Прекрасные куклы

(Продолжение флэшбека. Знаю, что растянуто, но так получилось.) Все началось с посылки, которую миссис Мориарти, принесла домой и оставила у себя в спальне на втором этаже магазина. Были пасхальные каникулы и Джим, приехавший навестить мать, слонялся по магазину без дела, лишь иногда помогая покупателям. Он поднялся следом за матерью и заинтересовался коробкой. - Что это? - Старый знакомый попросил продать их. Женщина аккуратно достала из вскрытой коробки трех кукол: двух мальчиков в костюмчиках ирландца и моряка и девочку в кружевном платье. Джим взял одну. - Откуда они? Сейчас же не сезон для поставщиков. - Из Нью-Йорка. От моего делового партнера. Вильяма Гловера. В последнее время он занимается скупкой коллекционных вещей и безделушек. В коробке оставался конверт, который Джим подобрал, он обратил внимание на штемпель. На сопроводительном письме их было два. Пометка американской почтовой службы и еще одной. Похоже Бразилии. Письмо выглядело слегка помятым. Возможно, его вскрывали. Зачем надо было пересылать письмо через Нью-Йорк, когда проще его послать напрямую? - Тогда чье это письмо? Изначально его посылали не из Америки. - Владельца кукол должно быть, – миссис Мориарти не заметила, как ее голос стал тихим и задумчивым. Это насторожило Джима. - Можно посмотреть? - Да… конечно, – Элизабет немного рассеяно посмотрела на сына. Джим аккуратно вскрыл послание, но ничего интересного или таинственного там не было. Всего пара строчек. «Эти куклы возвращаются домой. Передайте их в надежные руки. Инесс». Ночью Джима разбудил стук. Он повторился, став еще громче. Раздались крики: «Откройте полиция! У нас ордер!» Спросонья, Джим не мог понять, что происходит. Только когда в спальню ворвалась испуганная мать, до него дошло, что это вовсе не сон. Она выдернула сына из постели и потащила в коридор. Несмотря на позднее время, миссис Мориарти была одета, в руке она что-то держала; Джиму же повезло, что он спал в пижаме и успел надеть старые кроссовки. - Что случилось?! Что происходит?! Мам! Элизабет спешно вела его на чердак. - Я… Я не знаю! Нас кто-то выдал! Налоговая, банк… Где еще могли проверять так тщательно документы?!… В любом случае дело плохо. Прошу тебя, Джим, поднимайся скорее! – лицо матери стало умоляющим. Через пыльные окна чердака слева были видны огоньки полицейских сирен, и слышался лай собак. Почему их столько, когда в доме всего двое? Женщина открыла окно и толкнула Джима в спину. - Я же не могу в одной пижаме! Может все обойдется?! Нас в худшем случае переправят в Ирландию, а там… Джим не мог поверить, что его жизнь может обрушится вот так, в один миг. Внизу грохнула распахнутая настежь дверь. - Какая Ирландия?! Беги, прошу тебя! Что тут непонятного, Джим?! – миссис Мориарти сорвалась на крик, – В порт! Три квартала ты выдержишь! Проникни в доки, там есть пустые сухие склады! Утром поищешь помощи на рыбацких и мелких частных судах. Вот, прикроешься от холода! – женщина буквально протараторила слова и сорвала с какого-то ящика кусок пыльной ткани, протягивая сыну. – Ну же! - Но… - Котенок!... Джим не посмел перечить такой отчаянной просьбе. Два с половиной этажа по водосточной трубе – это не очень высоко, если умеешь лазать. Но Джим не умел, и поэтому почти сорвался, обдирая ладони. Между их домом и соседним был забор, отделяющий разделяющий проулок. Джим перелез через забор и пробежал дальше до угла улицы, он не стал останавливаться, потому что уже слышал топот бегущих к нему людей. Он завернулся в старый плед и тут обнаружил, что в руках у него осталась одна из кукол, присланных накануне. Но удивляться было некогда. Джим побежал дальше, скрываясь в тени. Один раз он чуть не попался навстречу патрульной машине, но вовремя свернул между домами. Был самый конец марта, но ночи все равно были очень холодными. Впрочем, Джиму было холодно не только из-за погоды. Поймали его в порту. Джим испугался патрульной собаки и выбежал между доками не туда, куда ему было нужно. Угроза выстрелить и предупредительный выстрел в воздух заставили его притормозить, а потом где-либо прятаться стало уже поздно. При его задержании не было обычных для этой процедуры фраз, Джима просто затолкали в наручниках в машину и отвезли в полицейское управление. Там, без всяких объяснений, его оставили в помещении с огромным зеркалом на стене и столом посередине камеры, пока к нему не вошли двое следователей, один из которых оказался представителем секретной службы. Допрос предпочел вести агент из МИ-6. Он сел напротив Мориарти и спросил: - Назовите свое полное имя? Предупреждаю, молодой человек, на будущее, врать мне бессмысленно, - агент включил принесенный с собой диктофон и раскрыл папку. - В таком случае, мне отвечать тоже бессмысленно. Вы даже не объяснили мне, почему я здесь! Джим был до сих пор в пижаме, плед и куклу у него забрали. - Вам все подробно объяснят. Основной допрос все равно будут вести другие люди. Я лишь помогаю составлять протокол. Назовите себя. - Ри… Джеймс… Мориарти. - Джеймс Мориарти. Хорошо. Если кратко, то вы и ваша мать подозреваетесь в государственной измене, пособничестве аболиционистской террористической организации и подделке документов государственного образца. Обвинения достаточно серьезны. Впрочем, сотрудничество со следствием может помочь вам избежать тяжелых последствий. - Где моя мать? – настороженно спросил Джим. Он избегал прямых взглядов на своего оппонента. - Ваша мать, миссис Элизабет Мориарти, также как и вы находиться под следствием и в настоящий момент находиться в одном из помещений этого здания, - голос агента был сух и безэмоционален. - Что с ней? Разрешите мне с ней увидеться! - Это невозможно, во избежание сговора между подозреваемыми до окончания следствия вы не можете встречаться. После суда или в его день, в качестве поощрения, вам будет дано время на краткое свидание. А сейчас… - Я хочу сейчас! Я не буду ничего говорить, пока вы меня не отведете к ней! – Джим сорвался на крик и привстал со стула. - Чтож, ладно, ваше право. Но мы не можем выполнить ваше требование. С этими словами агент поднялся, и только в дверях он обернулся и покачал головой: - Зря вы отказываетесь от сделки со следствием, молодой человек. В таком случае, у нас не остается выбора, как перевести вас в более подходящее место. На следующий день Джима действительно перевели. В фургоне, в котором его перевозили, не было окон, но по изменению дорожного покрытия, он понял, что его отвезли куда-то на северную окраину города. Только там еще не положили новый асфальт и встречались мелкие выбоины. Перед отправкой ему принесли одежду. Видимо, полицейские позаботились забрать во время обыска. На этот раз его оставили в комнате, где имелся только стул. Самого Джима пристегнули наручниками к трубе, проходящей вдоль стены, на уровне талии, так что Джим мог только сидеть на коленях с приподнятыми руками или стоять все время сгорбившись. Его выводили лишь в туалет, когда он долго требовал этого. Было ли ему страшно? Джим прислушался к себе. Он чувствовал нервное напряжение, беспокойство и ярость. Чтобы не впадать в панику, он пытался занять себя: думать, анализировать ситуацию. Мог ли их с матерью сдать кто-то из продажных мелких чиновников? Да, конечно. Но угроза государственной безопасности? Это был кто-то из их знакомых. Кто хорошо знал их прошлое. И на чем тогда их с матерью подловили? У Элизабет не должно было остаться никаких связей с подпольем. Хотя, Джим мог ошибаться. Нет, все-таки мать не могла пожертвовать их безопасностью. Но на ум все чаще приходила та странная посылка, доставленная накануне. К тому же, мать держала одну из кукол в руках, когда за ними пришли и, видимо, сунула в руки, когда просила Джима бежать. Подробности задержания выяснились через день. Накануне допроса в камеру Джима заглянул мужчина. Скорее всего, очередной спецагент, у него было, словно вырубленное из камня, лицо, грубое и потемневшее. Щеки обвисли. На вид ему было лет пятьдесят или около. Он посмотрел на Джима, подвигал челюстью и вышел. При этом он не сказал ни слова. От громкого хлопка дверью Джим дернулся и чуть не вывихнул руки. На следующий день он пришел опять и на этот раз, сев на стул, представился. Голос у него был хриплым, прокуренным. - Капитан Сэмюель Таргет, - представитель секретной службы достал документ и показал Джиму, тот внимательно смотрел на своего посетителя. В руках у агента была объемная папка с подшивкой документов. Джима раздражал этот тип. Его держали в этой камере двое суток. Пускай, с него иногда снимали наручники, тело успело изрядно закостенеть, а запястья устать и натереться. - Значит так, малыш, если что, ты меня поправишь. - Может, сначала наручники отстегнете? Но в ответ капитан только покосился на него. Таргет раскрыл дело и скучным голосом зачитал его: - Джеймс Мориарти, по документам Ричард Брук, родился в Дублине в 1980 году. Родители Элизабет… - следователь какое-то время монотонно зачитывал факты из биографии и только на фразе о казни отца поднял глаза и посмотрел на Джима. Не дождавшись реакции, он продолжил зачитывать, перейдя к обвинениям в подделке документов и подозрении в сотрудничестве с аболиционистами. - Эх-эх, значит так, малыш. Ты и твоя мать проходите по очень тяжким статьям. Вы обвиняетесь в антигосударственной деятельности, в связях с международной террористической организацией «Освобождение», в которую входят множество более мелких аболиционистских движений, в том числе и ИРА. Но тебе еще повезло, помимо названного, твоей матери также будет предъявлено обвинение в передаче информации подпольным агентам этой организации. От тебя же ничего особенного не требуется, только ответить на мои вопросы. - Я еще несовершеннолетний, если вы забыли об этом. Прежде чем подозревать в чем-то или допрашивать, вы должны предоставить мне адвоката и представителя соцзащиты, в противном случае я могу молчать, чтобы не свидетельствовать против себя. - Ну, что ты, малыш. И адвоката, и представителя соцзащиты мы тебе предоставим, но позже. Лучше подумай вот над чем. Ты теперь не подозреваемый, а обвиняемый. В результате обыска в вашем доме обнаружились вещественные доказательства подтверждающие вашу вину. В соответствии с законом мы можем предложить вам с матерью время на обдумывание и на сделку о признании вины, дальше вас переведут в следственный изолятор, после чего ты и миссис Мориарти предстанете перед королевским правосудием. А вот теперь, малыш, ты можешь использовать свое право на молчание. Таргет ушел. Джим остался в холоде и полумраке пустой камеры. Только сейчас он заметил, как его колотила дрожь. От усталости и напряжения его постоянно клонило в сон. В глаза будто насыпали песка. Еще ему хотелось плакать, но слезы почему-то не появлялись. Джим пытался забыться, думая о чем-то отвлеченном, но его мысли все чаще возвращались к Шерлоку. Интересно, чтобы он сказал, увидев его в таком положении? Презирал бы его или искал оправдания? Или принял все как есть? Его бывший сосед был для него загадкой, которую лишь предстояло разгадать, но вряд ли ему теперь представится шанс. Впрочем, в одном Джим был уверен, так просто Холмс бы не сдался. Еще он очень надеялся, что его проблемы не коснуться Шерлока. В следующий раз, буквально через несколько часов, Таргет принес с собой куклу. Фарфоровую фигурку мальчика в ирландской одежде, которую бросил на колени сидящему на стуле пленнику. На этот раз перед допросом Джима освободили от наручников и разрешили передвигаться по камере. - Держи, Джимми, это для стимуляции памяти. Джим молча взял в руки игрушку. Таргет начал ходить вокруг него. - Все еще отказываешься отвечать на вопросы, малыш? Ну-ну, учитывая твой отказ сотрудничать со следствием и сопротивление при аресте, мои коллеги могут закрыть глаза на некоторые нюансы. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я? - Пытать собираетесь? – во взгляде Мориарти сквозило явное презрение к стоящему около него человеку. Не сдержавшись, он фыркнул. - Что ты! Пытки запрещены законом, - с какой-то непонятной интонацией ответил Таргет. Но конструктивного диалога не получилось. Мориарти отвечал на все вопросы либо «не знаю», либо отказывался отвечать на них. На окрики и грубую хватку арестованный не реагировал или вздрагивал, стремясь отодвинуться подальше. Один раз Таргет не выдержал и ударил его так, что Джим свалился со стула, но избивать его не стал. Побои могли привлечь не нужное внимание со стороны контролирующих органов, поэтому, когда сдерживаться стало невмоготу, он оставил Джима. Следующие три дня прошли без воды и пищи. Джима вновь пристегнули к трубе. Раньше, когда приносили еду, его отстегивали, и можно было лишний раз размять руки, но теперь все изменилось, и Джим маялся от боли в затекшем теле. Заснуть в его положении было невозможно, и начавшиеся головные боли провоцировали тошноту. К концу третьего бесконечного дня Джим все-таки сдался. Он не был героем, и терпеть подобные лишения ему было трудно. - Давай начнем сначала, Джимми… Будь умницей, расскажи, кто вам с мамой помогал с документами? - Таргет стоял у него за спиной и сжимал, сведённые судорогой, плечи. Джим не мог сидеть спокойно на стуле и морщился от сжимающих его плечи пальцев. Он еле разогнулся, облокотившись на спинку. Ему бы полежать хотя бы час, чтобы расслабились мышцы, но такого комфорта, конечно же, у него не будет. На этот раз Джим отвечал на все вопросы… - А теперь, пожалуйста, будь внимательней, расскажи, кто навещал вас здесь в Англии, были ли среди них эти люди? -Таргет вынул из папки и показал ряд снимков по очереди. Джим отрицательно покачал головой. Жажда совсем измучила его, и он с трудом мог говорить. Мужчина взял с пола принесенную с собой бутылку воды и отпил из нее. - Ты уверен? - Таргет показал снимки еще раз. - Возможно последний… на фотографии, – хрипло ответил Мориарти. – Но это было очень давно. Джим попробовал умоляюще поглядеть на представителя секретной службы. Ему очень хотелось пить, но вслух просить он не стал. Таргет правильно понял его взгляд и, поразмыслив, все-таки отдал ему бутылку воды. - Видишь ли, Джимми, разведывательная служба - это очень серьезная организация, и утечки в ней не должно быть в принципе, но кое-какие сведения начали пропадать, и в результате были… - Таргет запнулся, но продолжил: - отложены ряд миссий, намеченных в Австрии, Швейцарии и Ирландии. Мы выявили цепочку неблагонадежных людей, но вот как конкретно передавалась и кодировалась информация нам неясно. - Почему вы уверены, что я или моя мать могут предоставить эту информацию? – вода вернула ему силы и ясность, и теперь Джим сам осмеливался задавать вопросы. - Мы не уверены, но, видишь ли, на тебе и миссис Мориарти эта цепочка информаторов и обрывается, так что, если знаешь еще кого-то, кто мог бы знать шифр или способ его передачи, лучше сообщи нам. - Я… не знаю… Правда. Джим действительно ничего не знал, но доказать представителю спецслужб то, что их с матерью попросту подставили, тоже было невозможно. Дальше его заставили рассказать все про найденных кукол, мистера Гловера и загадочную знакомую миссис Мориарти, и Джим старался отвечать подробно и как можно честнее, пропуская только имена тех, кому он не желал лишних проблем. - Твоя мать, Элизабет Мориарти, просила тебя передать что-нибудь или отлучалась куда-нибудь надолго? – похоже, даже после подробного рассказа Джима Таргет не был доволен допросом. - Нет, она ничего не делала. Она больше не имеет отношения к…– осознав оплошность, Джим вовремя прикусил язык, но Таргет это заметил. - Ты хотел сказать к аболиционистам? Почему ты думаешь, что твоя мать больше не имеет отношения к ним? Джим простонал и прикусил язык. Допрос начинался по второму кругу… - Ты успел завести с кем-нибудь знакомство или дружбу в Англии? Назови имена этих людей. - У меня нет друзей… - помедлив, глухо произнес Джим, он не стал называть имя Шерлока. Но потом, спустя какое-то время, Мориарти сам вернулся к этому вопросу. Возможно, на самом деле его ничего не связывало с Холмсом. Ведь Шерлок ясно дал понять, что он, хоть и осуждает закон, но стоит на его стороне, а значит, он мог тоже предать его. Даже если Шерлок вне подозрений, нельзя отрицать такую возможность.

***

Когда допросы закончились, Джим был близок к настоящей истерике. Его постоянно мутило, кружилась голова, и ломило все тело. От того, что его часто пристегивали наручниками и оставляли в неподвижном положении, он не мог толком пошевелить руками. Также на скуле оставался синяк, который нанес Таргет. Джим ненавидел его, но у него не было и шанса на то, чтобы расквитаться с ним. Странно, но куклу, что была с ним, не забрали. Большую часть времени она валялась на полу, со скованными руками Джим не мог до нее дотянуться. Только раз перед пересылкой в другой изолятор ее пытались отнять силой, но Джим намертво вцепился в куклу, и после непродолжительного сопротивления и вмешательства Таргета, игрушку разрешили оставить. Перед судом заключенному все же дали пару дней для отдыха, но потом Мориарти ждала унизительная процедура медицинского освидетельствования. Тогда он еще стеснялся своей наготы. Когда Джима заставили раздеться, он не знал, куда деть глаза от смущения, и только и мог, что в бессильной ярости сжимать и разжимать кулаки. По телу забегали мурашки, а от того, что на него смотрели совершенно посторонние, безразличные к его судьбе люди, становилось не по себе. Помимо врача и санитаров в медпункте присутствовал также мелкий чиновник из Министерства социального развития, который постоянно что-то записывал на государственных бланках. Когда же пришло время интимного осмотра, Джим оказал сопротивление, но его схватили и уложили в гинекологическое кресло, привязав ноги к подставкам. Было бесполезно возмущаться, и Джиму пришлось стерпеть грубое ощупывание его мошонки, члена и ануса, но когда палец в перчатке проник внутрь, лицо Джима залила краска. Санитар рядом весело хмыкнул. Соцработник практически не обращал на Мориарти внимания, только на фразу фельдшера об отсутствии у него интимного опыта, задумчиво пробормотал: «Прекрасно, прекрасно». После осмотра Джиму выдали арестантскую робу и забрали его одежду. Единственное, что утешало, это было свидание с матерью. Элизабет изменилась с ареста. За две недели и без того худая женщина потеряла в весе. Она стала похожа на скелет. Роба висела на ней, как на вешалке. Миссис Мориарти обнимала сына и старалась не плакать. Ей и самой было очень страшно. - Джимми будь умницей. Не сопротивляйся. Пока просто наблюдай. Не язви, как ты любишь. Держи язык за зубами, ради собственного блага. Прошу тебя… Джим прижимался к матери, аккуратно обнимая плечи. С миссис Мориарти обращались не так сносно, как с ним. На ее теле были ссадины и порезы. Под глазом стоял синяк. - Я убью их! Убью! – тихо и с яростью шептал Джим. - Не делай глупости, ко… - Мам, скажи мне! Скажи мне все! Мне-то ты можешь сказать, чего они хотят! Что случилось? - Я не знаю, малыш. Правда… Гловер просил однажды сделать для него одолжение, но я отказала. Та коробка стала для меня неожиданностью. - Значит, ты не знаешь кто такая Инесс? - Нет, нет, конечно, - отчаянно воскликнула миссис Мориарти. Видимо, этот вопрос ей задавали часто. - Все будет хорошо, сынок… Но ее слова больше не могли утешить Джима. Потом был суд, который состоялся уже в Лондоне, и куда осужденных доставили на спецфургоне. Заседание по делу Джима было отдельным, поэтому он больше не виделся с матерью. То свидание перед дорогой в столицу стало для них последним. В день суда Джим отказался от услуг государственного адвоката. Все равно он не станет защищать его интересы. К тому же, адвокаты обычно преследовали интересы суда и беззастенчиво разбалтывали секреты обвиняемого своим работодателям. Каково же было изумление Джима, когда он узнал, что прокурором на его слушанье будет сам лорд Месгрейв. Таких как Мориарти, рядовых обвиняемых в приверженности к аболиционизму и содействию «Освобождению», судили чуть ли не каждые полгода, но чтобы на их слушаниях присутствовал лично королевский прокурор… Такого еще не бывало. Сразу вспомнился его сын, Реджинальд. Интересно, что он рассказал про Ричарда Брука отцу? Должно быть, Месгрейв хочет убедиться, что его фамилия не всплывет на процессе. Прокурор старался не подавать виду, но Джим чувствовал, когда тот косился в его сторону. Во время допроса он, казалось, что-то выискивал в облике Джима и внимательно всматривался в его лицо. Мориарти отвечал тем же. В зале суда присутствовал и тот самый представитель Министерства социального развития, что был на осмотре – мистер Альфред Коллинз, как узнал позже Джим. Но он не смотрел в его сторону, все время что-то помечая то в своем блокноте, то отвлекаясь на телефон. Когда судья объявил перерыв, Джим был рад передышке. Усмехнувшись про себя, он подумал, что на его скромную персону скопилось слишком много всяких лордов. Оказалось, что его судья тоже лорд, некий Мейнус Адер. Впрочем, это не удивительно, должность верховного судьи могли занимать только аристократы. У судьи был длинный нос и маленькие бегающие глазки. На заседаниях он говорил торопливым тихим голосом, и создавалось впечатление, что он не был уверен в том, что говорит. Возвращаясь из туалетной комнаты под конвоем, Джим успел заметить судью, скрывающегося в тени колон, и подошедшего к нему секретаря. Парень протянул лорду Адеру конверт, и, дабы перекричать стоящий в коридоре шум, слишком громко произнес фамилии Месгрейва и Коллинза. Испугавшись огласки, судья быстро спровадил нерадивого служащего и спешно вскрыл конверт. Следующее заседание началось с задержкой. Джим был поражен своим приговором. Ему казалось, что грудная клетка вот-вот сожмется, и ребра треснут, пронзая сердце. Он еще слышал начало приговора, эти нелепые обвинения, но дальше от притока крови зашумело в ушах так, что он дальше не расслышал и половины приговора, только свое имя в конце и слова… - …приговаривается к пожизненному служению в соответствии с рекомендательным письмом официального представителя Министерства социального развития мистера Альфреда Коллинза. Место служения, с согласия суда и в соответствии с рекомендациями, обязуется предоставить Министерство социального развития. Приговор изменению и обжалованию не подлежит. Джим вздрогнул, когда раздался стук молотка, отмечая конец заседания. Он никак не мог поверить, что теперь на него наденут ошейник и заставят служить кому-то. Сделают сервом. Рабом… Нет, не может этого быть! Но в ту же ночь в полицейском фургоне его отправили к месту служения, где переправили с рук на руки его первым хозяевам. Примечание: Извините, что в этот раз плохо вычитано. Мейнус Адер - отец Рональда Адера, которого убил Себастьян Моран в рассказе АКД "Пустой дом".