...но твоя принцесса в дешевом мотеле в Таллахасси

Мэнни растягивается на зеленом поплиновом покрывале – недорогом, но чистом, – принадлежащем мотелю на западной части Апалачи Паркуэй, той, что почти пересекает Таллахасси напополам, и наконец-то разворачивает свой большой бургер с жареным луком и беконом. Мэнни было уже думал, что ему придется в самом деле пойти искупаться в бассейне, пока он ждет Станислава, но, к счастью, в их номере есть работающий телевизор, а где есть работающий телевизор – там есть ABC, и больше Мэнни ничего для счастья не нужно. Если только большой стакан ледяной колы без кофеина, которую так хорошо потягивать в эту адскую жару, валяясь на кровати и смотря старого доброго "Коломбо". Вообще они могли бы позволить себе – о’кей, Станислав мог бы позволить себе – не только этот мотель за сорок баксов за ночь. Станиславу ничего бы не стоило забронировать им номер хотя бы в Хилтон Гарден, но в этом мотеле не спрашивают ни документов, ни причин, по которым пружины их дешевой кровати с благостными для соседей перерывами натужно скрипели весь вчерашний вечер. И это устраивает всех. Сладкая горчица стекает на пальцы, Мэнни слизывает ее со своего огрубевшего ногтя, когда ключ проворачивается в замке. Станислав толкает дверь плечом, заходя и помахивая парой зажатых в свободной руке бутылок. – Я взял тебе сассапариллу, – он салютует Мэнни, хлопает дверью и со второго раза попадает ключом в замок. – Ей не напьешься, но полегче станет, если что не так пойдет. – Полегче после?.. – с набитым ртом спрашивает Мэнни, нетерпеливо шевеля пальцами ног. – Ага. Сексуальный стимулятор для лучшего детектива Майами доставлен, – Станислав скалится, ставя сассапариллу на потертый комод, рядом с телевизором, и снимая свои огромные солнцезащитные очки, из-под которых на подбородок сползает влажный шрам. Мэнни быстро доедает бургер и слезает с кровати, облизывая пальцы, пока Станислав с грохотом двигает стул к небольшому столику и садится, вытащив из кармана своих широких клетчатых брюк слегка замятый конверт. Он рвет край, разбирает вложенную бумагу и вытряхивает на столешницу два пакетика. – Травка мне, – поясняет, проводя ладонью по столу и смахивая невидимую пыль, – хочу еще покурить потом. – О’кей, – Мэнни опускается на стул напротив, подпирая голову руками и следя за тем, как Станислав не без труда высыпает на столешницу липковатый мет и извлеченной из того же кармана свеженькой двадцаткой строит из него ровные дорожки. Одну он втягивает тут же, только скрутив двадцатку и прибрав выпавшие из хвоста волосы за ухо. – Ох, блядь, – он сразу зажимает нос, жмурясь, и покачивается вперед-назад, пытаясь унять жжение, – блядь. Он протягивает двадцатку Мэнни, так и зажимая переносицу и откидываясь на стуле. Мэнни молча разворачивает ее, слегка разошедшуюся в судорожно сжавшихся пальцах, перед тем, как скрутить снова. Старик Джексон глядит на него так, будто сам только что хорошо употребил. Мет входит в левую ноздрю Мэнни, пробивая голову мгновенной острой болью от переносицы до затылка, и он резко прижимает руки к лицу, борясь с ощущением просверленного черепа. Глаза жжет до слез, он трет их подушечками пальцев; яркая горечь прокатывается по носоглотке, стекая в рот и обжигая горло. Мэнни несколько раз глотает, шмыгая носом, и убирает руки, как только боль немного отступает; Станислав смотрит на него умиротворенно, все так же откинувшись на стуле. – Хочешь, пойдем поплаваем? – даже голос у него сейчас необычно мягкий, но Мэнни качает головой. – Хочу досмотреть серию. – О’кей, – Станислав пожимает плечами, поднимаясь. Он мог бы сказать: "Ну и стоило тащиться в Таллахасси, чтобы смотреть телевизор в номере", но это их выходные, и Таллахасси, мотель, телевизор, все это – без разницы какой способ сбежать из душного, застывшего в однообразных буднях Майами, от дрожащего воздуха квартиры Мэнни, чьи соседи со дня на день станут слишком бдительными, и прокуренной до тошноты квартиры Станислава, откуда они не могут никуда выйти, потому что один из них имеет глубокий темный шрам на половину лица и легко пойдет на пожизненное, а второй еще держится за свою работу. Так что, не думая об этом сейчас, Станислав скидывает свои плетеные сандалии и первым забирается обратно на кровать. Мэнни ложится между его ног, откинувшись спиной на грудь, и Станислав приобнимает его за живот, упершись затылком в стену и лениво следя за происходящим на экране. – Это что за хрен? – слегка заинтересованно спрашивает он через какое-то время. – Это Коломбо, – живо отвечает Мэнни. Он уже чувствует себя энергично и легко, сердце гулко бьется в висках, и он приятно вздрагивает, когда Станислав сует руку в низко расстегнутый ворот его мятой клетчатой рубашки и перебирает торчащие русые волосы на груди. – Он такой крутой. – Он тебе нравится? – спрашивает Станислав, защипывая сосок и покручивая в подушечках пальцев. – Я смотрел все сезоны. Конечно, он, нахрен, мне нравится, – Мэнни потягивается за своим стаканом. – Он красивый вообще, я об этом, – уточняет Станислав, опуская руку ниже, лаская теплый волосатый живот всей ладонью. – Никогда о нем так не думал, – Мэнни вопросительно поднимает бровь и шумно отпивает кока-колу из трубочки. – И, так или иначе, лейтенант давно и прочно женат, – он отшучивается больше из-за ведущей голову легкости, но Станислав не отстает, хотя ему и нравится ответ Мэнни. Ему нравятся Мэнни и мет. И нравится, когда Мэнни улыбается и чувствует себя так свободно. – Да ладно, Мэнни, – он тихо смеется. – Когда это кому-то мешало? Признайся, у тебя были грязные фантазии об этом старом добром копе? – Нет, – Мэнни выдыхает сквозь зубы, когда Станислав лезет своими длинными пальцами ему в джинсы, и ставит стакан обратно на тумбочку. – О’кей, да. Мне снился один очень странный сон, – он смеется, закрывая лицо рукой, и очередным резким приливом чувствует, что мет открывает его, как ребенка. Так свежо, горько и хорошо. – Однажды. Очень странный. – И что там было? – ласково любопытствует Станислав, поглаживая его густо заросший лобок. – Ничего. Ничего такого, – Мэнни продолжает посмеиваться и вдруг резко меняет тему. – Отсосешь мне? – А ты будешь думать об этом твоем лейтенанте? – поддевает его Станислав, даже чуть не двигаясь. – Будешь смотреть ему в глаза, в его рот, как он слюнявит свою толстую сигару, пока я буду трудиться над твоим членом… – Заткнись, – осаждает его Мэнни. – Я, нахрен, вообще теперь не смогу смотреть ему в глаза, – но он все-таки добродушно усмехается. – Все, хватит. Я хочу сунуть тебе в рот. Давай. – Мы можем придумать и что-нибудь получше, детектив, – Станислав тяжело дышит ему в ухо и лезет рукой дальше, накрывает слегка набухший член, горячий и мягкий, небольно сжимает. – Какой же ты ебливый от мета, это просто пиздец, – член еще привстает в его руке, и Станислав немного мнет его, заставляя Мэнни слабо прогнуться в пояснице и глубоко вдохнуть. Он действительно становится очень податливым, если разогнать его кровь хорошим горьким ледком. Но Станислав вытаскивает ладонь скоро, возвращаясь к рубашке, расстегивая пуговицы одной рукой и выправляя ее, а Мэнни откидывает голову ему на плечо. И они неторопливо лижутся, пока Станислав еще гладит разгорячившуюся грудь, а потом снова лезет к джинсам, расстегивает пуговицу и потягивает молнию вниз. Да, Мэнни ни на что не променяет старые добрые джинсы, даже если температура уже не первый день переваливает за девяносто три градуса, и единственной уступкой погоде он надел эти, порванные на коленях, так что видны его светлые, покрытые золотистыми волосками ноги. И Станислав фыркает, щурясь, смотря на эти голые колени, возбуждающие его чем-то мальчишеским, и отводит голову. Губы у Мэнни нежно-розовые и влажные, контрастом ко всему нему, злому, жесткому и циничному, и Станислав гладит их указательным пальцем перед тем, как пересесть. Он стягивает футболку со своих мощных обгорелых плеч, быстро снимает с Мэнни рубашку, и тот приподнимается, давая стянуть джинсы. На нем сегодня, тоже в контраст его тепло любимым семейным трусам, тем, которые приходится еще заправлять в джинсы, чтобы не закатывались, обычные серые спортивные плавки, туго обтягивающие его крупные яйца и небольшой, но твердый стояк. Короткий член упруго оттягивает ткань вперед, и Станислав нервной привычкой облизывает губы. Его член, свободно свисающий в мягких брюках, тоже приподнимается, слегка их натягивая, и Мэнни бросает на него едва заметный взгляд. Его бесит, что Станислав редко носит белье, и в таких брюках можно видеть его член целиком, до самой обрезанной головки, обтянутой тканью. Нет. Нахрен. Мэнни нравится это. – Ты уже когда-нибудь начнешь что-нибудь надевать под низ? – но спрашивает он раздраженно, будто это вовсе не так. – Да кто носит трусы под летние брюки? – хрипловато парирует Станислав. – Не, пусть все проветривается. И тебе нравится поглазеть, я же вижу. Мэнни, стоя напротив него на коленях, скептически поднимает бровь. – Нравится, ты ж его глазами жрешь, – дразнится Станислав и нервически ухмыляется. – Ну давай, подрочи мне, детектив. Ледок тебя уже взял, нечего терять. – Я нюхаю мет в дрянном мотеле с малолетним сукиным педиком, и у меня чертов-мать-его-охеренный стояк, так что да, про "нечего терять" – это ты верно подметил, – Мэнни покачивается на коленях и протягивает руку, берет длинный, слегка еще напрягшийся от этого член во всю ладонь, грубовато подрачивая через легкую хлопковую ткань. Станислав шумно выдыхает. – Ох, да, блядь, – он сам поднимается на колени и подается бедрами в руку Мэнни, – давай, отдрочи этому сучьему педику. Мэнни натирает его живо поднимающийся член через брюки, в основном просто дрочит ствол, обхватив всей рукой, обнаженная головка и сама раздражающе трется о натягивающуюся ткань, и это явно в удовольствие Станиславу, прикрывшему глаза и по-мальчишески закусившему свою тонкую губу. – Кажется, мет и тебя хорошо берет, – отмечает Мэнни, когда член в его руке становится совсем твердым, и его приходится перехватить, еще крепче натягивая ткань на обрезанную головку. Вчера стояк у Станислава был обыкновенно для него мягковатым, но Мэнни не без удовольствия отработал по полной сам, дав ему тоже кончить пару раз; с порога не знать, что сказать, лучше загнуть лицом в матрас и жопой кверху, спустить его брюки чутка, расстегнуть себе ширинку и вставить стоя, по-быстрому поиметь и нетерпеливо кончить, скинуть резинку, отсос, на кровать, завалить на спину, еще полчасика неспешной тупой и сладкой долбежки в ритме старой доброй еврейской семьи, подрочить ему, пока не спустит в руку, подрочить себе, обкончать бедра, отсос, потом на живот, зажать коленями ноги потеснее и еще разок всухую, прерываясь на пальцы, до слабых натертостей, пока он не сольет еще, обтираясь мягким членом об упругий матрас. Но это было вчера, а сейчас Мэнни чувствует новый прилив энергии, страстную жажду трепаться и первый метамфетаминовый приступ дикого желания трахаться, особенно когда Станислав вслепую хватает его за яйца и мнет в руке, перекатывая между пальцев. – Не, – Станислав приподнимает свои лягушачьи веки, – я просто выжрал таблетки для этого дела. Теперь ебаться хоть весь день можно. – Таблетки с метом? У тебя с головой что вообще? – Мэнни даже останавливает руку, и Станислав кладет свои пальцы поверх его, просто продолжая дрочить его ладонью. – Я уже так делал, Мэнни, расслабься. Нормально. Просто если ты ебешь, то чутка помедленнее надо, а если тебя – то вообще похер, – он отвечает с легкомысленностью человека, когда-то изрезавшего свое лицо. Вряд ли после этого его волнует сердце, но Мэнни все равно смотрит на него осуждающе. – Хей, Мэнни, все, закрыли, не думай об этом, – Станислав отпускает его руку и отстраняется, развязывая толстый шнурок на своих брюках. Он стягивает их на бедра, и длинный член упруго шлепает по его крепкому животу. – Тебе есть еще о чем подумать, – Станислав садится на край кровати, стаскивая брюки совсем, поднимается и идет к лежащему у двери в ванную пластиковому чемодану на колесиках. Его, Мэнни, чемодану. Станислав безо всякого спроса копается в нем, наклонившись, откидывая в сторону всю пропахшую кровью и кофе кожанку Мэнни, его свитер на случай прохлады, сменные трусы, запасную футболку и спортивные штаны для сна – черт, да он на одни выходные берет с собой вещей больше, чем Эллен, а Эллен неизменно возила в своем чемодане четыре пары обуви и целую россыпь кремов, лосьонов и масел, от загара, для загара, после загара, для веснушчатого лица, для ее милого толстого тела, чтобы увлажнить в одних местах и сделать суше в других. Но Эллен – как компаньонка на выходные и любовница – теперь в прошлом, и Станислав выкидывает случайное воспоминание о ней из своей головы; для него важны такие вещи, важнее, чем думает Мэнни. Впрочем, о чем и думает Мэнни, так точно не об этом. Он смотрит на раздвинутые ягодицы Станислава, на его свисающие между мощных бедер тяжелые яйца и дрочит себе через трусы, мнет член в ладони, гоняя шкурку через ткань и оставляя на ней влажное пятнышко от выступивших капель смазки. Зад от мета уже привычно туго зажимается, член начинает щедро подтекать, и Мэнни думает, стоит ли ему спустить разок Станиславу в рот и потом продолжить или сразу лечь под него – когда мышцы так сильно сокращаются, им обоим крышей двинуться можно от того, как плотно и тесно член ездит в его заду. Крышей двинуться можно от того, как этого хочется. Но тем временем Станислав наконец находит то, что искал, и поворачивается, оскалив свои неровные зубы. Он разок прокручивает наручники Мэнни на двух пальцах, после сразу схватив их ладонью. – Ну что, детектив, расскажешь мне, за что я могу тебя задержать? – он неприятно смеется, возвращаясь к кровати. – Фактически ты вообще не можешь меня задержать, – но Мэнни отвечает совершенно серьезно. – Но, если бы ты был копом… – он слегка задумывается. – Вообще ты мог бы попытаться задержать меня за хранение, но, поверь, любой адвокат меня оправдал бы. А за употребление… ну, по сути закона ты ничего не мог бы мне сделать, пока мы во Флориде и пока я не сел за руль. На самом деле ты даже права у меня забрать не мог бы, – он пожимает плечами, продолжая тискать свой член всей ладонью, пока Станислав забирается на постель. – Собачья у тебя работа, детектив, – с притворным осуждением говорит Станислав, – так ведь выходит, что даже какого-нибудь агрессивного обдолбыша задержать не за что. – И не говори, – так же притворно вздыхает Мэнни. – Еще ты обязан был бы представиться, сообщить мне о том, что собираешься надеть наручники, и дать возможность этого избежать. И тогда, возможно, если я бы стал оказывать сопротивление, ты отделался бы объяснительной. – Собачья работа, – вздохнув, повторяет Станислав и резко хватает свободную ладонь Мэнни, рывком разворачивая его за плечо и больно заламывая руку. Он роняет охнувшего от неожиданности Мэнни на кровать, лицом вниз, ловко седлая его сзади и зажимая голенями ноги. Мэнни неразборчиво стонет в покрывало, пытаясь оттолкнуться от кровати, но Станислав бросает наручники рядом и заламывает вторую руку тоже. И только перехватив обе одной ладонью и подперев дергающийся локоть коленом, он без спешки защелкивает оба прохладных браслета на запястьях. Мэнни сопротивляется сильно, но больше для виду, конечно. Первой реакцией сработала плохо контролируемая агрессия, но он быстро успокаивается. Станислав своим задом тяжело придавил ему бедра, и твердый член оказался тесно вжатым в упругий матрас, так что Мэнни больше ерзает, чувствуя тяжелую пульсацию крови в паху и горячее удовлетворение от каждого плотного толчка, задирающего крайнюю плоть. Но Станислав быстро пресекает это, поднимая его за цепочку наручников. – Не-не. У меня еще несколько часов стояк только так будет, и ты ко мне в этом по-любому присоединишься. Расставь ноги. У Мэнни уже начинают подрагивать колени, он потеет от мета, но ему очень хорошо, и он осознает все совершенно четко. Весь набор своих похотливых желаний, забиваемых поглубже с одиннадцати лет, с тех пор, как он первый раз сидел под дверью ванной в мокрых трусах, слушая, как Ханна, которую мать попросила посидеть с ним, шумно трахалась со своим парнем на подстеленном полотенце. – Расставь ноги, я сказал, – прикрикивает Станислав, когда Мэнни пропускает его слова мимо ушей, удерживая равновесие на коленях. Шлепок по заднице звучный, резкий и сильный, и Мэнни вздрагивает от него, обнажая зубы, но колени расставляет. – Шире, – но Станислав только командует негромко, пока Мэнни не встает наконец, как ему хочется, так, что связки еще не ноют, но и так, что приходится держать бедра напряженными. Второй шлепок приходится сразу по внутренней стороне бедра. Чувствительное место, даже если у тебя грубая кожа и крепкие мышцы. Мэнни чуть дергается, но его это не злит. Метамфетамин открывает и выворачивает его так, что его не может разозлить ничего, что пригоняет кровь к яйцам и промежности. Мэнни даже почти не чувствует боли, хотя отлично осознает и ее, и приятное раздражение нервов, от этого и еще нескольких сухих шлепков, то по одному бедру, то по другому. Но отшлепанные ноги скоро приятно наливаются кровью, Станислав прикладывает его ладонью все сочнее, и от каждого жесткого удара расходится острый жар, мышцы легонько подрагивают, а кожу начинает слабо саднить. Станислав прерывается только тогда и сует руку Мэнни между бедер, трет его промежность, с силой давит пальцами, сжимая и задевая сокращающийся от этого зад. Он занимается этим пару минут, пока у Мэнни окончательно не плывет голова, а потом снова убирает руку и наносит еще несколько резких, частых ударов от ягодиц до колен. Мэнни шумно выдыхает сквозь зубы. Вся кожа изнутри и сзади его ног разрозовелась и раскраснелась пятнами, его стояк такой твердый и мучительный, и на трусах расплывается совсем уже постыдное мокрое пятно от все подтекающей смазки. Станислав тем временем перебирается к нему, лицом к лицу; его лягушачий рот сегодня улыбчив. У Мэнни уже напрочь взмокли виски и корни волос, даже щеки зарумянились, но он так же упрямо молчит, раз покачнувшись и смотря в зеленые-зеленые глаза с огромными зрачками. – Красивый ты, сука, – негромко говорит Станислав на русском и снова шлепает Мэнни по ногам, по и так горящим внутренним сторонам раздвинутых бедер, теперь расслабленными пальцами и еще сильнее. Рука у него тяжелая, и удары становятся только жестче, а пальцы то и дело снова напрягаются, когда он неудобно бьет выше, под самыми подтянутыми яйцами, так, что жгучая боль отдается в паху и почему-то где-то в шее. У Мэнни на щеках легко проявляются темно-красные пятна; зрачки у него тоже прилично расширились, и высохшие губы приоткрыты. – Сушит пиздец, – негромко говорит он, контролируя голос. – Дай пить. Станислав молча тянется за стаканом и подает Мэнни, поправляет трубочку, чтобы тот смог жадно обхватить ее губами, делая первые сочные глотки. Он даже прикрывает глаза, и короткие светлые, выгоревшие ресницы подрагивают, а все бедра видимо полыхают от прошедших ударов. Станислав хмыкает; Мэнни быстро заканчивает пить, торопливо облизав губы. – А теперь отсоси мне, – голос у него охрип и звучит ниже, чем обычно. Станислав возвращает стакан на тумбочку, а руку – между ног Мэнни. Он так же молча и сильно бьет его еще, пока кожа не начинает уже гореть и чесаться от пота и боли между ударами, пока Мэнни не прикусывает губу, и только потом перестает. Ухмыляется краем рта и с силой растирает Мэнни бедра, подснимая хотя бы жжение. – Отсоси, – Мэнни повторяет так хладнокровно, как это возможно, когда у него такие потные и красные лицо и ноги, когда весь пах уже сводит от напряжения. Станислав фыркает и толкает Мэнни в грудь, заставляя шлепнуться на колени. Берется за трусы и тянет их вниз, и Мэнни с каким-то вымученным облегчением вздыхает, не без труда пересаживаясь, чтобы Станислав мог снять их совсем. Подушка оказывается под задом, а изголовье кровати – за спиной, и Мэнни кое-как упирается скованными руками между ними. Станислав ложится между его разведенных ног, целует его короткий торчащий член в потемневшую головку, наполовину прикрытую еще крайней плотью и всю влажную, лижет уздечку и весь напряженный ствол ленивыми движениями длинного языка. Мэнни рычит сквозь зубы, чувствуя, как учащается дыхание и выступают новые капли смазки. И стонет, жмурясь, когда Станислав резко обхватывает соленую и набухшую головку губами, сдвинув шкурку, и сочно сосет ее. – Ох-х, блядь, блядь, – Мэнни запрокидывает голову и ударяется затылком о стенку, подаваясь бедрами в так плотно охватывающий губами, суховатый рот. Хочется отъебать его несколькими рывками бедер, но Станислав чуть отводит голову, придерживая его член тремя пальцами, поглаживает горячий ствол и пропускает в свой теплый рот одну головку раз за разом. Она выскальзывает с каждым движением бедер Мэнни вниз, но тот снова загоняет ее в жесткие губы рывком вверх, неудобно опираясь скованными ладонями на матрас за подушкой. У Мэнни почти кружится голова, и он ощущает это как гребаный непрекращающийся оргазм, пальцами, губами и языком по члену, так тепло, тесно и легко на самом деле кончить. Но Станислав отстраняется каждый раз, как у Мэнни начинают явственно дрожать бедра, и продолжает легко дрочить ему, не касаясь головки, только липко вылизывая яйца. А потом, когда Мэнни подуспокоится, кусая губы, снова берет в рот и так же медленно продолжает. Правую ладонь Станислав, сплюнув сперва на нее, уже давно сунул себе под живот, и Мэнни, часто втягивая воздух снова высохшими губами, может смотреть, как он неспешно двигает бедрами, трахая свою руку, вдавленную в кровать его весом, наверняка пережав член поверху большим пальцем, чтобы тот входил потеснее. Мэнни мощно ведет от этого, в ушах шумит, и пульс ритмичными, гулкими ударами отдается в висках и паху. У него уже ноют руки, на которых он держит себя, и чуток сводит поясницу, но это легкая боль, легкая, как все его тело под метом, не считая тяжело налитого кровью паха. – Трахни меня пальцами, – выдыхает Мэнни, снова откинув голову. Станислав послушно вытаскивает руку из-под живота, на секунду отстраняется еще сплюнуть на нее и впихивает средний палец в туго зажатый зад, прокручивая внутри. – Нихрена ты узкий тут, – даже один палец с трудом входит до конца, так сжимает его Мэнни, тихо зарычав. Станислав снова хмыкает, но только мерно и сухо трахает его, не слишком глубоко, и снова сосет его головку, до того, что нахрен задохнуться можно. И, доведя до нового жгучего желания изнасиловать его в рот, опять лижет и обсасывает тугие яйца, заглатывая и продолжая ласково дрочить Мэнни, когда вталкивает в него еще палец. Рот у Станислава тоже сухой, и ему приходится часто облизывать губы, а потом он и вовсе отстраняется, осторожно вытащив пальцы из Мэнни. – Слушай… – он сглатывает и потирает изуродованную щеку липкой от слюны рукой, – меня что-то прилично так мажет, я пойду умоюсь, о’кей? Он не дожидается согласия Мэнни, поднимаясь с кровати, и его твердый член покачивается, когда он направляется в ванную. Мэнни тяжело выдыхает, медленно моргая и хоть немного отходя от этого влажного и липкого не случившегося оргазма, резко перевернувшего его восприятие лучшего в мире отсоса. Да, определенно, лучший в мире отсос – это когда тебя отключает под метом, и ты течешь и течешь в теплый рот и теплые пальцы, почти кончая от того, как под шершавыми и едва смоченными слюной подушечками пульсирует твоя гребаная простата. Мэнни успокаивает дыхание, как-то устраивая ноющие руки между подушкой и изголовьем и чувствуя, как сильно высох его рот. Он осторожно приподнимается, кое-как сгибая ноги и становясь на колени – те трясутся хуже, чем когда он подхватил пневмонию в июне, а тогда ему было пиздец дерьмово, – наклоняется к стакану и дотягивается ртом до трубочки. Еще прохладная кока-кола течет в рот, и Мэнни кажется, что она холоднее арктического ледника. Ему становится много лучше после этого, и он чувствует себя еще свежее и энергичнее, снова усаживаясь в подушки, опять подобрав колени под себя. В ванной шумит вода, но больше никаких звуков нет, и Мэнни нетерпеливо ерзает задом по подушке. Его возбуждение не стало ничуть меньше, и ему, признаться, не хотелось бы остаться в таком положении со стояком и невозможностью отдрочить себе, если Станиславу вздумалось принять душ или вовсе отрубиться. – Эй, у тебя там все в порядке? – он все-таки зовет, подождав еще какое-то время и снова приподнимаясь на коленях. Станислав не отвечает, и Мэнни раздраженно выдыхает, осторожно переступая и подбираясь к краю кровати. – Если ты решил принять душ, то это, блядь, очень плохая идея, и, богом клянусь, я взгрею твою жопу, как только ты выйдешь! – он старается перекричать шум воды, но не докричаться до соседей, утомленно садясь на колени на самом краю. – Я уже нахрен встаю за ключом! – ответа все еще нет, и Мэнни думает, что, может быть, ему все-таки стоит немного забеспокоиться. – Блядь, ответь мне! – он упрямо смотрит в открытую дверь ванной, видя со своего места только край полки и вешалку для полотенец. – Эй! Сукин ты сын, скажи что-нибудь! Стэнли! – это так тупо, но он никак не может нормально произнести имя Станислава, особенно сейчас. – Сколько раз я говорил тебе, что мое имя так не сокращается, Мануэль, – Станислав высовывается из-за двери; его лицо и облепившие шею и плечи волосы абсолютно мокрые от воды. – Меня зовут Станислав. Ста-нис-лав – и только так, – он на пару секунд уходит обратно выключить воду и снова возвращается. – О’кей, в следующий раз, когда ты решишь подохнуть или что там еще, я обязательно потрачу пять минут, чтобы, блядь, правильно произнести твое имя, – раздраженно огрызается Мэнни. На самом деле он чувствует себя заметно расслабленнее, но в жизни не скажет об этом. – Могло быть и хуже, – Станислав проводит обеими руками по волосам, и по его плечам текут тонкие струйки воды. В подмышках волосы у него тоже влажные, но это от пота, судя по едва покрытому испариной телу – кажется, он действительно просто сунул голову под кран, – а длинный член так и стоит твердо, сладко покачиваясь при каждом движении. Между пальцев у Станислава еще зажат какой-то розовый пакетик, но Мэнни не успевает спросить об этом. – Ты помнишь, как моего отца зовут? Эразм. Вот это имя так имя. – По-моему, вот это имя куда как проще, – пожав плечами, не соглашается Мэнни. – Не-не, погоди. Ты знаешь, как это правильно будет у нас? Мое полное имя? Станислав Эразмович, – он произносит это естественно, без затруднения, и Мэнни даже недоверчиво морщит нос. – Нахер. У вас кто-то когда-то совсем ебанулся, если это правда. – Чистая, – хмыкает Станислав. – Помню, мне было шесть, я не выговаривал тогда половину этих гребаных звуков, но отец требовал, чтобы я умел представляться и всякие такие вещи говорить. Я тогда разрыдался, как младенец, – он смеется, наконец отжав волосы и оставив мокрые потеки на полу под собой. – Знаешь, кстати, что они оставили нам в ванной? – он меняет тему, подходя к тумбочке и тоже отпивая кока-колу из стакана. Мэнни не без труда поворачивается на коленях лицом к нему. – Гребаный детский лосьон, – Станислав опять смеется. – Он говорит мне, что мамочки по всему миру доверяют этому делу. А я доверяю хорошеньким мамочкам, – он хищно облизывает оставшиеся на губах сладкие капли. – Они точно знают, чем надо как следует смазать, чтобы не попортить свои сладкие рваные щелки. – Думаю, ему доверяют именно мамочки, потому что все эти штуки хреново использовать с презервативами, – скептически замечает Мэнни. – Мотели и корпорации за повышение рождаемости. Так что нахрен это, давай как обычно. На резинках хватает смазки, и всегда в руку плюнуть можно, чем тебя это перестало устраивать? – Ну, видишь ли, тут такое дело, Мэнни, – Станислав продолжает неприятно улыбаться, – я хочу сегодня без резинок. – Что? – Мэнни выгибает бровь, садясь на колени. Руки и почему-то ноги у него уже прилично затекли, хотя острое возбуждение все еще на месте благодаря всепроникающему ледку. – То есть ты хочешь без резинки, а мне потом к венерологу мотаться? Нет, спасибо. – Чего? – улыбка сходит с лица Станислава, и он выглядит взаправду удивленным. – Только не говори мне, что со всеми предохраняешься, – брезгливые морщины у рта Мэнни становятся глубже. – Мэнни… – Станислав выглядит таким растерянным и попросту садится на кровать, мнет в руке тупой розовый пакетик с лосьоном, – Мэнни, нахрен, да, я ни с кем, кроме тебя, не, как ты это назвал, предохраняюсь, ничего. Потому что я, блядь, ни с кем и не сплю, кроме тебя, о’кей? – Серьезно? – тон у Мэнни абсолютно не верящий и ядовитый. – Серьезно, – но Станислав отвечает просто и прямо. – Мы уже два года вместе, мне кажется, пора бы догнать. – Вмес… что? – в голосе Мэнни все же появляется сомнение. – И когда я об этом должен был узнать? – Не знаю, – Станислав пожимает плечами, глядя ему в глаза. – Я думал, ты уже знаешь. – И зачем тогда… блядь, нет, понятия не имею… Зачем тогда вообще резинки? – Мэнни явно ошарашен и не знает, какой вопрос задать. Этот кажется довольно логичным, пока не звучит вслух, но Станислав отвечает на него неожиданно серьезно. – Во-первых, это ты на них настаиваешь. Во-вторых… ну, это все-таки грязно. Не, не подумай, что я брезгую тобой, мне нормально, просто каждый раз хер полоскать все равно пиздец как лень. Ну и если спускать внутрь без резинки – не знаю, как у тебя, а у меня дикое раздражение от этой херни. – Я понятия не имею, "как оно у меня", – жестко отрезает Мэнни. – Я никогда… блядь, да я никогда с мужиками не трахался. И мне, блядь, неоткуда знать, как это делается. – Одинаково это делается, Мэнни, – Станислав усмехается. – Поцеловал, натянул, вставил, кончил. И… я все еще хочу этого с тобой. – О’кей, – неожиданно вдруг соглашается Мэнни. – О’кей. Давай. Вставь мне, – мет смешивает его неоправданную злость и неоправданное возбуждение, как ликер с водкой и сливки. Да, он хочет еще порцию этого белого русского. Если тот хочет хорошую дозу этого мексиканца, так уж и быть, со стекающей каплями по коже солью, но точно без хренова модного лайма. – Ты правда хочешь, чтобы я тебе вставил, прямо сейчас? – Станиславу очевидно видится какая-то наебка в этом резком прерывании разговора и этом грубом тоне. – А нахрен иначе я бы поехал к тебе в этот гребаный Таллахасси? – кожа Мэнни, кажется, не могла стать еще темнее от злого румянца. – Искупаться в бассейне при дешевом мотеле? Или, может, сходить в музей антикварных автомобилей? Нахрен. Давай трахаться. И Станислав опять ухмыляется, не задавая больше вопросов и вскрывая лосьон зубами. Он выдавливает его на ладонь, нежно-розовый и сладкий, подающий ромашкой или чем-то таким, и смазывает свой член по всей длине, от обрезанной головки до самых подтянувшихся яиц и густых черных волос на лобке. Мелкие капли лосьона остаются на этих волосах, и он сочно хлюпает под пальцами, когда Станислав пропускает член между ними, натирая скользкой ладонью. – Погоди. Это что, получается, ты согласен быть… не знаю, моим парнем или типа того? – неожиданно спрашивает Станислав со смешком. Кажется, он уже смазал достаточно и теперь просто неприкрыто мастурбирует себе, но этому Мэнни не возражает. Он сам бы хоть пару-тройку раз загнал сейчас в кулак, если бы руки были свободны – его темный твердый член так и стоит, сочась от напряжения. – Нет. Для этого я слишком взрослый, – грубо отвечает Мэнни – но тоже ухмыляется, прогнувшись в пояснице. – Давай начнем с того, что трахнемся без резинки, о’кей? – Отличная идея, детектив, – Станислав резко наступает на кровать и перелезает через нее за один широкий шаг. Мэнни не успевает повернуться к нему, когда длинная ладонь припечатывает его между лопаток, и он теряет равновесие, падая лицом в покрывало. Он выворачивает шею, упираясь в кровать щекой, а в следующую секунду Станислав крепко берется за цепочку наручников, больно отводя его плечи назад, и притирает головку между невольно раскрывшихся ягодиц. Он входит одним медленным и плавным движением почти без усилия, пользуясь тем, что так особо не зажмешься, и внутри все сразу жжется, тесный зад часто сокращается вокруг влажного ствола, никак не мешая Станиславу спокойно всовывать член глубже, только сладко и туго сдавливая его, и густая прозрачная струйка с головки Мэнни липко тянется вниз и капает на покрывало. Он резко понимает, что смазки на презервативах на самом деле ни хрена не достаточно. – Ох-х, блядь, нахер, блядь, сучий ты хуесос, – он жарко ругается, закрыв глаза, и шире расставляет ноги. – О да, Мэнни, я готов посадить тебя на мет только ради этого, – Станислав скалит зубы и с сочным хлюпом выходит наполовину, жестким рывком натягивая обратно за бедро. Мэнни утыкается красным лицом в покрывало и продолжает ругаться совсем невнятно. Член скользит даже в зажатом заду свободно, от того, как Станислав почти вытаскивает, только начав растягивать головкой тугой вход, до того, как он крепко засаживает обратно, со шлепком яйцами по вспотевшей промежности. Сочно и жирно хлюпает детский лосьон, ромашка мешается с острым запахом потного зада; Станислав вгоняет член быстро и размашисто, и Мэнни хрипло стонет в покрывало, кое-как подмахивая. А когда Станислав отпускает его руки и хватается за бедра, натягивая частыми рывками, он просто задыхается и чувствует только нездоровый жар от того, как влажно и естественно длинный член ездит в его заду туда-сюда, тяжело придавливая простату. И его собственный член вздрагивает и сочится еще, капая смазкой на и так уже растекшееся по покрывалу влажное пятно. Станислав, низко рыча, вдалбливает его в дешевую мотельную кровать, и у Мэнни крыша едет от того, что они это делают. Прямо сейчас и здесь, за дешевыми зелеными занавесками, за пару десятков метров от бассейна с пластиковыми белыми шезлонгами – оптом цена еще ниже, – он ебется с малолетним русским мафиози, и это такое-крутое-богоебское-дерьмо. Но Станислав вдруг вытаскивает, тоже рывком, и Мэнни слышит его тяжелое дыхание, чувствует свою метамфетаминовую дрожь в расставленных коленях. – Перевернись, – негромко говорит Станислав, и Мэнни не думает о том, какой агонией скрутит его руки, если тот вздумает положить его на спину, только с трудом распрямляется и поворачивается, садясь и свешивая ноги с кровати. Зад просто полыхает и ощущается таким раскрытым, а Станислав улыбается Мэнни широко и криво – лягушонок – и берет за шею, легко затаскивая на кровать с ногами. Мэнни хрипит, упирается пятками в покрывало, не давая совсем придушить себя, и громко выдыхает, когда Станислав вбивает его спиной в изголовье, отпуская и махом разводя его ноги. Он всаживает член обратно во вспыхнувший новым острым раздражением нервов зад, въезжая сразу по яйца. И хватает ноги Мэнни за щиколотки, широко разведя, свободно засаживая ему резкими движениями бедер. Мэнни соскальзывает пальцами в щель между изголовьем и матрасом, и руки начинают ощутимо болеть, когда Станислав так без жалости долбит его зад, высоко задрав его ноги. Мэнни весь влажный, сильно потеет и течет от мета, и заросший жесткими русыми волосами живот уже мокрый от этого пота и подтекающей новыми каплями смазки. – Обожаю, когда ты так течешь, – коротко и сбито комментирует Станислав, не прекращая живо трахать податливый зад, скользко принимающий его член целиком. – Заткнись нахрен, – Мэнни тоже задыхается, больно опершись на руки и прогнувшись. – Ты заткнись, – Станислав весь румянится – даже к краям его шрама сочной розовой каемкой приливает кровь, – замедляясь и хорошо растягивая Мэнни глубокими, сильными толчками. – Ты от одной дорожки такой мокрый, что если б мог сейчас себе подрочить, все хлюпало бы. Меня уносит просто от этого. Ты так же течешь, когда один дрочишь? Или без ледка никак? Эй, эй, а ты дрочишь на работе? Я как представлю тебя, потного, потекшего, в форме и с расстегнутой ширинкой… Вау. Знаешь, я всегда подумывал, что круто было бы трахнуть копа. Лучшего детектива Майами. Если б я мог, то пришел бы к тебе в участок, загнул бы тебя на стол и трахнул, спустив эти твои форменные штаны цвета дерьма. А потом, когда ты бы уже потек, я съехал бы тебе между ног и отсосал бы твой мокрый, соленый член, – движения его бедер становятся чаще с последними словами, и он резко принимается долбить саднящий зад быстрыми мелкими толчками, даже не конца засовывая, и открывший уже рот для резкого ответа Мэнни давится воздухом. – Если бы ты пришел ко мне в отдел, – но он все-таки шипит, прогибаясь в напряженной спине, и смотря на Станислава в упор, – я бы пристрелил тебя, – и то, что это правда, возбуждает еще острее. – Не, я собираюсь сдохнуть от инфаркта во время заебатого траха, – со смешком отвечает Станислав, снова то замедляясь, плавно качая бедрами и так глубоко входя, то торопливо и опять мелко трахая Мэнни, выбивая воздух из груди, – но для этого еще рано, – он выходит резко, сводя ноги Мэнни и зажимая их за щиколотки одной рукой. Мэнни изможденно рычит, снова откидывая голову. Его зад так часто и требовательно сокращается, и член уже в кровь чешется от того, как надо его куда-нибудь сунуть. Хоть в свою руку, хоть Станиславу в рот, хоть бы и между подушек уже. Но Станислав только поднимает второй рукой яйца Мэнни, сжимает их, гладит и втискивает между бедер, чтобы не свисали неудобно к заду. И, сплюнув в руку, растерев между пальцами, дает первый смачный шлепок прямо по приоткрытому от возбуждения входу. Мэнни дергается и, зажмурившись, плотно сжимает зубы, чтобы не застонать в голос. Ему это нравится. Проклятый сучий мет. Станислав бьет точечно, от кисти, и у Мэнни звенит в ушах, каждый шлепок отдается по телу до звездочек вокруг головы, как у ебаного Багза Банни. Кожа у него на ногах еще розовая, и на ягодицах тоже яркие пятна, там, где Станислав впечатывал в него бедра со звучными шлепками, а теперь и остальной крепкий зад, весь пушистый от густых золотистых волосков, и темная полоска кожи от промежности до самого копчика щедро наливаются кровью с каждым новым ударом. Станислав бьет, не жалея, больше влажными кончиками твердых пальцев, пока Мэнни опять не пытается зажаться и не стонет рычаще сквозь стиснутые зубы. – Кажется, я сделал только хуже, – усмехается Станислав, отпуская наконец ноги Мэнни и давая ему уронить их на кровать. Станислав тоже весь раскраснелся и распотелся, и его темные выпуклые глаза с ярко-зеленым ободком по краю просто полыхают от похоти. – Если ты меня сейчас не трахнешь, – Мэнни даже не открывает глаз, тяжело дыша, – я открою эти сраные наручники, суну свой магнум тебе в жопу и, богом клянусь, выстрелю. – Договорились, – Станислав подхватывает его ноги под колени, закидывая себе на плечи и еще больнее вынуждая выгнуть руки, и торопливо вставляет член в сразу разошедшийся зад, частыми толчками загоняя его даже не на полную, но Мэнни и без этого хорошо плывет, закусив нижнюю губу и податливо качаясь с каждым хлюпающим рывком. Он открывает глаза, только когда крепкая ободранная рука смыкается на его глотке, вынудив рефлекторно напрячь мышцы шеи. Мэнни хватает воздух ртом, пока Станислав так быстро вбивает в него свой предельно твердый член, наваливаясь в какой-то момент, впихивая по самые яйца и трахая его медленными, глубокими толчками. Его лягушачий рот приоткрыт, и черные ресницы дрожат. – Давай, давай, зажмись, еб твою мать, Мэнни, сукин ты сын, – он утыкается Мэнни в плечо, сползая напряженной ладонью с шеи на ключицы и еще несколько раз рывками двигая бедрами. Тяжелое дыхание обжигает всю взмокшую подмышку и грудь. Станислав возит по плечу своим курносым носом перед тем, как поднять голову; глаза у него черные, и губы совсем высохли. – Только не говори, что сейчас вот просто кончил в меня, – степень раздражения Мэнни не передать никакой интонацией, но у него получается. – Когда ты говоришь это так, я хочу кончить в тебя еще, – тихо и утомленно смеется Станислав, на пару секунд прикрыв свои выпуклые веки. А через эти секунды он снова облизывается, чуть отодвигаясь и садясь на пятки, пару раз медленно и с удовольствием въезжая еще довольно твердым членом в зад по теплой жидкой сперме. – Слушай, а это хорошая штука, – он хмыкает, постепенно приходя в себя, и уточняет: – Таблетки. У меня еще стоит, могу еще тебя поебать. Сможешь кончить без рук, а? – Нет, – но Мэнни только сильнее раздражается и жмурится. – Отсоси мне еще. – Ну, как прикажешь, детектив, – Станислав согласно скалится и вытаскивает; теплая сперма подтекает на покрывало, когда он берет торчащий в темно-русых волосах член, предельно потемневший и налитой до боли, и ласкает его ладонью. – Соси уже, бога ради! – Мэнни снова рычит, запрокидывая голову, и Станислав наконец наклоняется, облизывая напряженный ствол, слизывая с него всю натекшую соленую смазку. Он усердно работает языком еще немного, а потом наконец с хлюпаньем берет в рот, сосет налитую темную головку, дроча ствол плотно сжатыми кольцом указательным и большим пальцами. Мэнни низко, нетерпеливо стонет и жестким ритмом подается бедрами, проталкивая член глубже в теплый рот, и Станислав послушно заглатывает пару раз, после снова возвращаясь к тому, чтобы покрепче дрочить и сосать открытую головку. – Зажми мне яйца покрепче, – Мэнни снова рычит и командует даже сейчас, когда его живот напрягается все сильнее. Но Станислав не возражает – у него же есть еще одна свободная рука. И он сжимает тугие, подтянувшиеся яйца, мнет их в ладони, пока Мэнни не дрожит целиком, загоняя член ему в рот до упора, вбиваясь в плотно сжатые губы, в упругое, гладкое небо и остро проезжаясь уздечкой по влажному языку. – Блядь! Блядь! – он щедро спускает Станиславу в рот, судорожно вздрагивая с каждой густой струйкой спермы. Накрывает его жестко, и кончает он так обильно, будто еще вчера не был насквозь выжат, но Станислав только послушно глотает, обвивая языком выплескивающий ему в рот сперму член. И сосет еще, когда Мэнни уже просто лежит в подушках, тяжело дыша и неудобно изогнувшись, пока его член не становится совсем мягким. Только тогда Станислав выпускает его изо рта, облизнувшись – терпкая сперма стягивает губы, – и приподнимается на руках, нависая над Мэнни. Румянец у того сполз до самой заросшей русым, медленно поднимающейся груди, веки так и опущены, а потемневшие губы приоткрыты. – Эй, ты как? – ласково, насколько умеет, спрашивает Станислав, но Мэнни никак не отвечает ему, даже глаз не открывает. – Хей, Мэнни? Давай, не отключайся. Как себя чувствуешь? – он треплет его по небритой щеке, на что Мэнни наконец резко дергает подбородком. – Отъебись, – хрипло и устало бросает он, поворачиваясь на бок. – Но сначала расстегни. – О’кей, – Станислав фыркает, слезая с кровати. Его член стал прилично мягче, хотя всунуть еще и можно, но он не будет заставлять Мэнни. В самом деле, ему не настолько интересны такие вещи. Ключ лежит во внутреннем кармане кожанки, и Станислав возвращается к Мэнни с ним, аккуратно расстегивает его наручники, чутка разминая запястья. – Нахуй, – но Мэнни высвобождает руки, вяло перекатывается на другую половину кровати и кое-как спускает с нее ноги. – Я в душ. – С тобой пойти? – флегматично спрашивает Станислав. Мэнни, пошатываясь по дороге к ванной, качает головой и от самой двери показывает ему средний палец. Когда он возвращается, Станислав так и сидит голым на кровати, прислонившись спиной к изголовью и раскуривая свой маленький бонг. Он выглядит полностью расслабленным, и слегка еще набухший длинный член лежит в заросшей ложбинке между бедром и животом. Судя по перепаду температуры в душе и каплям воды на теле, Станислав все-таки сходил сполоснуть его в раковине и заодно опять умылся и еще намочил волосы. Но Мэнни все равно. Он только устало обходит кровать, захватив по дороге бутылку сассапариллы и опускается на другой край. Руки еще ноют, но, разогретые горячей водой, хотя бы не так болят. Хотя бледные кровоподтеки на запястьях еще останутся, может, пройдут до понедельника, может, придется немного поносить свитер. На это Мэнни тоже плевать, и он вытягивается на кровати, наконец расслабляясь, открывая бутылку, делая сразу несколько сочных глотков и смотря на экран телевизора. Судя по всему, сегодня на ABC марафон "Коломбо", и вот это просто отлично. Станислав щелкает своей серебряной зажигалкой, присасываясь к бонгу, и жмурится, вдыхая густой и сухой, сладковатый дым. Мэнни хотел бы посмотреть, как Станислав провозил этот бонг на самолете. Хотя, по правде, он понятия не имеет, как именно тот сюда добрался. Мэнни просто обнаружил конверт с билетом у себя на кухонном столе во вторник утром, когда вернулся с работы, а уже в аэропорту Таллахасси его встретил неприятный смазливый парень, давший ему адрес этого задрипанного мотеля и оплативший такси. Это было вчера вечером, и у них еще есть половина сегодняшнего дня, ночь и завтра. По крайней мере, Мэнни не собирается спать до того, как сядет на обратный самолет до Майами, и, насколько он знает себя и мет, он не будет испытывать даже желание это сделать. Станислав неспешно выдыхает, посматривая на Мэнни сквозь клубы дыма и прикрывая трубку бонга ладонью. – Хей, Мэнни? – М? – откликается Мэнни, попивая теплую и самую восхитительную сассапариллу на свете. У него еще немного дрожат руки, но ему даже нравится. – А ты спал с кем-нибудь? Пока мы, не знаю, зависали вместе? – Нет, – Мэнни качает головой. – Зачем мне с кем-то спать, когда я могу позвонить тебе, если захочется траха? Я не хочу отношений, и с тобой это очень удобно. Было, пока ты об этом не заговорил, – он говорит это все довольно флегматично, пялясь в экран. – А ты знаешь толк в романтике, детектив, – Станислав хмыкает и делает еще одну резкую, глубокую затяжку. – Нет, я хорошо к тебе отношусь, – так же с прохладцей отмечает Мэнни. – Ты мне нравишься. Но я не собираюсь с тобой съезжаться, или ходить на эти твои кислотные тусовки и сосаться у всех на виду, или, не знаю, "быть твоим парнем". Я коп, если ты еще помнишь об этом, и даже называть тебя моим другом весьма сомнительно, я должен бы уже давно не то что задержать, а грохнуть тебя, и, если честно, мне частенько хочется это сделать. Но проводить с тобой время пока мне нравится больше. – Ясно, ясно, – Станислав запрокидывает голову, выдыхая дым. – Спасибо, Станислав, но твоя принцесса в другом замке. – Что? – Мэнни непонимающе поворачивает голову. – Нет, не думай, что я сейчас же пойду искать себе новую принцессу, – Станислав пожимает плечами. – Мне тоже с тобой нравится все, – он прикрывает глаза и расслабляется, поставив бонг между бедер. – Посмотрим. – Погоди, я что… да какая из меня, нахрен, принцесса? – Не, это же из "Марио". Ты что, никогда не играл в "Марио"? – Станислав приоткрывает один глаз. Радужки за черным зрачком уже совсем не видно. – Нет. Мне тридцать три года, похоже, что я могу во что-то играть? – скептически хмурится Мэнни. – Если только с моим сердцем, – Станислав неприятно скалится, снова поджигает и присасывается к бонгу. – Напомни себе об этом, когда во время очередной операции расстреляешь еще пару моих старых друзей, – отрезает Мэнни. Те двое не были ему друзьями, скорее так, приятелями по работе, но ему захотелось сказать это пожестче. – Нев-важно, – Станислав даже закашливается, задержав слишком много дыма в легких. – Так, ладно, мы должны немедленно поехать и найти какой-нибудь автомат. В торговом центре они должны быть. И, надеюсь, там найдется еще китайский ресторанчик, мне дико захотелось их лапши, этой, которая с цыпленком и чили. И M&M’s. Боже, как я, нахрен, хочу M&M’s! Все, не могу больше сидеть и тухнуть здесь. И ты тоже, – он поднимается, заглотнув еще немного дыма и отставляя бонг на тумбочку. Еще несколько тяжек перед выходом, конечно. – И я тоже, – подумав, соглашается Мэнни, тоже поднимаясь. Его снова наполняет энергия, и он готов поехать куда угодно. – Эй, – он бросает, подобрав свои джинсы с пола и натягивая их, – еще по поводу всего этого… Если это важно, я и не собираюсь ни с кем больше спать. То есть пока мы… зависаем вместе или как там. – М-м, – Станислав оборачивается к нему и усмехается, надевая футболку и привычно подкатывая рукава. – Я глубоко тронут, Мэнни. – Не слишком глубоко, да? – у опухших век Мэнни собираются морщины от легкой улыбки. – Меня устраивает, что мы с тобой… дружим, – Станислав не отвечает, щурясь и подбирая свои легкие брюки. – Ну, меня тоже, – Мэнни уверенно кивает, застегивая джинсы. Трусы слишком мокрые, чтобы ехать в них, и ему действительно все равно сейчас. Но Станислав замечает это и хмыкает. – И по-дружески едем поиграть в автоматы, – его тон дразнящий, смешливый и злой. Мэнни накидывает рубашку и опускается на колени – терпкая ноющая боль в теле начинает приятно тянуть мышцы, – чтобы поискать свои кеды под кроватью. Он не видит Станислава и слышит только скрип пружин, очередной щелчок зажигалкой, бульканье бонга и шумный выдох. – А потом я возьму у тебя в рот в туалете и опять все испорчу. Станислав снова усмехается, а Мэнни наконец дотягивается до левого кеда, оказавшегося почему-то так далеко, и, фыркнув, вылезает из-под кровати. Станислав сидит к нему спиной, подобрав одну ногу и слегка покачиваясь. – Знаешь, – Мэнни облокачивается на матрас, – звучит круто. Но сначала M&M's. И имей в виду, я обожаю это дерьмо и, раз уж мы друзья, собираюсь все время таскать их из твоего пакета. – Мы могли бы взять два, ты знаешь? – Станислав оборачивается; у него очень русская, кунья усмешка. – Но не будем, – серьезно кивает Мэнни, со вздохом вставая и потирая поясницу. Станислав смотрит на него еще, раздерганно, нервно – и вдруг с удовольствием обнажает неровные зубы. – Договорились, детектив.