Singular tastes

      Удар.       Удар.       Удар.       Ремень ложится неровно, внахлёст, задевает уже набухшие алые полосы на спине и заднице, травмирует их почти до синяков, посылает жгучие разряды по всему телу, да так, что в носу щиплет, и дышать совершенно невозможно — дыхание от боли перехватывает сильно, даже вдохнуть нельзя. Риз скулит и ёрзает, потирается бёдрами о пах Джека, скребёт ногтями по обивке дивана и дёргается, дёргается, дёргается, пытаясь вырваться из крепкой хватки, пытаясь ужом выскользнуть из сильных рук, сжимающих его ягодицы, мнущих их, щипающих до ещё более ярких, чем от ремня, синяков. Риз уже не чувствует задницу, ему кажется, что всё, что ниже поясницы — просто пылающее нечто из избитой кожи и будто бы оголённых нервов. Он пытается хотя бы на мгновение закрыться руками, хотя бы на секунду дать себе передышку, но Джек хлещет его и по рукам, отчего Риз воет и поспешно их отдёргивает, смотря на то, как на живой медленно наливается кровью алый пульсирующий след.        Джек лупит от души, с оттяжкой, с хорошим таким размахом, отчего ремень свистит в воздухе перед каждым ударом точно так же, как свистит хлыст бравых ковбоев в обожаемых Ризом вестернах. Рука у Джека, кажется, даже не устаёт — судя по тому, как часто и сильно он наносит удары, он либо привык к монотонным движениям, либо ловит от происходящего такой кайф, что даже на собственное неудобство ему плевать. Риз вновь ёрзает, за что получает удар по спине, и скулит тихо, хрипло, пытаясь хоть немного подвинуться так, чтобы бесстыдно возбуждённый член не прижимался так больно к грубой ткани брюк Джека.        Джек полностью одет, в то время как сам Риз — так же полностью обнажён. И это смотрится так развратно, так пошло и грязно — голое извивающееся тело на коленях человека совершенно одетого, — что Риз, только представив себе всё это, скулит громче, жмурясь и пытаясь дотянуться до себя рукой. Но, что вполне ожидаемо, получает по плечам ремнём. Ему хочется, чтобы Джеку наконец надоело это развлечение, ему хочется, чтобы он в конце концов просто его трахнул, пусть даже и не размениваясь на нежности, как, впрочем, и всегда, но Джек — грёбаный манипулятор и садист, ему нравится смотреть на то, как мучается Риз, как почти хнычет он от боли и как кусает губы, чтобы не разреветься от всё той же боли и неожиданно — от позора. Он бьёт его долго, с наслаждением, с удовольствием, и только на исходе невыносимой четырнадцатой минуты рывком переворачивает на спину, отчего Риз кричит и тут же затыкает себе рот руками. Джек усмехается, смотря на Риза, чьи глаза покраснели, а губы — искусаны в кровь, и он наклоняется, чтобы коснуться их не в поцелуе даже — в жесте собственника, только что присвоившего себе вещь. Риз тянется за поцелуем, приподнимается на локтях вслед за всё дальше отстраняющимся Джеком, а затем со стоном вновь валится на спину от лёгкого толчка в грудь. И он скулит отчаянно, испуганно, когда видит, как мужчина вновь заносит ремень, правда, уже над его животом.        Мышцы сокращаются, напрягаются, реагируя на боль, но от этого та ещё острее, — Риз знает, что нужно как можно сильнее расслабиться, знает, что нужно лечь безвольно, но всё равно продолжает напрягаться от каждого из ударов, что теперь обрушиваются на его грудь, живот и бёдра. Джек любовно охаживает его тело ремнём, скалится совершенно по-звериному на то, как он жмурится и как расцветают на его коже алые рваные линии, почти смеётся от того, как он то и дело вздрагивает, когда узкая кожаная полоса проходится в опасной близости от члена. Ему и правда происходящее доставляет неимоверное удовольствие.        С чего началось это истязание — Риз уже даже вспомнить не сможет. Вроде бы с того, что вернувшийся с работы Джек был очень зол, ну а он… А он предложил ему снять стресс. И то ли злость Джека на сей раз была не просто раздражением или усталостью, то ли ему и правда нравилось снимать стресс таким образом, но факт был один — уже через несколько минут Риз лежал оголённой задницей кверху на коленях Джека, который с оттяжкой хлестал его так, словно пополам хотел распороть.        И если бы он говорил хотя бы что-то — Риз бы смог подумать, что это всё — извращённая игра, до которых Джек был охоч. Но Джек молчит, и только скулёж самого Риза да свист ремня в воздухе прерывают полнейшую тишину.        Риз видит, что Джек сильно возбуждён — ширинка вполне неоднозначно топорщится, а на виске быстро-быстро бьётся венка. Зрачки мужчины расширены, и Риз не уверен — от возбуждения ли это, или же Джек успел что-то принять ещё до того, как вернуться с работы? Но в данный момент это совершенно не важно, важно только то, что ни собственный вставший член, ни предполагаемое наркотическое опьянение не мешает Джеку его, Риза, истязать.        Удары сыплются один за другим, и Риз уже давно перестал считать, но он уверен, что их едва ли меньше тысячи. Всё тело — сплошной пылающий костёр из оголённых веток-нервов, и Риз уже даже ног не чувствует, а его грудь давно превратилась в опухшее краснотой месиво. Он удивляется, почему нет крови — с той силой, с какой бьёт Джек, она должна непременно появиться, — но потом напоминает себе, что это всего лишь ремень. И Риз не знает, каким богам молиться в благодарность за то, что Джек забыл про доставшийся ему от бывшей подружки хлыст.        Риз удивляется, как он до сих пор пребывает в сознании. Зрение постоянно уплывает куда-то — или же это просто глаза слезятся? — а дышать становится всё труднее и труднее. Грудь давит, спирает, сжимает в тисках боль, и Риз вдыхает через раз, а выдох делает через два. Ему так невыносимо больно, что от былого возбуждения не остаётся уже и ни следа, член опадает, и Ризу ужасно стыдно почему-то именно от этого — не оттого даже, что несколькими минутами ранее он лежал с откляченной задницей на коленях своего босса, не оттого, что ему на какие-то самые первые мгновения это даже нравилось, а вот именно… от этого.        Сам Джек буквально тащится от происходящего, да так, что скоро не выдерживает и, чуть ли язычок не отрывая, расстёгивает ширинку и спускает исключительно на задницу перевёрнутого им в последний момент Риза. Тот послушно лежит недвижимо всё то время, пока кажущееся холодным из-за жара кожи семя стекает по его ягодицам. Наконец Джек, поправив брюки, вернув ремень в шлейки и снисходительно потрепав Риза по голове, будто глупого пса, уходит, хлопая затем дверью где-то в глубине огромной квартиры.        А Риз, вцепившись зубами в живую ладонь, разражается беззвучными рыданиями.