***
И вот ему снится, что он на Discovery. И вот ему снится, что наш мир – лишь один из каналов для высших разумов, канал Animal Planet. И вот ему снится, что все мы – всего лишь животные, ползучие твари. А каждой твари по паре, говорит Господь. Высшие разумы кивают, каждой твари по паре. Где же твоя пара, Почерк? Где она?***
Звонок дребезжит, отдаваясь эхом по грязной квартире. Он открывает дверь, чтобы увидеть улыбающегося Тирэпса, с интересом заглядывающего внутрь душного логова. – Привет! – непринужденно говорит он, входя без приглашения, – Ничего себе квартирка. Уютно. Сквозняком от двери в коридор принесло мятую салфетку. – Или нет, – комментирует, всё ещё усмехаясь. – Как ты тут вообще? Пару недель от тебя не слышал. Выглядишь лучше. Не такой туманный. Наркоманить бросил? – Да, – врёт Саша. – Бросай куртку, где хочешь. Артем осторожно вешает её на крючок. Стоит немного, не зная, что говорить, в чем причина визита, да и вообще. Он вдруг потерялся, попытавшись объяснить самому себе, зачем же его сюда принесло. И пока он мысленно искал оправданий, его объятьями накрыло теплое тело Почерка. Снова этот запах табака и кофе от футболки. Ощущение уюта. Его осенило, конечно – уют. Нахождение рядом с человеком, который тянется к тебе, и ты тянешься к нему, вы вместе напоминаете «Сотворение Адама», только в земном лоне Москвы, ограничиваясь встречами и теплыми касаниями. – Я скучал, – сопит Артем в плечо Ежову, крепко обнимая в ответ. Он тычется губами Почерку в шею и щеки, слепо пытаясь выразить всё, что он чувствует, и тот чуть прижимает Артема к себе, отвечая на поцелуи. Одеколон Саши и зябкость после улицы напомнили Тирэпсу о его второй страсти после баттлов – горячем крепком дорогом кофе. – Я тут осмотрюсь, – высвобождается он из объятий и идет прямиком на кухню, где по запаху находит шкафчик с пряностями и драгоценными зернами, и, открыв его, восхищенно вздыхает, – Арабика сильной обжарки! Почерк хмыкает: – Это масс-маркетный сорт. Моя гордость – Blue Mountain, – и он указывает на большую прозрачную банку на самой верхней полке. – Тот самый из Ямайки? – Тот самый из Ямайки. Артем подпрыгивает на месте от восторга и начинает хаотично искать чистые чашки и подключать кофемолку к розетке, но затем останавливает сам себя: – Знаешь, – тянет он, – проходя, я заметил, что у тебя тут не особо чисто. Ежов равнодушно пожимает плечами: – Я не жалуюсь. – Зато я жалуюсь. Отвратительно пить настолько чудесный кофе в таком месте. Давай-ка помогу тебе, м? Наведу порядок, а там и кофе попьем в награду. Почерк снова пожал плечами: – Я вообще должен сейчас на пары выходить, но если тебе так хочется устроить грандиозный беспорядок на фоне моего и так сильного кавардака, то можно и пропустить. – Так вот куда ты две недели уходил, – с шутливой ревностью в голосе говорит Артем. – Учеба вдруг важна стала. Почерк кивает, думая о том, как ебашил фен каждый день ради того, чтобы сдать все долги и хоть раз появиться на профильных предметах. Если зайчишке так хочется поработать руками, он поможет. Конечно, у Тирэпса был план. Он придумал его, как только понял, что скучал. Вычистить квартиру и освободить её от опасных веществ – вот настоящая помощь, которую он может оказать человеку, к которому искренне привязался. Поэтому следующие несколько часов были проведены в безустанном труде с перерывами на, конечно же, вознаграждающие поцелуи. Артем обыскал все закоулки, чтобы дотянуться до нычек веществ и беспорядочно и опасно разбросанных в углах пустых комнат лезвий, протер скомкавшуюся пыль на полках с многочисленными сборниками Есенина, разобрал рабочий стол, расфасовал еду чуть ли не по цветам, но подозрительно смятые салфетки заставил подбирать самого Почерка. Мало ли что он с ними делал. В течение всего времени Почерк не уставал ворчать из туалета, куда его, как шкодливого кота, запер Артем, что после уборки он не найдет своих вещей и вообще перестанет считать эту местность своей квартирой. «Некоторые вещи тебе и не нужно находить», думает Тирэпс, выкидывая в черный мусорный пакет бритвы, отдельные лезвия, пакетики порошков и трав, шприцы и прочую дрянь, которую нужно держать подальше от тех, кого любишь. Дело шло к вечеру, и наконец, настало время заваривать Blue Mountain. Кофемолка уютно жужжала, чайник пускал пар под потолок, а кофе прекрасно пах Ямайскими полями в желтом квадратике окна многоэтажного дома. Квартира преобразилась. Не было больше одиноких хрустящих салфеток, засохшей крови в ванной, Есенин с портрета улыбался задиристой сияющей улыбкой, и всё было хорошо. Правда, погода за окном не превратилась в более приятную, но это только усиливало кайф от нахождения в теплой квартире. – Мне крепкий, – просит Почерк, пока Артем заботливо опрокидывает ложки перемолотых зерен в чашки. – Я тоже покрепче люблю, – улыбается тот, заливая всё кипятком. – Еще и с имбирем. У тебя есть имбирь? Их следующий поцелуй получается горячим и терпким. – Кстати, – говорит Ежов, – сейчас принесу ноут, послушаешь бит, который мне мой битмейкер слабал. По-моему, он гений. Артем улыбается своим мыслям, провожая Почерка взглядом. Но когда тот через пять минут возвращается без ноутбука, улыбка увядает, а кухня из теплой становится душной. Выражение его лица перехватывает дыхание. Первобытная злость. – Ты. Выкинул. Мои. Запасы, – чеканит он каждое слово, стоя в проеме двери, отрезая возможные пути отступления. Но Артем отступать и не думал. – Ты просил помощи. – Я просил быть со мной, несмотря ни на что. Артем тоже начал злиться: – Например, когда ты будешь бомжом, продающим себя ради новой дозы?! – кричит он, – Или в тюрьме по 228?! Что будет, когда закончатся деньги твоего папочки? – Они не закончатся! – Какой же ты еблан! Подумать только, заставил меня, смешивая свою спидозную кровь с моей, а потом ведет себя, будто ничего не случилось! – Артем распалялся всё больше, – Я единственный, кто по-настоящему помогает тебе. Не дружки твоей собачьей стаи, не наркотики, не твой отец, явно не знающий, на что его сын-ебанат тратит его деньги. Я. Потому что ты привязал меня к себе. Не знаю, как, но тебе это очень хорошо удалось. Но, возможно, тебе неведомо, что значит забота, идиот. Раздраженный и обиженный, он резко встает и пытается пройти мимо Почерка, но тот, стоя в проеме стеной, хватает его за запястье. – Ты не знаешь, каковы эффекты ломки, – цедит он прямо в лицо. – Ты не будешь рядом, если увидишь. Я заставил тебя клясться, да, но ты всего лишь обычный человек, и не будешь присматривать за мной. Ты сам так говорил – не сиделка. – Буду. Тирэпс вырывает дрожащую руку из горячечной ладони Почерка. – Буду. Я сегодня сдал сессию.