Точка кипения

— Макс, — он смотрел на меня своими чёрными даже в ночи глазами, чернильными, как глубина самых топких топей. Не нужно было ничего говорить, он всё знал. Понятия не имею, откуда и почему, но мы словно снова совершили обмен Ульвиара. Он чувствовал, как он дорог мне, знал о моём страхе за него, видел, как я любуюсь им. Я заглянул ещё глубже, дальше, за его зрачки… и увидел там тёмную жаркую жажду, увидел, как нутро безумного Рыбника ворочается в нём, как он жаждет безраздельно обладать мной, подчинить меня, прокусить мне тонкую жилку над ключицей, ощутить вкус моей крови на языке и выпить меня без остатка, как за его внешним спокойствием и размеренным дыханием таится крепко взнузданное нетерпение, помноженное на долгое ожидание и ощущение близости смерти, которая едва не задела его своим крылом. Я отшатнулся и бессильно осел на песок. Невероятным усилием воли и многолетней привычкой к самоконтролю Шурф погасил опасный огонь в своих глазах. Конечно, он прекрасно понял, что я прочёл его. Сел рядом, так же плечом к плечу, как сидели мы совсем недавно — всего-то день назад. Повёл подбородком: — Прости, Макс. И то, что сделал я в следующий миг, стало неожиданностью для меня самого. Не меняя позы, не глядя на него: — Я хочу узнать тебя до конца, Шурф, я хочу узнать тебя всего, все твои лики и личины, хочу узнать, кто ты и кем ты был. Ты сможешь остановить Рыбника в самый последний момент и не дать ему уничтожить меня? Лонли-Локли молчал. Я понимал, что соблазн был слишком велик, и мой друг со всей ответственностью анализировал свои и мои шансы. Шансы обоих остаться в живых. — Да, я смогу. Верь мне. Я расслабленно улыбнулся: я и так безгранично доверял ему. И он это знал. Мы продолжали сидеть рядом, пустыня вокруг разливалась сгущенной багровой прохладой. Я почувствовал рядом присутствие силы, взбалмошной и весёлой силы, жаждущей пролиться. Я глянул Шурфу в глаза — и понял, что на меня смотрели ликующие и жадные глаза Безумного Рыбника, как он есть. В одну секунду он скрутил меня, распластал на песке, стянул с меня футболку и, разодрав её на лоскуты, крепко связал мне руки в запястьях за головой. Я стал его добычей. У меня перехватило дыхание. В этом было столько животной страсти, столько жажды обладания. И ещё я отметил, что он связал мне руки не слишком сильно. Ровно настолько, чтобы я не смог вырваться, и одновременно настолько, чтобы они не онемели. А дальше происходило что-то совершенно невероятное. Я до сих пор не знал, что прикосновения могут быть жгучими, как расплавленный воск, быстрыми, почти невесомыми. Я выгибался дугой под его поцелуями, когда он проходился губами от шеи вниз по животу и обратно, я обжигался об его горячее дыхание, которое чувствовал на своих бёдрах, я дрожал и молил о пощаде, когда он медлил, распаляя, рыча, прожигая меня тёмной глубиной глаз. Когда он схватил меня за волосы и потянул на себя, я готов был раствориться без остатка в его невероятной, необузданной силе. А он всё длил и длил эту бесконечную сладкую мУку, доводя меня до исступления, заставляя шептать ему на ухо: — Будь во мне, будь во мне. Я хочу тебя, я хочу чувствовать тебя. Шурф, Шурф, Шурф… Он впечатал меня ладонями в песок и вошёл неожиданно нежно, обнимая, бережно поддерживая и одновременно прокусывая моё плечо, глубоко впиваясь острыми зубами… Ещё через два стона и вдоха мы стали двумя огнями, двумя пляшущими пламенями, серебряным и золотым. Мы искрились смехом, закручиваясь в весёлый вихрь, расплёскивались огненной смолой, летели искрами в твёрдое, потрескавшееся от жары небо Тёмной Стороны Красной пустыни Хмиро. Забавно, что на Тёмной Стороне пески этой девушки-пустыни были зелёными как молодая листва. Мы лежали рядом, глядя в нависшее над нами жёсткое небо. Я медленно повернулся к Шурфу и посмотрел ему в глаза. — Макс, не хочу тебя пугать, — его голос звучал ровно и спокойно, — но у тебя глаза горят. — В зрачках — огонь, да? — Да. Откуда-то я и сам это знал. Я чувствовал это пламя внутри. — Похоже, ты стал риццахом — тем, кто может заговорить с огнём и усмирить его. — Шурф невесело усмехнулся: — Макс, кажется, я понял. Мешта Мархун каким-то образом стал Демоном Пустыни, и, благодаря тебе, мы попались на его приманку, как бабочки — на пламя. — А зачем это было нужно? — Чтобы мы оказались тут. Тебя звала Хмиро, прося избавить её от этого демона. И тебе нужно было оказаться в этих песках. Чтобы стать тем, кем мы тут стали. Чтобы это всё случилось. А я был просто проводником. Он отвернулся, поднялся и долго стоял неподвижно — я видел, как немеет и будто бы затвердевает его спина, — потом повернулся ко мне, сказал как-то очень буднично: - Ну, случилось — и отлично. Это не всегда хорошо: приручать влюбчивую пустыню, Макс. Она ведь может тебя и не отпустить. Она завербовала тебя в свои Стражи, у тебя теперь появилась куча привилегий: ты можешь говорить и с пустыней, и с огнём. Но и уйти нам будет гораздо сложнее, тем более, если ты сам не очень-то хочешь уходить, потому что запоздало беспокоишься о благополучии как бы близких, да? Слова Шурфа были справедливы, но отдавали стальным холодом, и это его «как бы» кольнуло меня. — И что теперь делать? — Отправляться в Ехо. — Да? И как ты себе это представляешь? — с раздражением сказал я. Что-то неуловимо изменилось, а я не понимал, что именно. Риццах, укротитель огненных демонов? Да ладно, Магистры с ним, кем я только не был! Что-то изменилось между мной и Шурфом. Я смотрел, как он моргает, садится и отворачивается от меня. — Шурф, — я обнял его со спины. Он сидел, ссутулившись, и его спина была совершенно холодной. Я испугался, взял его за руку: — Шурф… Он легко отстранился, посмотрел на меня спокойным, изучающим, равнодушным взглядом. — Макс, давай не будем делать из этого трагедию, — сказал он размеренным голосом сэра Лонли-Локли, потом встал, расправляя складки мантии. — Отсюда мы точно легко попадём в Ехо, мы ведь на Тёмной Стороне. Магистр Мешта Мархун всё ещё у тебя в пригоршне? — я кивнул. — Вот и отлично. Ну, что ты на меня так смотришь, нужно же было как-то заманить тебя на Тёмную Сторону, просто так ни ты, ни тем более я, сюда не попали бы. А отсюда мы можем уйти куда угодно, помимо твоих нелепых снов. Я предупреждал тебя, Макс: пустыня Хмиро — не ласковый котёнок, так просто она нас не отпустила бы. И мы вполне могли бы скитаться по этим красным барханам ещё лет сорок, точь-в-точь как персонажи из книжек вашего мира, пока бы тебе не наскучило моё общество, а я уверен — наскучило бы, и гораздо раньше, чем через четыре десятка лет. Я понимаю, ты сейчас невероятно раздражён, так попробуй заняться дыхательной гимнастикой. Я бы советовал на двадцать счётов, — Шурф невозмутимо смерил меня пристальным взглядом и сам глубоко вдохнул. Я не понимал, снится мне это всё или нет. Этого просто не может быть. Шурф, с которым совсем недавно мы неслись нестерпимым потоком радости куда-то в далёкую даль, вверх к солнцу, говорит сейчас со мной как с чужим. Бррр… бред какой-то. Я помотал отяжелевшей башкой: — Шурф, ты что? Объясни мне, что происходит. Это же вообще ни фига не смешно, дружище, ты что! — да я и не смеюсь, — он брезгливо поджал губы, — просто я понял, что единственный возможный выход выбраться из пустыни - это попасть на её Тёмную Сторону, а оттуда — в Ехо. А поскольку Тёмная Сторона слушается тебя, это будет не трудно. Нужно было только сюда попасть и использовать этот шанс. И заметь, я выбрал вполне приятный способ для нас обоих. Мы хорошо провели время, отлично умудрились сочетать приятное с полезным, да ещё и беглого магистра, по совместительству огненного демона, поймали. Джуффин будет доволен. "Джуф-фин до-во-лен". Ага. Холод прозрения кристаллизовывался во мне льдом. С какого момента это всё было фарсом и ложью? Неужели с того самого, как мы зашли в Пустыню? Ещё раньше? Кто я? Ручная обезьянка в руках Джуффина? В руках Лонли-Локли? Пустыни Хмиро? Эдакий полезный инструмент, который может, если что, и Мир подержать, и огненных демонов укрощать, а если надо — раздарить своё сердце по кусочкам, растащить на нитки и связать уютный шарфик для Великого магистра Великого же ордена, Благостного и Единственного, надо полагать. Мир покачнулся и потемнел, в глазах зарябили противные пятна, меня сложило пополам. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, у меня подкосились колени, и я грохнулся на четвереньки, размазанный невыносимой болью. Вся моя жизнь оказалась шуткой, нелепицей. Моя любовь ничего не стоила, моя многолетняя дружба ничего не стоила. Я сам ничего не стоил, я — только нужная функция, полезное приложение к грозным колдунам. — Не драматизируй, Макс, ты ведь и так всегда это знал, — его голос возвышался надо мной ледяной каланчой. Такой невозможно спокойный, такой невозможно чужой. Я посмотрел вокруг и мне показалось, что в настройках моего зрения прикрутили яркость: ярко-салатовые барханы Тёмной стороны стали пепельно-серыми. Я стиснул кулаки. Развернулся к нему, мои пальцы непроизвольно сложились в щепоть. Я увидел в глазах Лонли-Локли испуг, а затем полную покорность. Мне и своей судьбе. Он прекрасно понимал, что если я захочу его убить тут, на Тёмной Стороне, у него просто не будет шансов. Мне показалось, что он этого даже ждёт, едва не кричит мне: «ну, давай!», но… Но любая боль выносимее его смерти, да, Махи? Без малейшего предупреждения из глаз у меня крупным градом закапала мокрая дрянь, и я отвернулся. Видеть его, быть тут, рядом с ним — с чужим человеком, за секунду превратившим самое чудесное чудо моей жизни в нелепое приключение, в розыгрыш, в «хорошо провести время» — было просто невыносимо, и единственная мысль, которая осталась в моей голове: добраться до Мохнатого Дома, доползти до своей крыши, лечь ничком, уснуть — и проснуться в твёрдом убеждении, что всё это мне приснилось, вообще всё, начиная с горящего Иафаха, риццахов и дурацких огненных демонов пустыни. Я собрал остатки себя в кучу и на выдохе: «я хочу, чтобы каждый из нас оказался там, где больше всего хочет оказаться», — обратился я к чуткой Тёмной Стороне. И закончил: «пожалуйста». И ещё через секунду: «Порознь». Я лежал на крыше Мохнатого Дома, свернувшись в улитку, и тупым больным взглядом смотрел на Ехо. Саднило укушенное Шурфом плечо, вокруг разливались сумерки, и ветер с Хурона приносил запах воды и дыма. Где был Шурф, я не имел ни малейшего понятия. И хвала магистрам! В моей голове зазвучал бодрый голос Джуффина: «Быстро вы вернулись, не прошло и дюжины дней». «Джуффин, не сейчас», — отозвался я. — "Просто не сейчас». «Макс, лучше бы сейчас», — голос шефа был настойчив и твёрд. — «Кажется, у тебя в пригоршне есть кое-кто для меня, давненько я не лакомился мятежными магистрами, не терпится с ним увидеться». Белая ярость обожгла меня огнём. «Пошёл к чёрту», — сказал я шефу, встал и шагнул в Хумгат.