Черный Замок

Эйльриху приснился сон. А ведь он не видел снов уже давно. И в этом сне был Дэйриил, его Дэй. Чертёнок вышел из дверей старого, но надёжного дома, с крепкими стенами и добротной крышей. Эйльрих заметил у него перевязь с Лунным Клинком и улыбнулся. Дверь за спиной Дэйриила захлопнулась, и он осторожно спустился с крыльца. Заброшенный сад, окружавший дом, сразу не понравился Эйльриху. И он не ошибся. Тэнтэкль, появившийся будто ниоткуда, напал на Дэйриила. Сердце Эйля сжалось от тревоги за младшего братишку. А ведь Дэй лишился всех Сил по воле Джоэля! И вот, сейчас, даже этот пустяковый, не сильно сообразительный демон может оказаться смертельным для него! Но Эйль мог лишь наблюдать. Всё вокруг было подёрнуто постепенно сгущавшейся серой дымкой, и Эйль видел всё хуже. И он прошептал, не произнося вслух, лишь одно слово. «Глаз!» Сон оборвался. Эйльрих проснулся, резко открыл глаза и сел на кровати. Если бы! Если бы он только услышал! Ещё не рассвело. Эйльрих, выученным и отработанным движением сложил пальцы в огненном знаке. Загорелась лишь одна свеча в серебряном канделябре. Возможно, Эйльрих смог бы обойтись и без неё, совершенное зрение Охотника вполне позволяло ему это. Но он просто хотел увидеть эту горящую свечу. Маленькую, рыжую, живую искорку. Ещё одно напоминание о Дэйрииле, которому досталась в наследство от смертного отца Огненная Сила, теперь перешедшая к Джоэлю вместе с Тьмой, которую Дэй так безрассудно и глупо позволил у себя отнять. Сердце болезненно сжалось от тоски. Эйльрих, абсолютно обнажённый, вскочил со своей огромной кровати и, босой, пошёл в ванную. Он умылся ледяной водой. Дэй любит очень тёплую, почти горячую. И, в очередной раз, он запретил себе думать о Дэйрииле, запретил вспоминать. Эйльрих вернулся в пустую, полутемную спальню. Теперь в его комнатах было холодно, и его это вполне устраивало. Он даже приказал Гертруд унести тёплые одеяла. Дэй любит тепло. Любит, чтобы в комнатах было жарко натоплено. Любит смотреть на огонь в камине. Но здесь больше нет Дэйриила. Эйльрих беззвучно выругался и упрямо качнул головой. Сегодня, в тёмном окне, за которым только начинался рассвет, он не увидел бледного лица. Алан. Эйльрих предпочитал не замечать его, хоть и ненавидел себя за это. Эйль не мог простить ни себе, ни ему того, что случилось, того, что разрушило его любовь, и, возможно, уже безвозвратно, отдалило от него Дэйриила. «Жаль отвлекать тебя от душевных терзаний», - беззвучный голос Джоэля был вкрадчивым и тихим. Эйльрих поморщился, будто съел кусок кислого фрукта. Отец никогда не разговаривал с ним так. «Но у меня есть для тебя новости», - продолжал Джоэль так, будто и не услышал его мыслей. - И какую же мерзость ты удумал на этот раз? – ехидно спросил Эйль вслух. «Как непочтительно!» - притворно возмутился Джоэль. – «А ведь в твоих жилах и моя кровь! Ты получил её вместе с кровью Клодевика, мой вспыльчивый Эйль, ведь и она течёт внутри этих бессмертных камней». - Так мне и тебя называть отцом? – насмешливо спросил Эйльрих. «Возможно, позже», - тихо сказал Джоэль, - «когда ты привыкнешь, когда сможешь понять». - Ты – бессмертный враг Отца, и это всё, что я понимаю, - ответил ему Эйльрих. «Ты думаешь так сейчас», - теперь голос Джоэля звучал немного печально, - «но поверь, мы не всегда были… врагами». - А у меня было достаточно времени, чтобы хорошо узнать тебя по делам твоим, - сказал Эйльрих. «Я не заточил Клода в темницу, не похоронил заживо в том омерзительном каменном мешке», - продолжал Джоэль, - «он не испытал ничего из того, через что за эти сотни лет проходил я». Возможно, он ожидал от Эйльриха вполне закономерного вопроса – почему. Но Эйльрих молчал, чётко давая понять, что не желает продолжать этот разговор. «Что ж, вернемся к новостям», - сказал Джоэль. – «Ты ведь собирался отправиться на Драконий Коготь?» Эйльрих согласно кивнул. «Боюсь, сегодня ты сможешь добраться туда только вечером и в компании Сэма», - с притворной печалью сообщил ему Джоэль. – «А сейчас ты отправишься в Зал». - Зачем? – спросил Эйль, хоть уже и знал ответ. «Ты снова будешь тренировать учеников Замка, Эйльрих», - Джоэль глубоко вздохнул, - «его будущих сыновей». «Твоих будущих сыновей?!» - Эйльрих не решился произнести такое вслух. «И моих, и Клодевика», - устало ответил Джоэль. – «Моя кровь смешалась с его, так же, как и наши Силы. А позже… всё это стало чем-то большим и навсегда осталось здесь, в этих стенах и Скалах». Эйльрих похолодел от внезапной догадки. «Линор», - теперь он предпочитал не говорить этого вслух, слишком мерзким было то, о чем он думал. – «Ты вспомнил о ней в парадной гостиной». «А ты так и не смог простить её», - Джоэль горько рассмеялся, - «впрочем, и Клодевик, и я тоже не смогли. Но не беспокойся, я не использовал ни её кровь, ни её Силу. В моих экспериментах она… была связующим звеном между мной и Клодевиком». «Тогда?» - Эйль растерялся, он не находил слов. «Почему Клодевик так ненавидит прекрасную Линни?» - беззвучно прошептал Джоэль. – «У него есть причины, поверь». «А ты?» - Эйльрих хотел бы прекратить этот разговор, очень хотел, но любопытство было сильнее. «Я слишком древний, чтобы испытывать столь сильные эмоции и столь долго», - ответил ему Джоэль. – «Я даже благодарен ей, без неё… не было бы всего этого», - он замолчал, давая Эйльриху время осмыслить и осознать всё, только что сказанное. – «Но, хватит вспоминать прошлое, Серебряный Охотник. Я хочу, чтобы ты немедленно пошёл в Зал, где тебя ожидают твои ученики». «Полагаю, у меня нет выбора, Джоэль ла Морт?» - насмешливо спросил Эйльрих. «Правильно полагаешь», - ответил Джоэль, тоже насмешливо.

***

Эйльрих, надёжно скрыв эмоции от окружающих, с каменным, абсолютно ничего не выражающим лицом, прошёлся по коридорам и лестницам Замка, не забывая, всё же о приветствиях. Охотники, ученики, слуги. Он чувствовал на себе их пристальные взгляды, но предпочитал не замечать. Он был вынужден признать – в Замке, после захвата власти Джоэлем, не изменилось ровным счётом ничего. Всё так же двигались и извивались коридоры, перемещались лестницы, а жители Замка по-прежнему спешили: и Охотники, и ученики, и даже слуги. Эйльрих привычно прошёл по красной бархатной дорожке к огромным деревянным дверям, украшенным старинной резьбой. Двери распахнулись, и Эйльрих вошёл внутрь. Сердце болезненно сжалось. Дэй. Когда-то и он тренировался здесь, пусть и очень недолго. Отец… предпочитал изолировать его от остальных Охотников. «Хватит сентиментальности на сегодня!» - прикрикнул на него Джоэль. И Эйльрих, ведомый им, пошёл вперед. Лязг стальных мечей и стук деревянных на несколько мгновений оглушил его. За годы, проведённые на Драконьем Когте, Эйльрих успел отвыкнуть от подобного шума. Охотники тренировались парами, состязаясь в умении владеть разными видами оружия, а большинство учеников – в группах под строгим надзором Наставников. Эйльриха ожидали десять учеников, молодых, почти мальчишек. Одного беглого взгляда на них было достаточно, чтобы понять – слишком неуклюжи, слишком смертны, не прошли ещё и первого года обучения, и, определённо, вряд ли пройдут. «Что ж, Эйльрих», - теперь голос Джоэля был ехидным, - «научи их, чему сможешь, и, возможно, они смогут прожить ещё немного».

***

Время тянулось невыносимо медленно. После правильного дыхания и разминки, последовали упражнения на растяжку, затем силовые. Эйльрих уже успел забыть, насколько слабыми и неуклюжими могут быть люди. Но он был терпелив, не срывался на крик, не выказывал презрения или высокомерия. Благодаря Залу, Эйльриху удалось, хоть и ненадолго, сбежать от тоски. В полдень Эйльрих отпустил выдохшихся и измученных учеников – перед обедом им было необходимо вымыться.

***

«У меня для тебя подарок, дорогой мой Эйльрих», - вкрадчиво прошептал Джоэль в его голове. И прежде, чем Эйльрих успел ответить, двери Зала вновь распахнулись. В серой ученической форме, старого покроя, именно такой, какая была на нём в день смерти, вошёл… Алан! Как и прежде, его длинные, цвета воронова крыла волосы, слегка растрёпанные, были небрежно перехвачены тёмно-синим бархатным шнурком, янтарные глаза сияли безумным блеском, а идеальной бледности его лица позавидовал бы любой столичный аристократ. Разве что руки с ссадинами на костяшках портили впечатление. Эти ссадины Алан заслужил честно – не отлынивал от тренировок, хоть и мог, благодаря знатному происхождению и семейным связям. Эйльриху показалось, что земля уходит у него из-под ног. Алан, улыбаясь, направился к нему, уверенными, широкими шагами, быстро сокращая расстояние. - Здравствуй, - тихо сказал он, подойдя непозволительно близко. И вновь, как и тогда, больше семи сотен лет назад, на них были устремлены пристальные, нескромные взгляды. Беззвучно смеялся Джоэль, но Эйль не находил слов, чтобы проклясть его. - Не хочешь… вспомнить старые времена? – всё так же тихо, но немного насмешливо спросил Алан, которого, определённо, позабавила реакция Эйльриха на его, столь неожиданное, появление в Зале. Эйль молчал, но не мог отвести от него глаз. Это был именно тот, прежний Алан, презрительный и насмешливый. - Столько лет, милый Эйльрих, - и он лукаво улыбнулся, - возможно, теперь ты действительно сможешь победить меня. Послышался приглушённый смех, многие Охотники смогли услышать эти слова, хоть они и не были предназначены для их ушей. - Мне… пора, - только и сказал Эйльрих и быстро, насколько это было возможно, чтобы не перейти на бег, прошёл мимо Алана. «Удираешь?!» - в беззвучной речи Алана была холодная ярость. – «И это после того, как умолял меня остаться рядом?! Не уходить за черту?!» И Эйльрих мог бы возразить, сказать, что тогда, семью веками раньше, он любил и любил до сумасшествия, настолько, что сам был готов уйти за черту, лишь бы не расставаться с Аланом, но не теперь, когда в его сердце и мыслях поселился один только Дэйриил, поселился навсегда и без всякой надежды выгнать его оттуда. Но он предпочёл промолчать и уйти. Тяжёлые, деревянные двери захлопнулись за его спиной с глухим стуком. Алан не преследовал его. «Ты не рад моему подарку?» - беззвучно спросил его Джоэль. «Надеюсь, ты сгниёшь в своём склепе тысячу раз и никогда больше не выберешься из него!» - крикнул Эйльрих, тоже не произнося слова вслух. «А я надеюсь, что нашёл действительно достойную замену твоему жалкому любовнику!» - Джоэль смеялся, и от его смеха по спине Эйля пробежал холодок. – «Старая любовь не ржавеет, Серебряный Принц!» «Отправляйся к воронам, демон!» - Эйльрих с трудом удержался и не сплюнул себе под ноги. Без спешки, скрыв за блоком свои эмоции, Эйльрих вернулся в свои комнаты. Той ночью Эйль хотел отправиться в Мэйтис. Не один час провёл он в гардеробе, под который была выделена довольно большая комната. Эйль выбирал жюстокор, шёлковую рубашку, жилет, чулки, кюлоты, а ещё – туфли в тон. И выбирал, конечно же, из нового, из того, что ещё ни разу не надевал. Отец не раз ворчал, но Эйльрих оставался верен себе, он никогда не надевал один наряд дважды. В этот раз Эйль остановил свой выбор на чёрном бархатным жюстокоре, сильно приталенном, согласно веяниям столичной моды, сером атласном жилете с маленькими серебряными пуговицами и бархатных кюлотах, тоже серых, но на тон темнее, чем жилет. Белая шёлковая рубашка с воздушными кружевами, белые чулки и чёрные бархатные туфли с серебряными пряжками отлично дополнили его образ. Эйльрих внимательно осмотрел себя в зеркале и остался вполне доволен увиденным. Он задержался у зеркала всего лишь на несколько мгновений. «Выпендрёжник!» - Эйль почти услышал. Дэйриил… Да, Дэйриил, Тёмный Чертёнок, никогда не забывал напомнить ему, что он – выпендрёжник, когда Эйль наряжался для очередного бала, городской прогулки или приёма гостей. Сам Дэйриил терпеть не мог всю ту красивую, модную и безумно дорогую одежду, которую выбирал ему Эйльрих и надевал её исключительно, чтобы порадовать его. Эйль глубоко вздохнул и снова посмотрел на себя в зеркало. Зачем всё это?! Зачем всё это теперь, без него?! Он небрежно сбросил с ног узкие, неудобные туфли и босой, не беспокоясь о сохранности шёлковых чулок, отправился в кладовку, находившуюся рядом с кухней. Отец создал её по его просьбе совсем недавно. Эйль вновь грустно улыбнулся непрошенным воспоминаниям. Что с ним сейчас?! Неужели Джоэль не хочет отомстить за всё, что произошло здесь?! Происходило на протяжении столетий?! Эйль постарался прогнать тревожные мысли. Отец жив и не испытывает боли, иначе бы и он почувствовал её. Вероятно, его так же непросто убить, как и Джоэля. Но Эйль не чувствовал совсем ничего, ни злости, ни страха, которые были бы вполне закономерными при таком развитии событий для Отца. Избавиться от горьких, назойливых мыслей не удавалось. Эйль распахнул дверь кладовки и на секунду представил, как Дэйриил со смехом выбегает ему навстречу и бросается обниматься. Конечно, за дверью не оказалось никого. В кладовке Эйль хранил овощи, фрукты, приправы, соусы и вино. Даже сейчас, когда он почти перестал готовить, Эйль не забывал зачаровывать кладовку на холод, чтобы её содержимое не испортилось. Он зашёл, с удивлением понял, что, благодаря босым стопам чувствует холодный пол, и это ощущение неприятно ему. Эйль взял с полки тёмную бутылку двухсотлетнего, красного вина, как можно быстрее вышел из кладовки и тщательно затворил за собой дверь. Сначала он хотел осушить только один или два бокала. Но вино показалось ему невероятно вкусным, к тому же, оно притупляло чувство тоски и одиночества. И Эйль не заметил, как напился до беспамятства и один. Он закрывал глаза, пытаясь представить, что делает сейчас Дэйриил, но видел только темноту. Эйльрих заснул, шепча проклятья, в своей гостиной, на ковре, у камина, в котором уже догорал огонь. И ему почти удалось проснуться, когда знакомые, сильные руки привычно коснулись плеч, когда почувствовал, как легко подхватили его и понесли. Всё те же ловкие, знающие руки избавили его от одежды. И Эйльрих хотел бы возразить, хотел бы прикрикнуть, чтобы его оставили в покое, одного, но не мог. Ему нравилось тепло этих рук, прикасавшихся к нему. Да, именно прикосновения, вот по чему он соскучился больше всего. - Дэйриил, - прошептал он вслух, не открывая глаз. - Ты ошибся, - ответил ему другой, но тоже до боли знакомый голос. Некоторое время они молчали. Алан укрыл его одеялом, очень знакомым одеялом, тёплым и немного тяжёлым, из шерсти демона. А несколькими мгновениями позже и сам присоединился к нему. Прижался и крепко обнял. Сквозь винный дурман, сковавший сознание, Эйльрих осознал, что Алан по-прежнему одет в груботканую ученическую форму, и это его немного успокоило. Злость вперемежку с отчаянием накатила внезапно, оглушающе удушливой волной, и Эйльрих попытался сбросить одеяло, но очень быстро понял, что слишком пьян для подобных подвигов. - Я просил Герт унести, - прошептал он, - чтобы не помнить. - Камин догорел, и ты весь продрог, - ответил ему Алан, ещё крепче сжимая в объятьях, - а добрая Герт не стала ничего уносить, а просто спрятала здесь. - Ложь! – Эйль едва не перешёл на крик. – Я не чувствую холода! - Ты продрог изнутри, - возразил Алан, - ты изменился, пока жил с ним, и сам того не заметил. Эйль пошевелился, даже попытался вырваться из его рук, но тщетно. Да и хотел ли он вырываться? - Я запер все двери и окна, - прошептал Эйльрих, - и не только на замки и засовы. - Мне помогли, - ответил Алан. Эйль не смотрел на него, но точно знал, что он улыбается. - То, что случилось, - язык заплетался, Эйль тщетно боролся со сном, в который проваливался, словно в болотную трясину, - не должно было… случиться. - Я знаю, - согласился с ним Алан, - но я не мог противиться искушению. И теперь я – игрушка в его руках. И Эйль хотел бы заскрежетать зубами от злости, хотел бы выругаться, но челюсть будто онемела, а язык… язык больше не слушался его. - Если бы… я мог остаться тогда, - прошептал Алан, - сейчас ты был бы только моим, Серебряный Принц, - он мягко коснулся тёплыми сухими губами прохладной щеки Эйльриха. И Эйльрих вновь хотел возразить, что теперь уже не имеет значения, что могло бы быть, что для него есть только Дэй. Но он молчал и просто наслаждался ощущением тепла и близости, пусть и таким обманчиво иллюзорным. - Ты в праве прогнать меня, Серебряный Принц, - прошептал Алан. Но Эйльрих продолжал молчать, боясь признаться даже самому себе, насколько ему опротивело одиночество. Алан был прав, жизнь с Дэйриилом очень сильно изменила его. И он отвык быть один. - Если ты позволишь, - Алан вновь коснулся губами его прохладной щеки, - я останусь, - он ещё крепче сжал Эйльриха в объятьях, и на мгновение память вернулась… об одуряющей, невозможной и запретной любви между ними, о страсти, на грани сумасшествия, когда Эйльрих не знал, чего хочет больше, любить или… растерзать проклятого наследника Тёмного Дома, вечно насмешливого, дерзкого, коварного и вполне способного на подлости, а ещё - о боли и безысходной тоске. И Эйльрих тоже захотел обнять его, захотел впиться в тёплые, сухие губы, смять их в жадном поцелуе, как раньше, семь веков назад. Но, хоть он и был пьян, он не сделал ничего из того, о чём подумал. Эйльрих неподвижно замер в его тёплых и сильных руках. И он боялся пошевелиться, ведь тогда бы не смог бороться с своими безумными желаниями. - Я ничего не потребую от тебя, Серебряный Принц, - прошептал Алан, почти касаясь губами его уха. – Я останусь, чтобы заботиться о тебе, чтобы спасти тебя от одиночества, от самого себя. Ты ведь позволишь мне, Эйльрих? – в его голосе была надежда. – Да или нет? Язык по-прежнему не слушался его, и Эйльрих только согласно кивнул. «Да», - беззвучно прошептал он. - Я знал, что нужен тебе, - Алан не скрывал радости в голосе. А затем он сделал то, что только что пообещал не делать, и Эйльрих был слишком пьян, чтобы сопротивляться. Сухими и тёплыми губами Алан коснулся его губ, будто спрашивая разрешения, но лишь на мгновение. Эйльрих не оттолкнул его, не отвернулся. И Алан поцеловал его, долго и нежно, так он никогда не целовал Эйльриха раньше, семь веков назад.