***
— Ну что, Антон, устроим тебе небольшую экскурсию по школе? — бодро спросила Надежда Константиновна, милая сухопарая женщина лет пятидесяти, увлекая нас с отцом куда-то в глубину тёмного широкого коридора. Под чутким руководством моей новой классной руководительницы мы обошли почти всё здание, изредка перешагивая через какие-то доски и заглядывая в незапертые кабинеты. Красиво, блин. Мы уже подходили к её лаборантской, чтобы обговорить за чаем все детали, как вдруг она мимоходом спросила меня: — А ты, Антон, после школы хочешь поступать на инженера? — Почему на инженера? — я, честно говоря, слегка опешил. — Я вообще-то собирался учиться на журналиста. — Правда? А тебе не сложно будет в физико-математическом классе? — В каком-каком классе? — недоверчиво переспросил я, пристально поглядев на папу, который только развёл руками. — Видишь ли, в гуманитарных классах мест уже нет, поэтому придётся тебе годик поучиться в физмате, — извиняющимся тоном сказал тот. — Но это ничего, при необходимости мы найдём тебе репетитора. — Поверь мне, необходимость будет… — тихо пробормотал я. — Кстати, я могу предложить вам одного, — вмешалась Надежда Константиновна. — Это мой коллега, Арсений Сергеевич, замечательный человек и отличный педагог, всем ребятам очень нравятся его уроки. — А вам не кажется, что это несколько неэтично — платить своему же учителю, который тебя и оценивает? — спросил папа. — Нет-нет, в вашем классе он вести не будет, он только у одиннадцатого «А»… Вскоре, получив от Надежды Константиновны визитку с данными расчудесного Арсения Сергеевича и по солидному куску вафельного торта (без этого она категорически не хотела нас отпускать — святая женщина), мы вышли на улицу. — Ну зашибись, мало того, что я буду учиться чуть ли не в лучшей гимназии Питера, так я ещё и попал в физмат! Ты что, совсем меня угробить решил? Я ж не вывезу это всё, — убито сказал я. Правда, реплика получилась не такой патетичной, как я планировал, потому что я уже успел набить рот тортом. — Погоди паниковать, — ответил отец, но без особой уверенности. — С репетитором тебе полегче будет, а мест в других классах уже всё равно нет. Да и в других хороших школах тоже. — Ещё и к репетитору ходить… Какой-нибудь очередной дедулька-физик, светящийся от радиации… — Не спорь с отцом! — в шутку прикрикнул он. — Переживёшь как-нибудь, ничего с тобой не случится. Всего один год остался. — Ага, год! Раньше мне, значит, репетиторы не помогали, а сейчас, думаешь, лучше станет? Вспомни хоть Ивана Павловича. И Тимофея Андреевича. И Никиту Юрьевича… — Какая тебе разница, у тебя ведь по физике никогда выше тройки не было. Не на золотую же медаль идёшь, — заметил отец. В общем-то, справедливо, но я всё равно гнул своё. — …и Александра Александровича… — А экзамен по физике тебя сдавать никто не заставляет, — продолжал он. — …и Юрия Геннадьевича… — Боже, ну в кого ты такой зануда? — закатил глаза отец. — …и Евгения Сергеевича… — …и сотворение мира! Ладно, всё, я понял! — не выдержал папа. — …и Ирину Николаевну… На самом деле у меня всегда были проблемы с точными науками. Даже, скорее, не столько с науками, сколько с преподавателями: за несколько лет я действительно сменил умопомрачительное количество учителей и репетиторов, при этом ни с кем из них не добившись хоть сколько-нибудь значительных результатов. Так что для всех физиков и математиков нашего маленького провинциального городка я стал настоящим ночным кошмаром, и, если бы не наш вынужденный переезд в Питер, в одиннадцатом классе мне точно пришлось бы справляться с учёбой своими силами. То ли дело моя любимая литература: тут уж я мог часами рассуждать и писать сочинения на любую тему, не важно, было произведение в школьной программе или нет. В прошлом году я даже выиграл областную олимпиаду, благодаря чему и поступил в питерскую гимназию вне конкурса и без платы за обучение. Другой вопрос, смогу ли я её окончить…***
Вечером позвонила мама. — Как вы там, Тош? — с ласковым беспокойством спросила она. — Всё нормально, мам, вещи с папой разбираем. Школа вроде классная — учиться буду в каком-то здании конца девятнадцатого века, правда, там сейчас ремонт и штукатурка сыплется, — бодро отрапортовал я и, искоса взглянув на отца, добавил: — А ещё я попал не в лингвистический класс, а в физмат. Молчание. — Мам? — неуверенно позвал я, не дождавшись реакции. — А дай-ка трубочку отцу, — преувеличенно спокойно сказала она. Я послушно протянул трубку папе, который принял её со стоическим выражением лица. — Майя, других вариантов нет, к тому же, мы уже нашли Антону репетитора, — сразу заговорил отец, надеясь успокоить маму и не попасть под горячую руку. Я втихаря смылся на балкон. Через полчаса ко мне вышел изрядно потрёпанный отец и обессиленно протянул телефон: — Мама тебе ещё кое-что скажет. Что ж, видимо, буря миновала. Я взял мобильник. — Тоша, не волнуйся, всё у тебя будет хорошо, — защебетала мама. — Если что, папа поговорит с директором гимназии, они вместе учились в академии. Но ты всё равно позвони сегодня же Арсению Сергеевичу и договорись о занятии. Будь умничкой, целую! Попрощавшись и передав привет сестре, я глянул на часы и убедил себя, что звонить репетитору в одиннадцать вечера уже как-то неприлично. Так что я с почти чистой совестью сходил в душ и улёгся в кровать с книгой. Только вот почитать не получилось: через четверть часа я поймал себя на том, что читаю одну и ту же страницу в десятый раз, но совершенно не понимаю смысла. Мои мысли были очень далеко и решительно не желали приводиться в порядок. Как ни странно, я слегка нервничал. Нет, не из-за школы. Я, честно говоря, и сам не понимал, из-за чего. Если бы я был поэтом, я бы, наверное, сказал, что «моё сердце щемила сладкая непонятная тревога, душу томило невнятное предчувствие перемен», а потом пошёл бы писать очередной шедевр на эту тему. Но я не был поэтом, поэтому просто занялся самокопанием в надежде успокоиться. В итоге же я только извертелся, запутался в пододеяльнике, опрокинул на подушку чашку с чаем, уронил книгу на пол и отрубился.***
Утром пришлось всё делать второпях: будильник какого-то чёрта не сработал, и я безбожно проспал, а отца дома уже не было. Наспех одевшись в традиционный «чёрный низ — белый верх» и минут десять для приличия повоевав с галстуком, я решил, что и без него выгляжу вполне сносно, поэтому захватил дежурный букет и скрепя сердце поехал в школу. На улицах было полным-полно нарядной школоты: кто-то шёл в гордом одиночестве, кто-то — с однокашниками, некоторые шли мрачнее тучи, но многие, как ни странно, были в хорошем расположении духа. Мой автобус пришёл почти сразу, и я спешно протиснулся к окну, стараясь не измять пресловутые цветы в крафтовой бумаге. — С вас тридцать рублей, — сказала молоденькая кондукторша и, взглянув на меня, добавила: — Поздравляю с Днём знаний. Вот что значит культурная столица — в моём городе бы максимум пожелали не сдохнуть в первый же месяц учёбы. Ух ты, а билет-то счастливый! Ну что ж, будем считать это хорошим знаком. Маленький двор моей новой гимназии был забит битком, и это несмотря на то, что набирали сюда только десятые и одиннадцатые классы. Поискав глазами Надежду Константиновну с табличкой «11 «Г» (вот оно, преимущество высокого роста), я двинулся к ней. — Ребята, а это Антон, ваш одноклассник, о котором я вам говорила, — представила меня классная, и на меня тут же уставились примерно двадцать пять пар заинтересованных глаз. Секунда неловкого молчания, и ко мне подлетели две девчонки — Марина и Настя, кажется, так — и что-то наперебой затараторили. Дальше я успевал только здороваться с Аней, Серёгой, Машей, Димоном, Ваней, Викой, Сашей, Катей… мнда, надеюсь, к концу года я как-нибудь всех их запомню. Линейка была довольно короткой и ничем не примечательной, не считая того момента, когда во время исполнения гимна школы (на латыни, Карл!) один из флагов сдуло, и он плотно обвернулся вокруг ведущего, не давая тому говорить. Судя по громкому хохоту ребят и смешкам некоторых учителей, паренька здесь не жаловали. Бедняга. — Антон! Классный час у нас будет только в понедельник, из кабинета ещё не все вещи перетаскали. Учебники тоже возьмёшь на следующей неделе, — сообщила мне Надежда Константиновна, отловив меня в толпе, когда я уже собирался ехать домой. — Кстати, поднимись в кабинет физики и поговори с Арсением Сергеевичем, он сейчас там, и вы сразу сможете побеседовать и назначить первое занятие. Да что ж вам всем так неймётся. — Спасибо! — Кабинет номер двести пять! — крикнула она мне вслед. Поднявшись на второй этаж и найдя нужный класс, я постучал, смутно надеясь, что внутри всё же никого нет. — Войдите, — раздался приятный мужской голос. Я широким жестом распахнул дверь, сделал шаг, споткнулся о какую-то неведомую хрень, валявшуюся у порога, и прямо с высоты своего немалого роста полетел на пол. Ну да, действительно — полдня прошло, а ещё ничего себе не сломал, не вывихнул и даже не поцарапал. Непорядок. Подняв голову от пола, я увидел перед собой белые кеды. Ничего такие, надо будет спросить марку и прикупить себе пару. — Ты живой? — поинтересовался обладатель приятного голоса и белых кедов. — Вполне, — отозвался я, поднимаясь с пола и оглядывая, наконец, моего собеседника с головы до ног. Передо мной стоял высокий темноволосый мужчина, одетый в зауженные брюки с болтающимися подтяжками и джинсовую рубашку с рукавами, закатанными до локтя. Возраст я никогда не умел определять, у меня всегда получалось нечто вроде «от шестнадцати до тридцати восьми, плюс-минус десять лет», но сейчас я готов был поклясться, что ему не больше тридцати. Он задумчиво потирал ладонью небритую щёку и с интересом разглядывал меня своими ярко-голубыми глазами. Такими, наверно, можно завлекать впечатлительных девиц — и не только их — в пучину греха, не произнося ни слова. Но было кое-что, что меня особенно зацепило. Его парфюм. Я вообще питал слабость к хорошим ароматам, особенно мужским, а этот, наверное, в переводе на человеческий язык означал «раздевайся и давай займёмся сексом прямо на моём столе». Вот тебе и дедулька-физик. Кажется, надо уже хоть что-то сказать, пока он не решил, что я совсем имбецил, который не только спотыкается о собственные ноги, но ещё и двух слов связать не может. Вот на это я точно никогда не жаловался. — Здравствуйте, — начал я. — Меня зовут Антон Шастун, я здесь новенький, и Надежда Константиновна посоветовала мне вас в качестве репетитора по физике. — Шастун, значит, — повторил Арсений Сергеевич. — А в какой класс тебя определили? — В одиннадцатый «Г», — ответил я. — Но я не потяну столько физики и математики, я самый гуманитарный гуманитарий из всех гуманитариев, сжальтесь надо мной и будьте моим репетитором, ну пожалуйста! «Будьте моим репетитором»… Ты ж не предложение руки и сердца ему делаешь, придурок. — Ладно, гуманитарий, — усмехнулся мужчина, — приходи в понедельник часов в шесть, там и посмотрим. Записывай адрес… Я записал его домашний адрес, мы обменялись телефонными номерами, и он без лишних церемоний отправил меня домой. — Осторожно, — предупредил он, когда я выходил из кабинета, и, разумеется, по закону подлости я тут же снова споткнулся на пороге. — Ты всегда такой? — спросил Арсений Сергеевич, цепко хватая меня за руку и удерживая от падения. — Да, — буркнул я, даже не уточняя, что он имел в виду. Да, я всегда такой. Упасть на ровном месте? Пожалуйста. Споткнуться о воздух и рухнуть на пол? Легко. Задеть рукой самую ценную и дорогую хозяйскому сердцу вазу, а потом с грохотом уронить её? Запросто. Порвать совершенно новую рубашку, зацепившись о невидимый гвоздь? Как два пальца об асфальт. Разбить новую чашку, едва прикоснувшись к ней? Могу, умею, практикую. — Ладно, чудо в перьях, тогда помоги мне отодвинуть эти доски от входа, чтобы ещё кто-нибудь не убился, — весело сказал мужчина, не переставая придерживать меня за локоть. Так, а что ж вы их бросаете-то на пороге?.. — А почему, собственно, учителя занимаются ремонтом? — озвучил я другой вопрос, который мучил меня со вчерашнего дня, а потом всё-таки вывернулся из железной хватки Арсения Сергеевича. — Потому что у нас здесь всегда всё через жопу, — со странной интонацией ответил он. Я хмыкнул и помог ему оттащить мусор от входа. На всё ушло не больше пяти минут, в течение которых мой будущий репетитор не переставал болтать. За это время я успел узнать, что здание в прошлом году хотели сносить, что у одной из учениц одиннадцатого «Б» был роман с учителем русского и теперь она вроде как беременна, что директор гимназии по слухам — гей, а ещё что в подвале дома в советское время якобы собиралась секта сатанистов. После этого я наконец распрощался и, без жертв и разрушений миновав порог, выбрался на свежий воздух. Пару минут я приходил в себя, стоя на крыльце школы, на стене которой красовалась табличка «Академическая гимназия № 27 г. Санкт-Петербурга», а рядом ещё одна «Памятник архитектуры конца XIX века. Охраняется государством». Что ж, подведём итоги: похоже, моим репетитором по физике в этом году будет главный сплетник и альфач школы. Возле ворот я вытащил из кармана телефон и сделал пару фоток гимназии, чтобы потом отправить их маме полюбоваться. Не каждый, знаете, может похвастаться тем, что учится в старинном особняке. Уже сидя в автобусе и листая фотографии, я заметил на одной из них одинокую фигуру в окне второго этажа. Этот год определённо обещал быть интересным.