Principium et fons — «начало и источник»
До суда оставалось совсем немного, а я никак не мог убедить пару рослых стражей из личной охраны Люцифера, что я гвардеец и могу присутствовать в зале за тяжелыми дверями, обитыми черным золотом — из него же были меч и весы на каждой створке. Демоны с сомнением отнеслись к заявлению человека о том, что он состоит в подчинении у Кары, однако гнать взашей меня не спешили, колебались. Никто из Гвардии пока не знал, что я здесь: я облачился в мундир, в котором вернулся с Девятого, и упросил Димку провести портал в Ад, взяв всю ответственность на себя. Мимо беспрепятственно проходили демоны, кидая на меня полные любопытства взгляды, а заседание вот-вот должно было начаться. Двери приоткрывались ровно настолько, чтобы я мог увидеть Люцифера на троне, на месте судьи, склонившего голову к Самаэлю, сидящему по правую руку от отца, и множество Высших, шумно обменивающихся новостями. Злясь на стражей, но в то же время отлично их понимая, я отступил в сторону и стал поджидать кого-нибудь знакомого. Гвардия должна была появиться: они не бросили бы Влада. — О, это вы, лейтенант! — вдруг раздался за спиной знакомый голос. — Как занятно. Маркиз Шакс явно пребывал в хорошем настроении: его глаза светились неподдельной радостью, а на губах играла многозначительная ухмылка. Он не сомневался, чем закончится этот суд, и рассчитывал получить лучшее место на казни. Обнажив острые клыки, он подошел ко мне ближе — вспомнил, наверное, злосчастный допрос, когда я оказался так нагл, что угрожал ему всеми наказаниями Инквизиции. Сейчас Шакс был совершенно свободен. — Пришли посмотреть, как вашего друга будут убивать? — довольно спросил Шакс. — Простите мою невежливость — такой волнительный день! В цивилизованном обществе беседу принято начинать не так… Попробуем еще раз? — Он снова сверкнул клыками, и я отстраненно подумал, что наконец-то понял привычку Влада улыбаться подобным образом: в Аду бешеный оскал в порядке вещей. Шакс же склонил голову, заглядывая мне в глаза и с невыносимым торжеством произнося: — Как прекрасна Столица сегодня, не так ли? Я понимал, что мне грозит за нападение на Высшего демона перед столькими свидетелями, но рука сама затряслась, дернулась, чего Шакс не мог не заметить. Он кошачьим движением отступил на шаг — как раз на расстояние для удара. В глазах демона я читал наглый вызов, и, клянусь, я бы ни за что не сдержался, если бы не… — Этот человек находится под протекцией Черной Гвардии, милорд, — громко заявила Кара, оказавшаяся за спиной маркиза. Ее ядовитый тон заставил Шакса застыть на мгновение, неосознанно шепча проклятия на древнем языке. Издевательское «милорд», видно, означало, что она считает его недостойным звания маркиза, а обращается по этикету лишь из-за все тех же наблюдателей, обожающих сплетни. Кара подошла, положила руку мне на плечо, но в этом жесте не было ни капли властности; я решил, что по моему лицу видно: мне нужна дружеская поддержка. Кара была в парадном мундире, при обеих саблях, и ни я, ни Шакс не сомневались, что для нее будет проще простого напасть на маркиза, нарушив этим все адские законы. Кара плевала на них. На достоинство Высших. Шакс нехотя отошел от меня еще дальше, убрал руки за спину. Стражи Люцифера следили за ними лениво, проверяя сигилы прошествующих в зал аристократов. — Вам не удастся меня запугать, командор, — кисло заявил Шакс. — Я знаю, что вы всей душой хотите устроить мне неприятности, но я абсолютно верен Сатане, а за нелюбовь к паре ваших подчиненных, знаете ли, не судят. Когда речь зашла о суде, он сразу осмелел: вспомнил, зачем мы здесь. И хотя Шакс не лично приволок Влада в Ад, он все равно был рад такому концу для Войцека. В нем росла обида на нас, да и хотелось задеть Кару побольнее, зная о ее дружбе с Владом. Увы, даже командор в этот раз не могла помочь ему выпутаться, и суд должен был состояться… Я знал: будь хоть шанс, Кара бы не довела до этого фарса. — Знаете, Шакс, — промурлыкала Кара, вплотную приблизившись к нему, почти на ухо, срываясь на рычание. — Если я узнаю, что вы вмешивались и пытались подкупить кого-то из присяжных, я лично спущу лучших гончих Гвардии на вашего брата и заставлю вас смотреть, как его раздирает в клочья голодная свора. А потом небрежно брошу вам под ноги его обгрызенное сердце. Не надо меня злить, маркиз. И не трогайте мою семью. Не надо. Я с наслаждением смотрел, как меняется выражение лица Шакса по мере того, как она говорила. Я искренне жалел, что не могу так же уверенно угрожать — по крайней мере, сейчас у меня, вымотанного и испуганного, не хватило бы сил. — А еще я могу вспомнить про некие кражи небесной стали, — вмешался я. — И тогда, маркиз, это вас будут судить в зале. Мы друг друга поняли? Он нехотя кивнул: я весьма своевременно забыл про уговор не вспоминать о его хищениях. Шакс резко дернул плечом, сбрасывая с него руку Кары, обжег нас яростным взглядом. — Лучше бы отдала этого наглого мальчишку мне, Кара, и я избавлю тебя от проблем с Высшими, — зло, сорвавшись на фамильярность, предложил он и кивнул на меня. — А Войцека вашего не вытащить, так и знайте, так что зря вы сюда явились! — Помни, что я говорила про брата, — мрачно парировала Кара. — Знаешь, что я слов на ветер не бросаю, так что следи, как бы он однажды не попал в беду. Шакс стремительно развернулся, не попрощавшись, но прошипев очередное проклятие, и исчез в зале. Там гомонили демоны, разместившиеся, как зрители на трибунах адской арены. Влада собирались разорвать на клочки в лучших традициях местных гладиаторских боев, пусть и фигурально, и никто из нас не мог его спасти: закон требовал суда. Кара крепко обняла меня, не стесняясь взглядов стражников и гостей. — Как ты? — шепнула она. — Очень херово, — честно сознался я. — Я не могу помочь, прости, — тихо сказала Кара. — Когда мы отправляли Влада в мир людей, единственным условием было не вселяться. Он подписал контракт. К тому же, это общее правило для всех духов. — Он же собирался… в меня? — робко поспорил я. — Должен был найти лазейку. — Он сказал тебе? — удивилась Кара, но тут же помотала головой: — Да, своим родным он никогда не врет, дурак… Влад способен был провернуть все тихо и незаметно, но в этот раз он слишком торопился. Ты же тонул, счет на секунды. Он не смог ни скрыться, ни замаскироваться. Жирный такой след на изнанке, однозначный, — Кара поежилась. — Надеюсь, у тебя есть какой-то план. Видя, с каким трудом ей даются слова, я улыбнулся, стараясь подбодрить и ее, и себя: — Да, есть. Но ты должна пообещать кое-что. Кара с интересом и надеждой кивнула, слыша, как Люцифер зычно призывает всех собравшихся к тишине. Наверное, втайне я сам хотел ворваться после начала — для должного эффекта. — Обещай, что будешь стоять в стороне, что бы я ни творил, — уверенно попросил я. — И что не позволишь Владу помешать. Ему могут не понравиться… мои методы. — Помешать его спасти? — усмехнулась Кара. — Да, он будет против такой высокой цены. — Не знал, что ты умеешь читать мысли. — Да тут и уметь ничего не надо, Ян. Я бы сама сделала что угодно, лишь бы его вытащить, но я не могу. Мне нечего предложить, я все отдала Люциферу. Ненавижу бездействие. Ненавижу наблюдать, как мои родные умирают. Поэтому если ты хочешь помочь Владу, то я не стану тебя останавливать. Иначе тебя самого добьет осознание того, что ты мог бы его спасти, но отступил. Кара вздохнула, покосилась на окно. Над Столицей как раз поднималось яркое алое солнце — было раннее утро. Воздух на горизонте стекленел; я видел раскинувшуюся за границами города пустыню и впивающиеся в небо башни. Война так и не тронула город. Я неверным голосом спросил Кару о положении на Девятом, но она успокоила меня, заметив, что лучшие маги Ада медленно и аккуратно заштопывают воронку. Столица жила мирно, шумела, счастливая, что ничто так и не нарушило ее покой… Может, подумал я, глядя туда же, куда и командор, это последнее, что я запомню. Это было лучше, чем разрушенный пустой Петербург, хотя я любил тот город так, как никогда не мог представить. Нет, я не колебался, мне не нужно было долгих и мучительных раздумий. Для того, кто убил Бога, не остается никаких сомнений. Может, это была желанная свобода, о которой мечтал Влад. Я знал, что поступить иначе не в силах. — Мы готовы уничтожить что угодно, а как приходится кем-то пожертвовать… — вздохнула Кара, глядя вдаль. — Почему ты готов умереть сам, но вытащить его? — Больше у меня никого нет, наверное, — признался я. Она задумчиво кивнула. Я смотрел на Кару, словно ожившую после этой войны, и пытался представить, скольких ей пришлось потерять, чтобы стать той, кто она есть сейчас. — В Гвардию ты всегда можешь прийти, — сказала она. — Ты уже один из нас, если решил явиться в этом мундире. — Спасибо, я… очень ценю. Я в последний раз посмотрел на адский рассвет, думая о чем угодно, но не о том, как я собираюсь провернуть то, что задумал. Мы вошли в зал суда вместе, и больше стражники не пытались встать у меня на дороге, почтительно склонив головы перед Карой. Она надела маску: решительно усмехалась. Двери Кара распахнула, как показалось, едва коснувшись их. Появление и впрямь было заметное: все демоны, до того в голос препиравшиеся, утихли, обратив все взгляды на командора. Ее ждали и, судя по довольным оскалам, они не сомневались в исходе суда. Несколько демонов порывисто вскочило со своих мест, пытаясь лучше рассмотреть нас. — Приветствую, дамы и господа, — хмыкнула Кара. — Вставать не обязательно, хотя все равно приятно, что вы такого высокого мнения обо мне… После этих ее слов они должны были сразу же сесть, но демонам хватило ума сохранить остатки самообладания, окончательно не опозорившись на весь Ад. Кара довольно кивнула, спокойно прошествовав к своему месту рядом с Люцифером. У меня в глазах запестрело от богатых нарядов и украшений — словно здесь собрались на очередной бал. Я, признаться, так и застыл бы при входе, не зная, куда деться: свободного места в зале, кишащем довольным демоньем, не было, да и тихонько сидеть и наблюдать я не собирался — не за тем приходил. Но нелепо торчать при входе и стать объектом для насмешек я не хотел. Я осматривал собравшихся с интересом. Доступ на этот суд получили только Высшие, с удобством расположившиеся на зрительских местах; они и впрямь будто вышли из того страшного детского воспоминания, в котором так же сверху вниз смотрели, как меня убивают. Прежние нечеловеческие лица, рога, зубы и когти, звериные взгляды, шелк и золото одежд, ушитых мелкими драгоценными камнями по последней столичной моде — Кара в черном с серебром сильно выделялась среди этого блеска. Их улыбки сводили меня с ума, широкие, радостные… улыбки тех, кто, может, более достоин оказаться внизу и быть изгрызенным зверями… Влад, с трудом опираясь на руки держащих его стражников, стоял чуть правее. С пленными в Аду обращались все так же пренебрежительно; на разбитое, покрытое засохшей кровью лицо смотреть было страшно. Дерзить Влада не отучил бы никакой арест. Всю злость на Гвардию, видно, выместили на нем. Я несмело улыбнулся Владу, но он меня почти не узнавал, бессознательно глядя прямо в глаза. Среди демонов пошел шепот — во мне, кажется, узнали инквизитора, иногда мелькавшего в человеческих новостях. По крайней мере, в причастности моей к Гвардии они убедились быстро, теперь кидали взгляды на Кару, думая, как бы обернуть мое появление себе на пользу. — Я так понимаю, лейтенанта Кирая ты пригласила, — обратился Люцифер к Каре. Я приблизился, пойдя за ней следом. — Кажется, мы договаривались, что в адский суд не вмешается никто из людей, как того и требует закон? — Я клянусь жизнью, что он здесь исключительно по собственной воле, — твердо ответила Кара, покосившись на меня с немым извинением. Что ж, я и не собирался прятаться за ее спиной. Гордость бы не позволила. — Я здесь и впрямь потому, что хочу этого сам, Люцифер, — осторожно сказал я, подходя ближе и пытаясь вспомнить все верные обращения к адской знати. Я не знал, нужно ли поклониться, но предполагал, что Кару бы это оскорбило — стоило ли сгибаться перед Сатаной?.. Люцифер с интересом кивнул, небрежным жестом успокаивая волнение среди Высших, быстро прокатившееся по их рядам. Нарастающее недовольство мне совсем не нравилось, а я, по всей видимости, не пришелся по вкусу им. Задерживал демонов, явившихся поглядеть на обвинение правой руки командора. — Ян? — тихо вздохнул Влад, немного придя в себя; он наконец-то рассмотрел меня, склонившего голову перед троном Люцифера, и дернулся в руках стражников. — Что ты здесь?.. Уйди сейчас же… Стражники грубо перетряхнули его, заставив замолкнуть, и я с болью осознал: Владу было слишком плохо, чтобы им сопротивляться, и он затих, но пристальный взгляд я чувствовал спиной. Сам я постоянно напоминал себе одно: не нужно злить Люцифера, от которого сейчас все зависело, и вступать в спор со стражей, явно преступившей все законы… — Спокойнее, лейтенант Войцек, — вздохнул Люцифер. — Суд над вами несколько откладывается, как я понимаю, так и не напоминайте о себе лишний раз. Что вы хотели, господин инквизитор? Я никогда не обладал тем же талантом завладевать вниманием враждебной толпы, как Влад с Карой, у меня банально не хватало ни опыта, ни сил, ни смелости — ничего. Сейчас же мне было искренне наплевать на реакцию демонов, лишь бы Сатана обратил на меня внимание. Чувствуя, как на лице сама собой появляется улыбка-оскал, я ступил еще ближе. — Я пришел в Ад живым с одним предложением, которое демонам слышать не впервой. Люцифер, я предлагаю свою душу в обмен на жизнь этого человека! На мгновение воцарилась тишина, на лице Сатаны мелькнуло неподдельное удивление. Со стороны демонов послышались нескрываемые издевательские смешки, быстро прекратившиеся — они с интересом прислушивались. — Что же, — Люцифер улыбался. — Обычно этим вопросом занимаются демоны-контрактники, но, думаю, я могу сделать исключение. Тем не менее, нет, я не могу согласиться. Мы судим его за преступление, которое карается смертью… Он посерьезнел, хотя я, видно, смог его развлечь. Слегка сверкая глазами, Кара тоже смотрела на нас и ободряюще улыбалась. Сатана готов был махнуть рукой, чтобы начинали суд, и я понял, вот он — момент. — Я считаю, — медленно произнес я, — есть у меня кое-что, что все-таки заставит вас подумать о сделке. Приятное дополнение к моей душе. Мне удалось ловко выудить из кармана кольцо Соломона; оно золотом сверкало на ладони, протянутой к Люциферу. Произошло это так быстро, что я сам поразился небывалой смелости и ловкости, а стражники схватились за рукояти мечей, думая, что я собираюсь достать оружие. — Отставить! — рявкнул Сатана, подавшись вперед. Потом, совладав с собой, снова откинулся на спинку трона, приняв прежнее скучающее выражение. — Это, верно, какой-то артефакт? Разумеется, все было притворством — невозможно не понять, что за кольцо было у меня в руке, слишком своеобразная у него аура! Самаэль, не проявлявший отцовского спокойствия, наклонился к Каре и торопливо шептал ей что-то, кивая на меня. Кара слушала молча, не поддаваясь всеобщему оживлению. Если бы я предложил кольцо кому-нибудь из присутствующих Высших, Влад через пару секунд был бы на свободе — любым способом. Но власть этого артефакта, подчиняющая жителей Преисподней, была такова, что Ад мог погрязнуть в гражданской войне, и лучшим выбором было все же отдать его Люциферу. Сейчас он, чувствовал я, изобразит сомнения, хотя ради этого кольца сам Сатана готов бы был продать свою душу. — Сделка достойная, — согласился он. — Подозреваю, она предполагает, что я тут же распущу собрание и признаю за лейтенантом Войцеком полную невиновность. Однако же мы понимаем, что преступление было… — Я предлагаю душу, Люцифер! — перебил я, когда почувствовал, что я и мой артефакт ему нужны. — Жизнь за жизнь. Насколько я понимаю, Аду необходимы люди — именно люди. Я готов вам служить. Столько, сколько потребуется, чтобы выплатить долг. Гарантией будет моя душа — поверьте, все от этого выиграют. Я исполню совершенно любой ваш приказ… Люцифер усмехнулся, покачал головой. Ему казалось, я слишком широко махнул. Шалея от своей наглости, я молчал, ожидая ответа. — Вы же знаете, что Войцек мертв, — заметил Люцифер. — Это значит, что вы будете платить вечность — в действительности вечность. Стоит ли оно того? Я прикажу убить своими руками ваших родных, и вы обязаны будете подчиняться, верно? Но и без того это… мучительно. Их сгубит время, а вы останетесь слугой Ада. — У меня нет родных, — признался я. — Никого. Единственного человека, который когда-то в меня верил, вы хотите казнить. Такой ответ его, кажется, устроил. — Интересно, — признал Люцифер. — Плата за жизнь преступника весьма неплоха, мне кажется. Думаю, вы понимаете, что этому кольцу в Аду самое место — в этом меня поддержит любой в этом зале. Мы боялись, что те… фанатики завладеют им. Это принесло бы много проблем. Вы не пытались им пользоваться? — полюбопытствовал Люцифер. — Вы могли бы приказать страже отпустить вашего товарища… — Я честный человек, Люцифер. Такой же служащий закона. Так что я не стал бы прибегать к обману и насилию. Он испытующе смотрел на меня, и я догадывался, о чем думает Сатана. Мне казалось, ему нравятся мои слова, исполненные достоинства. Я явился к нему не отчаявшимся человеком, готовым на любую грязную игру, а пришел с до ужаса невыгодным для себя предложением. Но в высшем смысле — справедливым. — Вы еще сомневаетесь, стою ли я того? — спросил я, слегка улыбаясь. — Я убил Бога. Долгожданная тишина: постоянное шуршание на трибунах прекратилось, стоило мне произнести эти слова. Я чувствовал, как все маги, находящиеся в этом зале, разворачивают заклинания-детекторы лжи. И знал, что все они подтвердили мои слова. Люцифер обвел взглядом притихшую аудиторию. — Полагаю, это правда, если вы так верите в это, — признал он. — Я знаю, что Отца просто так не убьешь — видит Он, я пытался. Но я послушал бы эту историю с превеликим интересом. — Я… у меня есть записи, если позволите. — Чудесно! — кивнул Люцифер. Он неожиданно встал, испугав резким движением половину Высших, чего, наверное, и добивался. — Как считаешь? — обратился он к Каре. — Этот вежливый молодой человек состоит в твоей Гвардии. — Служение Аду и сильнейший артефакт людей, угрожающий миру в неверных руках, в обмен на существование одного духа — более чем выгодная цена, если ты действительно хочешь знать мое мнение, — сказала командор абсолютно честно, без намека на предвзятость. — Ян не из тех, кто предаст или попытается избавиться от долга. Да и мы знаем, что делать с такими… Она смотрела на меня сочувственно, но довольно — ей понравилось, как я говорил с Люцифером. Не разочаровать Кару почему-то было очень важно. Оборачиваться на Влада я не хотел, боялся представлять его взгляд. Он затих, смирившись с жесткой хваткой стражников. — С вами приятно иметь дело… — храбрясь, сказал я Люциферу, не зная, что дальше. — Мне необходимо подписать что-то? — Кара, останови его! — бессильно простонал Влад. — Я того не стою, понимаешь? Ян, подумай ты хоть немного!.. Люцифер жестом приказал что-то страже, и после пары ударов под ребра Влад замолчал. Как ни хотелось ему помочь, я не стал спорить с Сатаной сейчас, когда он, сойдя ко мне с трона, придирчиво рассматривал кольцо Соломона. — Будет больно, — предупредил он зачем-то. Я лишь нервно усмехнулся, ничего не ответив из-за страха запнуться при всех Высших, с хищным интересом следивших за мной — может, думали, им тоже перепадет что-то от моей души. Их оскаленных морд я не испугался — боялся, что Люцифер передумает. Сатана быстро проделал рукой какое-то хитрое движение, и я удивленно уставился на кольцо, надетое на мой палец, потом — на Люцифера, выжидательно смотрящего на меня. Я хотел тактично уточнить, что требуется, как от вмиг раскалившегося добела артефакта прошел жар по всей руке, обжигая до костей. Я закричал от боли, отшатнувшись от улыбающегося Сатаны. Наверное. Я не был уверен уже в следующее мгновение. В памяти осталась яркая вспышка пламени, охватившего всю правую руку, и адская боль. Падая на колени — не в силах был даже стоять, — я с ужасом понимал, что вот он, вечный огонь, на который я сам себя обрек. Прозвучавший сквозь крики истерический смех заставил вздрогнуть и меня самого, и всех демонов разом. Рухнул. Жар прошел по телу, заставив меня подвывать от боли, лежа на холодном мраморном полу. Боль лишала голоса и слепила — я и сам не хотел смотреть на огонь, но чувствовал, как он выжигает плоть до хребта, а потом плавит и его. Молиться больше было некому — я лично убил самое святое существо, которое мог представить этот мир. Потому, наверное, мысли мои были абсолютно чисты от любой мольбы. Одна боль-боль-боль… Ничего, кроме рвущего глотку крика. Голоса вышедших из Тартара чудовищ взвывали в ушах — или это был звук моих горящих костей, каким бы абсурдным ни казалось это предположение. Когда знаешь, что горишь, невозможно понять, где настоящее пламя, а где всего лишь заходящееся в припадке воображение. Я никогда в жизни не хотел умереть так сильно, как в это мгновение. Все, что было до этого, — несравнимо. Все невиновные, сожженные озверевшей Инквизицией в Средние века, наверняка торжествующе хохотали бы, увидь сейчас меня. А может быть, им было бы даже жаль меня, схватившегося за голову трясущейся левой рукой, лишь бы ощущать, что ее кости еще целы. Перед глазами было мутно, но я видел, как Влад кинулся ко мне. Болезненно шатнувшись, он сам едва не упал, но был остановлен демонами. Полыхнуло заклинание; Влад, наплевав на все правила и на сработавшую защиту от магии, отшвырнул стражников в сторону. Я, слабо цепляясь за сознание, чувствовал, как меня встряхивают и зовут по имени, но ответить почему-то не мог. — Ян, слышишь меня? — с трудом я различил слова Влада. Его трясло. — Не смей отключаться, понял? Идиот, ебанутый идиот… Что ж ты натворил… Смотри — на — меня! — Огонь, — прохрипел я, устало закрывая глаза. — Ты будешь гореть вечно, она говорила… Я рассмеялся и провалился в темноту, продолжая улыбаться.***
Здесь был свет — много света, залившего все вокруг, столько, что в нем можно было утонуть, как в бушующей Неве. Передо мной, растерянно осматривающимся по сторонам, стояла высокая женская фигура, облаченная в странные одежды, от которых и исходило яркое сияние, заставляющее болезненно жмуриться и закрывать глаза руками — я до сих пор отчетливо помнил, каково сгорать заживо. Я с удивлением увидел лицо женщины — то была Ярослава Игоревна, выглядевшая гораздо моложе, чем обычно, со спокойным лицом, будто высеченным из камня, озаренным сверкающим венцом из двенадцати звезд. Вокруг нее вился, окружая кольцами, призрак дракона, как две капли похожего на того, что был изображен на руке Влада. Заметив мой ошарашенный взгляд, Ярослава солнечно улыбнулась, так тепло, как не улыбался мне никто с тех пор, как я забыл облик матери. — Вы же ушли, — сказал я, обретя дар речи. — Вы… Я умер? Это… Бездна? Я оглянулся, но опять увидел свет, ничего, кроме него, и это не было похоже на то, что я ожидал рассмотреть. Где же вечная тьма, где промозглый холод, если здесь так горячо и ярко? Неужели это и остается мне на ближайшую вечность: ясновидящая, во взгляде которой читается откровение, и ее свет? Я едва удержался от усмешки, боясь ее обидеть. Ярослава терпеливо ждала, слегка касаясь рукой холки призрачного дракона, скалящего на нее мощные клыки, но отчего-то не кусающего за пальцы. Она улыбалась, рассматривая переплетение змеиной чешуи, и звезды в ее венце вспыхивали чаще. Я отшатнулся от ставшего невыносимым света. — Я никуда не уходила, я все время была в этом мире и не хотела покидать его, — ласково сказала Ярослава. — Это мой мир, Ян, я люблю его. Однажды наступает момент, когда людям больше не нужно ничто святое. И тогда мы должны отступить. Такой же взгляд был у Бога, понял я. Точно такой же. Сияющий и древний, в него смотришься, словно в зеркало. — Так кто вы такая? — неожиданно спросил я. — Не просто ясновидящая, да? Кто-то… гораздо древнее. — Я ведь не спрашиваю, кто ты такой, — уклончиво сказала она. — Ну, это легче, я… — Тут я замолчал, пытаясь собраться с мыслями, но в голову так ничего и не приходило. У меня даже имя было чужое до тех пор, как не появился Влад, что уж там говорить… Я смущенно улыбнулся, глядя на Ярославу: — Я не знаю. Почему-то я так и не понял… Думал, теперь, после смерти Бога, будет ясно. — И я не знаю, мальчик мой, — кивнула она. — Прошло много времени с тех пор, когда я была кем-то. Но я рада, что помогла вам и вмешалась в эту войну. Я ждала ее, и вот мы свободны. Все так и должно было произойти, не вини себя за Есеню. Наши судьбы были предугаданы еще в те времена, когда был Огонь. Ты должен был выстрелить. Ты должен был сгореть. Это писала Лилит в книге между строк… Мы молчали, а я все думал, что смерть выглядит не совсем так, как я считал. Но я надеялся, оно стоило того, ведь Люцифер принял плату. Кольцо Соломона, по нелепой случайности попавшее мне в руки… Да вся моя жизнь — это случайность! — Вы говорили отдать его Владу, — вспомнил я. Сейчас никакой обиды за сон больше не было. Наверное, после смерти и впрямь многое переосмысляешь. — Почему? — Ты должен был убить его, так было в начале. Но судьба беспрестанно меняется, и все вышло совсем не так, как было, когда мы впервые встретились. Той, кто видит мир с начала времен, не пристало просить прощения, но я все же говорю тебе: прости. Твоя жизнь и впрямь шла совсем не так, как мы все рассчитывали, потому я и пыталась вмешаться, но в конце концов ты все же выстрелил. Так было нужно. Провидение, значит, все-таки. Все шло к тому, что один отчаявшийся человек станет тем, кто освободит людей от Бога, а Бога — от людей. Итог один, переменные меняются. Какая забавная, должно быть, игра! Я чувствовал себя пешкой, которую долго и аккуратно двигали к цели. Свобода воли, конечно. Всего лишь предписание. — Владу теперь… будет лучше, да? — с надеждой спросил я. — Хотя бы ему я помог? Хоть… что-нибудь хорошее я за свою жизнь сделал? — Теперь — да, будет лучше, — кивнула Ярослава. — Если ты научишь его жить, Ян. — Я немножко мертв, — саркастически сказал я, разведя руками, такой похожий на Войцека. — Придется ему самому справляться. — Бедный наивный мальчик, — вдруг сказала она. — Ты думал, все так закончится? После того, сколько я наблюдала за вами, я позволю тебе сгореть из глупого желания спасти одного человека? Когда ты спас многих, сам того не ведая? Нет, Ян, ты будешь жить! Ее голос окреп, дракон встал на дыбы, когда она взмахнула рукой, указывая на меня, и слова Ярославы загремели в ушах: — Я сказала, что ты будешь гореть вечно. А я никогда не ошибаюсь! И потом снова был Свет.***
Я проснулся дома — не у себя, правда, у Влада. В старенькой квартирке в адской покосившейся пятиэтажке. Знакомый диван с кое-где расцарапанной обивкой и пружинами, впивающимися в тело, стоял у окна, в которое я смог рассмотреть памятник командору, по-прежнему темнеющий под окнами. Я нерешительно оглядывался, пытаясь понять, что произошло. Как ни странно, мое тело не болело, даже мышцы не ныли, а я-то и не надеялся выжить… — Проснулся, инквизиторство? — поинтересовался Влад. — Наконец-то. — Что? Он, облокотившись о стену, пил кофе и курил, стряхивая пепел прямо на пол. Ни синяков, ни даже царапин на нем не было, а я еще не забыл его окровавленный вид в зале суда. Босой, лохматый, в расхристанной рубахе — очень домашний. Невольно напрашивался вопрос: сколько же я пролежал без сознания? И почему я не похож на обгоревший труп — я верил в лечебную магию, но… — Пожалуйста, скажи мне, что весь этот ужас мне приснился, — с надеждой попросил я, охваченный чудесной мыслью. — Что бала не было и… — Что мы сегодня вечером отправляемся праздновать день рождения Лилит? И что граница с Тартаром не падала? — продолжил он, ухмыльнувшись. — Заманчиво ты придумал. Нет, все было. Ты отрубился там, во Дворце, но Кара помогла тебя притащить домой через портал. Меня отпустили, кстати, с помилованием… — Влад помолчал, вздохнул: — Спасибо. Я не думал, что ты… опять… Значит, все не сон. И я действительно видел Ярославу напоследок, там, куда она ушла… Или это была игра сознания, всегда считавшего ее не обычной ясновидящей? Мало ли, что может прийти в предсмертной агонии! Я помедлил, но решил не грузить Влада. — Как твои раны? — спросил я. — У тебя был… неважный вид в зале. Он недоверчиво хмыкнул: — Я выглядел блестяще по сравнению с пылающим трупом. Полутрупом. Ну, не важно. Он прошелся, и старый ламинат поскрипывал под его ногами. — Аутодафе, — произнес Влад. — «Акт веры». Ты должен знать. Приговоренным Инквизицией еретикам милосердно давали выбор. Тех, кто признает свои прегрешения, покается и обратится в веру, сперва удавят, а потом сожгут. Тех же, кто не признает, сожгут живьем. Как тебя, Ян. Ты… веришь в меня, правда? Но я вовсе не достоин… Не понимаю. Ничего не болело. Я валялся на диване в светлой рубашке, оставленной в Аду в прошлый раз, — возможно, это натолкнуло меня на мысль о коварной временной петле. Конечно, гвардейский мундир должен вспыхнуть — по крайней мере, рукав был безнадежно испорчен; штаны из черной джинсы остались в порядке. Смутившись, я решил, что мне не надо об этом спрашивать. Онемев от удивления, я закатал рукав и рассматривал правую руку. Она, к счастью или нет, была цела и вполне слушалась, пальцы бодро шевелились, но покрывавшие ее от запястья до локтя демонические печати меня сначала испугали: больно уж было похоже на въевшуюся копоть спросонья! Я ощупал руку, никакого намека на ожоги не нашел, но изумленно глядел на странную татуировку. — Печать, — подсказал Влад. — Ты помнишь, что продал душу? Как ты сам-то?.. С сомнением пожав плечами, я подумал о том, что никаких изменений не чувствую. Очевидно, душа — не самая важная вещь, раз ее утрата переносится так легко. — Почему я не сгорел дотла? — спросил я. — Чувство было такое, что я заживо рассыпаюсь пеплом, я видел огонь… — Обрести бессмертие можно, стоя на самом краю бездны, — напомнил Влад слова Кары. — Если проще: демон может отобрать душу, когда человек при смерти. Она безболезненно отсоединяется. Я вот вены резал, но кровью я, как ты знаешь, не истек. А ты немного горел — рука… ну, из-за кольца. Но контракт вылечил. Иначе все это не имело бы смысла. Для Ада это отлаженная схема. Влад допил кофе, кружка исчезла у него из руки, перенесясь куда-то на кухню. Резким движением он заставил окурок окончательно рассыпаться под ноги. — Ты злишься, что я полез не в свое дело? — рискнул спросить я. — Чтоб ты понимал, я хотел придушить тебя, пока ты спишь, но вовремя вспомнил, что в этот же момент меня самого удар хватит, и передумал, — признался Влад. — Я знал, что ты ненормальный, но это переходит все границы… — Тебя собирались казнить за преступление, которого ты не совершал, что мне оставалось делать?! — не выдержал я. — Ты знаешь, я всегда за справедливость! За законность! От крика, перешедшего в хрип, заболело горло — похоже, я сорвал голос. Замолчав, я снова рассматривал печать, изучая сложные переплетения линий и рун. — Так «гореть вечно» — это, ну, не в прямом смысле? — спросил я. — Имеется в виду: «Жить вечно и страдать с психопатом»? — Сейчас ударю, — мрачно предупредил Влад, но тут же добродушно хмыкнул. — Очень больно! Зная, что свою угрозу он не выполнит, я улыбнулся. На меня навалилась какая-то светлая, детская радость. Мы оба живы — если так полагается говорить о духе и проклятом! Можем спрятаться от всего мира, работать в Инквизиции в свое удовольствие… — Когда ты горел, мне показалось, моя рука тоже пылает. Что мои кости плавятся, — негромко сказал Влад. — Но это же безумие! — Это называется сопереживание. То, чего мне никогда не хватало. Мы… победили человеческий эгоизм, скопированный с самого Бога, поэтому пытались пожертвовать собой, как два идиота. Попали в ловушку. Но это нечто большее. Свобода. Не-одиночество. Я слишком устал, чтобы размышлять об этом. — Вставай, — приказал Влад, доставая с книжной полки мел. — Давай объясню про душу. Все его затеи выходили мне боком, однако я безропотно подчинился, встав в очерченный круг. Здесь, за меловой границей, мир приобрел неожиданные краски, и я не сразу догадался, что вижу изнанку — ауры всего, что меня окружает. В Аду они стали насыщеннее. Оглядев квартиру, я заметил старые черно-мазутные следы — очевидно, Кара — и ярко-алые всполохи. Я рассмотрел болезненно-красную ауру Влада, контуром обрисовывающую его. — А теперь на руки свои посмотри, — повелел он. Руки как руки, решил я; от демонической печати слабо сочилась черная аура, как из неглубокой раны, которая скоро зарастет. — У меня ауры нет, так? — понял я. — Но… это невозможно? Влад молча телепортировал откуда-то обычную церковную свечку, прогоревшую наполовину. Присмотревшись, я понял, что воск от жара фитиля больше не плавится, хотя огонь был настоящим. После пережитого мне и в голову не пришло бы попробовать коснуться его. — Душа никуда не девается, конечно, — согласился Влад. — Вот… В общем, это сосуд. Этот огонь будет гореть ближайшую вечность, как тебе и обещали. Люцифер хотел сначала оставить его у себя, но Кара убедила его в том, что в этом нет необходимости. Гвардия верит своим солдатам. — И что теперь с этой свечой делать? — тревожно спросил я. — Ты ее погасить не боишься? — Не погаснет, один Люцифер мог бы тебя так убить. Я — так, жалкий фокусник. Но не бойся, я осторожно… Я вышел из круга, тоже прошелся по гостиной, не находя себе места. Было прохладно, меня бил озноб. Все напоминало какой-то бредовый сон, но в этот раз я не спешил, к сожалению, просыпаться. Озаренный внезапной мыслью, выхватил стилет из ножен, попытался вогнать его себе в ладонь. Влад и не пробовал меня остановить, заранее зная, что нож не причинит никакого вреда. — Отлично! — расхохотался я. — Я теперь не смогу застрелиться, если захочу! Немного успокоившись, я протянул стилет Владу: — Режь. Он слабо провел по моей ладони, но этого хватило для неглубокого пореза: я всегда свои ножи натачивал. Выступившая кровь была обычной человеческой, красной — слава Деннице. — Да ты закоченел весь, — заметил Влад. — Погоди минуту. Я присел на диван. Ожидал, что он явится с каким-нибудь одеялом или пледом, однако Влад, погремев чем-то в своей комнате, приволок мне тяжелую потрепанную косуху с клепками, глядя, как верный пес, притащивший тапки. Вздохнув, я закутался в куртку, пропахшую кровью, пожаром и порохом. Стало гораздо лучше. — Знаю я это проклятие, слышал про людей, которые бессмертие просили в обмен на душу, — болтал Влад. — Вечная жизнь! Сам вообрази. Говорят, мой предок пытался такое провернуть. Но в итоге бедняги, потеряв всех родных и друзей, страдали пару столетий, после чего пытались наложить на себя руки от безысходности — а не тут-то было! В итоге они во всем подчинялись Аду, надеясь, что однажды им позволят умереть. Что-то такое на тебя и наложили. — Но ты мог бы убить меня, а я себя — нет, — проворчал я. — Можно нанять убийцу… — Я не посвящен в тонкости. Подозреваю, это чтобы от тебя можно было избавиться в случае чего. Полностью бессмертное существо угрожает миропорядку. Ты не вечен, Ян. Но обречен страдать, сколько и я. Технически же ты почти мертв, хотя сердце и бьется… Влад бодро говорил, залечивая царапину на моей ладони, а я пока думал, что навечно застыть в возрасте двадцати четырех лет — это не совсем то, что я хотел. Я не чувствовал изменений и решил, что с этим можно жить. Вокруг меня было много долгожителей, и я не боялся остаться в одиночестве спустя пару поколений, если до этого вдруг дойдет… — Это все Господь, и после смерти никак не успокоится… — вдруг сказал Влад. — Те воспоминания, которые Он показывал. Я продал душу Каре в церкви — вполне в моем стиле, да? Он хотел, чтобы ты так поступил. — Так ты там не вены резал? — недоверчиво спросил я. — Влад, нет… Про душу я сам решил. Другого выбора не было, а с Адом можно вести дела только так. Как вспомнил, что у меня осталось кольцо Соломона, сразу понял, что смогу их заинтересовать. А жизнь на жизнь — это было бы честно. Так, как привыкла Преисподняя. Ты не позволил мне утонуть — я не дал тебя казнить… — И оказался проклят, — подтвердил Влад. — Неизвестно, что там еще ваш контракт предусматривает. А если ты в мир людей не сможешь вернуться? Нет, вряд ли, Люциферу и правда не помешает свой человек в Инквизиции… — Он может приказать мне кого-то убить? — Просто так, ни за что — сомневаюсь. Он Сатана, но не безумный маньяк, что бы там ни говорили. В любом случае, я помогу, хоть и считаю тебя ебнутым придурком, продавшим душу за бесценок! — Он широко улыбнулся, показывая клыки. Но тут же помрачнел. — Когда я попал в Ад, — медленно заговорил я, оглядываясь на книжную полку, — я взял у тебя почитать одну историю. «Никогде», Нил Гейман, кажется. Про человека, у которого была замечательная среднестатистическая жизнь, работа, невеста, но потом он потерял все и вляпался в… изнаночный мир магии. Жестокий, полный опасностей. Но когда ему предложили вернуться в свою прежнюю милую жизнь, он не смог. Слишком увлекся. Природнился. Я пытался понять его. Это совсем не логично! Даже глупо. Но теперь я тоже… не смог. Я не смог бы жить без этого безумия… Это был бы совсем не я, а кто-то чужой, кого я уже и знать не хочу! Влад рассмеялся, и я сердито уставился на него. — Это моя любимая книга, инквизиторство, как ты угадал! — пояснил он. — Но я прекрасно понимаю тебя. Я не хотел предавать свой мир, собственный род, но мне в последнее время Преисподняя и ее жители были ближе людей и земной нечисти. Влад с Карой незаметно посчитали меня семьей, а у меня никогда не было ее, вот я и вцепился в них изо всех сил. Испугался одиночества… — Значит, умереть ты мне не дашь? — хмыкнул Влад. — Тогда придется искать новый смысл существования — от Бога мы вроде как избавлены! Ты Его убил. Как будто, если он повторит это еще пару раз, фраза перестанет звучать абсурднее! Я знал, что не мог уничтожить Господа, но все вокруг были убеждены, что Он мертв. И я поверил. Петербург перетряхнуло магией. Маги по телевизору наперебой твердили про мощное заклинание, разнесшее купол над городом в один момент. Посчитав, пусть домыслы остаются домыслами, я решил и дальше молчать обо всем, что произошло. — Мне страшно, — добавил Влад. — Я снова не знаю, что делать; цели больше не существует, но я чувствую, что живу. А жить без плана… — Гораздо интереснее, — усмехнулся я. — Перестань, ты прекрасно импровизируешь. Ты говорил… что тебе нравится работать в Инквизиции, — осторожно подсказал я. — Мы могли бы вернуться. Скучно на службе никогда не бывает, это я могу тебе обещать! Я пока взял отпуск, чтобы со всем разобраться, но… — Тебя же вроде уволили? — недоверчиво переспросил Влад. — После убийства Есени… Я вспомнил, что Влад многое пропустил, находясь в заточении в подвалах Дворца. При мысли об этом мне снова становилось зябко — я решил, что мы непременно обсудим это позже. — Она жива, лежит без сознания в больнице, состояние критическое, не приходит в себя, мне так и не удалось с ней поговорить, — как по заготовленному, отчитался я. — Ты перенес ее прямо в приемное отделение… Спасибо. — Если бы так не запаривался, может, хватило бы магии выловить тебя из реки, — с досадой огрызнулся Влад. — А из-за нее!.. — Я не сожалею. — Как кардинал? — осторожно спросил Влад. По Огневу, замкнувшемуся в себе, сложно было что-то понять. Он определенно считал себя виновным в случившемся, в том, что не позаботился о Есене. Кардинал не пытался оправдывать ее или выставлять жертвой: он знал свою дочь и считал, что она сознательно пошла на преступления. Однако его беззвучное горе это умалить не смогло. В последние дни мне казалось, что Огнев умер, а его тело продолжало отдавать приказы. Он нужен был Инквизиции, разгребающей последствия столкновений с крестоносцами. — Огнев не знает, что это я ее ранил. Думает, я виню себя… как и он. Не понял, что я буквально ее убил. Твое заклинание исказило пулю рунами так, что не понять, что она была из моего табельного, а нож где-то потерялся. Меня отправили куда подальше и попросили не вмешиваться. Я, после того как тебя уволокли, не был претендентом на звание самого хладнокровного инквизитора… Я замолчал, вспоминая все, что происходило пару дней назад. Это время казалось мне настоящим Адом, и я испытывал неподдельное желание шагнуть с крыши в какой-то момент, пока наконец не придумал, как все исправить. — Напарники от меня шарахаются, в Инквизиции и так дел по горло. Добивают крестоносцев — они оказались без своих предводителей, да и все круги снесло тогда, когда мы, ну, убили Бога, — рассказывал я. — Нескоро восстановится, а фанатики в ужасе. По нашим прикидкам, будем разбираться с этим минимум полгода. А пока сняли чрезвычайное положение, народ по домам возвращается. Я пока сидеть дома не могу… Влад? — неуверенно спросил я. — Думаешь, меня в Гвардию примут? Ну, там характеристику надо или вступительный экзамен какой-нибудь?.. — Если б проверка и нужна была, ты ее давно прошел, — вздохнул он. — Посмотрим. Будем… жить дальше. Ты прав: что-нибудь придумаем. Существовать спокойно — это немного не про нас.***
Алое солнце закатывалось за горизонт, исчезая за далекими дюнами. Спирающее дыхание зрелище стоило того, чтобы выбраться на крышу, сесть на самом краю и смотреть, как красный песок, гонимый ветром, сверкает на фоне закатных лучей. Мы с удобством разместились на крыше: я, Влад и бутылка вискаря из его запасов. Никогда в жизни я не испытывал большего спокойствия, чем в этот момент, но, все еще исполненный подозрительности, я пытался связывать свою радость с утратой души. Однако картина и впрямь была умиротворяющая. — Любопытно, если я прыгну с крыши, то умру? — с чисто исследовательским интересом я перегнулся через край. Влад, схватив меня за шиворот, на всякий случай оттащил назад. — Вот не сидится ему на месте после всего, — проворчал он. — Тихо, мы и так дел натворили, отдыхай, — помолчал, вздохнул. — Если бы тебя все-таки выжгло дотла в том зале, я бы сейчас сам с этой крыши летел головой вниз. От осознания того, ради кого тебя угораздило умереть. Уймись, не нервируй меня, блядь. Я сел рядом и закурил. Надолго меня не хватило — привыкнув куда-то бежать по работе, я не мог спокойно ничего не делать… или это после того, как мы распробовали виски, меня потряхивало. А если остановиться и закрыть на мгновение глаза, сразу начинаешь вспоминать и торопливый выстрел, и сегодняшнюю отчаянную сделку… В недолгие минуты покоя я не хотел думать обо всем, что было раньше. Сейчас существовали закат и ветер в волосах, что-то нашептывающий многоголосо. — А мне нравится этот город, — улыбнулся я, глядя в черно-красное небо. — Совсем противоположность Петербурга, но я бы хотел тут побыть немного! — Решил остаться в Аду? — переспросил Влад, лениво разливая виски по стопкам. — Да нет, я не против — живи сколько хочешь! И не вздумай искать себе квартиру, я обижусь. А меня наверх выпустят через пару недель, не меньше… — На какое-то время, думаю, погощу, — согласился я. — Пока отпуск, мне податься все равно некуда, а вернусь на работу, когда все успокоится. — Через пару лет ты меня возненавидишь, — убежденно сказал он. — И подумаешь, что зря не дал меня казнить. — А что мне еще оставалось? Жить как обычный человек я все равно не могу. Семья, работа, ипотека, пьянство по выходным, еще что-нибудь из обывательского — можешь меня представить со всем этим?.. Лучше продать душу, чем так сгнить. Влад согласился, кивнув, а я все еще думал о том, чего лишился. Но не жалел. Предстоящая долгая и, скорее всего, невеселая жизнь казалась мне неплохой долей по сравнению с тем, что я обрисовал Владу. Ад — он для мертвых, надолго тут я жить не хотел, однако он манил меня пестротой красок. Куда еще податься тому, кто убил Бога? Сейчас я понимал, что сам не испытывал к Создателю ненависти, плыл по течению. И поэтому меня изводило желание сделать что-то по своей воле. Что-то решить. — Не притерпишься, инквизиторство, — веселился Влад. — В Аду принято выживать любыми способами, а ты все пытаешься вместо меня помереть. — Кто бы говорил, — проворчал я. — Зачем в Неву за мной полез? — Примерно за тем же, почему ты решил убить Господа. С каждым разом произносить это было чуть легче, хоть я и знал, что это лишь полуправда. Я начал это, а наши маги из телевизора и газет, почувствовавшие уход Создателя, убивали Его в сознании людей. Раньше они говорили, что Бога нет, теперь станут повторять, что Бог мертв. Может быть, это заставит их начать жить, не полагаясь ни на кого и никого не виня. Безбожный мир, наверное, будет даже лучше. Потерянные и обиженные дети Божьи наконец-то начнут взрослеть. Сигарета догорела до фильтра, я без сожаления кинул ее вниз. Мы молча выпили, глядя на закат. Солнце почти полностью исчезло, осталась узкая красная полоска на горизонте. В Столице начиналась ночь, ветер, гулявший по крыше, веял прохладой, но дневную жару разогнать еще не успел. Бутылка виски у нас не кончилась, и мы планировали просидеть до звезд. — Да, и в Бога я выстрелил потому, что Его возвращение могло спровоцировать войну! — запоздало напомнил я. — А нам это не надо. — Не разбивай мое мертвое сердце, — фыркнул Влад. — Ну, за что пьем? А то без тоста, как два несчастных алкоголика… За победу я пить бы не стал — какая же это победа, если он своей цели так и не достиг, а Бог был убит как бы случайно? Столько разговоров — и все ради этого момента? Исход был в сотни раз ярче и триумфальнее. — Ничего еще не закончено, — не задумываясь, заговорил я, припоминая слова Ярославы. — Можно говорить о том, что мы сыграли очередной раунд, но черт его знает, чья это победа и победа ли вообще. С Исходом все было яснее, а тут ты даже не знаешь, с кем ты сражаешься. Вы были тьмой, уничтожающей свет. А мы сейчас?.. — Мы всегда были просто людьми, дерущимися с людьми, Ян. Жалеешь, что ввязался? — Нет. Я говорил: не хочу быть ничего не значащим человеком из толпы, когда могу что-то делать. Не знаю, стал этот мир хуже или лучше. Он меняется и без нас. Мы лишь песчинки в буре. Но я не хочу подчиняться этому. Я хочу сам направлять вихрь. Ветер поднимал песок к небу за городом, я видел, как плавится горизонт. — Что же — за новое время! — улыбнулся Влад, поднимая рюмку. — За великую бурю. Алкоголь слегка обжег глотку, но я улыбался. Еще утром я думал, что захлебнусь кровью. Влад боялся остаться в прошлом, потому шел вперед, теперь я понимал. И нам забвение не грозило — нас ждала вечность, не лучшие времена, но — абсолютно наши. Создатель закрыл глаза и не видит своих потерянных детей — так пора вырасти. Наш самоубийственный маневр был завершен почти удачно — надо учиться на ошибках. Нас ждали еще шаги вперед, мы знали это, но пока добились нового затишья, когда можно сидеть на крыше, пить дешевый виски и смотреть в пока что беззвездные мертвые небеса. Сегодня они были спокойны, но никогда не знаешь, что случится завтра.