Виски со льдом

Я выполз из ванной, замотанный в халат Рейниса, который доставал мне до пят, почти полностью скрывая забавные тапочки в виде мышиных мордочек, подарок, привезенный с очередных гастролей. Губы сами растягивались в улыбке, часа два назад Рей позвонил из аэропорта, сказав, что скоро будет. Наконец-то! Эти бесконечные и совершенно изматывающие разлуки доканывали, хоть мне и было чем заняться в его отсутствие, но скучал я все равно отчаянно и считал дни до приезда, благо ребята из группы поддерживали и сообщали все последние новости. Не знаю, что уж было виновато в том, что мы не могли ездить на гастроли вместе: Реев ли трудоголизм и перфекционизм, мое ли несознательное поведение или просто слишком сильные чувства, что мы испытывали друг к другу, но совместные поездки накрылись медным тазом очень быстро. Да, конечно, изначально планировалось, что я буду заниматься сайтом, вести колонку новостей и параллельно буду учиться на художника по свету. Однако надеждам было не суждено сбыться. Рей-любовник и Рейнис-работодатель отличались как небо и земля. Милый, ласковый, любящий и отдающий свое сердце, на репетициях и концертах Рей превращался в деспота, требующего невозможного, невзирая на лица. Никакого снисхождения ко мне не было, я был как все, но с единственным исключением: меня большей частью прогоняли из поля зрения, потому что, видите ли, великий и ужасный руководитель отвлекался. Последней каплей в нашей недолгой совместной карьере стал момент, когда Рейнис распекал ребят из группы, когда они никак не могли изобразить то, что он от них хотел. К тому времени я уже неплохо понимал разговорный язык, потому что в большинстве своем латыши говорят звонко и четко, мало сокращая слова, но вот матерные слова у них отсутствуют и заменяются русскими. Я сидел и ржал в голос, правда пытаясь зажать себе рот рукой, слушая как орет Рейнис, вставляя в свою эмоциональную речь «хуйс», «блинс» и прочие производные. Это выглядело настолько комично, что удержаться было просто невозможно! До сих пор помню тот белый от бешенства взгляд, которым одарил меня Рей, перед тем как выскочить за дверь. Смеяться тогда резко расхотелось. Он ничего не сказал, просто перенеся репетицию, а потом, уже ночью, извиняясь и с трудом подбирая слова, объяснил, что мое присутствие нежелательно, постаравшись подсластить горькую пилюлю нежностью и лаской. Сначала было безумно обидно, и я накручивал себя, думая, как же легко ему было выключить меня из своей жизни. Я тут страдаю, скучаю, а он… Видео, которое попадало в сеть с концертов, давало понять, что Рейнис ничуть не страдает, и может быть, даже завел интрижку на стороне. Наверное, если бы не Санта, пришедшая на помощь как танковая дивизия, наша совместная жизнь закончилась, не начавшись. — Ми-иша, поверь, он страдает не меньше. Просто на концерте он обязан выглядеть веселым и всем довольным, понимаешь? Умом, может быть, я и мог бы понять эту истину, но вот сердцем никак не получалось. Тогда Санта просто показала того Рея, которого не видела публика, потихоньку привезя в тот город, где они давали концерт. Он был, пожалуй, еще несчастнее меня. Сразу после концерта ушел в номер, заказав скромный ужин на одного, и я принял свою участь, приготовившись постоянно ждать своего Одиссея. — Михаил, нам надо поговорить, — слегка стукнув костяшками пальцев в дверь, на кухню вошел Владимир Юрьевич. Я мысленно чертыхнулся: это ж надо было забыть запереть дверь на другую половину! Бывший начальник совсем не вовремя сейчас, когда Рей уже практически на пороге. Владимир Юрьевич скользнул по мне чуть брезгливым взглядом, и я с опозданием вспомнил, что у меня на голове изображенная Сантой косичка-колосок. Это она тренировалась, почему-то уверенная в том, что родит девочку, хотя срок был еще мал, чтобы можно было с уверенностью определить пол. Представив, как выгляжу со стороны, хрюкнул в кулак и отвернулся, чтобы поставить чайник. «Хорошо, Воффе не видно, что у меня под халатом», — подумал я и снова, не сдержавшись, хихикнул. — Я понимаю, что тебе весело, но мне-то как раз не до смеха! — довольно резко сказал он. — Это же не ты не имеешь на своего ребенка никаких прав! — У нас с Сантой уговор: я даю развод по первому требованию, и я от своих слов не отказываюсь. Не понимаю, чего ты от меня-то хочешь? Разберись сначала с ней! — я потуже затянул пояс на халате и, подумав, завязал второй узел. — Она не хочет, — угрюмо сказал он, засовывая руки в карманы черных брюк и буравя взглядом пол. — Поговори с ней! — Я в ваши дела не лезу, — открестился я. — Не лезу! — вызверился он. — Это мой ребенок, мой! Почему я не могу жениться на любимой женщине, будущей матери моих детей?! — Слушай, давай попозже на эту тему поговорим, а? — я заметил въезжающую во двор машину Рея. — Все вместе, соберемся и обсудим… — Рейнис приехал? — Владимир Юрьевич тоже увидел знакомую машину. — Сейчас и поговорим. Я закатил глаза. Разговаривать с Реем в данный момент было бы дохлым номером: мы не виделись больше двух недель, и мысли у него в голове если и были, то только совершенно определенного характера. — Володь, вечером, — с нажимом произнес я, услышав стук входной двери, — а лучше завтра утром, — добавил я, увидев ворвавшегося на кухню Рейниса и его горящий взгляд. — Воф-фа, здравствуй, — рассеянно произнес Рей, скользнув по мне глазами и непроизвольно облизывая губы, и тут же отворачиваясь к мойке, якобы чтобы помыть руки. — Иди, если не хочешь получить культурный шок, — прошипел я, выпроваживая незваного гостя со своей территории. Из-за него, между прочим, я жду своего любимого не в спальне, а на совсем неподходящей для встречи после долгой разлуки кухне. Рейнис даже не стал дожидаться, когда стихнут шаги в коридоре, а подскочил ко мне и резким движением посадил на стол, отчего я болезненно ойкнул и сразу же откинулся на спину. Тревога на лице Рея сменилась хищным оскалом, когда он понял, что послужило причиной недовольства. — Микки, — выдохнул-простонал Рейнис, нетерпеливо извлекая из моей тщательно смазанной задницы анальную пробку, руки у него дрожали. Я расслабился, послушно подчиняясь резким и даже грубым в своей нетерпеливости движениям, по опыту зная, что первые пару раз оголодавший Рей кончить не даст. — Микки, — Рейнис склонился надо мной, нежно целуя в губы и проводя ладонями по ногам, — у-м-м, чулочки, — движения становятся откровенно нежными, пальцы пробираются под резинку, слегка приспуская и обнажая чуть вплавленный след. — Надо же, заметил, — ехидно сказал я и хихикнул — щекотно, — пойдем в спальню, тут жестко! — могу же я немного покапризничать? Вообще-то я не питал особой любви к чулочкам и прочим милым сердцу Рейниса штучкам. Мне казалось, что это изрядная глупость, и как-то раз у нас состоялся даже серьезный разговор на эту тему. — Ты не понимаешь, это красиво, возбуждающе, мило в конце концов, — убеждал меня Рей. — Ну да, только ты сам почему-то не горишь желанием натянуть на себя те же чулки или дурацкие подвязки, — возмущался я. — А ты хочешь, чтобы я.? — осторожно поинтересовался он. В результате этой провокации на Рее оказались пресловутые черные чулки, только ни шарма, ни красоты с моей точки зрения ему это не добавило. Выглядел он довольно нелепо: мосластый, голенастый мужик в чулках не вызывал совершенно никаких эротических мыслей. Убедившись, что в этом плане мы с ним совершенно по-разному смотрим на одно и то же, я смирился с некоторыми слабостями дорогого человека, правда злоупотреблять всякими такими штуками не давал, справедливо рассуждая, что праздничный торт это одно, а если каждый день его есть, то можно и аллергию на сладкое заработать. — Чего Воф-фа от тебя хотел, — вспомнил все же Рей про дневного посетителя глубокой ночью, когда я совершенно затраханный лежал у него под боком, стянув наконец ненавистные чулки. Приятно, конечно, доставить радость человеку, тем более что давно не виделись, но как они меня раздражали, кто бы знал! — Развода, — зевнул я, кутаясь в одеяло. Рука, поглаживающая меня по спине, замерла. — А ты? — А что я? Санта попросит — дам. Уговор дороже денег, вид на жительство я уже получил, так что никакого морального права заставлять ее оставаться моей женой не имею. Я так и сказал Володе, что как только, так сразу, а он сразу захотел с тобой поговорить. — Ясно. Но Санта не хочет ничего менять, я точно знаю, как раз перед поездкой говорили. Воф-фа слишком, — Рей покрутил рукой в воздухе, — непостоянный. Да, спокойной жизни у них с Сантой не получалось. Они то ссорились, разбегаясь по разным странам, то снова кто-то не выдерживал и ехал мириться, и все начиналось с начала. Слишком разные и слишком одинаковые. Иногда было странно, что два таких твердых характера могут даже временно существовать вместе. Любовь, видимо, помогала. А потом Санта забеременела, и начались проблемы. — Но он в своем праве насчет ребенка, — грустно сказал я, понимая, что наше счастье сейчас хрупко, как никогда. — Кроме его права существует еще желание Санты, — сказал Рейнис, — попробую с ним завтра поговорить, может быть, послушает, хотя, — он ухмыльнулся, — с тех пор как он узнал, что я предпочитаю мальчиков и из-за меня он не может жениться на Санте, мой авторитет сильно поколебался в его глазах. Я вынужден был согласиться: так и было. — Давай спать, все проблемы оставим до завтра. «Спи, мой мышонок, закончился трудный день. Завтра наступит не раньше, чем кончится ночь», — промурлыкал он мне на ухо. Разговор у них состоялся тет-а-тет. Недовольного меня выставили с кухни и я ушел, в сердцах хлопнув дверью, и громко топая, поднялся на второй этаж, хлопнув от души дверью и там. Затем разулся и на цыпочках прокрался вниз, где и замер у приоткрытой двери, которая всегда отходила от косяка, если ей как следует шандарахнуть. Начало разговора я пропустил, но это было не особенно важно, преамбулу я все равно знал. — …и из-за всяких извращенцев я не могу жениться на любимой женщине, — донесся до меня голос бывшего начальника. — Не так, — поправил его Рей, говорили они по-русски, потому что за пять лет Владимир Юрьевич так и не соизволил выучить латышский, — из-за таких, как ты, мы с Мишей не можем жить открыто. Вы отравляете жизнь ничем не повинным людям, отличным от вас лишь тем, что в постели предпочитают свой пол. Мы не можем пройти рядом, коснуться друг друга, и не приведи господи поцеловаться — побьют камнями. Если бы разрешили однополые браки, такая конспирация была бы не нужна. — Зачем двум мужикам жениться? — возразил начальник. — Детей вы наплодить не можете. Любовь? Не смешите меня, простая похоть. Сзади спины коснулась чья-то прохладная рука, и я, чуть не подпрыгнув, развернулся, чтобы увидеть прижимающую палец к губам Санту; дальше подслушивали мы уже вместе. — Значит, ты можешь любить, а другим это чувство недоступно? Так, что ли? — Рейнис уже разозлился. — Ну почему, — пошел на попятный Владимир Юрьевич, — просто пусть Миша разведется с Сантой, и живите дальше, кто вам мешает? — Видишь ли, мой дорогой, — в бой вступила тяжелая артиллерия в виде самой будущей матери, — если мы разводимся, то Миша должен будет уехать, потому что никаких оснований продолжать жить в этом доме у него нет! Не забывай, что такие события тщательно отслеживаются журналистами, и будет скандал, если он останется. Опять же, я развожусь и выхожу замуж за тебя, да? — Да, — подтвердил не почуявший подвоха мужчина. — И тем самым подтверждаю перед всем миром, что сестра у известного музыканта шлюха и нагуляла ребенка, будучи замужем за другим, да? — Мы можем уехать в другую страну, — угрюмо произнес он. — Или они могут уехать туда, где можно спокойно жить двум мужикам. — Я не хочу ехать в другую страну, — отрезала Санта, — и Рей никуда не поедет, потому что родился здесь, любит эту страну, здесь его корни! Родители! Ты подумал об этом? Или как всегда только о себе? — О ребенке! — А кто у тебя ребенка отнимает, скажи мне? — Но у него будет другая фамилия и отчество! — Фамилия моя, а отчества у латыша не будет! — заорала Санта. — Или ты будешь любить сына или дочь только за фамилию, а не за то, что он твой? Это был запрещенный прием, и Владимир выскочил из кухни как ошпаренный, проносясь мимо меня, вжавшегося в стенку в коридоре, даже не заметив. — Нет, мы еще не договорили! — бросилась за ним Санта. Прятаться больше смысла не имело, и я поплёлся в кухню, но стыдно мне не было. — Не стой босиком на холодном полу, — Рейнис опять посадил меня на стол. — Бедный Воф-фа, мне его жаль. Не удивлюсь, что он пойдет на баррикады, размахивая радужным флагом, и будет бороться за права геев. Я представил картину, посмотрел в глаза Рейнису, и мы рассмеялись. — Санта категорически против развода, так что скоро ты как бы станешь отцом, — потерся щекой о мою щеку Рей, я пожал плечами: как скажете, я не против. — А Воф-фе придется смириться, деваться-то некуда. — Наверное, или опять сбежит в Москву. — Вот если бы он по-другому себя вел, — начал Рейнис. — Нет, если бы он был более слабым противником, то Санте он быстро бы стал не интересен, — возразил я, — а сбегает, наверное, просто чтобы не прибить ее. — Возможно, — подумав, согласился он, — но вот о чем я подумал — что есть на свете высшая справедливость. Он так яростно ненавидел всех геев, что это ему наказание такое. — В виде нас? — подколол я. — Нет, мы хорошие, — Рей улыбнулся, — в виде ситуации, в которой вынуждены жить другие, отличные от него люди. Он теперь точно так же не может взять любимую женщину за руку, поцеловать или оказывать другие знаки внимания на улице или в общественном месте. — Жестоко, но справедливо. Наверное, — почти согласился я с доводами Рейниса. — Не наверное, а точно, — он запустил руки под футболку. — Э, нет! — я ловко вывернулся и спрыгнул на пол. — Во-первых, у меня еще все болит, а во-вторых, ждет Эрика. Мы договорились, и я должен привезти ей то, что я сделал. Все остальное вечером, — пообещал я. Эрика, жена Кристапа, была художницей по батику и имела свой магазинчик. Мы с ней как-то случайно разговорились, когда она была с детьми в гостях у Санты, и она взялась меня учить. Теперь у меня уже недурно получалось, и мои творения неплохо продавались и в самом магазине и через сайт, который я сделал. Занятие мне нравилось, доставляло удовольствие и приносило небольшой, но стабильный доход. — Эй, я не хочу сидеть дома один, — возмутился Рейнис. — Поехали вместе, — предложил я, радуясь, что не надо будет разлучаться даже на короткий срок. В машине было тепло, даже немного жарко, и я выключил печку. Рейнис отказался сидеть за рулем, и вольготно устроился рядом, лениво разглядывая проплывающие мимо деревья и редкие дома. Да, выучиться водить стало насущной необходимостью, на автобусе, который ходит четыре раза в день, особо не покатаешься. — А я песню написал, — вдруг сказал Рейнис, поворачиваясь ко мне, — хотел до вечера потерпеть и с музыкой тебе исполнить, но не получается, — он смущенно улыбнулся. — Так в чем дело? Думаешь, в ноты не попадешь без музыкальной-то поддержки? — не преминул уколоть я. — Скажешь тоже! Да я к твоему сведению… — Я помню, самый лучший выпускник Музыкальной академии имени Язепа Витола за последние пятьдесят лет! Ты мне это уже раз пятьсот говорил! Рейнис рассмеялся, запрокинув голову. — Тогда не буду петь, ты меня неправильно ценишь! — Ты обиделся? — Нет, просто без музыки будет не очень. Вечером запишу на диск, а завтра по дороге в аэропорт оценишь. — Опять? Ты же только приехал! — Только на два дня! Последний концерт — и мы все возвращаемся и долго-долго будем вместе! Знакомая до последней трещинки на асфальте дорога в аэропорт вилась широкой серой лентой. Рейнис держал в руке диск и не давал его вставить в приёмник, вредничал и загадочно улыбался. — Микки, — произнес он, когда машина остановилась, — это подарок тебе. Она никогда не войдет ни в один альбом и не будет исполняться со сцены, — он протянул коробочку мне. — Я люблю тебя. До скорого! — Я тоже тебя люблю, — хрипло ответил я, потому что горло сжал спазм. — Я знаю, — хитро улыбнулся он, подмигнул и надел свои неизменные темные очки. Несколько секунд я смотрел в удаляющуюся спину, затем медленно тронулся в обратный путь. «Между явью и сном, на границе мечты, Мне память рисует тебя между строчек. Нас опять разделили на „я“ и на „ты“ Километры дорог и пустых многоточий. Я тебе напишу нотным станом мосты — В черных клавишах плещутся белые звуки. Между явью и сном, на границе мечты, Вспоминаю твои нежно-страстные руки… Я тебе нарисую „люблю“ между строк И „безумно скучаю“ доверю аккордам. Бесконечен в разлуке даже маленький срок. Ты меня подожди, я вернусь очень скоро».* * Автор стихов Яни Хелль Миррэ http://ficbook.net/authors/%D0%AF%D0%BD%D0%B8+%D0%A5%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D1%8C+%D0%9C%D0%B8%D1%80%D1%80%D1%8D