Точка кипения

— Рассказывай, — я требовательно смотрел ему прямо в глаза. — Я, как и ты, не люблю не понимать, Шурф. А пока я не понимаю ровным счётом ничего. — Поверь мне, я тоже понимаю не всё. — Но, похоже, больше, чем я. Так что рассказывай. Мы сидели друг напротив друга в Мире моих песчаных пляжей, где, кроме нас, не было ни души, я это точно знал. Сладкий сизый дым от костра столбом уходил в небо, пламя всполохами освещало наши лица, в метре над нашими головами висели крошечные светящиеся шарики голубоватого света, скорее создавая дополнительный уют, чем давая освещение. Плотные синие сумерки спускались нам на плечи, постепенно превращаясь в ночь, рядом монотонно и ритмично шумел прибой. Возле Шурфа прямо в песке стояла огромная чашка чая с бергамотом, рядом с моими коленями уютно устроилась чашка поменьше с капучино. Полдня с момента моего пробуждения мы бездумно купались в море, валялись в песке, занимались любовью; лакомились всякой вкусностью, добывая из Щели между Мирами то яблочный пирог, то копчёного леща; дремали, обнявшись, и практически не разговаривали. Несмотря на кажущуюся лёгкость и беззаботность, напряжение усиливалось. И оно было не между нами, а вокруг нас. Словно бы вечереющий воздух сгущался в этом Мире, становясь более плотным и тревожным. Я знал, что разговор будет не простой, знал это и Шурф. В любом случае, после него наши жизни изменятся. Мы не сможем вечно сидеть в моём зыбком сне, прячась от мира и от самих себя. — Всё было взаправду, Макс, — тихо заговорил Шурф, — начиная с горящего Иафаха. Мешта Мархун, Старший Магистр ордена Ледяной Руки, который отбыл в изгнание практически сразу же после принятия кодекса Хрембера, когда Джуффин его поймал на горячем за применение недозволенных ступеней очевидной магии. Уютную камеру в Холоми этот деятельный парень променял на ссылку в Куманский Халифат. А в изгнании заскучал, убедившись, что вдали от Сердца Мира использовать очевидную магию практически невозможно. Насколько я знаю, в Кумоне любой трактирщик, способный сварить хоть сколь-нибудь приемлемую по вкусу камру, уже большой мастер и уважаемый человек. Так вот, заскучавший без магии и силы Мешта увидел однажды ритуал риццахов — заклинателей демонов Огненной пустыни Хмиро и почувствовал, сколько мощи в этом ритуале, при том, что очевидной магией, как ты понимаешь, там и не пахло. Древняя уандукская магия, которая, как и истинная, отлично работает вдали от Сердца Мира и уж тем более — на Уандуке. Сначала он отправился к самим риццахам, надеясь вступить в их немногочисленное сообщество, а те, недолго думая, дабы отвязаться от докучливого чужака, отправили его в пустыню, мол, договоришься с Хмиро — возьмём тебя в ученики, станешь ты заклинателем демонов, а сгинешь в ней — туда тебе и дорога. И магистр Мархун отправился в пустыню. Уже не знаю, сколько он там бродил и как заговаривал зубы красным барханам, но вышел он оттуда не просто риццахом, а демоном. Ты же видел эту Пустыню: глупая молоденькая девчонка, жадная до внимания чужаков, что с неё взять. И, благодаря опрометчивости этой глупой девчонки, у Мешты снова появилось столько силы, сколько он хотел, да ещё сверх того. Правда, силу эту он брал у обманутой барышни Хмиро, как ты понимаешь. А что может огненный демон, имея в своём арсенале столько нерастраченной силы? Конечно, всё что угодно, в первую очередь, сжечь всё, что пожелает, хоть весь Уандук или целый Мир! И нам очень повезло, что сначала, для разнообразия и чтобы набить руку, сэр Мархун решил побаловаться огнём во сне. Ничего умнее, чем поджаривать резиденцию правящего, ненавистного ему ордена, он, конечно, не придумал. — Я так понимаю, что это всё тебе рассказал сам Старший Магистр Ледяной Руки? — Джуффину. Я только при этом присутствовал. — И где он сейчас? — Знакомится с комендантом королевской тюрьмы, разумеется. — Всё что ты рассказал, безусловно занимательно, но мы-то с тобой тут при чём? — Так при том, что на данный момент я исполняю обязанности Великого Магистра этого самого ненавистного правящего ордена, помнишь? — Забудешь тут! А я тогда при чём? Я точно помню, что пока НЕ являюсь никаким главным и великим магистром никаких орденов. — Ты — мой друг, по совместительству состоящий на службе в Малом Тайном Сыскном Войске Объединённого Королевства, а также Вершитель, один раз уже побывавший в пустыне Хмиро. — Гм. Ну да, ну да… в общем, как мы оказались в Кумоне, понятно. Собственно, мы пошли по следу пламени, как ты и говорил. — Именно так. — Но зачем было нужно, гм… всё остальное? Включая то, что произошло на Тёмной Стороне Хмиро? — Не знаю, что ты сейчас имеешь ввиду под „всем остальным“. Как я тебе сказал в самом начале, всё было правдой, Макс. Да, за исключением того, что случилось на Тёмной стороне. И если ты позволишь, я расскажу всё по порядку. Я покорно заткнулся, достал сигареты, оделил одной Шурфа, и мы оба задумались, выпуская струйки дыма в иссиня-чёрное небо. — Важным поворотом было совершенно незначительное, на первый взгляд, событие. Когда ты с нежностью пропускал песочек сквозь пальцы на границе города и Пустыни, она проснулась и потянулась к тебе, Макс. Я же говорил, тебя все любят, но и не думал, что настолько! Она узнала тебя, почувствовала твою силу Вершителя и, конечно, влюбилась. Хмиро почувствовала, что ты — тот, кто может справиться с демоном, который питается её силой, истощает её, почувствовала в тебе друга и защитника. Ну, и просто понравился ты ей, что тут говорить. И, конечно, Мешта это тоже почувствовал. Нет-нет, не любовь к тебе, но то, что у Хмиро появился защитник. Как ты понимаешь, я совершенно не вписывался в эту картину. Ни в картину взбалмошной Пустыни, особенно, с её чувствами к тебе, ни в картину беглого магистра — со своим стремлением тебя защитить. И поэтому Хмиро так старательно очаровывала тебя, даря себя, танцуя для тебя, завлекая, привораживая, делая из тебя риццаха, наделяя своей огненной мощью, а сэр Мархун так старательно хотел избавиться от меня, твоего защитника, насылая на нас морок за мороком, в котором он мог убить меня. Причём, убить вполне реально. Ты в очередной раз спас мне жизнь, Макс. — Зачем нужна была эта боль, Шурф? — я непроизвольно поморщился, вспоминая наш разговор на Тёмной Стороне Пустыни, его колючие равнодушные глаза и слова, обесценивающие всё, что было между нами. — Прости, Макс, — Шурф покаянно склонил голову, — как я уже сказал, по-другому было просто невозможно. Сейчас я всё расскажу. Как только ты спрятал Мешту Мархуна в пригоршню и он оказался нейтрализован, у драгоценной нашей огненной барышни-Пустыни резко прибавилось сил, она утягивала тебя всё дальше и глубже. Ты постепенно сливался с её барханами и песками, но этого не замечал, зато это видел я. Нам срочно нужно было выбираться, пока Хмиро не затянула тебя со всеми потрохами. Пустыня хотела тебя, а я был всего лишь бесполезным и излишним довеском. Конечно, она бы уничтожила меня не раздумывая, оставляя тебя себе в безраздельное властвование, но она не могла этого сделать, пока я был важен для тебя. С силой Вершителя невозможно не считаться. Но через какое-то время она бы всё равно усыпила твою бдительность и расправилась со мной. Она и так отрезала нам все пути к отступлению: мы не могли пользоваться ни Безмолвной речью, ни Тёмным Путём. А ты погружался в её огненную ворожбу всё глубже и быстрее, я отчётливо видел это. Нам нужно было выбираться как можно скорее. А выбраться мы могли, только попав на Тёмную Сторону. Я вспылил: — Почему ты не мог просто всё это мне объяснить? — Потому что меня бы услышала Пустыня и приняла меры, магистры знают какие. Я старался тебе намекать, но ты не понимал меня. По большому счёту, я даже думать об этом практически не имел права. И потому что… — Потому что я не хотел никуда уходить, да? — закончил я за него. — Да. Как правильно сказал Махи, мы с тобой застряли. Застряли в „между“. Тебя не просто так все любят, Макс, ты сам очень хочешь, чтобы тебя все любили. Ты никак не мог решить, как и в качестве кого нам возвращаться в Ехо и что делать дальше. Мысль о том, что кому-то из дорогих тебе людей будет больно, была для тебя невыносима, и ты бездумно решал „подождать ещё чуть-чуть, пока само как-нибудь устроится“. Хмиро подчинилась бы твоей воле и отпустила, стоило бы тебе только захотеть. Да, Шурф прав, „подождать ещё чуть-чуть, пока само как-нибудь устроится“ — это мой любимый приём! — Но я не хотел, да? — я начинал понимать. — Шурф, и ты… и ты сделал так, чтобы я захотел оттуда уйти. Причём, захотел искренне и страстно. И, гм… — мой голос стал холоден и тих, — и ты придумал эту… историю с Рыбником? Шурф удивлённо поднял бровь: — Нет, что ты! Вот это как раз случилось само собой. Я и понятия не имел, как нам попасть на Тёмную Сторону и, конечно, не ожидал, что мы провалимся туда, гм… таким странным способом. Но, оказавшись там, я понял, что это наш единственный шанс. Ничего другого не оставалось. Ты действительно должен был сам пожелать покинуть Пустыню. Мой друг замолчал, уставившись немигающим взглядом в огонь. Лицо его было бесстрастным, но в глазах… в его пепельных, любимых моих глазах было столько боли, столько отчаянья и вины. Я не представляю, что ему пришлось преодолеть, чтобы заставить себя говорить всё то, что он сказал мне тогда на Тёмной Стороне, что ему пришлось перенести, видя, какую боль он причиняет мне. У меня перехватило дыхание, на миг я почувствовал эту боль во всей её полноте. Не знаю, смог бы я сам так. Я подошёл к нему, опустился рядом и крепко-крепко обнял, повторяя ему его же слова: — Тсс, тихо, тихо, всё закончилось. Всё закончилось уже, Шурф, я люблю тебя. Потом сел рядом с ним, прислонившись боком. — Прости, Макс. — Я всё понимаю. По-другому действительно было нельзя. Я бы просто до бесконечности медлил, не решаясь ни на что конкретное. Мы молчали. Шурф обнимал меня одной рукой, другой безотчётным движением просыпал песок сквозь пальцы. Заметив это, я нервно хохотнул: — А теперь ты хочешь приручить безлюдные пески моего сна, Шурф? Он дёрнулся, тут же выпустив горсть песка, и посмотрел на меня с недоумением и испугом. Я понял, что шутка была так себе, среднего пошиба. — Прости, я случайно. Это же мой Мир, давно прирученный и совершенно безопасный, — и, чтобы быстро перевести тему: — кстати, а как мы оказались тут, Шурф? — После того, как ты очутился в Ехо — на крыше Мохнатого Дома, надо полагать, — я оказался в кабинете собственной резиденции. Тут же послал Джуффину зов и коротко рассказал о том, что с нами произошло. Я почувствовал, что мои щёки наливаются пунцом, представив, что именно Джуффин мог услышать. — Опустив, гм… кое-какие подробности, не относящиеся непосредственно к делу, разумеется, — тут же откликнулся мой друг, почувствовав моё смятение. — Одного того факта, что ты до сих пор таскал в пригоршне Мешту Мархуна, у которого на руках была точная копия моих Перчаток Смерти, оказалось достаточно, чтобы Джуффин мгновенно начал действовать. Попутно он узнал, что сейчас ты не в самом лучшем расположении духа, но поскольку он знал не всё, то, конечно, даже не предполагал, насколько твой дух не расположен к общению! Так что твоё предложение отправляться к чёрту было для шефа абсолютным сюрпризом. После чего он потребовал у меня объяснений. Я почувствовал, что к моим щекам снова приливает краска. — И, как ты понимаешь, — продолжил Шурф, — я их ему не дал. Зато он мне их дал сам. — Это как? — я понял, что теперь у меня горят не только щёки, но и уши. Я разозлился на себя. Что меня так удивляет, чего я, собственно хотел? Прятаться от всех вечно? Мало тебе аукнулась твоя нерешительность в Пустыне, а, дурень? — Твой шеф, Макс, не дурак, а, напротив, очень проницательный и могущественный маг. Он давно знал о моих чувствах к тебе, ещё с той поры, как мы оба служили в Тайном Сыске, и я ходил в белых одеждах Истины, а ты — в чёрных одеждах Смерти. И ни для кого не секрет, что у меня в роду были кеифайи. И я, как потомок эльфов, склонен к однополой любви. Разумеется, Джуффин про меня всё это знал давным-давно. А тут: сначала я не хочу сообщать ему все подробности нашего путешествия, а потом ты, чертыхаясь, убегаешь на край Вселенной, от него и от меня подальше. Всё проанализировать и сложить два и два ему было легче лёгкого. — И… как он на это отреагировал? Шурф хмыкнул: — Сказал, что если бы это был кто-нибудь другой, а не я, он бы быстренько ему голову откусил. Я хмыкнул в ответ: — Надо же, какая забота о ближних! — Ну, а потом он немедленно отправил меня за тобой — добывать непутёвого Мешту Мархуна, который, как ты помнишь, всё ещё сидел у тебя в кулаке и представлял опасность и для тебя самого, и для всего Мира. И, конечно, возвращать тебя в Ехо. Джуффин на самом деле не на шутку перепугался, подумал, что ты снова запросто можешь придумать себе какое-нибудь мудрёное витиеватое проклятье и исчезнуть из Мира на несколько лет. А, как ты сам сказал, догадаться, куда ты мог сбежать, было не так уж сложно, — голос его стал совсем тихим. — Я и сам очень хотел найти тебя как можно скорее, поговорить с тобой и прекратить твои мучения. Поэтому следующим утром я был уже у Франка. Убедился, что ты тут… — И что разговаривать со мной невозможно. Шурф тяжело вздохнул: — Да, и что разговаривать с тобой невозможно. Впрочем, я на это так быстро и не рассчитывал. Поэтому я уменьшил тебя… — То есть, всё это время я просидел у тебя в пригоршне, рядом с беглым магистром? — мои глаза поползли на лоб. — Макс, ну что ты! — Шурф был сама невинность. — Мешту я спрятал в правой руке, а тебя — в левой, — и для наглядности мой друг потряс обеими своими верхними конечностями, в доказательство того, что их действительно две. Я успел сосчитать. — Впрочем, магистра Мархуна я выгрузил практически сразу же, как добрался до Дома у Моста, то есть, буквально через пару минут. Какая-то смутная догадка шевельнулась во мне: — Шурф, а сколько я пробыл у тебя в лапе? Он ответил с деланной небрежностью, по-прежнему пересыпая белый песочек: — Дня два. Нет, кажется, три. Сколько?! Ничего себе дела! — Шурф!!!! — Макс, ну, мне нужно было закончить кое-какие дела. И я взял пару Дней свободы от Забот. Помнишь, я обещал тебе, что мы обязательно попадём сюда. И вот мы тут. Уже второй день. — Уже второй день?! Всё больше я ощущал себя эдаким болванчиком, который ничего не понимает, а просто повторяет услышанные фразы. Попугай, не иначе. — После всего, что случилось, ты был очень слаб. Пустыня Хмиро вытянула из тебя много сил, да и последующие события тоже. Тебе нужно было восстановиться, а ты ведь знаешь, я не самый плохой знахарь. Поэтому да, ты проспал тут почти сутки. — То есть, завтра нам нужно быть в Ехо? — Мне так точно нужно. Леди Сотофа благосклонно предложила мне помощь, сказав, что присмотрит за Орденом пару дней, но ты же знаешь, её благосклонность не безгранична. Я молчал. Завтра. Уже завтра. Завтра мы вернёмся в Ехо. Вернёмся кем? Кем друг для друга? Чего хочет он? Грешные магистры, да я понятия не имел, чего хочу я сам! И не знал, что и как у него спрашивать. Видимо, моё молчание было слишком красноречиво, потому что Шурф обнял меня покрепче и спросил: — Про что ты так маешься, Макс? Чего ты боишься? Тебя правда заботит, что скажут или подумают о нас близкие и далёкие люди? Я уверен, что близкие нас поймут, а на далёких просто наплевать. — Ме-ла-мо-ри, — я сказал это имя медленно и по слогам. Шурф тут же погрустнел и потемнел лицом, — и… леди Хельна, твоя жена, Шурф. — с Хельной я как раз объяснился. — Ого! — от удивления я, кажется, перешёл на междометия. — Ого! И... прости, что?! — История моей женитьбы на леди Хельне долгая и не простая, как-нибудь я тебе её обязательно расскажу, если захочешь. Единственное, что тебе стоит знать сейчас, это то, что основой этой женитьбы была наша с Хельной обоюдная договорённость о том, что официально наш брак существует до тех пор, пока обоих это устраивает. Если кто-то из нас полюбит кого-то или возникнут другие причины для того, чтобы наш брак был завершён, мы это сделаем. С лёгким сердцем и холодным рассудком. И я, и моя жена глубоко уважаем друг друга и относимся к взаимным обязательствам, как и к личной жизни каждого, с пониманием и, как я уже сказал, уважением. Так что если ты беспокоился об этом, то, поверь, не стоило. Знаешь, Макс, — тут Шурф улыбнулся, — когда я ей всё рассказал, Хельна даже порадовалась за меня. Огромный камень с грохотом свалился с моего сердца. Конечно, у меня была куча вопросов про таинственную женитьбу бывшего Мастера Пресекающего Ненужные Жизни, но я понимал, что время для этих вопросов ещё не настало. Но радость моя тут же сменилась унынием: — Ме-ла-мо-ри. — Макс, тебе всё-таки придётся понять, чего же хочешь ты сам, — казалось, мой друг теряет терпение. — Я искренне считаю, что лучше правды никто ещё ничего не придумал. Просто правда иногда бывает болезненной. Хочешь ли ты и дальше быть с ней? Или со мной? Потому что одновременно это невозможно. Хочешь ли ты ей рассказать о том, что было между нами? Если ты спросишь моего мнения, то я скажу, что будет лучше, если она узнает об этом от тебя, вне зависимости от твоих дальнейших намерений на её и мой счёт, потому что узнает она об этом обязательно, даже находясь на далёком Арварохе. Найдутся охотники ей сообщить, да тот же её дядюшка Кима, — в голосе Шурфа появился опасный холодок и отстранённость. — Возможно, я неверно истолковал твою реакцию на Тёмной Стороне Пустыни Хмиро, но мне показалось, что ты был расстроен моим поведением. Я вовсе не настаиваю, Макс, и не стремлюсь силой убеждения склонить тебя к отношениям, тем более что, как ты сам понимаешь, я человек не простой. Помимо личины Безумного Рыбника, которая так или иначе дремлет внутри меня, я ещё и являюсь весьма занятым человеком, взявшим на себя обязательства по руководству орденом Семилистника, да и в прочих аспектах я не всегда в выигрышной позиции в сравнении с леди Меламори Блимм. Поэтому я пойму, если ты сочтёшь правильным и уместным относится ко тому, что между нами было в Пустыне, как к приятному приключению, и решишь не продолжать наши отношения, впредь довольствуясь приятельскими визитами… если ты захочешь забыть о происшедшем… Такой невозможно рациональный Шурф, натянувший на себя защитную маску в полный рост. Мне захотелось треснуть его по лбу или запустить в него чем-нибудь тяжёлым, но поскольку под рукой ничего тяжёлого не оказалось, я толкнул его самого на плед и заткнул его рот поцелуем. — Какой же ты идиот! Какой же ты беспробудный идиот, Шурф, — шептал я горячечно прямо ему в губы. — Да это же самое лучшее, что случилось в моей странной жизни. Я не хочу ничего забывать. И тебе не позволю.