Прекрасные куклы

Себастьян подхватил бесчувственное тело и вызвал кэб. Всю дорогу он злился на кучера, что тот ехал слишком медленно, и на своих двоих он добрался бы быстрее. Наконец двуколка остановился на Кондуит-стрит, и Моран взбежал с ношей по лестнице. Надо было брать собственный автомобиль. К сожаленью, энергетический кризис не стихал с конца семидесятых по сию пору и особенно жестко прошелся по экономике западных стран к началу нового тысячелетия. Так что популярный личный транспорт стал красивой, но бесполезной игрушкой. Бензин теперь могли позволить только редкие богачи. Топливо стало на вес золота, но полковник был в силах добыть его через знакомых. Поэтому лондонские улицы радовали разнообразием других транспортных средств. Повсеместное применение нашли велосипеды, конная тяга, паромобили (изобретение русских умельцев) и электромобили. Себастьян тоже раздумывал пересесть на электромобиль, когда его запустят в массовое производство и легко можно будет достать запчасти. Полковник аккуратно положил свое приобретение на кровать и стал раздумывать, как привести в чувства. Все, что он знал, касалось женщин, поэтому просто намочил ладонь в холодной воде и приложил к лицу раба. Веки дрогнули, и большие глаза распахнулись, испуганно таращась на господина. - Ну, как ты себя чувствуешь? - Определенно на этом свете, сэр. - Тебе нужна врачебная помощь? - Нет, господин. Я - здоров. - Это мы проверим. Где-то тут с твоими документами была медицинская карта…- Моран вытащил из куртки папку.- Еще не поздно, пожалуй, я позвоню в серв-клинику. Джим отвел глаза. Он ненавидел врачей. Под их профессионально-пытливыми взглядами он чувствовал себя большим куском мяса. Что и говорить, рабов часто продавали на органы. По крайней мере, новый хозяин не собирался тащить его в больницу. Медицинские учреждения для рабов отличались убогостью и антисанитарией. Зачастую осмотр проводился прямо у всех на виду. - Врач не придет раньше, чем через два часа. У тебя есть время помыться и привести себя в порядок. Спать ты будешь в гостиной на диване, здесь всего одна спальня. Я буду приглашать тебя к себе, но потом ты уходишь. Сейчас сними тряпье и иди в ванную. Халат я тебе выдам, - Себастьян поморщился, указывая на неподобающий, жалкий вид раба. - Я исправлюсь, хозяин. Джиму было стыдно за рваную и в пятнах одежду. Он был не виноват в этом. В Тэнкервилле у него была рабочая одежда, точнее белье и украшения (на улицу его не выпускали), а на повседневную годилась любая. Джим любил чистоту и как мог приводил в порядок имеющиеся у него вещи и себя. Моран хмыкнул, глядя на смущение раба. Парень, не робея, стянул с себя водолазку и серые штаны, которые еле держались на тазовых косточках, подхватил выпавшую куколку и оставил на заправленной кровати. - Господин…эм-м, куда мне положить ее?- сердце Джима сжалось в предвкушении ответа. - По пути оставишь на подоконнике. Себастьян жестом позвал за собой. - Не дольше часа, - он оставил парня в ванной одного, а сам отправился на кухню ставить чайник. Моран брезгливо подцепил одежду Джима и выбросил в урну. Ничего подходящего в его гардеробе не нашлось, он достал старую чистую футболку, белье, носки и халат. Конечно, они будут смотреться нелепо на бывшем хастлере, но ничего, пусть походит так, пока он не купит что-нибудь подходящее. Себастьян переместился на кухню и поставил чайник. Он взял в руки папку и открыл ее. Свидетельство о рождении, документы на право собственности, удостоверение раба, выписки из разных протоколов… Копия приговора суда… -Хм-м. «Джеймс Мориарти. Родился в 1980 году, в Дублине, в семье ирландских аболиционистов, незаконно эмигрировал вместе с матерью…Ранее к суду не привлекался…Обвинен в пропаганде терроризма среди учащихся…» Кембриджа?! «…Подозревается в пособничестве террористической группировке «Освобождение». …подделка документов, ложные показания…» Ничего конкретного, все общие слова. Приговор: пожизненное служение. Без указания места «службы»…- чайник на плите чуть не выкипел, пришлось отвлечься. Моран продолжил чтение. – Интересно… ни одной подписи прокурора, адвоката, представителей Министерства социального развития, полиции, только судьи и секретаря. Тут Себастьяна отвлек шорох ткани, и в кухню вошел розовощекий, причесанный, чистенький Джим. От него приятно пахло лавандой. Раб прошмурыгал поближе в великоватых для него белых носках. - Мне так ходить, хозяин? - Моя одежда тебе велика. Завтра-послезавтра найду что-нибудь подходящее. Садись. Будешь чай? - Если можно, господин,- теплый чай пришелся очень кстати. - Сахар на столе, положишь сам. Молока нет. Джим засветился от счастья. Он очень любил сладкое, но за время рабства успел отвыкнуть от вкусностей, если они не прописаны в сценарии клиента. Парень с энтузиазмом положил пять кусочков сахара и тщательно размешал полученный сироп. Моран с содроганием смотрел на чайное кощунство, но ничего не сказал. Наконец пришел доктор. Медик уставше, неохотно разделся. Себастьян оставил их с Джимом в гостиной, а сам удалился в кабинет, где нашел пачку сигарет и с удовольствием затянулся. После осмотра врач зашел к хозяину раба. - Ну, что ж, сэр. Движимое имущество соответствует заявленному в медицинских справках. В общем и целом. Повреждений внешних и внутренних нет, кроме затянувшихся старых. Но в ближайшем будущем вас поджидают трудности. Судя по экспресс-анализам, раба изрядно кололи чем-то, что подавляет выработку андрогенных гормонов и наркотическими веществами. Нервная система расшатана, но не до эпилептических припадков. Его скоро «отпустит». Первые признаки на лицо. Вам бы лучше связать его. Если нападет, не пытайтесь глушить его шокером, это только ухудшит самочувствие. В крайнем случае, дайте обезболивающее и противосудорожное. Вам придется следить, если хотите отучить его от пагубной привычки, чтобы он не подсел снова сам. Вот, рецепт на лекарства. Если гормональный фон не восстановится, обратитесь в клинику,- в ожидании ответа доктор поправил саквояжик. - Понятно. Нужно ли проходить какие-то санитарные службы? – Себастьян неохотно стал выписывать чек. - Нет, за заражение других свободных граждан, в случае, если ваш э-э-э…серв заболеет, и за неправильную эксплуатацию серва отвечаете вы сами, - врач протянул руку за чеком.- Благодарю. До свидания, сэр. Джим кутался в халат, когда Себастьян вошел в комнату. - Надеюсь, от тебя не будет проблем? Парень подскочил от неожиданности. - Что-то случилось, господин? - У тебя давно не было дозы. Тебе скоро будет плохо, очень плохо. Будут проблемы? - Я… Я не знаю… - Хорошо. Завтра я схожу в аптеку, а сегодня ты как-нибудь сам справишься. Если будешь шуметь, бросаться на стены или еще что-нибудь в этом роде, то я свяжу тебя. Понял? Джим сглотнул. - Да, сэр, - его желудок громко заурчал. - Ладно, пока ты можешь есть - поешь, потом ничего не удержишь,- раб поморщился. - Пошли на кухню. Себастьян приготовил бутерброды с сыром, но Джим как-то вяло поглощал их. В холодильнике давно не было еды. Полковник предпочитал ресторанчики и кафе. Оставались еще яблоки. Он вымыл их все и выложил в вазу. Сладкие фрукты пошли на ура. Моран открыл бутылку пива и уселся напротив Джима. Раб благодарно взирал на своего хозяина и хрумкал яблоком. «Ну, и манеры…» - Пока ты ешь, разъясню твое положение,- чавканье на секунду прекратилось и тут же возобновилось опять.- В твои обязанности входит развлекать меня ночью и скрашивать досуг, выполнять поручения, делать покупки, убирать, приводить в порядок одежду, готовить, если умеешь. Не пытайся сбежать, делай то, что я тебе скажу. Поддерживай свою чистоту и гигиену и не смотри так на меня своими глазищами, хотя ладно смотри, только не при всех, и мы поладим. - Буду стараться, хозяин,- яблоко кончилось.- Можно еще? Мужчина вздохнул. - Бери,- парень ничуть не смущался присутствия хозяина и не чувствовал себя слишком зажатым.- Что ты имел в виду, там, у Тэнкервилля, когда спросил: «Индия или Афганистан?» Джим помедлил, вспоминая, потом он опустил ресницы и тихо произнес: - Место, где вы служили. - Как ты догадался? По свежим шрамам, комплекции, манере держаться, повадкам можно сказать, что я военный,- рассуждал Моран. - А откуда?...- оглядел себя.- Вот оно что. Загар. - Индия, господин, если быть точным,- нечаянно перебил Джим.- Ой, простите… - Договаривай уже,- полковник с интересом смотрел на раба, как на невиданного зверя. - Я по радио слышал о завершении конфликта в Индии. В Афганистане только начался, значит, вы вернулись не из Афганистана, а из колонии. Моран подпер ладонью подбородок и совершенно серьезно спросил. - У тебя здорово получается анализировать. Что ты еще узнал обо мне? Джим низко опустил голову, словно не решаясь ответить. - Отвечай, Джим. Парень набрал воздуха и быстро проговорил. - Высокий офицерский чин. Увольнение, трудности с семьей, с адаптацией, проблемы с деньгами. Вы держите себя в форме, но война продолжается без вас…- раб замер, ожидая неминуемой реакции, опасливо глядя на господина. - Понятно,- суровое лицо омрачилось. - Не удивительно, что ты смог проникнуть в Кембридж. «Даже не спросил, откуда?! Или «заткнись, маленький ублюдок!» - удивился про себя Джим Себастьян потянулся и зевнул. - Чтож, пора спать. Я не собираюсь тебя связывать, но как бы тебе не было тяжело этой ночью - не шатайся по дому, ходи только в туалет, не трогай ничего, не шуми, лежи тихо. Впрочем, на всякий случай, иди сюда,- мужчина протянул руки к ободку на шее, в ошейнике что-то пикнуло.- Вот так надежней. Радиус действия - моя квартира. Джим пока не помышлял о побеге, но все равно про себя выругался. - И не забудь убрать за собой постель с утра. Джим не спал всю ночь. Это напоминало делирий. Хозяин дал ему одну из своих рубашек для спанья, она вся намокла от холодного пота. Иногда ему виделся суд. Вместо лиц у присутствующих были маски без прорезей, за которыми, он был уверен, клубилась тьма. Позади слышался крик матери, но Джиму никак не удавалось обернуться. К моменту, когда его взяли, она уже была мертва. Все вокруг смешалось в сумбурный поток образов, и единственным четким среди них был голос матери, превратившийся под конец в рев полицейской сирены. Утром Джим был злой и раздражительный. Он злился на себя за свои неудачи, на жестокий мир, который не мог ни измениться, ни провалиться окончательно в тартарары, на Морана, за то, что был одним из тех, кто поддерживает рабство и за то, что он для него был всего лишь вещью. Когда Себастьян вышел к нему, раб дрожал, усевшись с ногами в углу дивана и закутавшись в халат. - Доброе утро, хозяин,- буркнул Джим, медленно, с трудом вставая с места. - Сомнительно. Сейчас оденусь и схожу за лекарствами. И надо что-нибудь из вещей купить, хотя бы зубную щетку. Уже одевшись, Моран поставил перед парнем вазу с яблоками. - На. Отвлекись. Только умойся сначала. Джим чувствовал себя больным. У него заложило нос и хотелось плакать от жалости к себе. Он знал, что дальше будет только хуже. Он редко доходил до последней стадии абстинентного синдрома. Парень взял яблоко и выковырял слово «hate» на боку, потом с наслаждением откусил от него. Джим тщательно проживал кусочек, ненависть оказалась сладкой. Позже его вытошнило яблочным пюре. Чтобы как-то отвлечься, раб начал ходить по комнатам. Кабинет оказался закрыт. В спальне все было по-спартански минимально, лишь ноутбук вызывал интерес, но его раб трогать побоялся. В шкафу висели однообразные костюмы, бережно упакованная в целлофан военная форма. Взяв с кухни воды, Джим вернулся в гостиную. В маленьком камине обнаружился клочок бумаги с гербом. Лорд Моран… Возможно это его герб - черный единорог? Телевизор включать не хотелось. Болела голова. Поэтому парень решил почитать, хотя ему не разрешали ничего трогать, но тут взгляд упал на проигрыватель и пластинки. Выбор музыки говорил о многом. В его господине сочетались философский склад ума и страстность, меланхолия и жажда деятельности на грани суицида и над всем этим строгий контроль разума и твердая жизненная позиция. Правда, на взгляд Джима это была исключительно скучная музыка: Вивальди, Рахманинов, Россини, Брамс соседствовали с джазом и блюзом Джорджа Гершвина, Нины Симон, Бэсси Смит и Билли Холлидей. Парень подумал и остановил свой выбор на Россини. Себастьян вошел в квартиру и положил сумки на пол. Музыка так увлекла Джима, что он не сразу отреагировал на вошедшего. - Я же просил ничего не трогать! Ладно. Я принес обезболивающее и ещё кое-что на случай припадков, – Моран подошел и выключил «Вильгельма Телля». - Я просто хотел отвлечься, простите… - Неважно ты выглядишь. Я принес Трамал и Глицин для восстановления мозговой активности. Помимо всего прочего, белье, теплые вещи, джинсы и бритву, она тебе понадобится. После укола Джиму полегчало, и он с радостью стал помогать хозяину разбирать покупки и готовить обед. От еды он отказался. Себастьян разрешил ему слушать пластинки в наушниках и до вечера скрылся в кабинете. Вечером они вместе смотрели новости. Парень уже три года не видел телевизора и завороженно смотрел на экран. На ночь Джим выпросил еще Трамала и свернулся клубком на диване, но вскоре ему начало ломить кости и растягивать мышцы, хотя обезболивающее должно было еще действовать. Он пытался отвлечься мыслями о будущем. О том, как он соблазнит хозяина, чтобы тот начал доверять ему, отпустил на улицу, и уже там он бы нашел кого-нибудь из знакомых или инструменты. Вскрыл бы ошейник… «Черт! Как больно-то! Чтоб ты сдох, Себастьян Моран! Чтоб я сдох и перестал мучиться! Даже встать не получается. Никак не отпускает…» Слезы текли ручьем. Раб прерывисто, тяжело дышал, сжимая зубы, чтобы не закричать. Парень все-таки встал и побрел без всякой надежды к единственному человеку во вселенной, который у него теперь был. Джим сел на пороге комнаты хозяина, привалившись к косяку. Себастьян заметил его в темноте, только потому, что обладал отличным ночным зрением. Его раба трясло. - Худо тебе? Лекарства не помогают? Джим поднял на него взгляд, какой-то затравленный и просящий. - Нет, не помогают,- раб осмелел и поднялся. - Это-ломка, Джим. Надо просто пережить. Что тебе может помочь? Парень сделал робкий шаг вперед, потом еще один. Старая рубашка Морана соскользнула с плечей, открывая хрупкие ключицы. - Господин…- раб склонил голову на бок. Моран не ответил, продолжая смотреть на него. Джим счел это приглашением. Он плавно залез на постель и приблизился на четвереньках к лицу хозяина. Вблизи хорошо было видно, как лихорадочно блестят его глаза. Радужка и зрачок слились воедино в черную дыру. Сейчас Джим ощущал себя словно в космосе, в потустороннем пространстве. Он навис над Себастьяном, не смея ничего предпринять. Их губы, должно быть, столкнула гравитация, ведь ни один из них не сделал лишнего движения. Это была их самая первая ночь. То прошлое совокупление не в счет, оно не было проявлением чувств. Опираясь на колени, Джим стянул одеяло. Потом почти лег на мужчину и снова приник губами. Замерев, коснувшись губ, парень углубил поцелуй, сплетясь с чужим языком. Себастьян не мешал такой инициативе. Исследования продолжились дальше. Джим провел носом, щекоча шею, и остановился на ямочке в основании. Он вдыхал запах своего хозяина, запоминая его, наслаждаясь, иногда пробуя кончиком языка горьковатую кожу. Он ласкал торс и плечи, спускаясь к животу, утыкаясь в светлые завитки внизу. Полковник заметно напрягся, но ничего особенного не произошло, раб отстранился и начал неспешное движение руками по всему телу. Потом парень припал к стопам господина, поцеловав одну. Мужчина выдохнул. Джим захватил большой палец губами и легонько куснул его, поглаживая внутреннею сторону стопы. Он помассировал икры обоих ног и поднялся выше к бедрам, полизывая и щекоча кожу. Член Морана уже стоял, и Джиму оставалось только, обнажив головку, заглотить его. Он умело расслабил горло и принял всю длину. Толстая упругая плоть скользила по небу, языку, губам, оставляя солоноватый терпкий привкус. Глотательный рефлекс заставлял мышцы сокращаться, одновременно впуская глубже и сжимая орган, мужчина под ним еле сдерживался, чтобы не завалить раба на бок и не начать вбиваться в гостеприимный рот. Но у Джима были другие планы, он выпустил плоть и передвинулся повыше, облизал свои пальцы и начал подготавливать себя. У него это плохо выходило, никак не получалось достать до простаты, пальцы входили не до конца, с трудом раздвигались и сгибались не под тем углом. Себастьян оборвал действо, хрипло приказав: - Хватит, Джим,- и полез в тумбочку, доставая баночку со смазкой. Мужчина смазал пальцы и приставил к входу, другой рукой раскрывая мягкие половинки, заставляя Джима наклониться вперед, почти к своему лицу, оттопырив зад. Нажав на заветную точку внутри, он заставил раба застонать. Продолжая массаж, Себастьян свободной рукой обнял и прижал парня к себе, страстно целуя и покусывая грудь. - А теперь сам, милый,- приказал Моран, отпуская Джима. Раб перевел дыхание и стал аккуратно насаживаться на член, придерживая его за основание. Сместив бедра, он нашел положение, при котором головка обязательно станет чиркать по чувствительной желёзке. Опустившись до конца, Джим, не останавливаясь, начал возвратно-поступательные движения, почти выпуская из себя плоть и снова погружая ее внутрь. Джим запрокинул голову и что-то тихо начал шептать, будто заклинание: «…And let me naked, And my shield nudity,…»(1).Себастьян не слушал его, так как был занят своими ощущениями. Эйфория любовника волнами передавалась ему, он подступил близко к грани и жаждал разрядки. Он вцепился в его ягодицы огрубевшими на войне руками и начал подкидывать бедрами вверх, убыстряя толчки. Джим незаметно передвинул руку поближе к своему члену, но был остановлен. Вместо этого хозяин притянул его к себе и стал входить под другим углом, надавливая стволом рядом с простатой, заставляя прижиматься к его прессу. Исходящий смазкой орган Джима усиленно терся о мускулистый живот Себастьяна. Раб не хотел осквернять своими соками господина, но оргазм заставил его всхлипнуть и излиться. Мокрый и уставший Джим замер на Моране, вслушиваясь в сердечный ритм. Если бы его кожа была фарфоровой, то она бы потрескалась и точно хризалида выпустила бы новое существо, того, кто станет Джимом Мориарти, темной душой этого города. Себастьян пришел в себя первым. - Ты испачкал меня Джим. Оближи. Раб как-то странно глянул на него и тут же опустил голову, медленно слизывая белесые разводы с ребер и пресса мужчины. Потом Себастьян опрокинул его с себя и поцеловал, пробуя семя Джима на вкус. Раб поудобней устроился у Морана на плече и уснул. Он даже не почувствовал, как хозяин отнес его на диван. Примечание: Сервы - это общее название живого движимого имущества. 1. «…And let me naked, And my shield nudity,…» - это строчка из стихотворения Теодора Ретке «Дом открытый настежь». «И пусть я обнажен, И щит мой — нагота,…»