Алик, Алик, давай просыпайся же, черт! Просыпайся же, они здесь, нам пора съебаться пока не поздно! Нам придется пересечь небесный океан, чтобы добраться до острова света, быстрей вставай!
Есть две иллюзии, которые люди используют, чтобы полюбить мир: иллюзия, что он красив, и иллюзия, будто человек что-то решает. У Почерка были свои иллюзии: будто бы он может добраться до какой-то конечной цели. Его ложным идолом был воображаемый город – Супер Сидней. Он пытался, он правда пытался всеми способами приблизиться к нему. Через самопознание. Через саморазрушение. И последний способ. Через другого человека. У Тирэпса была своя иллюзия: иллюзия контроля. Он пытался, он правда пытался всеми способами контролировать себя. Через самосовершенствование. Через самопожертвование. И последний способ. Через другого человека. В момент, когда рушатся иллюзии, человек тут же пытается на руинах старых построить новые. Новой иллюзией обоих была, будто бы они никогда больше не встретятся. Артем Анисимов Легкие? Алик Ежов Мозг. Артем Анисимов А говорил, что никогда не врал. Алик Ежов Знаю. Артем Анисимов А родные?Друзья? Культ?Знают? Алик Ежов Нет. Артем Анисимов Только я? Алик Ежов Только ты.***
И ему снится, как он протягивает солнце Богу, и что Бог полюбил его. И ему снится, как он снова маленький пишет стихи под руководством бабушки и Сергея Александровича. И ему снится, как Артем изгибается под ним в самой развратной, но прелестной позе. И ему снится, будто бы он так часто думал о смерти, что жнец на том свете икал не переставая.***
Тирэпс следит за тем, как день стремительно темнеет. Из угла его кровати видно, как солнце проделывает свой обычный путь и садится за высотками. На пару минут окна отражают ослепительный алый закат. Он дома. Мама третий день не знает, как ему помочь. «Тёма», говорит она ласково, «твоё сердце разбито?». Он смотрит на неё из-под слипшихся ресниц и молчит. «Это девушка, да? Юля?». Слезы снова накатывают соленой волной, заставляя сжиматься мышцы в один спазмический жгут. Мама, мама, если бы ты знала, какие слова он говорил этой «девушке». – Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда. Саша смотрит на него туманными глазами. – Ну что ты молчишь? – Я верю, – говорит он и оттягивает ворот футболки. Всегда в данном случае ограничивается жизнью. Он же не сказал "вечно".***
За апрель они встречаются трижды. Все три встречи проходят без слов. Они сидят в людном кафе, не смотря друг на друга. Рассматривая людей. Совершенно обыденных, ничего не подозревающих. Думая о своем. А может, об одном и том же. В сообщении Почерк написал, что его сестра беременна. Но вслух они не произносят ни звука. Официантка вежливо просит их заказать хоть что-нибудь. Да узнала Дева Мария о зачатии Моем. Они сидят на набережной и смотрят на праздничную весеннюю кутерьму. Дети пускают в яркое небо воздушные шарики и радостно кричат от восторга. Москва-река сверкает и переливается, неся в себе драгоценный мусор. Ветер свежий, обманчиво теплый, обманчиво нежный. Откуда-то с окраин несется перезвон колоколов. Да возрадовались люди воскресению Моему. Они сидят на корточках в супермаркете перед разбитой бутылкой «Кагора» и смотрят друг другу в глаза. Багровая жидкость живописно разлилась между ними кровавым пятном. В нем были видны их отражения. Через минуту примчится разъяренный менеджер и попросит их заплатить за содеянное. Они встают и тихо уходят, держась за руки. Да помянут люди усопших своих, рабов Моих.