Роза на снегу

Боль можно терпеть. Можно. Наверное. Гарри не раз повторял это про себя, скорчившись на подстилке после очередной забавы хозяина. Гарри уже не помнил, сколько он здесь. Видимо, очень давно, если нуждается в хозяине. Без него он потерян. Все так, все так. Правильно, понятно. Он — раб,  Реддл — его хозяин. Красивый, жестокий. Обожающий ломать игрушки. Гарри вынослив. Гарри послушен. Смутные воспоминания Базы, дрессировка… Дрессировка, полностью уничтожающая волю и дающая установку, что он существует лишь затем, чтобы ублажать господина, пока не надоест ему. «Он усовершенствован… Нам удалось… Мальчишка будет вынослив… Замечательное капиталовложение. Поставим их на конвейер… Всегда есть те, кто может позволить себе обходить закон и развлекаться как пожелает…» Часто эти обрывки фраз всплывали в сознании Гарри, теперь носящего ошейник с гравировкой «Т.Р.». Он — собственность, с которой можно забавляться как заблагорассудится. Наверное, у него были родители. Он этого не знает. Хотя порой во снах он видел образ рыжеволосой женщины. Еле уловимый, истонченный. И что-то дотрагивалось до памяти, но тут же исчезало, спрятавшись в самые укромные уголки души. Душа… Гарри был полностью в распоряжении Тома Реддла: его тело, сломленная воля, но не душа. Гарри не понимал, что это. Когда хозяин истязал его, он терпел, захлебываясь слезами, иногда кричал. Очень громко, надрывно. И чувствовал, что это конец. Но едва трепещущий огонек где-то в глубине сердца заставлял жить. И надеяться, что, может, ему повезет, и когда-нибудь… Это было сказочной мечтой, сном. Он слышал, что есть связь, есть половинки, которые находят друг друга и уже не могут расстаться. А вдруг его половинка оказалась бы не столь жестока? Он был бы послушным рабом, умеющим угождать. Он не мыслил жизни без господина. Когда он задумывался об этом — ему становилось страшно, словно его выкинули в пустоту. Но каждый раз Гарри горько усмехался своей выдумке, отлеживаясь на тощей подстилке после очередной экзекуции. «Том никогда меня не продаст. Он ломает и выбрасывает… Сколько я еще протяну… Пока он не хочет от меня избавиться. Чем-то отпаивает, приказывает, чтобы меня смазывали заживляющими мазями, маскирующими рубцы…» *** Гарри снова больно. Хозяин сегодня не в настроении и трахает на сухую, одновременно полосуя лезвием ножа кожу своей собственности. Смазка — это подарок, который перепадает нечасто. Гарри всегда растянут, Гарри всегда готов. Иначе быть не может. Гарри неожиданно вспомнилась его продажа. *** Красивый господин остался доволен внешним видом Гарри: невысокий, угловатый, с выразительными умело подведенными глазами, подкрашенными скулами, губами. Смазливая игрушка, которая может громко кричать. А Тому нравилось, когда кричат. Очень нравилось. — Твоя дырка должна быть всегда готова для меня или моих друзей. Понятно? Ты обязан выглядеть… хорошеньким. Да, именно так. Мне сказали, что тебя всему обучили… — Да, господин, — ощущая, как застегивают ошейник. Все. Он продан. — А если обманули — я тебя поджарю. Но перед этим исполосую до полусмерти, — хищно обнажая белые зубы. Гарри ежится от озноба. Ошейник снабжен системой контроля. И если хозяин озвереет, то раб поджарится, как свинка. Оставалось надеяться, что смерть будет быстрой — сначала тепловой шок пережмет артерии на шее, а потом… Гарри не хочется об этом думать. Совсем. И он покорно опускается на колени и прижимается щекой к ноге хозяина, чувствуя, как тяжелая ладонь ложится на макушку. И все становится правильным. Раб — хозяин. Так и должно быть. *** На белоснежном постельном белье остались капли крови и спермы. Господин и его игрушка. Уже тихонько всхлипывающая, но абсолютно покорная. — Перестань ныть. Брысь в ванную. Подмойся как следует и приведи себя в порядок. К вечеру чтобы был готов. Возможно, я вернусь не один. — Да, господин, — прекрасно понимая, что его ожидает вечером. Вероятная групповая оргия, истязания. Снова вспомнились удары кнута, проникновения… — Я сказал не ной! — небрежно ласково поглаживая щеку робко ластящегося юноши. Реддл мог бить, мог ласкать. Когда он хотел, Гарри кончал со стоном, стыдливо прикрываясь рукой. Гарри не мог жить иначе. И когда Реддл уезжал по делам на несколько дней или долго не обращал на него внимания — он терялся, как брошенный щенок. А сейчас он тихонько охнул, прогибаясь под пальцами, проникающими в припухший анус. Реддл обожал, когда Гарри вот так кончал — беспомощно, целиком растворяясь в наслаждении, которое ему перепадало нечасто. Реддл обожал полный контроль и власть. — Хорошенький, вкусный… — размазывая сперму по животу собственности. — Все, брысь отсюда! — лениво потягиваясь, демонстрируя сильное, подтянутое тело. — И скажи, чтобы подавали завтрак. — Да, господин, — горько вздыхая, дотрагиваясь до порезов, вновь неосознанно мечтая о не таком жестоком хозяине. Мечтая, но понимая, что это — недостижимая сказка. Если бы он был свободен… Но он — раб. Том Реддл — влиятельный человек и может себе позволить забаву. Деньги, положение решают все. И в огромном особняке раб был как само собой разумеющееся приложение к жизни богатого человека.