***
Был объявлен отбой и нам дали несколько минут, чтобы приготовится ко сну. Мне ужасно хотелось в туалет, но воспользоваться им я никак не решался. Я мучился уже достаточно продолжительное время, с трудом сдерживаясь и ерзая на кровати, сжимая ноги как можно крепче. Живот нещадно болел. Наконец физиологические потребности победили смущение и я поднялся. На негнущихся ногах я подошел к унитазу и обернулся на сокамерников, которые с каким-то извращенным интересом наблюдали за мной. - Вы можете отвернуться... пожалуйста... Я очень надеялся, что они меня послушают, так как сил терпеть уже не было. Я стоял переминаясь с ноги на ногу и ждал, когда они выполнят мою просьбу. - Ой, какие мы скромные! - усмехнулся Эрд, отворачиваясь. Остальные тоже отвели глаза и я получил возможность спокойно справить нужду. Хотя, что значит спокойно? Ведь любой из охранников мог пройти мимо этой камеры и увидеть меня. Борясь со стыдом, я все же опорожнил свой мочевой пузырь, почувствовав огромное облегчение. Свет погасили. Все погрузилось во мрак, так что до кровати мне пришлось добираться в полной темноте. Юркнув под тонкое одеяло я затих. Прошло уже порядочно времени, но я все еще лежал на кровати не смыкая глаз. В груди поднималось непонятно откуда взявшееся чувство тревоги. Мои соседи по камере вели себя тихо, но я чувствовал, что они тоже не спят. Почему-то мне казалось, что они собираются наброситься на меня. Похоже это уже болезнь, как там называется, когда человеку вокруг мерещатся одни враги? Хотя, название не так уж и важно, важна суть... Вдруг я услышал тихий щелчок, а затем дверь отворилась. Я затаил дыхание. Что это значит? Кто смог пробраться к нам? Вокруг была непроглядная темнота из-за чего все происходящее казалось еще более жутким. Шаги приблизились к моей кровати и я, на всякий случай, беззвучно сполз на пол. И как оказалось очень вовремя. Некто сделал какое-то резкое движение, похоже думая, что я нахожусь на кровати, он попытался схватить мою тушку, но руки наткнулись только на пустоту. Раздалось злобное рычание, я в страхе, судорожно попятился назад, тем самым выдавая свое место положения. Меня парализовал страх. Вот почему я не мог посидеть спокойно!? Неизвестный протянул руку и схватив меня за волосы, грубо дернул вверх. Я тихо зашипел, а несколько волосков навсегда распрощались с моей макушкой. В голове пульсировало. Дыхание сбилось и стало каким-то судорожным. Я панически рванулся, еще раз и все таки умудрившись вырваться, отскочил в сторону, оставив в чужой руке приличный клок волос. В темноте я наугад выбрав направление побежал прочь, но тут... Как я мог забыть, что комната такая маленькая? Я со всего маху врезался в стену. Каменная кладка встретила жестко, даруя боль, расползающуюся по всему телу. Я с трудом отлипнув от твердой поверхности с тихим стоном сполз на пол. Из рассеченного лба шла кровь, заливая глаза. Я попытался подняться, но ноги отказывались держать меня, а преследователь уже наваливался сверху, придавливая мое тело. Он же меня так раздавит! Я попытался сбросить с себя этого человека, ну или хотя бы пнуть, но потерпел провал. Сдвинуть эту тяжеленную тушу с места было очень проблематично, особенно для меня, с моим маленьким ростом. Я в отчаянии забился, еще надеясь на успех. Вдруг сбоку я уловил какое-то движение. Похоже мой мучитель был не один. Я не успел опомниться, как мои руки и ноги были пойманы в крепкие тиски множества рук. Мне удалось насчитать три пары, хотя скорее всего их было больше. Просто считать конечности, которые все время перемещаются, очень сложно. Я дернулся, пытаясь вырваться, за что тут же получил удар по лицу, от которого голова мотнулась в сторону. Я выплюнул кровь и продолжил свои отчаянные, но совершенно бесполезные попытки освободиться. Руки были везде. Они трогали меня в самых непристойных местах. На меня волнами начинало накатывать отчаяние. Штаны были бесцеремонно сорваны, а к моему входу прикоснулось что-то холодное, металлическое. - Нет, сто... Окончить фразу я так и не смог, по причине того, что мне в рот запихали какую то пыльную тряпку, которая мешала нормально дышать. Воздуха стало катастрофически мало. А эти садисты продолжали свое грязное дело. В меня резко ввели какой-то холодный продолговатый предмет. Тело прошила острая, нестерпимая боль, заставляя громко вскрикнуть. Но этого никто не услышал, потому что звук был заглушен тканью импровизированного кляпа. Я зажмурил глаза как можно сильнее, стараясь сдержать подступающие слезы. Больно... Из последних сил я попытался свести ноги. Но мне не дали это сделать, лишь продолжили насиловать тело, безжалостно вгоняя железку все глубже и глубже. Я давился криками и извивался, пытаясь отстраниться, соскочить. Глаза уже совсем застилала белая пелена слез. Тело раздирало на части от жестокой боли, от которой невозможно было избавиться. Мои страдания нельзя было описать простыми словами. Это было слишком ярко, слишком больно. Я чувствовал, что внутри все горит, а по ногам течет что-то теплое. Наверное кровь... Мне ведь разодрали там все ко всем чертям! Я ощутил особенно болезненный толчок, заставивший меня выгнуться до хруста в спине и подавится неудержимым воплем, рвущимся наружу. По телу пробежала болезненная судорога. Я задергался еще отчаяние. Слезы, успевшие покинуть глаза, текли по щекам. Больно... Больно... Пожалуйста... кто-нибудь, спасите меня... Я больше не могу... Больно... Я больше не ощущал ничего, кроме бесконечной боли, поглотившей меня с головой. Сознание начало медленно уплывать от меня. Я провалился в спасительное беспамятство...***
Я очнулся на холодном полу. Вокруг была абсолютная тишина. Я попробовал встать и тут же пожалел об этом. Тело взорвалось миллионами оттенков боли. Особое внимание, разумеется, надо уделить моей заднице... Я наверное еще неделю сидеть не смогу. Я чувствовал себя оскверненным, использованным, жалким и бесконечно несчастным. На глаза вновь навернулись слезы. За что? Что я такого сделал? Истерика пришла внезапно, без приглашения и окутала в свои объятия мое измученное тело. Тихие всхлипы уже переросли в беззвучные рыдания, от которых я сотрясался всем своим существом. Почему это происходит? Почему это происходит именно со мой? Эти вопросы не хотели покидать меня. Наконец я немного успокоился и вновь попытался встать. Эта попытка оказалась более удачной. Я встал, все же не сумев сдержать болезненный стон. Тело отказывалось слушать команды мозга. Но держась за стену и превозмогая боль, я заставлял себя делать шаги, которые давались мне с величайшим трудом. Путь до кровати был бесконечно длинным и я уже начинал сомневаться, что смогу достигнуть своей цели. Мои соседи мирно спали, будто вчера ничего и не случилось. Хотя, чего им париться, это же не их грязно отымели в задницу проклятой железкой! Так, спокойно! Я сделал глубокий вдох и досчитал до десяти. Теперь нужно решать, что мне делать. Повторения сегодняшней ночи я точно не допущу! Но... как осуществить это? Наконец, абсолютно обессиленный я упал на свою кровать. Простыни мягко коснулись разбитого и усталого тела. Теперь мне этот предмет мебели казался не таким ужасным, как в первый раз. Вроде и ничего, что я придрался? Кровать как кровать. Но окончательно придти в себя мне не дали. Раздался звонок, возвещающий о том, что уже пора вставать. Мои сокамерники зашевелились, просыпаясь. Я же остался безучастен ко всему, лишь поплотнее закутался в одеяло. Когда они покинули камеру и я остался один, ко мне зашел охранник. - Ты чего тут разлегся, тварь?! А ну живо поднимайся! Я остался неподвижен. Чего, чего, а подняться сейчас я точно был не в состоянии. И если бы даже постарался, все равно далеко уйти мне бы не удалось. Но этот назойливый мужчина не собирался просто оставить меня в покое. - Ты что, не слышал!? Охранник грубо сдернул с меня одеяло, от чего я непроизвольно сжался, легонько подрагивая и ожидая удара. Но охранник, увидев мои раны, изумленно спросил: - Откуда это? Я уже было открыл рот, что бы ответить, но тут меня пронзила внезапная мысль. Если я скажу правду, то что он сделает? Я же не знаю кто со мной так обошелся. Тем более если я донесу на своих ночных посетителей, те могут наказать меня за это. И тогда мне точно несдобровать. И вообще мне, сказать по правде, было стыдно признаваться, что меня поимели как последнюю шлюху. Расставив наконец все мысли по полочкам, я ответил: - Я неудачно упал с кровати... Я старался говорить убедительно (никогда и никому раньше не врал), надеясь, что мне поверят. - Раз так, то поднимай свою никчемную задницу! Разозлившись, мужчина ударил меня электрическим разрядом. По телу прошлась острая боль и я резко дернулся в сторону. Почему они все так жестоки ко мне? Я все же поднялся, натянул недостающие элементы одежды и, прихрамывая, отправился вслед за стражем порядка. На завтрак я все же опоздал. Но жалеть об этом не собирался. Есть ту бурду, называемую едой, я все еще не собирался, хотя организм, не получавший ничего со вчерашнего утра, откровенно намекал о том, что не мешало бы запихнуть в себя что-нибудь съестное. Меня сразу повели туда, где распределяли обязанности для новичков. Здесь заключенные обслуживали себя сами: готовили, мыли полы, да и вообще делали все, что только можно. Меня направили в прачечную на что Нанаба, которого я встретил по пути туда, сочувственно похлопал меня по спине. Я посчитал это плохим предзнаменованием и как оказалось не ошибся... От стен комнаты веяло промозглым холодом, я даже удивился когда не увидел на потолке сосулек. Здесь было как в морозильнике. Изо рта вырывался пар, поднимаясь легким облачком вверх. Они похоже решили меня насмерть заморозить! Что за "они" я не знал, но их решение убить меня было очевидным. Вокруг возвышались горы грязной одежды. И я, судорожно выдохнув, поплелся наполнять, предоставленный мне тазик водой. В кране вода не замерзла и не превратилась в лед, но все равно оставляла желать лучшего. Я с трудом поднял наполненный таз. Он был ужасно тяжелый, еще в добавок и ноги, решившие предать меня в эту трудную минуту разъезжались в разные стороны. Но я все же доволок его до нужного места. Опустить руки в воду я решался минут пять, но после все же переборол себя. Мои конечности окутал холод, но я стараясь не обращать на это внимание принялся за работу. Между мучениками (то есть теми, кто занимался стиркой), ходил надзиратель и следил, что бы никто не отлынивал от работы и не халтурил. Провинившихся же он одаривал ударами плети, которую держал при себе. Он так тщательно искал жертву и с таким наслаждением наказывал ее, по всей видимости получая ни с чем не сравнимое удовольствие, что становилось не по себе. Ко мне он почему-то был особенно придирчив, хотя я и старался изо всех сил. В конце дня моя спина была украшена несколькими красными полосами, которые нещадно ныли. При каждом ударе я мелко вздрагивал и стискивал зубы крепче, что бы не вскрикнуть. Все тело прошивал острый разряд боли, но я терпел, стараясь не выдавать свои страдания палачу и не доставлять ему еще больше поводов для радости. Обеда, как оказалась здесь не бывает, только ранний завтрак и поздний ужин. Поэтому я весь день не разгибая спины работал на этой каторге. Живот уже казалось слипся от голода, руки окоченели и не хотели слушаться, а через некоторое время я и вовсе перестал чувствовать их. Конечности покраснели, а пальцы от долгого трения были стерты. Холод пробирал до костей, заставляя дрожать и мечтать поскорее оказаться в другом месте, где угодно, главное чтобы там было тепло и сухо. Ад для меня только начался...