Просто, блять, скажи..

Голова раскалывалась от выпитого спиртного, во рту будто кошки нагадили и откуда-то доносился вой. Микки, посылая нахуй всех, кто разбудил его, поднялся и вышел из комнаты. Источник воя обнаружился сразу: Светлана сидела на диване и пыталась успокоить орущего сына. Микки закатил глаза, обошел диван и грубо отнял орущий комок у женщины. — Эй! — Нахуй пошла, — Микки, осторожно покачивая маленькое тельце, двинулся на кухню. Евгений (кто вообще так называет детей?) глупо моргал, уставившись на незнакомое лицо, перестал орать. Микки, проявляя чудеса ловкости, умудрился сделать себе кофе и не выронить ребенка из рук. Горячий напиток обжег горло, жар волнами прошелся по телу. Милкович, расправившись с напитком, двинулся обратно к дивану, по пути пиная пустые бутылки, что валялись на полу. Он плюхнулся на диван, включил телевизор и закурил. Упорно игнорируя писк Светланы, он выпускал в воздух клубы дыма, позволял маленьким ручонкам стиснуть его палец. По телевизору грудастая дикторша щебетала что-то о том, что сегодня чудесный день. Просто прекрасный. Микки потянулся к телефону, который вчера завалился куда-то между подушек. Ни одного звонка. Ни одного сообщения. Сердце предательски защемило. Окей, Микки сам сказал Йену не звонить, но что-то в груди разочарованно пинало сердце. Прошло уже два ебаных месяца, а от рыжего никаких вестей. Телефон летит обратно на подушки, Милкович передает притихшей Светлане сына, идет в свою комнату и одевается. Микки ждет его ежедневный ритуал: выкурить две сигареты по дороге к «Алиби», выпить две кружки пива, дать пиздюлей местной гопоте, вернуться домой, подрочить и остаток вечера смотреть телек. Но все летит к чертям где-то между «выпить пива и вернуться домой». Какой-то кретин обдолбался наркотой и догнался водкой. Он завалился на пол, подкатив глаза. Микки равнодушно кинул взгляд на тело, распластавшееся на грязном кафеле. Кто-то вызвал скорую. Через пять минут дверь распахнулась, и комнату озарил медный свет. Микки подавился пивом, впился взглядом в молочную кожу и яркую копну волос. Ну, блять, здрасьте. — Просто охуенно, — пробурчал Микки, с громким стуком опуская на стойку свою кружку. Йен бросил на него нечитаемый взгляд и кинулся к придурку, который пускал слюни на полу. Микки наблюдал за тем, как ловко Галлагер справлялся с работой: отточенные движения, сосредоточенный взгляд и нахмуренные брови. Легкая улыбка коснулась губ Микки. Йен, будто почуяв ее, повернул голову и тоже улыбнулся. Как же Милкович, блять, скучал по этому парню. Отгоняя от себя мысль о том, что он стал тринадцатилетней пиздючкой, брюнет продолжал улыбаться, вслушиваясь в биение своего сердца. Когда обдолбыш пришел в себя, Йен и тетка, все время крутившаяся рядом, упаковали свои сумки и с каменными лицами удалились. Галлагер лишь бросил взгляд на Микки, нервно сжимающего салфетку в руках. Милкович подорвался со стула и выбежал вон из душного, провонявшего потом бара. — Эй! Йен замер, не поворачиваясь. Его плечи напряглись. Микки стоял, все так же комкая несчастную бумажку. Галлагер, видимо, сосчитал до десяти и повернулся. — Мик, — голос ровный. — Можем поговорить? — Микки кивнул на тетку, которая с недовольным видом стояла возле водительской двери машины. Йен обернулся, кивнул женщине. Она вздохнула, бросила на рыжего строгий взгляд и скрылась, громко хлопнув дверью. — Пять минут. — Ты загоняешь меня в рамки?— Неизвестно откуда взявшееся раздражение подкатило к горлу комом. Йен закатил глаза. — Блять, Мик. У меня работа. Холоднее зеленые глаза замораживали сердце, легкие и кровь. Микки пытался разглядеть в них хоть намек на былую нежность, но натыкался на ебучий айсберг. Что-то в голове Милковича щелкнуло. Он вплотную подошел к Йену, ощущая его широкую вздымающуюся грудь и горячее дыхание. Не отрывая взгляда от холода изумрудов, Микки легко коснулся губами губ Галлагера. Не было ни фейерверков, ни колоколов в голове, ни мурашек. Хотя, нет. Мурашки были. Еще были широкие ладони, которые легко коснулись спины брюнета. Были трепещущие ресницы и тихий стон. Лед тронулся. Буквально на секунду, но это случилось. Плевать Микки хотел на людей, которое могут их увидеть. Он сминал сладкие губы, запуская пальцы в медь. Плевать он хотел на то, что они оба — те еще мудаки. Только долгожданные губы, ровное дыхание и сердце, готовое разорвать грудную клетку к ебеням. Когда воздух в легких закончился, Микки отстранился. Он видел румянец на острых скулах, искрящееся солнце в волосах и вздернутые уголки губ. — Завтра в семь на стадионе, — зеленые глаза искрились. Галлагер сжал ткань рубашки Микки и, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к машине. Микки коротко кивнул и поплелся домой. Завтра все изменится. В какую сторону — Милкович не знал, но сердце подсказывало, что что-то произойдет.