По опусу

      Его прах доставили в Сидельму в 5 часов по Аккадскому времени. Руководством КВ было принято решение о нецелесообразности расходования бюджетных средств на транспортировку тела рядового сотрудника, в связи с чем его кремировали на месте без предоставления друзьям и подопечному возможности попрощаться с покойным. Уже в четыре часа утра мы были на вокзале, т.к. руководство так и не выделило машину для транспортировки праха. Его доставили в грузовом отделении аэросильфа, как будто нарочно подчёркивая ничтожность сотрудников, всецело отдававших себя работе, в глазах руководства организации.       Было ясно, омерзительно ясно и очень холодно, из-за высокой влажности казалось, что на термометре около нуля, а порывистый ветер пробирал до костей, заставляя дрожать, но греться в сильфе в ожидании выгрузки не хотелось. Создавалось ощущение, что от того что мы ждём на перроне рабочие быстрее перебирают ногами, и выгрузка проходит оперативнее. За эту ночь мы с Себастьяном не обмолвились и словом, оба сидели в ожидании выезда и молчали, не зная что сказать. Смерть - это не то к чему можно быть готовым. Трудно подбирать нужные слова, потому что не бывает нужных слов, способных описать смерть.       Когда один из рабочих подошёл к нам проверить документы, стало понятно - он нервничал, а значит что-то пошло не так. Позднее, когда нам выдали ящик, мы поняли, что его беспокоило - ящик был повреждён при транспортировке, более того - урна треснула и за малым не раскололась у меня в руках. Нам стоило не малых усилий довезти её до квартиры Себастьяна в надлежащем виде. Купить в такое время замену было попросту негде, а до церемонии оставалось не так уж много времени - всего каких-то четыре часа. Хотя можно ли назвать эту процессию траурной церемонией я не знаю - в конечном итоге нас было четверо: Себастьян, Артемис, державшийся от нас в стороне, я и наставник в моих руках.       Себастьян несколько раз предлагал забрать у меня урну, но что-то просто не давало мне разжать пальцы, как будто вселяя надежду на то, что всё это вот-вот закончится. Я проснусь, выйду на кухню и встречу его с кружкой кофе в облаке сигаретного дыма, он улыбнётся мне и извиняясь начнёт проветривать комнату. Когда мы пришли в выбранное им место, мои руки совсем перестали меня слушаться, где-то внутри меня таилась надежда на то, что если я и дальше буду продолжать держать в своих руках эту урну, то смогу сохранить частицу его души, удержать её рядом с собой. Продлить его время.       В себя я пришёл от того, что почувствовал чью-то руку на своём плече, знакомый голос скорбно просил: "отпусти", по щекам впервые за всё это время скатились слёзы. Я почувствовал, как Себастьян обнял меня, пытаясь успокоить, но от этого слез стало только больше. Я не знаю как это - каково когда тебя утешают, пытаясь успокоить, от человеческой доброты становится только хуже, и я чувствую, как на меня накатывает истерика, отстраняюсь, утирая рукавом пальто слёзы, пытаюсь выдавить из себя "я в порядке" и вижу, как эти двое смотрят на меня с жалостью и сожалением, опускаю взгляд на крышку, открываю урну и начинаю медленно высыпать прах, который тут же подхватывает ветер, навсегда унося большую часть меня, нежели наставника.