морские сонеты

***

Они не будут вместе. Это было понятно с самого начала.   Киндайчи говорит, что всё в порядке. Киндайчи говорит, чтобы Куними не отлынивал от регулярного приёма лекарств. Киндайчи может говорить всё что угодно, вот только в порядке от этого ничего не будет. Они созваниваются каждый день, болтают по несколько часов, и миллионы раз Киндайчи говорит «люблю», и миллионы раз Куними чувствует, как его мир крошится на песчаные гранулы. Она говорит: приезжай. Поскорее, мне тебя не хватает. Киндайчи говорит: прости, мне надо быть с Куними. Это сложное для него время. Ухо Куними горит розоватым огнём, но он только сильнее вжимается в стену. Она говорит: неужели он так дорог тебе. Киндайчи говорит: Нет, нет, это не так, это совсем, совсем не так, мне сложно тебе объяснить, пожалуйста, давай потом. Ухо Куними горит, и всё, чего он хочет, это быть сожжённым дотла, ведь даже это – не так больно. Она ненавидит его, ненавидит, ненавидитненавидитненавидит. Доктор приходит как обещал – в час, когда солнце пылает в зените, а песок на берегу нагревается до той степени, что по нему невозможно ходить голыми пятками. Киндайчи ничего об этом не знает: его нет дома, потому что он ушёл за продуктами. Куними сидит на краешке кровати. Ночью он спал плохо, перекатывался с бока на бок, открывал глаза и разглядывал мерцающие межзвёздные дыры в потолке, которые были всего лишь плодом его воображения. Куними краем глаза следит за плавными движениями рук, которые убирают фонендоскоп в сумку. На ощупь они шершавые и мягкие; кожа исполосована старческими морщинками и тонкими синими венками. Доктор пахнет морской солью и ещё немного – табаком. Доктор напоминает Куними дедушку, которого он видел лишь раз в жизни. – Тебя что-то ещё беспокоит, верно? Куними утыкается в пол и мотает головой. – Бог не даёт тебе больше, чем ты сможешь вынести, – говорит доктор. – Знаешь ведь? Куними снова молчит. – Ты сильный, Акира-кун. Гораздо сильнее, чем ты думаешь. – Я не сильный, – спокойно отвечает Куними. – И никогда им не был. – Ну, хм. Упрямый уж точно! Куними хмурится, но ничего ответить на это не может. Доктор смеётся, солнечные лучи стучат по стёклам, и комната звенит хрустально и чисто. – Могу я вас кое о чём попросить, сенсей?   Куними – не особенный. Это было понятно с самого начала. Куними знает – как бы сильно, как бы трепетно он не привязывал себя к Киндайчи, он никогда не сможет присвоить его без остатка. Киндайчи – не его игрушка; он нужен другим людям настолько же сильно, насколько в нём нуждается сам Куними. Киндайчи нужен всему миру, он нужен семье, друзьям и любимой девушке, которая пахнет акварелью, – Куними же положена лишь та справедливо поделённая часть, и то что, он сделал, то, что он украл у всех, унеся с собой на море, спрятав в раковинах ракушек и под подолом шуршащих волн, называется эгоизмом. С этими мыслями, Куними корнями врастает в ощущение полной беспомощности и шепчет своему сердцу, чтобы оно не кололось в груди.   Ему не становится лучше.