50 оттенков серости

      Только к концу февраля Ден в полной мере ощущает, как на самом деле заебался. Очень хочется просто остановиться и отдохнуть, но даже сегодня он еле успевает на последний поезд, чтобы попасть к Карелину. Машина в ремонте, да и на метро к Славиному дому добираться удобнее, потому что он расположен недалеко от станции.       Ден серьезно разглядывает свое усталое, бледное лицо в проносящейся за дверьми вагона тоннельной темноте. НЕ верить. НЕ бояться. НЕ просить. НЕ прислоняться. Но Дену очень хочется прислониться к этой предупреждающей наклейке на стекле, опереться плечом о запрещающий знак «кирпича» в круге, заменяющий букву «О». Он так и делает, и прикрывает глаза, потому что невыносимо хочется спать.       Он и сам не знает, зачем тащится к Карелину именно сегодня, ведь те вещи, что он не забрал месяц назад, могли бы полежать там еще месяц. Но Дену не нравилось, что Слава не берет трубку. Не то чтобы Ден часто звонил, всего несколько раз за все то время, которое они вместе не живут, не считая сегодняшнего дня, когда Ден раза три с упорством нажимал на «вызов», пока, наконец, не услышал Славин голос. Да, он мог сейчас поехать на свою новую съемную хату, а не тащиться на другую ветку метро, но почему-то этого не сделал, как будто забрать вещи именно сегодня было очень важным делом. Дену вообще хотелось поставить какую-то логическую точку в их со Славой непростых взаимоотношениях, ведь никто из них телкой не являлся, поэтому разводить лишние пиздострадания было ни к чему. В конце концов, Ден всегда знал нездоровую тягу Славы к Мирону, и странно не то, что Слава ему «изменил», а то, что Мирон поучаствовал в этом. Во всяком случае, после всех происшествий и их расставания — которое все же Дена задело, что говорить — он еще раз убедился, что не стоило в очередной раз идти у Славы на поводу, соглашаясь на эти сомнительные отношения. Не нужно было вообще переходить ту грань, которая отделяет здоровую мужскую дружбу от нездоровых взаимодействий другого характера. Да что говорить, о том, что «не нужно было»? Но Ден понимает одно — в его руках исправить, вернуть то время, когда между ним и Славой все было просто и почти замечательно.       Отчасти именно поэтому Ден так хочет попасть к Славе, как можно скорее, не дожидаясь выходных или призрачного подходящего момента. Им просто нужно поговорить. За эти полтора месяца Ден успел хорошо подумать, и пришло время поделиться этими мыслями со Славой. Ден уже понял, что Слава почему-то решил, что тот встречается с Юлей, и даже то, что они живут вместе, что Ден опровергать не спешил, потому что сославшись на интерес к Киви или к любой другой девушке, можно будет наиболее безболезненно вернуть дружбу со Славой. На самом деле, Дена и с Юлей связывали только дружеские отношения, потому что, хотел он того или нет, значительную часть его мыслей занимал Карелин. Наверное, так было всегда, но это же ничего не значит, в конце концов. Долбанный Карелин.       Денис выходит из метро на улицу, когда уже наступают следующие сутки. Массивные часы на руке Дена показывают далеко за двенадцать, и ему даже неудобно, что он обещал прийти к одиннадцати, а сам опоздал. Смешно. Будто Слава его вообще ждет. Но в любом случае, у Дена есть связка ключей, и он может забрать вещи и без участия хозяина квартиры, если тот куда-то свалил или улегся спать, хотя поговорить, конечно, хотелось бы.       Ноги Дена буквально утопают в снегу, когда он идет привычной дорогой до знакомого подъезда. Кажется, прошло так мало времени с января, но чувство, что все какое-то новое, незнакомое, с оттенком незабытого неприятного прошлого. Ден не сразу замечает, что у их подъезда, точнее, у Славиного подъезда стоит белый Ford Transit. Вернее, Ден замечает, но почему-то его сознание идентифицирует машину, как «доставку» чего бы то ни было, но потом он видит красную полосу, проходящую через весь бок, красный крест, а затем дверь подъезда открывается, и из нее выходят люди в медицинской форме с носилками.       Ден сначала замедляет шаг, почти совсем останавливается на каких-то несколько секунд. До него еще не дошло, он еще не двигается с места, но уже подсознательно знает, что скорая помощь приехала за Карелиным, и там на носилках лежит его, Карелина, видимо, еще живое тело. Ден срывается с места и бежит, едва не падая, поскальзываясь в разъезжающемся под ногами снегу. И, когда он подбегает к скорой, в которую медбратья уже грузят носилки вместе с человеком на них, Ден понимает, что да, это Слава. Он глупо спрашивает, что произошло, и ему даже отвечают что-то про передозировку. Ден нервно кусает потрескавшиеся на ветру губы и говорит, что тоже поедет в больницу, потому что это его друг. Никто не против.       В машине Дену очень хочется взять Славу за руку, но вместо этого он просто сидит и смотрит на его посеревшее лицо, закрытое кислородной маской. Ден пребывает в каком-то тормознутом состоянии, но, скользя взглядом по излишне худому телу Славы, замечает характерные следы на внутренней стороне предплечья. Сам того не замечая, Ден продолжает продырявливать зубами свою губу, пока, наконец, не чувствует, на языке явный вкус крови, и как будто немного приходит в себя. Он все-таки берет Славу за руку, осторожно, так, будто тот сделан из тающего льда, и аккуратно сжимает ее своими подрагивающими пальцами. И хоть состояние и путающиеся мысли больше напоминают непогожее месиво, творящееся на проносящихся мимо улицах, уже сейчас Ден соображает, что, наверное, не сможет себе простить того, что произошло со Славой.

***

      Славин почти предсмертный вид, сильно выступающие кости, синяки на венах, знакомый запах медицинского учреждения, вызывающий холодок внутри, больничные коридоры, дежурство у отделения реанимации, ожидание каких-либо комментариев от врача, Сашины слезы — все это Ден вспоминает уже когда идет пешком сам точно не зная, куда. Нет, он идет домой, точнее, домой к Славе, почему-то это кажется сейчас лучшим вариантом — его дом ближе и вообще. Ден позвонил Саше, понимая, что лучше бы этого не делать, но не сказать ей, что Слава в больнице он тоже не мог. Ден просидел там всю ночь, находясь в странном состоянии между эмоциональным истощением и нервозностью на грани срыва. Он так и не дождался прогнозов, относительно состояния Славы — тот был в палате интенсивной терапии. Точнее, врач сказал, что пока ничего неизвестно, что лучше Дену не сидеть здесь и дальше, а то ему самому скоро понадобится помощь, судя по его виду. И Саша, которая тоже приехала, осторожно тронула его за плечо, и пообещала, что непременно позвонит, если что-то станет известно. Тут же позвонит — Ден взял с нее такое обещание, понимая, что сам находится в состоянии живого трупа и пользы от этого никому нет.       Он идет по неприятно подсвеченным утренним небом питерским улицам, чувствуя, как вибрирует в ломящих висках от каждого шага, мечтая поскорее лечь в кровать, хотя сильно сомневаясь, что ему удастся закрыть глаза хотя бы на пять минут. Но он все идет и идет, не сворачивая ни в метро, ни на остановку, не набирая номер такси, ощущая, как желание вернуться в больницу с каждым шагом становится все сильнее желания поспать, и это желание буквально приходится давить волей и остатками здравого смысла.       В итоге Ден оказывается в заснеженном сквере. Он садится на спинку кованой лавки и задирает голову вверх, разглядывая черные ветки высоких деревьев и куски серого низкого неба между ними. Он машинально опускает руку в карман и достает сложенный листок — он зачем-то вынул его из кармана Славы, пока они ехали на скорой, и только сейчас про него вспомнил. Пальцы замерзли, и Ден с некоторым трудом разворачивает его, едва не позволяя ветру вырвать бумагу из рук. Он вглядывается в неровные строчки, глаза покраснели и болят от резкой зимней белизны, но он все равно читает. Это Славины стихи, похоже. — Поэт хуев, — хмыкает Ден, сжимая листок слишком сильно, сам того не замечая. вокруг сказочный мир, запредельная магия. я попал на поле чудес с опийными маками, выйдя однажды из общества и из спектакля через дверь за холстом, покрытую знаками. я алкоголик, как папа, но он не Карло, а Карл — философ, что изменил мир, написал "Капитал". я б ему руку пожал, он в анналы попал, а я только в анал, шагнул за порог, вмазал по вене, пропал — это изи финал. стены расписаны неизвестными философами, умершими от СПИД-а, но чаще от передоза, суицидниками, не дописавшими стих или прозу — с инъекцией реальности не справился «прозак». не по желтому кирпичу и не с золотым ключом, по снежным дорожкам, вдыхая "мороз", я шел, плыл по мертвому морю, "герасим" не утопил, Харон отказался везти меня в царство могил. шел сюда, оставляя следы на земле и на вене, съезжал, менял "колеса" и снова был в колее, ночевал на холодном снегу, опять на измене в этой вечной winter, винт бежал по игле. ты не услышишь совет черепахи Тортиллы, по шею в болотной воде и рот полон тины, тут легко быть сожранным "крокодилом", в умате захлебнуться в своей блевотине. здесь нет лунопарка, зато есть луна, нет блэкджека, есть «Джек», «черный» и шлюхи, здесь не бал Сатаны на Воробьевых горах, но сам дьявол со мной, и мы курим с ним плюхи. зову это Нетландией, призрачным островом, закидываюсь колесами, порчу слизистую коксом, наполняю кровь битым стеклом — свежим метом, и делаю новый круг на колесе чертовом этом. горящий тур за океан Ледовитый, живу от мига до мига, "тебе понравится этот трип" — так сказал мой барыга. вечная мерзлота, экспедиция в Арктику, я теперь в лиге льда. земля Санникова, мне понравилось, но в пачке последняя сига. я докурю, а ты поворачивай, не ходи в этот мир за мной. лучше дверь закрой, от греха заклей стену холстом, я потерял свою тень, но кто-то стоит у меня за спиной. по тебе особенно сильно ломает, абстинентный синдром. место для призраков, ты здесь чужой, потому что живой. уничтожь наше прошлое, что бродит тут, словно фантом. не хорони за плинтусом, сожги, прах замуруй за стеной. я пытался добраться до Замка, но пришел в Тихий дом. не делай вид, что не понял, и меня не держи я бегу за кроликом, он отсыплет мне "первый" ловлю сам себя и свой кайф у этого края во ржи, но, ты знаешь, наш мир куда больше химерный, чем этот, чем твой сон и счастливый финал. я пропил глобус, перестала вертеться земля, параллели-порезы, Соня больше не капитан, отпускаю штурвал и как крыса бегу с корабля. Не прощаюсь, но надеюсь, ты простишь меня       Ден дочитывает до конца, смотрит на зачеркнутую строчку, кажется, с минуту, а потом закрывает лицо ладонями. Да, только в этом феврале он, наконец, понимает, как заебался, и как ему, на самом деле, хочется въебать Карелину по лицу, наверное, это нужно было сделать давно. Несмотря на давящее чувство вины, что не заметил, как Слава скатывается, даже не пытался увидеть, Ден все равно очень хочет его ударить. Он думает, что обязательно это сделает, когда Слава придет в норму. Если придет. Если он вообще хотя бы придет в сознание. И Ден готов об этом просить, как угодно и у кого угодно — но не у кого. Он засовывает листок со стихом в карман и снова смотрит на безучастный кусок неба, и, наверное, хочется плакать, но слезы не идут, и холодно. С неба плавно начинает падать снег. Ден ежится от пронизывающего ветра и вздрагивает от слишком резкой мелодии и вибрации мобильного. Он не спешит отвечать на вызов, потому что это Саша, потому что он боится услышать что-то страшное. Наверное, еще ни разу в жизни он так не боялся. И так не хотел чего-то.       Ден даже шепчет слово «пожалуйста» прежде, чем отвечает на звонок. Он слушает нервную, сбивчивую речь Саши, прерываемую всхлипами и телефонными помехами. Он прикрывает глаза, пока слушает, и все-таки чувствует, как по щекам ползут теплые дорожки, а рука так сильно сжимает телефон, что пальцы даже болят. И сердце тоже болит, колет прямо. Ден выслушивает Сашу и прячет телефон. Небо над Питером стало совсем серым — значит уже полноценное утро. Значит, нужно идти.       Ден спрыгивает с лавки и идет в сторону метро, теперь уже точно ощущая себя живым мертвецом. Настоящим зомби, судя по ощущению, что сейчас просто развалится на части прямо по дороге. Он ничего не пытается сделать с водой, текущей из глаз, хотя это мешает идти, потому что ноги итак заплетаются в снегу, а теперь еще ничего и не видно почти. Но слова Саши о том, что «от передозировки метом 90% случаев —летальны, но Славе повезло, и сейчас его состояние стабилизировалось, как сказал врач, и есть даже прогноз на скорую реабилитацию», заставляют глупо улыбаться и не чувствовать холода и противного вкуса соли на губах. Внутри, несмотря на неприятные физические ощущения, разливается эйфоричное чувство ненапрасной надежды и облегчения.       Ден, сам не зная кому — ведь его никто не слышит — шепчет «спасибо».