Неудивительно, что Синдзи такой пессимист — без твёрдой жизненной позиции, кроме той, что «всё плохо», ему сложно прийти к какому-то выводу, когда этот хрен всё вертит и воротит! В жизни и так полно поводов для сомнения, я не хочу сомневаться во всём!» — мысленно признал себе Виктор. — Люди добровольно уходят из жизни, признавая тягостность своего существования — я не сильно отличаюсь от них, если ты смотрел сериал про меня — то должен это знать… — Я знаю, Каору, что это привело Синдзи к сильной депрессии, и он сильно страдал, тебе не стыдно за это? — прямо спросил Виктор, всё же надеясь хоть как-то задеть Каору. — Мне было не стыдно, мне было очень больно от того, что всё так получилось, — ответил тот. — Я признал свою вину в этом. Я сожалел, что всё так обернулось. Я хотел, чтобы Синдзи жил дальше потому, что знал — он не хочет умирать, он мог бы стать счастливым… — Ты говоришь, что жизнь — это страдания, но при этом хочешь… чтобы Синдзи жил. Ты не находишь здесь противоречия? — спросил Виктор. — Всё зависит от отношения к жизни и от обстоятельств, которые формируют это отношение. В моём случае существование было мукой и скукой, потому что я всё время был один, — ответил Каору. — Я могу наслаждаться жизнью, когда рядом кто-то… — Кто тебя понимает? — Да. — И потому ты привязан с Синдзи? — Да. — И он привязан к тебе. — Именно… — «Это звучит логично, возможно он говорит правду!» — подумал Виктор. Потянулась пауза молчания, оба собеседника снова отвлеклись на рассматривание пейзажей. — Что ж, мы хорошо поговорили, — заметил Северов. — Можешь говорить сколько хочешь со мной, — снова улыбнулся ему Каору. — Мне пора, я должен сейчас… должен связаться со своей базой, — Виктор поглядел на часы. — Хорошо. Они разошлись. Виктор ещё долго потом обдумывал эту беседу.