То же, что и...

С утра - на работу в больницу, после работы - в магазин за продуктами, и домой. Перед работой, и иногда после, зайти в Старбакс и купить стакан латтэ и вафли с карамелью, до работы – на вынос, после работы – просто посидеть в кафе. Кому-то такая жизнь может показаться скучной, особенно, по сравнению, скажем, с жизнью певицы. Но мисс Адамс все устраивает. У нее есть будущее, она точно знает, что оно есть, а поскольку у нее было и прошлое, то это будущее она ни на что не променяет. В кафе, в одно и то же время, практически всегда одни те же посетители: медсестры и врачи из той больницы, где работает сама Кальперния, клерки из соседних офисов, студенты из местного колледжа. Двое высоких парней в гражданском сразу бросаются в глаза, и не только тем, что эта гражданская одежда выглядит на них «чужой шкурой», натянутой исключительно «по случаю» и чтобы «не выделяться». Но и сами они в уютненьком, чистеньком, вылизанном до блеска кафе выглядят чем-то чужеродным, хотя, вроде, и не делают ничего необычного. Тот, что с длинными волосами, сразу проходит за столик в дальнем углу зала и теперь ерзает в крошечном креслице, пряча руки под столом, периодически внимательно осматривает помещение и каждого нового посетителя встречает настороженным взглядом из-под козырька бейсболки, пока его друг у стойки делает заказ. Заказывает он двойной эспрессо и какой-то холодный чай, который собирается было отнести к столику, но длинноволосый встает с места, забирает свой кофе и молча направляется к выходу. Так что и второму ничего не остается, кроме как последовать за сослуживцем. Кальперния тоже допивает свой кофе и теперь по плану - магазин и домой, так что через пятнадцать минут, когда обнаруживается, что кошелек с кредитками забыт на работе, парни уже тоже благополучно забыты. Но на следующий день они появляются снова, а потом и на следующий, и на четвертый все повторяется по одному и тому же сценарию. Постепенно в кругу постоянных посетителей и бариста за парнями закрепляются прозвища «Хмурый» и «Блондинчик», хотя, на взгляд мисс Адамс, высокому больше подошло бы «Офицер» или «Кэп», но ее мнения особо никто не спрашивает. Так продолжается еще несколько дней, пока «Блондинчик» однажды не приходит один. Он также привычно заказывает свой чай, и стоящая следом Кальперния, неожиданно для самой себя, говорит, делая заказ: - Мне то же самое, пожалуйста. Как назло, в зале полно народу, так что к единственному свободному столику они подходят практически одновременно. Светловолосый смущенно улыбается, но это не мешает ему, поставив стакан на стол, со старомодной любезностью отодвинуть для Кальпернии кресло, а уже потом с той же смущенной улыбкой поинтересоваться: - Я не помешаю? Чай в стакане оказывается действительно ледяной. А на языке крутится неуместный, невежливый вопрос: - Простите, с вашим другом все в порядке? Ответом ей служит очередная смущенная улыбка и: - Да, конечно, просто он сегодня занят. - Извините, что спросила, просто мне показалось… Знаете, я раньше служила в военном госпитале, и мне показалось… - Нет, нет, сейчас уже практически всё в порядке. Гораздо лучше, чем… вначале. Набор улыбок светловолосого кажется таким же безупречным, как его внешность и манера себя вести. - Еще раз извините, что спросила. Какое-то время они сидят молча. «Кэп», как она таки решается называть его про себя, пьет свой чай, а ее стакан так и остается нетронутым. Привычка не пить холодного неистребима ничем. Неожиданно он поднимает голову и снова улыбается: - Не будет невежливым поинтересоваться, не заняты ли вы сегодня? - Нет, - слетает с языка само. - Вы бы не согласились сходить со мной в кино? А то Баки сегодня занят, а мы обычно ходим вместе и, знаете, так неловко идти одному... - Почему бы и нет? Фильм оказывается неплохим: в меру осмысленным, в меру смешным, с в меру запутанным сюжетом. Просто приятным фильмом на один вечер. После фильма - неспешная прогулка по тихим улицам, неожиданно, но почему-то вдруг под руку. Под легкую, необременительную беседу о современной музыке и старом кино, о том, как изменились люди по сравнению с началом, к примеру, двадцатого века. Хотя, казалось бы, откуда им обоим об этом знать. Им ведь, судя по возрасту, и о восьмидесятых годах судить должно быть сложно. Но кто мешает просто говорить? Воздух пахнет йодом, бензином и какими-то сладкими цветами, что-то вроде душистого табака или еще чего-то подобного. Когда они целуются на темной аллее, где-то на грани слышимости звучит музыка, и Кальперния думает, что кто-то в соседних домах, видимо, решил на ночь послушать пластинку, потому что звук чуть хрипит и пришептывает. А еще она думает, что Кэп выше ее ростом и у него мягкие губы, и целуется он неловко, но быстро учится. Они проводят ночь вместе, не у него и не у нее, а в небольшом отеле с видом на пляж. И ни в процессе, ни после ни у одного из них не возникает ни неловкости, ни лишних вопросов, как и приступов сомнений в содеянном или посткоитальной тоски. Они засыпают вместе, а просыпается Кальперния уже одна. Окно открыто, легкая занавеска трепещет на ветру и катается по полу пластиковый стаканчик, из которого, одного на двоих, они вчера пили сухое прозрачно-золотистое вино. Она смотрит на часы, быстро собирается и едет сразу на работу. А вечером кажется закономерным, что ни «Кэп», ни «Хмурый» в Старбаксе не появляются, как и на следующий день, и через день, а через неделю о них уже перестают даже сплетничать. *** Через два месяца она едет на врачебные курсы в Нью-Йорк, при одной из Бруклинских муниципальных больниц. Она уже практически все забыла, только стремительно желтеющие лисья на деревьях в парке что-то тревожат в душе. Холодный ветер с реки дергает внутри какие-то струнки, и ей становится грустно. Без боли, не так, как после гибели Бэрри, но грустно. Здесь всё не так, как в Лос-Анжелесе, и гораздо острее ощущается скоротечность времени. Кирпично-красные и серо-желтые дома, черное железо пожарных лестниц, запах чужих сигарет и снова - желтые листья на парковых дорожках. Здесь, как впрочем и везде, тоже есть Старбакс. Дизайн, конечно, отличается, но меню то же. Она смотрит на меню, написанное крошащимся белым мелом на черной доске над стойкой. И когда за спиной раздается голос: - Вы уже выбрали? Тогда мне - то же, что и вам, - она не удивлена. Она почти не удивлена.