Crimson Rises (Возрождение Алого)

Broach - I won’t surrender Стены реабилитационного центра стали обитаемыми совсем недавно, но теперь здесь все время кипела жизнь. Как ни странно, но пациентов, решивших обратиться за помощью, было достаточно, и основателя своеобразного приюта для заблудших душ это не могло не радовать. Джаред накинул на плечи легкое пальто — на улице шел легкий дождь — и направился к выходу из кабинета. С момента ухода из SteelBand он впервые был по-настоящему счастлив. Прошло уже почти два года, а чувство вины только сейчас начало отпускать его из крепких объятий. Многие его отговаривали, но решение было все-таки верным. Реабилитационный центр Падалеки отличался низкими ценами и большим процентом квотных мест. Если людям не хватало денег на лечение в известных клиниках, то они шли сюда. Наверное, это было символичным, но профилем было лечение от наркотической зависимости. Джаред видел, как многие уходят отсюда новыми людьми, попрощавшись с пагубной привычкой, и чувствовал себя наконец-то нужным. В заднем кармане вибрирует телефон, но незнакомый номер не удивляет Джареда. Ему звонят часто по рекомендации, а нередко и с чужих телефонов, боясь огласки или неправильной реакции. — Падалеки. Чем могу быть полезен? — Привет, Джаред. Хотя, у меня, наверное, уже нет права обращаться на «ты». Голос и знаком, и незнаком одновременно. Падалеки на секунду замирает, но вспоминает главное правило, озвученное ему психологом — не говорить «нет». — Можем и на «ты», — улыбается он в трубку. — Как могу обращаться? — Ты меня не узнал? — усмехается собеседник, но радости в ней не слышно. — Как же так, Джаред? — Прости, но последнее время много звонков. Мне очень стыдно, но не подскажешь, как к тебе обращаться, друг? — почему-то по спине ползут мурашки от проскользнувшего осуждения. Что за черт? — Ну давай, попробуй вспомнить. Ведь ты обо мне часто думаешь. Даже клинику открыл. Чувствуешь свою вину? — Я не понимаю, о чем ты. — Кому вдруг приспичило лезть в его душу? Джаред не говорил о мотивах никому, даже Марку. — Вспомни. Именно ты подсадил меня на травку, а затем и на спиды. А героин я тоже впервые принял из твоих рук. Щеки полыхнули огнем. К сожалению, Джаред был виновником наркомании не одного десятка людей. Тогда это было прикольно, делиться со всеми веселухой, а потом почему-то скатилось в какой-то ад. И кончилось это совсем не добром. — Ах да, я ведь был не единственным. Давай, Джа, вспоминай. Дыхание перехватывает так, будто чьи-то ледяные пальцы ложатся на горло. Так Падалеки называли только несколько человек. — Я… — Не бойся, Джа. Я попробую еще немного подсказать. Помнишь вечеринку в Остине, когда развалилась группа, и мы с тобой ужрались в доску, а затем переспали? С тобой прошел мой первый гомосексуальный опыт. — Блядь! — перебивает Джаред, чувствуя, как голова идет кругом. — Это невозможно! — Давай, скажи это, — смеется собеседник, словно наслаждаясь паникой Падалеки. — Дженсен? — мир переворачивается, разбивается от чьей-то злой шутки, и Джаред искренне надеется, что псих по ту сторону связи сейчас развеет иллюзию прямой линии с миром мертвых. — Именно, — одобрительно соглашается собеседник. — Не может быть, — Джаред едва не падает на мягкий стул, держась ладонью за светлую стену. — Дженсен умер почти три года назад. — Ты видел мой труп? — Но его хоронили… — …в закрытом гробу. Потому что я, якобы, почти отрезал себе голову струнами. Верно? — Да. — Не совсем так. Меня успели спасти, но, как ты помнишь, Чарли не держит сломанных игрушек, — усмешка кажется легкой и уверенной, но Джареду она слышится наигранной. Нельзя так снисходительно говорить о своей боли. А ведь Дженсену наверняка должно быть фигово об этом вспоминать. — Почему тогда тебя объявили мертвым? Почему ты не позвонил нам с Марком? Мы места себе не находили. — Джа, не обманывай ни себя, ни меня. Мертвым я был куда выгоднее, чем живым. Сколько вы выпустили еще дисков под брендом SteelBand? А как же трибьюты? В этом году, говорят, снова собираются? — Но почему ты не звонил? — Джа, подумай хорошенько. Я ведь долгое время не был тебе особенно интересен. Мы прошли вместе огонь, воду и медные трубы, но твой эгоизм всегда был выше. Кто пропил мои деньги на гитару, а? — Дженсен смеется, но Джареду впервые по-настоящему стыдно за ту выходку: — Прости, парень. Я был идиотом. — Эй, не кори себя. Мне стоило набить тебе морду уже тогда, — тепло в его голосе не подделать. — Да и настоящий друг бы не подсунул мне такого дерьма, как кокаин. Ну, честно, зачем мне было бы тебе звонить? — Прости. Я знаю, что виноват. — Так клиника — это все-таки искупление грехов? Я угадал? Джаред тяжело вздыхает и кивает, пусть Эклз его и не видит. Потом он собирается с силами и признается: — Да. Я считал себя виноватым в твоей смерти. — Ну, может, ты и приложил к этому руку. Ты мой телефон Роннану не отдавал в Италии? Джаред насилу проглатывает ком в горле: — Отдавал. Он попросил… — Не парься. Я просто интересуюсь. Джаред не выдерживает этого легкого, рассудительного тона: — Дженсен, мне, правда, очень жаль. Скажи, где ты? Я приеду, и мы сможем поговорить. Я хочу все исправить. — Джа, — Эклз делает доверительную паузу, — я там, где мне хорошо. И мы обязательно увидимся. Я не держу зла, и я очень рад, что у тебя тоже все в порядке. Но пока у меня есть дела. — Но ты ведь для чего-то позвонил? — Джаред чувствует, что никакого влияния на этого Дженсена у него уже нет. Они не связаны ни секундой больше и это рвет душу. — Я раздаю долги и закрываю счета, — улыбается Дженсен так, что тепло едва не обжигает. — Тебе я позвонил сказать «спасибо» за все уроки, какие я вынес. И за все возможности, которые ты мне дал. — Но я столько всего натворил… — А я не сержусь, — Дженсен не дает Джареду покаяться. — Так что, вперед, друг, спасать тех, кому нужна твоя помощь. А если у тебя вдруг не получится, то им помогу я. — Что ты имеешь ввиду? — теряется в догадках Падалеки, но на заднем фоне слышится чей-то голос, и Эклз тут же прощается: — Еще узнаешь. Пока, Джа. — Дженсен. Пальцы легко захлопывают раскладной телефон, и Дженсен оборачивается к двери с умиротворенной улыбкой. На пороге комнаты стоит Миша. Ему наконец-то разрешили оставить костыли, но он до сих пор хромает, чем вызывает бурю тепла в груди. — Кому на этот раз звонил? — Джареду, — Дженсен легко касается открытой шеи и вдыхает теплый запах одеколона. Каждый такой разговор разрывает обжигающие связи с прошлым, оставляя его где-то далеко позади. Там, где даже смотреть на него уже не больно. — Спорю, он упал в обморок, — смеется Миша, откидывая голову, позволяя рукам Дженсена закрадываться под одолженную у него же клетчатую рубашку. — Возможно. I won’t surrender… Я не сдамся... — Новая? — чуть слышным шепотом интересуется Миша, заслышав незнакомую мелодию. — I’ll defy… я буду противостоять... — Обожаю твои песни, — Миша легко целует Дженсена в висок, любуясь чуть смущенной улыбкой Спустя три месяца в Америке заработала горячая линия для людей, склонных к суициду или попавших в сложную жизненную ситуацию. Дженсен сел за телефон вместе с обычными операторами, в то время как Миша был занят личными встречами. Рекламная компания прошла под воодушевляющим девизом «You are not alone».