Роза на снегу

Когда Гарри проснулся, за окнами сгущались сумерки. «Сколько я спал? И где господин?» Тревожно вглядываясь в лицо медсестры и озираясь по сторонам. И вновь стало беспокойно. Гарри осознал, что его взволновало отсутствие нового хозяина. Он коснулся запястья с блеклыми очертаниями бутона розы, бросил взгляд на дверь, понимая, что отчаянно хочет, чтобы он там появился… Тот, кто снился ему, тот, кто бережно держал его в своих объятиях. Мысли путались, путались желания. Он был обязан высказывать почтение своему господину, был обязан угождать и подчиняться, и вместе с тем он жаждал большего. Страшно. Чрезвычайно страшно. Но и не было сил отказаться от нового, пусть пока призрачного, но крайне заманчивого. И правильного. Гарри душой стремился к Северусу, раб смиренно желал сидеть у ног господина. Сложно, очень сложно… И Гарри раскраснелся, разволновался, увидев на пороге комнаты Северуса Снейпа. Он вновь прислушивался к разговору хозяина дома с прощавшейся сиделкой, беспокоясь, что не успел подготовиться к встрече господина. *** — Как ты себя чувствуешь? — Северус присел на край постели. — Хорошо, господин, — елозя под одеялом, теребя ворот рубашки, взволнованно кусая красиво очерченные губы и неосознанно дотрагиваясь до шеи, где теперь не было ошейника. Гарри было не по себе. Он обязан быть подобающе одет и подкрашен. «Он сильно нервничает… Он пока не понимает, что хорош и без косметики и прозрачных тряпок… Нам нужно время…» Северус чувствовал Гарри как никого другого. Соулмейт и сердце подсказывали, направляли. — Сегодня уже очень поздно, поэтому врач к нам приедет завтра. Я бы хотел, чтобы он тебя осмотрел. Не беспокойся, — заметив испуг в больших, выразительных глазах. — Он мой друг. Гарри вздрогнул и всхлипнул от слова «друг». Реддл порой заставлял раба обслуживать своих дружков-садистов, наслаждаясь его страхом. — Гарри, послушай меня, я настаиваю, чтобы ты запомнил — кроме меня к тебе в нашем доме никто не будет прикасаться. Стивенсон не в счет. Он врач. И чрезвычайно хороший человек, как и миссис Лавли — наша экономка. Я уверен, она тебе понравится. Карла и Остина ты уже видел. С остальными познакомишься позже. Снейп специально сделал ударение на слове в «нашем». Пусть Гарри пока не обращал на это особого внимания, но все равно все сказанное неумолимо откладывалось в разуме. Строя по маленьким кирпичикам путь навстречу Северусу. Юноша послушно кивнул. Ему предстояло знакомство с домом, укладом и людьми, проживающими здесь. Было боязно и любопытно. — Новую одежду тоже закажем завтра. Я бы хотел, чтобы ты не боялся выбирать вещи, которые придутся тебе по душе. Договорились? Ужин скоро подадут. — Да, господин, — легко поднимаясь с постели. Он был не приучен стесняться наготы, тем более в него накрепко вбили: обнаженный раб — довольный господин. Тонкая рубашка скользнула к ногам, и Северус подавил вздох, прикрывая веки: как это было ни странно — болезненная худоба ничуть не портила внешнего вида Гарри. Словно статуэтка, выточенная из фарфора, он послушно замер перед Северусом. «Почему господин не трогает меня? Я ему не нравлюсь?» И вновь накатило чувство «испорченности». У него «грязный» рот, «грязный» анус. Господин наверняка брезгует им после такого количества чужих членов и спермы. И он ощутил озноб, не смея поднять глаз на Снейпа. — Какой же ты красивый… Гарри всхлипнул и замотал головой: — Простите, господин. Простите… Я «грязный»… Но не отдавайте меня, пожалуйста… — Ты чистый, ты даже не представляешь, какой ты чистый… — осторожно проводя подушечками пальцев по коже растерявшейся половинки. — Смотри, как они становятся ярче… — теперь касаясь цветка на своем запястье и запястье Гарри. Розы распускались, набирали силу. Северус и Гарри… Две души, два сердца… — Собирайся. Скоро ужин, — понимая, что еще немного, и до еды они явно не доберутся, а Гарри было просто необходимо сейчас регулярно питаться. — Хорошо, господин. — И ты же помнишь — мне бы хотелось, чтобы ты разговаривал, не боялся говорить, что тебе нужно. Задавал вопросы. Для нас с тобой это очень важно. Гарри опустил голову. — Пробка… И смазка… — Пробка? Гарри кивнул. «Ведь ему разрешили говорить. Господин хочет с ним общаться, знать его желания…» И поэтому он продолжил: — Мне больно на сухую растягивать себя пальцами. Пробкой… Пробкой быстрее. — Гарри, это тебе не требуется. Я не хочу, чтобы ты… Ты… Северус замялся, подбирая слова. — Нет никакой необходимости, чтобы ты был всегда безупречно готов. Испуг, недоумение в зеленых глазах… — Понимаешь, отношения — это не только сексуальная связь. Мне еще важно знать, о чем ты думаешь, что тебе было бы интересно… Гарри наморщил лоб… Сложно, запутанно. И крайне заманчиво. — Я догадываюсь, тебе сейчас трудно. Очень трудно. Но мы справимся, — вставая и касаясь щеки Гарри. — Собирайся. Тебе надо хорошо поужинать. *** Тщательно вымывшись, Гарри протер ладонью запотевшее зеркало. На миг ему показалось, что на него смотрит чужое лицо, и он отшатнулся. Вся его жизнь была… Он не мог подобрать слов. Все его естество, казалось, сейчас отторгало прошлое, инстинктивно стремясь в лучшее будущее. Перед глазами стало темно, и он ухватился за край раковины, чтобы не упасть. Нет, нет… Это был он. Гарри. Внезапно вспомнивший искусно выбитую и немного пугающую татуировку на руке нового хозяина. Змея, приоткрывшая пасть. Змея, чье тело скрывалось за тканью рубашки Снейпа. И тут же в памяти всплыли прикосновения Северуса, его спокойный голос… И вновь — ритуал, успокаивающий взбудораженные мысли Гарри: тончайшая черная подводка, легчайшая субстанция для подчеркивания скул… Помада… Нет, ему же сказали, что не надо ей пользоваться. «Я хочу чувствовать тебя…» Слова, волнующие его, вызывающие томление, никогда ранее не испытываемое им. Помада была уже убрана, а Гарри все смотрел на свое отражение в зеркале. — Ой, надо торопиться, — возвращаясь к реальности. Комплект из полупрозрачной серебристой ткани подчеркнул все что было необходимо. Господин останется доволен. И совершенно неожиданно для себя Гарри задумался: а нравится ли ему, лично ему, такой стиль одежды? Недопустимые мысли. Или нет? Как же все ново, пугающе. У Реддла были лишь подчинение и боль, а здесь… Гарри пока еще ни о чем не знал. Не видел господина обнаженным, тот не сообщил ему о своих интимных предпочтениях. И господин даже еще не взял его. И это беспокоило. И Гарри, вздохнув, признался самому себе, что ничего не понимает. Возможно, сегодня? Да, наверное, сегодня. После ужина. Ведь он замечал, как смотрит на него Северус. *** А после ужина они вновь вернулись в спальню. — Иди ко мне, — усаживая Гарри к себе на колени. Северус не спешил, Северус наслаждался. Отмечая намечающуюся эрекцию, невесомо касаясь ее через полупрозрачную ткань, поглаживая обнаженные плечи Гарри. Затихшего, млеющего в его руках, немного растерявшегося. Гарри привык обслуживать и давать, а сейчас внимание уделяли ему, целовали, трогали. Северус целовал его в губы, учил и направлял, неторопливо раздевая. — Теперь меня… — Да, господин. Ловкие пальцы Гарри порхали, обнажая Северуса. — Мне бы хотелось, чтобы ты доверял мне, — раскидываясь на постели и замечая испуг Гарри, увидевшего до жути реалистичную змею, обвившуюся вокруг его торса. — Дотронься до них. И Гарри робко коснулся татуировок, а затем — белесого длинного шрама на левом предплечье Снейпа. — Они как настоящие, — вновь касаясь зеленовато-черной чешуи змей, их ярких, словно рубины, глаз. Очерчивая их по контуру. Понимая, что ему нравится дотрагиваться до растительности на груди Северуса, нравится касаться густых паховых волосков, налившегося кровью пениса… — Не бойся. Я не сделаю тебе больно. Никогда, — переплетаясь пальцами с пальцами Гарри. И розы соулмейта выпускали новые бутоны, насыщаясь цветом и причудливо распускаясь на коже. Мягкий свет ночника, голос Северуса: — Ложись на живот. Гарри покорно оттопырил ягодицы, послушно замирая… Но нет, его не брали, а только ласкали, нежили… Прикосновения рук Северуса, щелчок крышечки, аромат маслянистой субстанции… И Гарри совершенно растерялся, но не смел пошевелиться. Умело расслабляя Гарри, легко массируя плечи, поясницу, спускаясь к округлым ягодицам, лишь мазками дотрагиваясь до розовой кожи входа. Ниже, ниже, оглаживая пятки, пальчики ног, вновь поднимаясь выше. Ловко переворачивая притихшего и тающего Гарри, теперь уделяя внимание его нежным соскам, обводя по кругу пупочную впадинку… Надрачивая крупный возбужденный пенис своего Гарри, чуть оттягивая кожицу мошонки, лаская большим пальцем головку, наблюдая, как тянется за его пальцами и тут же лопается тоненькая ниточка предсемени… А Гарри, уже мало что соображающий, глухо постанывающий, такой чувственный, отзывчивый Гарри, казалось, совсем обалдел от теплого аромата кориандра и рук Северуса. И лишь когда Северус склонился над ним, он охнул и что-то забормотал. Но его не слушали. И взволнованный Гарри заметался, забился рыбкой в руках Снейпа. — Господин, это… Нет, нет… — Тшш… — вновь обхватывая губами член Гарри. Отдающегося, неосознанно теперь толкающегося в рот. Где-то на краю сознания понимающего, что он вытворяет. Но Северус не собирался останавливаться, он желал вкусить всего Гарри. Полностью, без остатка. И когда юноше властно задрали ноги, давая себе лучший доступ, тот вновь охнул и зажал себе рот ладонями, чувствуя дрожь и головокружение. Никогда, ни разу его прошлый господин не дотрагивался там так бережно, никогда не касался языком ануса Гарри. И Гарри стало стыдно, его окатило удушливой волной. Стыд, смешанный с восторгом и чистым наслаждением… — Красивый, везде красивый, — ощущая кожей трепет Гарри. Продолжая вылизывать, смаковать, обильно смачивая слюной, кружа языком. Сильнее надавливая, будто желая испить саму суть своего мальчика. Раскрасневшегося, постанывающего, разметавшегося на постели. Доступного, полностью открытого для него. И Северус аккуратно растягивал, подготавливал, чтобы доставить Гарри как можно меньше дискомфорта при первом проникновении. Миллиметр за миллиметром, осторожно раздвигая крупной влажной головкой анальные стеночки. Гарри шумно засопел, замер… — Больно? — встревоженно подаваясь назад, помня, что бывшим партнерам всегда требовалось время, чтобы привыкнуть к его размеру. — Нет, нет… — совсем теряясь, путаясь. И он беззвучно заплакал. — Плачь, мой маленький, плачь… — разделяя эмоции, понимая, что его роза, его Гарри, через слезы оттаивает, согреваясь в крепких объятиях. По крошечным кусочкам, словно снимая с себя скорлупу льда. Пусть медленно, пусть… Но у них есть время, у них есть они. Сцеловывая вздохи своей половинки, погружаясь теперь глубже, настолько, что Гарри казалось, что он весь наполнен без остатка. Наполнен и раскрыт. И от этого сладкая дрожь поднималась выше, выше, омывая пах. Чуть приподнимаясь над Гарри, надрачивая его сочащийся влагой член, усиливая фрикции. — Так хорошо? — Да, да… — он совсем потерялся, мечась под Северусом. В Гарри было узко, бархатно, туго… Жарко, влажно… Жарко и влажно двоим, слившимся в единое целое. Срывающимся на вздохи-стоны, дышащим сейчас одним воздухом. И этого воздуха не хватало Гарри, чувствующему, как ему вновь надрачивают член, как наполняют собой. Властно и нежно, жадно и неспешно. На нем словно ставили огненные метки. Струйка слюны Северуса, стекающая в рот Гарри — еще одна интимная метка, принятая им — взмокшим, раскрытым. Последний глубокий толчок, и Гарри закричал, обильно выплескиваясь семенем, слушая стон изливающегося в него Северуса, ощущая тяжесть его сильного тела. — Так вот это как… — едва слышно, переживая посторгазменную истому и устало прикрывая ставшие неподъемными веки.