Мёртвый Лес

Тихий писк и запах средств дезинфекции — вот что сопровождало меня в миг моего первого открытия глаз за неизвестный лично мне срок собственного беспамятства. А также неимоверная тяжесть и слабость во всём теле, от чего не то что двигаться было невозможно, а даже смотреть по сторонам затруднительно. Перед глазами всё двоилось и плыло, веки грозились с секунды на секунду вновь закрыться и погрузить разум в очередное забытье. Но даже так в разуме вспыхнула так и не появившаяся на лице счастливая улыбка. Осознание своего положения было делом простым, а большего мне и не нужно было. Из-за чего, под молчаливое согласие разума, веки легко и непринуждённо закрылись, отсекая разом всю поступающую через глаза информацию. «Я жив.» Это была единственная мысль в миг первого пробуждения в шаге от того, чтобы вновь погрузиться в целебный сон. И лишь более быстрый ритм смены показателей приборов, подключённых к телу, был свидетельством произошедших с пациентом госпиталя изменений. Вот только об этом никто не узнал. Увы, в палате было абсолютно пусто: ни дежурной медсестры, ни компетентного ирьёнина, ни даже близких людей не было рядом, чтобы засвидетельствовать этот переломный миг, когда организм пациента вышел из глубокой комы. Второе пробуждение через вновь неопределённый срок времени было куда как оживлённей. Так уж совпало, что в этот раз в палате присутствовала медсестра. Из числа тех, кто совершает регулярный обход по палатам людей, находящихся в беспамятстве. Невысокая девочка, совсем молодая и явно неопытная, ещё не имеющая характерного цепкого, притворно тёплого, но на деле абсолютно безразличного взгляда, была той, кому посчастливилось заметить произошедшие изменения. Хотя ещё миг, и она бы, выполнив свою часть работы, со спокойной совестью ушла дальше, в очередную палату, дабы и там сделать свой минимум обязанностей. Первой реакцией той на пробуждение шиноби был секундный ступор, но, быстро взяв себя в руки от охвативших её в миг неожиданности эмоций, она поспешила подойти поближе, дабы успокоить открывшего глаза человека. Вот только она совершенно не ожидала, что тот не будет предпринимать никаких действий, вот вообще никаких, он просто лежал и смотрел на неё. Для юной девушки это было нетипично, она успела насмотреться на куда как более яркие реакции, приняв для себя их за норму. А тут столь поразительное спокойствие и, в некой степени, безразличие… или всё же это была малая грань беспечности. Тем не менее девушка поспешила заговорить: — Вы в Конохе, Сенджу-доно, — почтительно поклонилась та главе клана основателей скрытой деревни, в которой она выросла и проживает. — Это госпиталь, блок Б, палата 314. Вы были в коме вот уже как неделю, — она не знала, что толком говорить, ибо подобным обычно занимались либо её старшие коллеги, либо действующие ирьёнины. Она же была слишком мелкой сошкой, в чьи задачи входил самый минимум по уходу за пациентами. При этом юная медсестра внимательно следила за мимикой своего собеседника, если, конечно, её короткий монолог в едва несколько предложений можно назвать беседой. — Прошу Вас подождать, я позову дежурного ирьёнина, — она ещё пару секунд стояла то ли ожидая ответа, то ли положительной реакции на её слова, прежде чем сделать первый шаг спиной вперёд. И, пожалуй, выжидала она не напрасно: по лицу шиноби прошла заметная судорога, его рот открылся, и он вроде бы что-то хотел сказать, но, увы, не смог, что сам прекрасно понял. Голосовые связки отвыкли за это время от работы, да и в его горле стоял неприятный ком. А потому тот просто перевёл взгляд в сторону, где была расположена тумбочка, а на ней графин с водой, долго сверля взглядом последний. И его ожидания оправдались: девушка не сразу, но заметила изменения в направлении взгляда и смогла проследить конечную цель. — Простите! Секунду, я мигом! — спохватилась она, параллельно извиняясь за свою нерасторопность: человек вот уже больше недели нормально не пил, точнее вообще не пил воды, всё нужное ему через капельницу сквозь иглу поставляли прямо в вену, а там уже кровь делала своё дело. Взяв графин и перелив воду в небольшой стакан, девушка приблизилась обратно к лежащему без движения шиноби и аккуратно прислонила край стеклянного изделия к сухим губам. Довольно скоро послышались жадные глотки, а сам стакан оказался пустым. За последующие три минуты подобный процесс повторялся четыре раза, пока человек взглядом не показал, что достаточно. Сощурив в добром выражении глаза, он явно хотел поблагодарить её, но свою благодарность мог выразить только столь мизерным изменениям в собственной мимике. Но медсестра его прекрасно поняла и в ответ только улыбнулась. — Я сейчас приведу ирьёнина, будьте тут, — проговорила она, а потом, поняв насколько абсурдно прозвучала вторая часть её фразы, залилась краской и, глупо улыбнувшись, поспешила удалиться, дабы не видеть того иронично-весёлого взгляда, коим её наградил прикованный к своему ложу глава великого клана. Хоть добежать до дежурного поста, объяснить ситуацию и уже вдвоём с действующим врачом вернуться обратно не заняло у девушки много времени, по правде, она сделала это в рекордно короткие сроки, вот только стоило двум служащим госпиталя селения войти во внутрь комнаты родовитого пациента, как обнаружилось, что тот уже мирно спит. Его организм желал ещё каплю отдыха. Третье пробуждение же было куда как более приятным. Некогда властвовавшие в теле слабость, немощность, хрупкость, тяжесть и сонливость ушли прочь, будто никогда их и не было, но это совершенно не значило, что прикованный намертво к кровати на всю прошедшую неделю человек вдруг преисполнился сил и энергии. Как и положено пережившему кому, у него были свои проблемы, например, координация движений. Да, шиноби могут многое, но даже так неделя на кромке чертогов Шинигами никому не прибавит здоровья. Тело исхудало, координация значительно упала, про скорость и силу говорить не стоит, тех как будто никогда и не было, а ещё чакра. Да, краеугольный камень всего мира шиноби. Были проблемы и с ней. Именно поэтому врачи крайне подробно описали своему пациенту всё, что с ним произошло как по его собственной вине, так и в попытках самих ирьёнинов не отпустить его душу в чертоги к одной рогатой твари. В целом, благодаря тому, что глава клана основателей и сам был прекрасным ирьёнином А-класса, то он сам мог разобраться в своём диагнозе только по косвенным показателям, да посоветовать хлопотавшим возле него парочку более эффективных методик действий в подобных случаях. Если ужать список всего причинённого только до самых важных пунктов, то стоит выделить только четыре позиции в официальном заключении: крайне сильное истощение чакры, повреждения каналов СЦЧ ядовитой чакрой Пятихвостого, попавшей непосредственно внутрь каналов, множество колюще-режущих ранений, внутреннее кровоизлияние в мозг. От себя сам Сенджу ещё добавил бы постравматический шок и сильное моральное истощение. Но всё хоть и звучит страшно, а вместе так вообще ужасно, но было уже позади. С самым главным справились быстро, не дав сердцу остановиться окончательно. Хотя то этого очень хотело даже находясь буквально в руках ирьёнинов. В целом, все что оставалось сейчас делать шиноби — это просто спать да есть. Физическое тело привели в стабильность, а вот с чакрой на месяцок нужно завязать, пока повреждения каналов не заживут, а после ещё недели две выводить из своего тела остатки чакры биджу. Так что никакой магии в ближайших два месяца минимум, даже лёгкое усиление тела уже вредно и отодвинет миг окончательного выздоровления на неопределённый срок в будущее. Обдумывание подобных фактов заняло у вышедшего из комы едва час, ещё час ушел на консультацию с личным лечащим врачом, а после Сенджу смог дать волю другим своим эмоциям, что он до этого держал в узде. И первым его вопросом после самого неотложного было конечно же: «Что случилось с моими товарищами?». На что он получил заверения о том, цитата: «Эту буйную мы к вам не пустим, Сенджу-доно… иначе она грозит уничтожить все наши старания. Мне, как вашему врачу, не хотелось вновь вырывать вашу жизнь из лап Ками». О ком шла речь догадаться не сложно. Но раз Мадара злится, значит с ней все в полном порядке. Его же второй друг, как оказалось, хоть и не имел таких сложностей, как он сам, но прописался в госпитале как бы не в раза два дольше него. Тот умудрился выжать себя до последней капли и даже много больше, спасая одного идиота и одну буйную из-под активировавшейся техники S-ранга. И теперь взамен смазливого бисёнена стал похож на обтянутый кожей скелет, а уж про чакру тот мог забыть на все полгода. Да уж, из всей их троицы самой сухой из воды вышла Учиха: всего лишь пара ушибов, да лёгкое истощение чакры, которое больше звучало грозно, чем было чем-то реально опасным. Зато что сам Сенджу, что собачник Хатаке хоть на месяц смогут отвлечься от фронта, ибо не дееспособны. Нужно только будет ещё как-то Учиха отмазать, и вариант с беременностью нравился беловолосому довольно сильно. Но решаться это будет не раньше, чем через три дня, ибо, как сказал лечащий врач: «Тишина, покой и никаких посетителей в ближайшие время, пока я не разрешу». Поэтому сейчас мужчина мог делать то, чего он уже давно не делал — спать как минимум шестнадцать часов в сутки. О да, госпиталь стал раем. Вот так, закрывая свои глаза, чтобы вновь окунуться в мир сновидений, его в приятную дрёму проводили две мысли, хорошая и плохая. Первая: «Выкуси, сука, я живее всех живых!», а вторая: «Советники теперь точно завалят меня всякой макулатурой, и ведь теперь не отмажусь!»