Имя на серебряном ключе

Кое-какие вещи были очевидными. Что такое еда? Что такое кровь? Что такое голод и что такое феромон? Любой ребенок-вампир осознавал суть этих понятий даже без объяснений, и Элиоту подобное всегда казалось элементарным. Но, наверное, это было похоже на зрение. Объяснять слепому, что такое желтый цвет — вот на что было похожа для Элиота попытка объяснить Лео суть феромона. Лео был человеком. Он просто не был способен почувствовать все то, что чувствовали Элиот, Ванесса, Клод или мисс Дженкинс. У него не было… органа для восприятия феромона, и потому, быть может, феромон и вызывал у Лео и других людей страх. Когда ты чего-то не можешь понять, ты начинаешь этого бояться. Но, пожалуй, то, что происходило с человеком, если вампир прекращал сдерживать свой феромон рядом с ним, было как-то за гранью обычного страха: страх людей перед вампирами был настолько физиологичен, насколько и аномален. И Элиот это прекрасно понимал. — Голод… Голод — это очень простая для понимания вещь. Ты тоже чувствуешь голод, но… — Элиот замялся на секунду. Лео сидел рядом с ним и внимал, но Элиоту, правда, хотелось вновь посмотреть ему в глаза. И не только. Элиот вообще начал ловить себя на странных желаниях, даже осознал их, и… Это было, наверное, неправильно. Он дал слово Лео, что не будет пить его кровь. Не будет насиловать и не будет издеваться. Это было достойным обещанием, и Элиот мог сдержать его. Более того, ему хотелось. Но вся его сущность, не как вампира, а Элиота Найтрея, подростка по меркам ночного общества, никуда не исчезала, и ему были присущи все те черты, что и самому Лео. Несмотря на разницу в возрасте, они были так похожи — вампир из Дома Найтрей и хьюманарт из кураторского Дома Фионы. Потому, наверное, Элиота так влекло к Лео: среди всех вампиров и людей он не находил того, кто был бы так его сердцу близок. — Ты чувствуешь голод. Но он, наверное… Мне кажется, он другой, — моргнул Элиот и, как только наваждение спало, продолжил. — Вы можете есть множество различной пищи, рацион же вампиров ограничен человеческой кровью и некоторыми органами, такими как печень и селезенка. Мы не знаем других вкусов, но, я думаю, это должно быть похоже на то, как вы различаете мясо птицы и животного. Печень жестче, а селезенка сочнее, — Лео поджал губы, и Элиот поспешно свернул эту тему, — в любом случае, наш… Мой голод, по крайней мере, не похож на «я хочу есть», скорее, это конкретное «я хочу крови». А если будет печень — все равно неплохо. Лео сглотнул и, опустив голову, тихо добавил: — Многие люди на фермах от голода варят кожу животных, хотя она не является едой, но ею можно питаться. — А мы так не можем, — вздохнул Элиот и пододвинулся чуть ближе. Лео даже не дернулся, но его плечи чуть напряглись — наверное, об этом он говорил, когда рассказывал о подсознательном ощущении вампира вблизи. — Мы хотим конкретного, и ничего другого не вызывает у вампиров желания съесть. И так уж выходит, что только люди могут дать нам то, что нужно для нашего существования. Мы не голодны постоянно, если уж так говорить, но зато мы постоянно смотрим на еду, и это, наверное, может повысить аппетит. Между ними повисла тишина, и Элиот, кажется, даже услышал дыхание Лео. Конечно, ему такое не могло понравиться, потому что никто не хочет быть едой, но такова была жизнь. Даже Элиот не мог ничего изменить: при всем своем желании он бы просто не смог перейти на другой рацион. — Я думаю, Лео, — разорвал неловкое молчание Элиот, — что изначально вампиры не наслаждаются страданиями людей. Мы просто хотим есть, а все это — арты, игры, желание причинить боль — все это диктуется обществом. Это образ сильного и гордого вампира. Но… я бы, живи в другом месте, где нет таких социальных норм, наверное, не стал подобное делать. Я и сейчас пытаюсь сопротивляться тому, что мне навязывает семья. Когда-нибудь они оставят меня в покое, и мы с тобой спокойно переедем в какое-нибудь мелкое поместье на окраине города, где будем ты, я и книги, — постель скрипнула, и Элиот пододвинулся еще ближе к своему хьюманарту, а потом осторожно взял за руку. Лео был горячим, как и все люди — Элиот даже не представлял, как они не сгорали изнутри. Кожа у Лео была мягкая, но не нежная, и приятно было держать его ладонь в своей. Для Лео Элиот был, наверное, ледяным, но он не попытался избавиться от прикосновения, а просто спокойно поднял голову. — Ты мыслишь так, как точно не понравится твоим родным. Они рассчитывают на тебя. Элиот усмехнулся. — Я же младший сын. Меня не ждет ничего особенного, лишь свадьба на какой-нибудь дочери графа — на этом моя роль для Найтреев кончится. Но ты всегда будешь со мной, я не позволю им забрать тебя или что-то сделать… хуже. — А если я сам захочу уйти? — вдруг спросил Лео. Теперь Элиот видел его глаза, даже за очками и отрастающими волосами. Лео был спокоен, а его голос — тверд; Элиот понимал, что хьюманарт сейчас его оценивает. Элиот считал, что лучше сказать правду. Если он соврет, Лео заметит — и будет еще меньше доверять. — С бывшими артами не происходит ничего хорошего. Тебе будет сложно выжить как на ферме, так и на свободе, потому что… Ты знаешь, что происходит с людьми в бегах, — сорвался голос Элиота. — Кто-то выживает. Другим вампирам трудно было, наверное, даже подумать о том, что их хьюманарты в открытую говорили бы с ними о побеге. Это дело было тонким, и честность Лео подкупала Элиота, как и всегда. Да только вот был один нюанс. Элиот осторожно поднес ладонь Лео к своим губам и вдохнул полной грудью. Сразу стало хорошо, и во рту появился привкус металла — Элиот сглотнул, а Лео позволил ему сделать еще один вдох. — Ты немного другой, Лео, — тихо пояснил Элиот. — Быть может, у тебя нет выдающихся качеств, которые обычно ценятся в хьюманартах — над твоим родом не издевались кураторы и селекционеры, похоже. Единственное, что видят другие — это твои глаза, но даже они сокрыты, — Лео раскрыл ладонь и прижался ею к лицу Элиота сам, накрывая его губы, — это так. Но твой запах совершенно особенный. Поначалу я думал, что только я его таким чувствую, и это какой-то знак, но… нет. Для Винсента, для Ванессы, для всех ты пахнешь по-особенному. Лучше других людей. Лео осторожно пододвинулся к Элиоту, и теперь они сидели так близко, что он своим бедром упирался в ногу Элиоту. Кажется, он понял то, о чем ему говорил господин, но не испугался — так Элиоту показалось, хоть дальнейшие слова Лео и были какими-то… странными в своем звучании. — Значит, среди других людей для ужина ты бы выбрал меня? Элиот вздрогнул. В чем-то Лео был, конечно, прав. Если бы Элиот не был аристократом, если бы был обычным бедным вампиром, если бы ему приходилось охотиться — да, он бы выбрал Лео. У него не было бы ни сил, ни желания, чтобы противиться этому манящему запаху, он бы наверняка спокойно перегрыз ему горло. Даже сейчас ему не составило бы труда завалить Лео на постель и вцепиться ему в плечо. Элиот был сильнее, намного сильнее. И осознавать то, что лишь спокойная жизнь позволяет ему не становиться кошмаром для людей наяву, было больно. Хотя, если подумать, других вампиров подобное вообще не волновало. — Я обещал, что не буду пить твою кровь, — наконец произнес он. — Если ты сам не позволишь. — Но другие… — Другие — да. И это причина, по которой я боюсь отпускать тебя. Элиот сильнее сжал ладонь Лео и коснулся губами его запястья. Он чувствовал, как билось его сердце, в пульсации сосудов — почти слышал, — и оставалось лишь немного, чтобы ощутить прекрасную кровь на своем языке. Просто прокусить кожу. У людей кожа была тонкая, совсем не прочная, и это не должно было стать проблемой, но Элиот сдержался. — Ты вряд ли поверишь, но я ни разу не пил кровь живого человека. Только консервированную, привезенную с фермы. — На самом деле, легко верится. Элиот поднял голову, а Лео ускользнул. Их взгляды не пересеклись, потому что Лео подался вперед и мягко поцеловал Элиота в лоб, а потом его пальцы скользнули по шее и плечам вампира, задержавшись на вороте его рубашки. Лео осторожно распустил косой бант из голубой ленты и перезавязал его. — Так лучше, — проронил он. Элиот потрогал бант — похоже, он и правда стал красивее. Сам Элиот нацепил его, как смог, без зеркала, и Лео со стороны было виднее. Кажется, между ними сейчас что-то произошло. Элиот не был уверен что, но это точно было важно. Важнее всех дней, проведенных вместе, до этого. И если бы он сказал это Лео, Лео бы согласился.