Думаешь, всё просто? Нет уж, никогда. Ведь, где было пусто, Не построить города. Где музыка утихла, Ритмы не звучат. Девочка издохла, Кошки не мурчат. Мальчики боятся, Близко подходить. Страшно им влюбиться, Но страшней - любить. Marina And The Diamonds – Starring Role Timebelle – Apollo Мильпопс – жу жу жу (ЛИЛЬПОПС, жу, жу, жу, лоооол, бл, ору) ZAYN – fOol fOr YoU ZAYN – BoRdErSz ZAYN – Wrong
***
«И я тебя… но ты говоришь, что ни за что не хочешь, Чтобы я был похожим на тебя. Но… знаешь, ты опоздал. Помнишь, ты сказал: "Не хочу видеть, как ты плачешь"? Но я душу дьяволу (считай тебе) давно уже продал… (отдал)».
***
Чимин никогда ещё не был в доме Намджуна, он задумался об этом почему-то только сейчас… раньше ведь вообще не придавал этому никакого, абсолютно никакого значения, и всё было тогда так хорошо, не так, как сейчас. Когда его заботит сегодняшний ожог на руке Намджуна, который всё равно как-то устрашающе быстро заживает, и заботит его поведение, заботят его слова и взгляд, его растрепанные волосы. Всё, что с ним может хоть как-то быть связанно, сероволосого заботит. А ещё он заметил, что когда он распускает крылья, то становится иным… он видел Джуна таким только дважды и из-за ситуаций, в которых ему приходилось видеть это, Чимин не смог толком рассмотреть, но он точно видел эти чёрные, чисто чёрные глаза, от которых у Пака всё тело начинает подрагивать… Доминус — первый демон, который смог так близко подобраться к Паку… и он первый, кому удалось испугать его. Но это ведь не такой страх… это другой. Как же странно. Чимин не боится парня, не боится быть убитым им, он боится быть им предан, боится ему навредить и… потерять? — Почему ты… ушел? — спрашивает Чимин, сидящий на диване, а Джун копается в огромной аптечке, вываливая из нее всё содержимое на газетный столик. И от этого вопроса всё в Доминусе почему-то на миг замирает… Почему он ушел? Потому что… черт, он сам это нормально объяснись не может. Потому что испугался? Да… испугался быть разоблаченным и провалиться, когда победа так близка. Она опьяняет своим винным ароматом или это забродили разбитые отчего-то губы Чимина? Чёрт… на его уме совсем одно, но один взгляд на Пака на миг пачкает лист с планами Доминуса чернилами, поэтому блондину каждый раз приходится его возобновлять. И он думал, что ничего в этом страшного и нет, ведь, кажется, он наизусть этот план уже выучил. Но… каждый раз в нём появляются какие-то изменение. Вот, к примеру, Ким не совсем уверен в том, что в изначальной версии в плане было: «Обрабатывать раны Пак Чимина». Но всё это иллюзия. Просто чары сероволосого. Видимо, в его роду были какие-то нимфы, русалки, увлекающие за собой, королевы, сводящие с ума королей, принцессы, за которых сражались рыцари… Хотя, Доминусу кажется, что всё намного хуже… что его мать сама Фасинатия, а отец — Виктор. Потому что… как иначе объяснить поведение Джуна? Да, именно, всё так, другого варианта и быть не может. В нём точно, определенно точно течет кровь искусителя. — Потому что… думал, что ты не хочешь меня видеть, — говорит Намджун. В чём, вообще, правда? Где она? Была ли она в долгой, кажущейся такой бесконечной, жизни Доминуса хоть мельком, хоть однажды, была ли? И сейчас… он помышляет об одном, а говорит совершенно иное. И будет ли правильно обвинить его во лжи? Думает ли он об этом? Потому что Чимин не хочет его видеть? А как же тот умоляющий взгляд сероволосого? Как насчет него? Чёрт, за одну секунду в голове проскакивают мириады вопросов. Будь он человеком, давно бы уже погиб только лишь от этого. Но ведь можно просто притворится, что он совсем уж не заметил этого взгляда или расценил его как грусть несусветную, которая, между прочим, в глазах Чимина извечно плещется. А вообще… какого хера он должен отвечать на этот вопрос, почему он оправдывается перед собой же в себе самом? Да кто он такой, в конце концов, этот Пак грёбаный Чимин? Он ведь просто мошка… просто никто, человек, на которого сошло благословение или проклятье… в этом есть два начала, как и во всём существующем… Чимин - никто, он даже не умеет этим пользоваться. Да он же всё равно обречён. Зачем ему такая жизнь, которой он жил? Всё равно бы… Намджун уверен более чем, однажды, какой-то ночью, когда весь город засыпал и только улицы начинали свободно дышать… одной из таких ночей, когда небо невероятно и как-то неестественно звёздное, а воздух свеж, в одну такую ночь, Доминус уверен, Чимин тоже бы заснул. Заснул бы, выпустив себе кишки в ванной, набранной спиртом, может, алкоголем… он бы умирал не спокойно, как не спокойный сон… только смерть. Он бы долго мучился и… блондин даже может представить это себе в красках, жуткий видок, словно дело рук какого-то демона… но, Чимин, как обладатель в себе двух начал, и сам отлично справился бы с истязанием себя собою же. Ведь… Чимин и правда не продержался бы долго без Чонгука, он обещал себе умереть так же страдальчески, как и Чон. Так же долго мучиться и, тихонько скуля, позволяя себе слабость, звать на помощь… быть жалким и обреченным. Так что… можно сказать, что Доминус просто подарил ему путёвку на тот свет, это как поле чудес, крутишь барабан и угадываешь буквы, а в итоге выигрываешь приз… Чимин хоть и не крутил ничего, но стал победителем. Доминус благороден. Он считает себя спасителем, а не губителем. Нет, он всё делает правильно. И, поэтому, он сейчас, в очередной раз, заглушает голос отца в своей голове своими же скверными мыслями. — Тогда, почему же ты вернулся? — хмыкает Пак, наблюдая за Кимом, который, найдя бинт, идёт к нему. — Потому что… почувствовал, что тебе нужна помощь, — серьёзно говорит блондин и становится на одно колено, перед сероволосым, сидящим на диване, и тянется свободной рукой к ширинке на штанах без ремня. — Ты… все за меня решаешь, — говорит Пак. Но он не может сказать того, что это его бесит. Он бы хотел разозлиться на Джуна, но… отчего-то не может. Чимину кажется, что он вообще не имеет права на голос… он вообще не имеет право на что-либо, особенно, когда рядом Джун, потому что тот царь, а Пак — подчиненный. И вся странность в том, что он согласен с этими ролями, более того — он их принимает. Хотя… так всё странно. С самого детства Чимин был непокорным и непослушным, он делал то, что хотел сам, он был бунтарём и всегда ехал по встречной и плыл против течения, ломал все стереотипы и… ему казалось, что никто не сможет его усмирить, а кто будет пробовать, того обязательно нужно послать нахуй. Потому что Пак Чимин - одинокий волк и не собирается никому прислуживать. Но что происходит сейчас? Ким Намджуну нужно, просто необходимо служить, необходимо его слушать, но в то же время необходимо его покорять, необходимо подчинять его. Чёрт… грёбаные два начала. — А я не прав? — поднимая глаза на Чимина и глядя на него снизу вверх, хмыкает Ким, стаскивая с бёдер сероволосого чёрные джинсы, и переводит глаза на рану на правой ноге, над коленом, которую Чимин даже, видимо, обработать не потрудился. Идиот. — Нет, — быстро отвечает Пак. — Не прав, ясно? Хватит думать, что ты самый умный и всё знаешь, — говорит Пак устрашающе спокойным тоном, потому что эта рука, эта гладкая, горяча, обжигающая, кажется, сильнее, чем тот огонь, которым пылал дом сероволосого, рука. И, о, если бы его дом тогда горел так, этими руками, которые вырастали бы из пола вместо языков пламени, если бы они трогали тебя так, как сейчас… Чимин наблюдает за тем, как рука Кима поднимается и опускается, поглаживая зачем-то его ляжку. Чёрт, что он делает? Айщ. И от этих движений Пак так неуклюже немного сползает на диване и невольно раздвигает ноги, отчего Доминус, видя это, усмехается. — Тогда… скажи, чего ты сейчас хочешь, — просит Джун, беря салфетку и осторожно протирая рану Чимина, но и это делает так нежно, что он даже не чувствует боли… чёрт… Намджуну ещё никогда не приходилось делать что-то подобное. Ведь он же только причиняет боль, он убивает и уничтожает, но сейчас… он так нежно обрабатывает раны… что-то невероятное. — Чего хочу? — хмыкает Пак, стараясь держать себя в руках и соответствовать невероятному образу Намджуна. И тоже заставлять его чувствовать что-то… чувствует ли он, умеет ли он? Он же… чёрт… он же демон! Это невероятно, они не такие… должны быть не такими прекрасными. Но он не похож на иных. Это Чимин точно заметил, он более похож на человека, но… чёрт, если начать в этом разбираться, то Пак запутается в этих сетях ещё больше. — А если скажу, уверен, что сможешь выполнить это? — с вызовом и так величественно глядя на Джуна сверху вниз, говорит Пак. А Ким выдыхает горячий воздух, и ему кажется, что он дышит огнём, а его лёгкие наполнились лавой. Почему такой Чимин просто ахуеть как с ума с водит? Почему не бесит этот его взгляд? Почему? Что, чёрт возьми, происходит? Джуну слишком часто приходится переписывать план. И в этот раз, он уверен точно, пункта «Восхищаться Пак Чимином» там не было и быть не может! — А ты не боишься меня? — заканчивая перевязывать ногу Пака над коленом белоснежными бинтами, хмыкает он и наконец возвышается над сероволосым, глядя на него сверху. Но в ответ Чимин лишь закусывает губу, и у Доминуса ничего иного, как вид огромной ягодки спелой и сочной черешни, которую кто-то так вкусно откусывает, что слышится этот хруст, и даже пару капель брызгают, кажется, прямо на лицо, что хочется провести пальчиком и, собрав весь сок, слизать его…. Ничего нет в его голове, кроме этого образа. — Нет? — склоняясь над Чимином и упираясь руками в спинку дивана за головой Пака, спрашивает блондин. И видит, что нет… Чимин ни капли не боится его, но… что тогда это? Это не страх в его глазах? Нет? Восхищение? Нет, чёрт возьми, это бред… никто никогда им не восхищался… от резко представшей картинки перед глазами Доминус злится и хватает Чимина за волосы, оттягивает его голову вниз, заглядывая в его глаза, которые кажутся бездонной пучиной в этот момент, словно они специально стали такими, чтобы Джун не смог прочитать в них ни одной точной эмоции, потому что в них… в них есть всё. — Все боятся меня… так что не ври, что ты нет. Не ври, что ты другой, — цедит Доминус сквозь зубы. Чимин не может быть настолько иным, не может настолько сильно отличаться от всех. Это слишком. — Не буду, — глотая слюну, говорит сероволосый, а Джун слышит этот звук и видит движение кадыка, отчего в один момент забрасывает Чимина на плечо и куда-то его тащит, а тот как всегда даже не спрашивает, куда и зачем. Намджун кладет руку на упругие ягодицы Чимина и, усмехаясь, проводит пальчиком между половинок, по кольцу мышц под тканью его чёрных боксёров, отчего Чимин вздрагивает и напрягается, а Джун, полностью собою довольный, входит в спальню, открывая её дверь ногой, и бросает юношу на кровать с балдахином, бордовая шелковая ткань которого волнами стекает на пол. Чимин подскакивает на мягкой пружине пару раз и быстро садится на кровати, глядя в спину Доминуса, который идет к шкафу. Но сероволосого отвлекают эти рамки с фотографиями на стенах. — Кто эти люди? Твоя семья? — спрашивает Чимин, но что Ким смеется. — Это не мой дом, — говорит он, приседая на корточки и доставая из шкафа какой-то сундучок, красиво украшенный золотистыми узорами. — Я приказал хозяевам уехать, а сам поселился здесь, — беря сундук и идя к Чимину, усмехается Джун. — Зачем? — Чтобы быть ближе к тебе. — Значит… мне ты тоже внушил? Да… мне ты внушил чувствовать всё это? — радуется почему-то Чимин, потому что все эти чувства, с недавних пор переполняющие его при виде Джуна... Так ведь быть не должно. — Чувствовать что? — кладя сундук на кровать возле Пака, смотрит блондин на Чимина так внимательно и пронзительно. Словно вонзаясь стрелой теперь не в ногу, а в душу. — Чувствовать то… что я хочу чувствовать тебя, — неловко произносит сероволосый. — Зачем ты сделал это? Зачем проклял меня? За что ты наказываешь меня? — вопиет Чимин, глядя на парня, выгнув бровки. — Поверь мне… если бы я мог что-либо внушить тебе… я бы внушил не это, — хмыкает блондин и, не сводя с Пака глаз, принимается расстегивать пуговицы на своей белой помятой рубашке. Хоть этот дом был не его, та семья всё ещё видимо блуждала в Италии в поисках пиццы, но… перерыв всё здесь от скуки, он нашел кое-что очень интересное. Этот сундук для него выглядит как сундук с сокровищами. — Что ты делаешь? — отползая на кровати назад, спрашивает Чимин. — Разве я не заслужил уже доверия? — спрашивает Ким, становясь на колени на кровати, он столько раз доказывал парню, что готов спасти его… он, столько раз показывал свою сторону, от которой сам ахуевал… разве он действительно не заслужил доверия? Хоть немного? И если нет… то ведь с этим даже не поспоришь. Потому что нельзя доверять тому монстру! Нельзя, Чимин, беги! Беги, пока можешь, пока он не сломал тебе ноги! Чёрт, Чимин! — Ответь мне… ты доверяешь мне? — заглядывая в глаза Пака, спрашивает блондин. А Чимин не знает, что сказать… у него всё тело иголочками колет от вожделения, но он умеет с собою совладать, он умеет сдерживать свои порывы, он умеет… потому что он не демон. Но в низу живота так тянет и собирается какой-то комок, потому что эти ключицы… это тело… которое он тоже видит второй раз, как и крылья его. — Ну же… почему молчишь? — торопит Доминус в нетерпении, почему-то вруг стало так важно знать об этом… и это совсем не потому, что он проверяет, насколько далеко он продвинулся по достижению своего плана. Сейчас на его листке снова разлиты чернила, а глаза снова слепит светлый образ Пака… тело дышит болью, которая проникает вовнутрь, проникает глубоко и течет в нем вместо крови, блондин боится привыкнуть к ощущению этой боли, как и Чимин привык к ней. С таким темпами всё дойдёт до того, что у Кима закончатся листки, на которых нужно писать план, и он будет идти на ощупь… ведь так, наверное, даже легче: просто запомнить план, тогда никто не сможет его испачкать, не может его порвать и что-то в этом роде. Но пока листы есть… ещё есть… Пак почему-то кивает… сам не знает почему, но он кивает так убедительно, что и сам верит в это. Верит, что да, нужно довериться блондину, ведь он так часто спасал его… он с момента появления только и делает что спасает его… чёрт, и знал бы ты, Чимин, как до боли абсурдны твои мысли сейчас…Спасите Чимина от мыслей его. Спасите Чимина.
Мы сами себя губим, Блуждая где-то в бездушном пространстве, Потеряв ориентиры.
Кивок Чимина служит Доминусу зеленым светом и он быстро откидывает сундук, хватая лежащие наверху наручники и пристегивает одну руку сероволосого к железному изголовью постели так быстро, что Чимин и понять ничего не смог. Что? Что это? Сначала вопросы о доверии, а теперь это? Это часть его очередного безумного плана? Сероволосый поднимает голову, глядя на руку, пристегнутую к одному из железных прутьев, с которых сдирается белая краска от того, как он ёрзает пристегнутой рукой, желая высвободиться, но... правда ли он этого желает… — Спокойно, малыш… ты же сказал, что доверяешь мне, — хмыкает блондин. Чимину сегодня снился страшный сон. Как всегда, впрочем, когда они снятся ему. Ему снилось то, как Намджун убивал Чонгука… юноша проснулся посреди ночи в холодном поту и больше не смог заснуть. Но то, что сейчас происходит... Правильно ли он делает? Прав ли Чимин, что лежит сейчас вот здесь, в свершено чужой кровати. Чимин постоянно терзает себя… за то, что он не сделал чего-то, а что сделал — сделал не правильно. Так невозможно… это сложно, он сжирает себя лучше любого подкроватного монстра, которые, конечно же, существуют в его мире. Это словно какой-то брак, словно все были рождены нормальными, и он один рожден таким — в другом мире, какой-то расположенный между Бездной и Землей… Чёрт! Что они, чёрт возьми, делают… это просто продолжение странного сна… просто продолжение чего-то необъяснимого и непонятного. Иначе как объяснить то, что Джун сейчас стоит на коленях перед прикованным к кровати Чимином, страстно целуя его ноги… а как же крик, ссоры, злость? Чимин хотел нахуй его послать, выбросить его за дверь и сказать, чтобы никогда больше не появлялся, что хватит играть с ним, но… к чему бы это привело? Что бы дало ему это? А сейчас его обветренные губы могут царапать нежные щеки блондина и… вот она - встреча с демонами, вот она - страсть и злость, таящаяся в Паке всю жизнь, выплеснулась, всё самое ужасное вылезло наружу. То, другое начало, злое и кровожадное… Подпитка для Намджуна. Потому что да, да, чёрт бы его побрал… больно, очень больно с ним находиться, и он стал слабее, намного слабее. Да! Но… нет. Но почему так упоителен его голос? Его присутствие хуже, чем присутствие самой демонессы Либиды. Намного больше искушение от его запаха, чем от дыхания её, сводящего с ума всех жителей Бездны. Всех людей и… чёрт. Чимин её сын… Чимин - творение зла… Падший ангел согрешил с Либидою и родился он… сероволосый парень, который делает чёрт знает что… хотя, вряд ли сам он знает, то Чимин делает с Доминусом сейчас, потому что тот срывает с себя торопливо ремень с металлической бляшкой и, не сдерживаясь, ударяет Пака по его животу, потому что, чёрт возьми, он не может разобраться. Чей он сын в действительности? Либиды ли? Или же Фасинатии? Или же они слились воедино вместе? И родили Пак Чимина? Каким-то непонятным и невероятным способом. Но как объяснить это? Как его понять!? Что они делают? Где эти вопросы, кишащие в голове Чимина, которые ему некому было задать всю его жизнь, а, когда появился сам демон… из самого ада, просвещенный и знающий, разбирающийся во всем этом дерьме, как никто иной… Что делает Чимин, что он, мать вашу, делает? Позволяет целовать себя так страстно, позволяет кусать свои губы до крови… бегать руками по своему торсу… касаться своих кубиков пресса… Он никогда и никому не позволял трогать себя. Что в этом исчадии ада такого особенного? Что необычного, что именно он стал тем особенным, кто увидел его терновый венец, его исповедь, его мольбу. Скрытую мольбу о помощи, на теле изображенную. Этот венец терновый всё это время колется, всё время протыкает в нём такие глубокие, не перестающие кровоточить раны. Неужели, наконец появился тот, кто сможет избавить его от бремени его? Был бы Чонгук счастлив за Чимина? И будет ли сам он счастлив когда-то? Всё слишком сложно, но всё, что сейчас хочет Чимин - это подчиниться Джуну и подчинить его себе. Намджун отстраняется от губ парня и оглядывает это идеальное тело под ним, он улыбается сероволосому, демонстрируя свои умопомрачительные, в буквальном смысле, ямочки. Вся эта ситуация просто невероятно подпитывает самолюбие демона, ведь Чимин сейчас под ним, добровольно. И это не просто какая-то там шлюха, это сам убийца демонов. Чёрт возьми, куда себя щипать, чтобы очнуться? Может, это просто выдумки больного разума? Тот, кто не давался никому в руки, в данный момент ёрзает по кровати, нервно кусает губы и смотрит на Джуна взволнованно, изредка отводит глаза, чтобы выругать себя в уме, потому что... что он, блин, делает? Так просто отдается ему? Но… на самом деле для него это вовсе не просто, он… выходит на новый уровень, не оговаривая его правила с Джуном, считая, что имеет на это право, думает, что тот согласен с ним, но… не знает, чёрт, да Чимин просто болван, потому что, узнав о том, что Доминус демон, подумал, что теперь знает всё. Что тайны на этом закончены, а загадки Вселенной разгаданы. Чимин думал, что он знает, что ему нужно… но это было только началом всех тайн. Доминус слегка приподнимает край длинной кофты парня и невесомо скользит кончиками своих прекрасных, кажущихся фарфоровыми пальцами по татуировке на выпирающей тазобедренной кости Чимина. Этот момент такой волнительный для них обоих, что сероволосый даже затаил дыхание, глядя на эту странную улыбочку Намджуна и чувствуя жар этих изящных пальцев… это самое прекрасное, что он видел в жизни, эти витиеватые венки на кистях рук, словно это реки, протекающие под кожей Кима… самые чистые и глубокие. В них тонет Чимин, а если и не насмерть, то воздуха ему сейчас точно не хватает, как никогда… и, кажется, готов там утонуть, хоть и обещал себе самую мучительную смерть, ведь, умерев в реках тех, он счастливым станет, наверное, ведь вода в них холодом оближет тело, позволив перед смертью почувствовать жизнь во всей её красе… никакого сожаления, реки под кожей блондина также прозрачны, дарят покой, а журчащие водопады стекают прямиком в душу. Джун не отрывает взгляда от этого рисунка на коже парня. Черт… это впервые, действительно впервые в его жизни, когда перед ним лежит такой доступный, полуобнаженный и готовый на всё человек… впервые он просто смотрит и любуется чем-то, без всяких пошлых мыслей, а с каким-то возвышенным благоговением. Отдается порыву ветра, который врывается в открытое окно, теребя плотную ткань бордовой шторы. Терновый венец сейчас словно становится настоящим, и Джун ярко и красочно чувствует его острые иглы на своих висках, по которым уже течет кровь, а ведь действительно, Пак Чимин терновым венцом его стал, он не знает, что он значит на его теле, но… для Ким Намджуна то слишком символично. Слишком прекрасно. Он всегда считал, что терновых венцов не достоин, так же, как и лавровых - плохие спортсмены. А у Чимина в голове во второй раз всплывает этот вопрос Чонгука. Чёрт, когда-то Чон мог задавать ему вопросы, и их было так много… он никогда не боялся этого делать, он хотел узнать всё, и эта дикая жажда к жизни… неужели она и погубила его? Но как, чёрт… самая огромная тайна в жизни Пака — тайна смерти Чона. Он уже точно уверен в том, что это было дело рук демона, но… почему именно Чон? За что? И… кто, кто мог сделать нечто подобное? Все ли демоны должны делать такое? Или… Чёрт, так не вовремя… это так не вовремя. Но этот вопрос Чимин сейчас читает в глазах и движениях Кима. « — Почему ты сделал тату в месте, где никто не увидит? Ведь в том и смысл, чтобы ее видели другие, — неуверенно спрашивает чёрноволосый. — Я… — запинается Чимин. — Может, потому что… я не хочу, чтобы её видел кто-то… только те, кто будут мне дороги, те… кто доберутся до того места, понимаешь? — смотрит он на друга». Добрался… так странно, так странно что тем, кто добрался, стал никто иной, как Доминус… так его зовут? Сероволосый почему-то не мог назвать Кима так, избегал этого отчего-то… ему становилось как-то слишком холодно от этого имени. А потом отчего-то Пак вспоминает значение этого тату, которым Джун так восхищается. Терновый венец… он для всех им становится и тогда, когда говорил, что он и для Чонгука венцом терновым является… как никогда ранее, угадал… ведь до сих пор думает, что демон убил чёрноволосого из-за него… из-за того, что он такой. И поэтому теперь и сам ждет смерти, казни своей… собою же произведенной. Ведь никто не губит сероволосого хуже, чем он сам, профессионально. Он знает к себе подход. Терновый венец впивается в тонкую кожу и не просто ранит, а разрывает на части, медленно и мучительно. Съезжает на лоб, и кровь катится по лбу, заливая глаза. Почему терновый венец? Потому что Пак Чимин считает, что достоин его. Это его венец, его кара, его казнь, им самим навлекающаяся. Чтобы он не забывал, что изначально был рожден обреченным. Изначально был рожден, чтобы умереть. — Я ведь терновый венец и для тебя, — второе точное попадание Пак Чимина будоражит кожу Намджуна, и по его коже, кажется, впервые в жизни бегут мурашки. — Доминус, — а это будоражит ещё больше и заставляет реки его выйти из берегов и сменить маршруты. Они хотят, чтобы устья их были в Чимине, чтобы было откуда начинаться и где заканчиваться, ведь текут они безостановочно, без конечного адреса. Топят города и сёла без сякой причины. Чёрт… Намджун поднимает глаза и хмыкает. — Точно, — соглашается он довольно, но для Чимина это не так радостно, ведь Чонгук умер… Всё, что любит Пак, умирает, он разрушает всё, хотя хочет созидать. Убивает тех, кого хочет оберегать. Он топит болью своей. Думает, что реки в нём слишком мелководны, а на деле в нём океаны с морями танцуют вальс. Беловолосый упустил тот момент, когда свободная рука Пака потянулась к нему. Чимин схватился рукой за край серого свитера Джуна с длинны горлышком и потянул за краешек вверх, как бы прося парня избавиться от лишней вещи. Хочется проследить маршрут рек под его кожей. Ким ухмыляется, глядя на сероволосого, который так мило и в то же вовремя сексуально закусил губу, что, кажется, он бы сейчас сделал всё, что тот только бы попросил, от этого юноша немедленно стянул с себя свитер, потому что хотелось поскорее ощутить Чимина, прикоснуться голой кожей к его. Блондин снова припал к губам юноши, оттянув голову Пака вниз за волосы. Чёрт, так хотелось наказать того за то, что покоряет его, одним только взглядом переворачивает всё в демоне, так хочется показать ему, что он не собирается ему подчиняться, но сероволосый в ответ больно царапает бок Намджуна острыми ноготками, давая понять, что не любит оставаться в долгу, что не будет стоять в стороне. И вот, кажется, вот оно, противоборство двух начал, воочию. Чимин, запомни тот момент, когда ты ещё можешь сойти за светлого, запомни, пока не почернел. Ким принял правила игры и отстранился от юноши, заглядывая в его решительные глаза своими — практически чёрными от желания и нетерпения. Джун комкает в руках кофту Чимина, а потом одним движением разрывает плотный материал, будто бы это кусочек марли, такой ненужный сейчас. Юноша усмехается, глядя на шокированное лицо Чимина и пользуясь замешательством парня, вынимает руку Пака из рукава бывшей кофты. Намджун сам не понял, что на него нашло, просто так сильно хотелось показать Чимину, кто здесь главный, а то Пак слишком много на себя берёт, слишком сильно пленит и слишком на многое, видимо, рассчитывает, только вот проблема, наверное, в том, что… именно это и нравится Джуну. Доминус облизывает пересохшие губы и припадает к уже затвердевшим соскам Чимина. Как только губы Намджуна накрыли сосок парня, послышался рваный вздох, и тело его так ломко вздрогнуло, что на миг блондин осознал, как он ломок, как он непостижим и как прекрасен. Ему даже почему-то на миллисекунду стало так странно за него, ведь он рядом… рядом для того, чтобы погубить, без сомнений. Страшно, что творится в голове Доминуса, страшно подвергать этому такого чистого и прекрасного Чимина. Но в следующую секунду Джун уже покусывает, а потом тщательно вылизывать соски сероволосого. «И, слившись со светом, ты не потеряешь своей тьмы» «Ведь это шоколад пачкает губы» «А не губы, делают шоколад чистым» Ким играется язычком с сосками Пака, а когда слышит сдавленный всхлип, который сероволосый так трогательно и старательно пытался скрыть, блондин, не отрываясь от таких сладких, словно политых мёдом сосков, устремил взгляд на лицо Пака. Демон сразу заметил, что оно очень напряжено: губы подрагивают, брови сведены к переносице, а ресницы буквально трепещут, кажется, в уголках глаз даже поблескивают маленькие бриллиантики слез. Сероволосый хватается рукой, которая была прикована наручниками, за железный прут кровати, сильно сжимая его, и напрягается, чёрт… нельзя так скоро сдаваться, нельзя растекаться в лужицу от этих сводящих с ума касаний этого горячего, обжигающего и пьянящего, словно пропитанного алкоголем, языка. Но это слишком. — Ммм, Чимин-и такой чувствительный, — усмехается парень, понимая, что нашёл эрогенную зону сероволосого. И Ким сейчас невероятно горд собою, ему даже кажется, что то, что он сделал сейчас — самое великое деяние за всю его жизнь. Кажется, что он первооткрыватель, который намного круче, чем Колумб и Веспуччи вместе взятые. Ведь он первооткрыватель тела Пак Чимина. Демоном одолело желание изучить всё тело юноши, ведь он уверен, что таких чувствительных мест может быть много. Хотелось изводить Пака, хотелось довести его до отчаянного состояния, чтобы умолял… такова его натура, таков и он сам. Блондин схватил маленькую кисть Чимина, которая металась по бордовым простыням, и положил её на собственный стояк, который больно упирался в грубую ткань штанов. Невероятно, как просто Паку удалось возбудить Джуна, ничего при этом не делая. И если Доминус первооткрыватель тела Пак Чимина, то тот в свою очередь первооткрыватель самого Доминуса, со всеми его пороками и достоинствами, слабыми местами и сильными сторонами. Со вей гнилью и со всем многоцветием его души. Сероволосый устремил взгляд к потолку и стал поглаживать ладонью возбуждение Джуна, но, когда он услышал низкий стон блондина, будто бы с цепи сорвался, потому что этот голос… чёрт, как можно держать контроль, которому Пак всю жизнь себя подвергал? Чимин хватается рукой за пряжку ремня Кима и наскоро расстегивает её, даже не глядя. Доминус охотно помог парню избавить себя от штанов и нижнего белья, с нетерпением ожидая других активных действий со стороны Пака. Потому что у него в голове нечто такое и образ юноши совсем несовместимы, и от этого блондин хочет, чтобы Чимин сам показал свои грехи, а ежели нет их… то он хочет помочь ему их создать. Но Чимин далеко не свят. Поэтому сейчас он так уверенно положил руку на член блондина и начал поглаживать ствол, пытаясь выбить ещё один приятный стон из Намджуна. Ким глубоко вздохнул, потому что ему сейчас было одновременно приятно и больно. Такая близость к Чимину ломала его тело, но в то же время сводила с ума душу. Кажется, и в нём самом идет противоборство, душа жаждет касаний от Пака, а тело изнывает от боли и просит пощады. Пак увидел, как исказилось лицо беловолосого на миг, лишь на миг, но этого хватило, чтобы Чимин одернул руку, тут же вспоминая слова демонов о том, что он причиняет Доминусу боль. Насколько же она сильна и почему так происходит? Чёрт… почему? Он… венец, терновый, мать его, венец! И для него. Боли больше, чем наслаждения, и он готов сейчас уйти, исчезнуть навсегда, но рука прикована к кровати. «Но ведь по природе своей… что побеждает?» «Тьма или свет?» «Ведь, если наступает ночь — это тьма» «Но ежели включить свет, то не станет тьмы более» «Существует ли вообще победы и поражения?» «И тьма ли существует?» «Ведь просто-напросто тьма — это отсутствие света». — Эй, охуел? — хмурит брови беловолосый, возвращая руку Пака на свой член, сильно сжимая запястье юноши, так, что кажется, в итоге обязательно останутся синяки. — Тебе же… больно… — тихо произносит Чимин, ненавидя себя за то, что причиняет боль единственному существу, которому на него не плевать. — Ты что, забыл? — хмыкает Ким, — мне не больно, потому что это я причиняю боль, — повторяет он свои излюбленные фразы, — ты ещё в этом убедишься, — кивает парень, наблюдая за реакцией Чимина. Испугается? Но юноша лишь прикусывает щеку изнутри, он сам не замечает, как начинает безмолвно извиняться, произнося слово «прости» одними губами. Но Намджун прекрасно видит это и невероятно злится. Какого чёрта он извиняется? Грёбаный Пак Чимин! Он страдает, потому что причиняет Доминусу боль и… чёрт, как же это абсурдно. И как невероятно. Перед ним никто и никогда ещё не извинялся… о нем никто не волновался и не ставил его выше себя. Чёрт… да никто не ждал его, а это Чимин… нет, нет, это всё не правда, это не по-настоящему, а понарошку. Он притворяется, делает вид, он играет… да что угодно! Иначе, как это объяснить? Ведь так не бывает. Он знает людей, и они далеко не такие, готовы продать друг друга за что-то блестящее и дорогое. Готовы рассказать всё, лишь бы казаться выше и лучше, готовы вонзать в спину ножи… но что же это такое, почему Пак Чимин готов их вынимать, в себя вонзая. И он точно не от мира сего… или же Намджун просто не понял его. Юноша видит, что сероволосому сложно, что тот снова корит себя, считает монстром, ненавидит себя и… Доминус решает показать парню, кто здесь настоящий монстр. Блондин тянется к сундуку и достает оттуда черную плеть с кожаной рукоятью, он усмехается и легко, можно даже сказать, нежно проводит разветвленными хвостами плети по напряженному прессу Чимина. Пак чувствует холодные, кожаные лоскутки ласкающие его живот и айщ… это приятно, тело само без согласия сероволосого выгибается навстречу, глупо и наивно, не понимая, что за этим последует удар, но Чимин не боится физических ударов от Доминуса. Не боится. Он принимает. Он готов. Ведь не только же Джуну должно быть больно, так ведь? Всё должно быть по-честному. Намджун замечает, что Пак и правда получает от этого удовольствие и… чёрт, как же это похоже на их жизнь. Ким приносит сероволосому только боль и несчастья, а Чимин так наивно полагает, что в демоне его спасение. Джун заканчивает с нежностями и резко ударяет плетью по кубикам пресса сероволосого, не щадя его даже в первый раз, юноша так выгибается в ответ, что его рёбра впиваются в кожу, а его спина выгибается в такую дугу, что кажется, Джун даже слышит её хруст. Чёрт… это отодвигает всё на задний план. Видеть, как кожа после удара со временем становится красноватой, а после из маленького участка, с которого содралась кожа, выступает маленькая бусинка крови... Ким готов наблюдать за этим безустанно, за этими появляющимися ярко-красные полосами, и это только начало, определенно, потому что, то наслаждение, что он получил от удара, юноша не получал никогда ранее. Джун медленно ведет плетью по низу живота, переходя на ноги, и снова бьёт. Доминусу всегда нравилось наблюдать за тем, как кому-то больно. На протяжении многих веков именно садизм был его любимым развлечением, и поэтому с каждым ударом плети и высокими стонами внутри разрастается какой-то пожар. А Эти чиминовы стоны, айщ, его голос словно создан для того, чтобы он стонал. Ведь это симфония получше, чем писали живущие когда-то композиторы, которых Доминус тоже убил из-за того, что они были так скучны. Вот та музыка, которую нужно создавать. Та музыка, которую Ким готов слушать до потери памяти, потому что она сводит с ума, реки в нём замерзают и тают, извечный бег по кругу, они пересыхают и снова наполняются до того, что выходят из берегов. Его голос создан для стонов. Чимин завороженно смотрит на парня и не сдерживает стонов боли. В уголках глаз скапливается влага, уже в который раз за этот вечер, он не становится слабым рядом с Доминусом, он сильным становится, и от этого может позволить себе открыться, но Ким не даёт ей пролиться. Пак думает о том, что он заслужил эту боль и… он рад получить своё наказание именно от Намджуна. Сероволосый смотрит на тонкую кисть Джуна, которая сжимает рукоятку плети. С ней в руках Доминус выглядит так правильно и, хоть он и не может внушать Чимину, но Пак чувствует себя, будто бы его заставили обожать эту боль. Иначе, как объяснить всё это? Как объяснить то, что сероволосый не хочет, чтобы Ким останавливался. Его неимоверно заводят эти искорки в глазах блондина, от него так и веет величием. Ким кладёт плеть рядом с собой и тянется руками к боксерам Чимина. Он на миг замирает, устанавливая контакт с парнем, а потом разрывает нижнее белье парня, бросая обрывки ткани на пол. Он любит всё рушить, и пусть Пак привыкнет к этому, пусть тогда, когда Доминус и его разрушит, сероволосый будет готов к этому. Ким хочет сделать юноше поблажки за хорошее поведение и подготовить его к тому, что ждет его однажды. Чимин сглатывает и дышит учащенно, потому что его невероятно ведёт от того, какой Намджун сильный, он же буквально демон, и от осознания этого Чимин чувствует себя таким маленьким, таким… зависимым, таким ещё более никчемным и ещё немного защищенным. Сероволосый уверенно раздвигает ноги, доверчиво глядя на Намджуна. У Доминуса что-то щемит внутри от того, насколько Чимин открытый перед ним. Он не боится. Он принимает. И Доминус в тот момент даже боится подумать о том, что он так близок к исполнению своей цели. Забывает обо всём. Потому что такой невероятный, ранимый, ахуенный Чимин во всей своей красе занимает все его мысли. Беловолосый сглатывает, а потом осекается, резко хватает плётку и сечёт Пака по внутренней стороне бедра. Какого этот Пак Чимин такой доверчивый? Какого это он сводит его с ума, какое он имеет на это право? Разве он не понимает, кто перед ним? Сероволосый от неожиданности вскрикивает и сильно дергается. Доминус лишь усмехается и снова тянется к сундуку, на этот раз доставая оттуда тюбик смазки. Беловолосый открывает тюбик и выдавливает гель на руку, а после прикасается подушечками пальцев к сжатому колечку мышц. Чимин вздрагивает, потому что смазка оказывается очень холодной, он борется с желанием сдвинуть ноги, но строго-настрого запрещает себе делать это. Доминус вводит один палец на пробу и смотрит на реакцию сероволосого, пытаясь словить его эмоции. Пак замирает в ожидании и закрывает глаза, сосредотачиваясь. Раньше он этого не замечал, но сейчас понял, что наручники сильно натёрли ему запястье, он чувствует, как кожа под ними сильно жжется и щиплет. Парень устремляет взгляд на свою руку и дергает цепь. Следы от плети по всему телу жгут и, кажется, на некоторых местах выступили маленькие капельки крови. Джун пользуется тем, что Чимин немного отвлекся и вводит сразу два пальца, предварительно облив их большим количеством смазки. Пак стискивает зубы и напрягает ноги от боли, а Намджун сам не замечает, как начинает поглаживать напряженную ляжку сероволосого своей большой и тёплой ладонью, огибая линию его мышц, чёрт… как идеально его тело, так идеально… настолько, что сам Доминус рядом с ним почувствовал себя таким уродцем. Хоть блондин и убеждал Чимина, что он само зло, боль во плоти, но тем не менее Джун разрабатывал вход юноши очень медленно, борясь со своей нетерпеливой сущностью. Собственный член сочился смазкой, а глазах давно помутнело, он и не заметил, как они оказались его природного цвета, отчего, глядя в них, Чимин просто терял голову. Ему отчего-то так сильно нравятся его глаза, может, оттого, что они отражают всю суть, оттого, что не врут? Не смотрят на похоть с ума сводящую, Намджун всё равно упорно раздвигал пальцы внутри Пака, стараясь растянуть его как можно лучше, чтобы было не так паршиво. Он уже достаточно боли причинил… А ещё юноша хочет сопротивляться, старающейся соблазнить его не раз Лебиде до конца, показать ей, что он сам волен делать то, что хочет и будет делать всё по своему плану, переписываемому сотни и тысячи раз. Но никак иначе. Он отвергал её тогда, и отвергнет ещё сотни раз. Потому что теперь… теперь, кажется, он и не сможет ни на кого смотреть, после того, как увидел это тело, эти линии и услышал этот голос. — Да хватит уже! — Ким так сильно увлекся, что не заметил, как Чимин и сам уже сгорает от нетерпения. — Хватит, блять! — вскрикивает или выстанывает Чимин. Хватит так хватит. Беловолосый лишь хмыкнул, вынул пальцы, закусив губу, и принялся смазывать свой колом стоящий член. Вся комната заполнилась запахом малины и… кажется, черешни, и это с ума сводило… чёрт, здесь всё, абсолютно всё так сильно идет Паку, что, кажется, этот интерьер был для него создан. Эти бордовые атласные простыни, плотные шторы и линия света, на которой можно увидеть летающую в воздухе пыль и… похоть. Эти цвета… чёрт, слишком идеально. «Напрасно говорят, что нет ничего идеального» «Такового и не увидеть никогда» «Ложь сильнее этой не найдется» «Отрицая существование чего-либо» «Мы отрицаем самих себя» «Отрицать, что Чимин идеален» «Значит быть слепым глупцом» «Или тем, кто в жизни не видел его» «Многое потерял или же был спасен от гибели» Чимин раздвинул ноги ещё шире, чтобы парню было удобно пристроиться между них и Намджун решительно подползает ближе. А его сердце начинает задавать ритм его движениям, черт… сердце, так странно чувствовать, каждый раз, оно ведь живет совей жизнью… кажется, что грудь сейчас разорвется от его бешенных ударов. Оно тоже хочет насладиться зрелищем этим: расказнивший Пак Чимин, его тонкая, разошедшаяся в некоторых местах покрасневшая от ударов плетью кожа, закусанная его ровным рядом зубов губа, рука над головой прикованная и одна блуждающая иногда без точного адреса, и… эти, чёрт их возьми, раздвинутые ноги. Ким провидит головкой дразняще по кольцу мышц головкой своего налившегося кровью, горячего члена, и уже только лишь от трения об его кожу всё перед его глазами кружит. Ким начинает аккуратно входить в податливое тело Чимина, но как только он чувствует эту умопомрачительную, крыше сносящую узость, сразу толкнулся на всю длину, отчего Пак громко всхлипывает, кусая губу до крови. Намджун замирает и наклоняется к лицу Чимина, накрывая его искусанные губы и даже, кажется, чувствуя вкус спелой черешни, но это всего лишь кровь. Ким начинает двигаться, он плавно поддается бёдрами вперед-назад, отчего мышцы красиво выделяются на теле сквозь смуглую кожу. — Намджун-а… — умоляюще выдыхает сероволосый, — освободи мне руку, — просит он, чувствуя дикий дискомфорт в нижней части тела. — Зачем, малыш? — интересуется юноша, грубо толкаясь вперед, упираясь ладонями в пресс серовлосого, надавливаясь на него с силой каждый раз, когда входит в юношу до основания. — Я… я хочу тебя обнимать, — честно признаётся Чимин, а Намджун улетает в астрал от таких слов. Чёрт… Ему совершенно не верится в то, что сейчас происходит. Парень не знает куда девать нахлынувшую бурю эмоций, поэтому он резко кусает Пака за плечо, но сероволосый не кричит, он лишь обнимает Джуна за шею одной рукой. Хватается, ища в нём причал, пристанище, не зная, что там ждет его буря… пытается взять от него всё, что только может, даже то, что Ким и не даёт. Чёрт… он впервые ощущает что-то подобное. И пусть точно не знает, что это такое, но… ему хочется задержать это подольше. Блондин продолжает вдалбливаться в горячее тело парня, ему сейчас так безумно хорошо. Узость Чимина сводит с ума, а его блядские губы околдовывают, особенно, когда изо рта юноши вырывается тихий, но чувственный стон. Доминус меняет угол проникновения, стараясь найти такую позицию, чтобы и Пак получал удовольствие. Хотелось слышать эти сладкие стоны, хотелось сойти от них с ума, хотя… кажется, он уже сошёл, раз так заботится о ком-то, кроме себя. Раз так вообще заботится, помнит это грёбанное слово и смотрит на Чимина так чувственно, заботливо и иногда со страхом, поправляя падающую на глаза чёлку, пытаясь своими руками повторить то любимое движение, которое всегда проделывает сероволосый, впуская руку в волосы, и проводит по ним, чёрт. Доминус внезапно отстраняется и расстегивает наручники, высвобождая руку Чимина, сам от себя такого не ожидая, видимо, Чимину снова удалось проникнуть в него, слишком глубоко, кажется, что это не Джун сейчас ебёт его, а ебут его, во всех позах и намного быстрее и жестче. Сероволосый смотрит на него удивленно и неуверенно обнимает демона дрожащей затёкшей рукой. Юноша начинает водить ладонями по спине Джуна и тихонько стонет от ощущения такой близости с Намджуном. Это нечто неописуемое… невозможно описать, каково это: чувствовать чужое тело, тепло его соприкосновения, как оно трется о твоё… невозможно описать то, так красочно, как это есть на самом деле, да и не понять этого… понять невозможно, пока сам однажды не ощутишь и более не сможешь расставаться с любовью к тому, кто подарил это тебе, пусть мимолетно слишком (а, к слову говоря, как бы долго не длился этот момент, он всегда, в итоге, кажется одним, неуловимым, как птица моментом), с потребностью к этому, с жадной, нужной и необходимостью, как угодно… Внезапно Чимин чувствует под своими ладонями что-то странное, он хмурится и начинает легонько исследовать пальцами спину Джуна. Пак распахивает глаза от осознания того, что под подушечками его пальцев расположились следы от основания крыльев Доминуса, прямо там, на лопатках. Сероволосый хочет что-то спросить, но Намджун ему не дает, он затыкает рот юноши поцелуем прежде, чем тот найдет слова. Блондин неожиданно выходит из тела Пака и спускается с кровати на пол, а потом хватает Чимина за ноги у косточек, притягивая к себе, хватает за торс, на котором жгутся следы от плети, и поднимает ничего не понимающего парня, тут же усаживая его на широкий белый подоконник, который находится совсем рядом. Блондин продолжает вдалбливаться в тело Пака, выбивая из него горячие стоны, которые заставляют мурашек пробегаться по телу. Хочется, чтобы это длилось вечность, но… по закону, это навеки останется одним лишь мгновеньем неуловимым. «Пусть тьмы не существует» «Но Доминус точно есть» «И тьма ли - это отсутствие света» «Или же свет — это отсутствие тьмы?»