За гранью возможного.

Ты — музыка, что навевает грусть! Прекрасное не ссорится с прекрасным. Зачем не радостью ты полнишь грудь, А грустью — огорчением напрасным? Тебе обиден звуков стройный лад? Едины струны в ласковом упреке, Они тебя за то, мой друг корят, Что не приемлют голос одинокий… Прислушайся ты к струнам наконец: Одна звучит в согласии с другою, Так песню общую поют — отец, Мать и дите, единою семьею… Струн много — дружен строй, тебе в упрек, Ты, меньше чем никто, раз одинок!

У. Шекспир, сонет № 8. — Профессор Грейсон! Можно вас на минуточку? Спок остановился и обернулся, терпеливо дожидаясь когда низенький толстячок поравняется с ним. — Чем могу быть полезен? — учтиво спросил профессор, ожидая, когда ректор университета переведет дыхание. Мужчина взмахнул руками, не в силах сдержать рвущиеся наружу эмоции. — Вы представляете, мистер Грейсон, мисс Чеппел уволилась! Это просто жуткая трагедия! Кошмарная! Завтра первое сентября, а у нас нет преподавателя! Мы просто в шоке! Может вы возьмете ее курс? Мы перепишем нагрузку так, чтобы вам это было удобно, Спок, прошу вас! — ректор практически вплотную приблизился к высокому брюнету, заискивающе смотря на него снизу вверх и еще сильнее размахивая руками. — Но я не специализируюсь на литературе ужасов, мистер Стэнтон, — немного недоуменно произнес профессор, отступая на шаг. — Мой профиль — классическая литература 18 — 20 веков. — Ничего, ты справишься. Возьми классиков — Лавкрафта, например. Ну, для начала, — Генри отступил, заметив угрожающий взгляд Спока. — В общем, заскочи в деканат вечером, получишь новое расписание. Я в тебя верю! — торжественно произнес ректор, тут же испарясь. Грейсон дернул краем губ, тяжело вздыхая. Вот только этого ему не хватало. Но, отказать Стэнтону, курирующему молодого человека со дня устройства на работу, Спок не мог. Учитывая, что в их университете, носившем гордое название ЮСС Феар, все преподаватели были, как минимум, лет на десять старше Грейсона, который уже в двадцать восемь лет получил профессорское звание, не терпели юных гениев, консервативно считая, что получить подобную должность раньше лет так сорока — стыдно и безнравственно. Брюнету пришлось очень нелегко и, если бы не Генри, взявший над ним шефство, юный выскочка, как за глаза называли его некоторые коллеги, долго бы не продержался в обители знаний. Сейчас Споку был уже тридцать один и он спокойно заткнул бы логическими рассуждениями за пояс любого, посмевшего сказать что-то плохое в его адрес. Из застенчивого и робкого человека Грейсон превратился в хладнокровного и строгого преподавателя, не признающего никаких компромиссов. Несмотря на эти качества, студенты до безумия его любили. Посещаемость курса профессора была самой высокой. Это был еще один камень преткновения со стороны более старших коллег, иногда не собиравших и половины аудитории. А на лекциях Спока и яблоку негде было упасть. Уютно устроившись в своем кабинете с огромной кружкой кофе, брюнет залез в сеть, начиная знакомиться с новой для себя темой. Литература ужасов не вызывала особых симпатий, но, несмотря на это, Грейсон был уверен, что сможет справиться. Трудности его никогда не пугали. Скорее наоборот, побуждали к активным действиям. Около восьми вечера, секретарь мистера Стэнтона, мисс Ухура, видимо отчаявшись дожидаться Спока у себя, принесла ему новое расписание. Кокетливо стрельнув глазами в сторону молодого человека, она предложила выпить кофе сегодня вечером. Грейсон весьма вежливо отказался, списав все на жуткую занятость. На самом деле, ему просто не хотелось никуда идти, особенно с Нийотой. Она была до жути навязчива и уже практически в первый день знакомства попыталась затащить Спока к себе домой. Нет, безусловно, он не был ханжой, но такую настойчивость со стороны девушек совершенно не приветствовал. Разочарованно вздохнув, Ухура ушла. Грейсон даже не поднял головы, увлеченно глотая уже третью повесть Говарда Лавкрафта. Закончил он ближе к десяти. Заперев кабинет, Спок вышел из университета, направляясь к стоянке через парк. Территория ЮСС Феар была просто огромной: включая в себя несколько учебных корпусов, административное здание, столовую, спортивный зал, научный центр с библиотекой и общежитие для студентов. И все это — отдельно стоящие здания. Кроме того, здесь были довольно большой парк и несколько футбольных полей. Целый отдельный мир, со своими правилами и распорядком. И над этим миром властвовал центральный учебный корпус, уважительно называемый студентами — Университет. Именно так, с большой буквы. Об огромной сети подвалов и переходов под территорией комплекса Грейсон предпочитал не задумываться. Один раз он спускался туда в поисках методических пособий и чуть не заблудился. Выручил его вездесущий комендант, досконально знавший всю территорию до последнего кирпичика. Сев в машину, Спок одно время просто смотрел через лобовое стекло на центральный корпус, освещаемый мощными лучами прожекторов. Внезапно его пробрала дрожь. Ощущение было такое, как будто кто-то прошел по его могиле. Ни больше, ни меньше. Грейсон мотнул головой, отгоняя непонятную тревогу и осторожно выехал с парковки, сетуя на то, что кажется, перечитал ужасов. Нехорошее предчувствие того, что должно случиться что-то ужасное, не отпускало профессора до самого дома. Спал Спок плохо. Просыпаясь буквально каждый час, он подолгу сидел на кухне с кружкой кофе, задумчиво смотря на звездное небо. В пригороде Сан-Франциско звезды были видны очень хорошо. Была ли бессонница связана с началом нового учебного года, или с его странным предчувствием на парковке, Грейсон не знал. Да и не хотел об этом задумываться. В очередной раз проснувшись около пяти утра, он логически рассудил, что ложиться снова спать бессмысленно. Приняв холодный душ и позавтракав, Спок прихватил папку с лекциями и поехал в университет. Проведя практически все утро в бестолковой суете, Грейсон вошел в аудиторию не за пять минут до начала занятий, как обычно, а ровно в девять. В дверях он столкнулся с небольшим солнечным вихрем, по крайней мере, так Споку показалось в первую секунду. — Простите, профессор, — остановившийся студент посмотрел на него голубыми глазами. Даже чистейшая вода Великих озер не могла сравниться с ясным взглядом блондина. Шаловливый солнечный лучик запутался в торчавших в разные стороны волосах парня, и Грейсону показалось, что он сейчас ослепнет от такого сияния. — Джеймс Тиберий Кирк, — произнес студент низким чарующим голосом. Спок понял, что пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. В ту же секунду…