Sound of silence

Отношения с Ханбином с трудом можно было назвать идеальными. Временами Чжинхван ощущал себя наставником Ханбина, который обязан научить его не то что встречаться, а хотя бы дружить с другими людьми. Частенько Ханбина охватывал непонятный ступор, и он только и мог, что повторять "я никогда по-настоящему ни с кем не встречался, поэтому не знаю, как сделать правильно". Сначала Чжинхван принимался втолковывать Ханбину, что ничего особенного знать не надо, просто "живи и не парься". Но очень скоро Чжинхван понял, что это бесполезно, поэтому на подобные высказывания своего парня Ким-старший только закатывал глаза и укоризненно качал головой. Чжинхван отказывался кого-то чему-то учить, тем более, что любви не научишь. Каждый раз он успокаивал Ханбина тем, что идеальной любви не бывает, идеальных отношений не бывает. Ведь главное, что они вместе, рядом с друг другом, а остальное - ерунда. Несмотря на такие внутренние проблемы, в целом их отношения можно было бы назвать романтическими. Чжинхван и Ханбин ходили вместе во всевозможные ресторанчики, смотрели в кинотеатрах дурацкие комедии и романтически-сопливые фильмы, и даже гуляли за ручку. Чжинхван переживал, что Ханбин будет стесняться, но тот относился к таким прогулкам абсолютно спокойно. Особой радостью для будущего психолога были моменты, когда Ханбин сам брал его за руку. А ещё они неприлично много целовались. Практически везде. Что-что, а целоваться Ханбин умел. Чжинхван душу был готов продать за то, чтобы научиться также. Ханбин умел быть нежным, считал, что к «его хёну» относиться нужно непременно ласково, и Чжинхван был полностью с этим согласен, поэтому нежности всячески приветствовал. — Я же не умею встречаться, но как-нибудь попытаюсь приспособиться. Давай будем двигаться медленно? — повторял Ханбин, сжимая холодными пальцами рукав рубашки Чжинхвана, а после чуть нагибаясь, чтобы едва ощутимо коснуться губ Чжинхвана. — Так хочу, чтобы у нас с тобой всё самое лучшее было впереди. — Я совсем тебя не тороплю, — успокаивал любимого Ким, обнимал и поглаживал по спине. — И да, всё самое лучшее впереди, ты прав. Они постоянно были вместе. Даже в университет ходили вместе. На этом настаивал Ханбин, а Чжинхвану пришлось поддаться. Он во всём ему уступал, иногда даже слишком. Оказалось, что быть чьей-то «прекрасной дамой» сложнее. чем он думал сначала. — Наверное, со мной тяжело, да? — виновато улыбался Ханбин, когда в очередной раз Чжинхван недовольно ворчал что-то себе под нос, вручая свой портфель Ханбину. — Как же мне тебе ещё доказать, что всё здорово? Думай, что ты моё счастье, — улыбался парень, сменяя минутное раздражение на милость. Ханбин был трогательный, почти как щеночек, поэтому внутри всё наполнялось самым настоящим, безграничным счастьем. Заботиться, Киму просто необходимо было о ком-то заботиться. Это помогало чувствовать себя значимым, сильным и нужным. Наверное, Чжинхвану не хватало отношений, как бы он не убеждал себя в обратном. Особенно приятно было замечать маленькие перемены, которые несомненно в Ханбине действительно происходили. Постепенно, практически незаметно, но всё-таки менялся. Перестал носить украшения с черепами и крестами, оставил нож дома. Больше у Ханбина с собой не было той жуткой красной книги. Подарил Чжинхвану кулон в форме кленового листа на длинной цепочке, в знак свой привязанности. В общем, Ким Чжинхван в первые за долгое время был по настоящему и безоговорчно влюблён. Ему было для кого стараться, ему было для кого меняться и кого менять. Жизнь, учёба да и вообще всё вокруг наполнилось смыслом. Каждый день рядом с Ханбином укреплял в Чжинхване уверенность, что пришло время сделать самое важное заявление в своей жизни: признаться, наконец, родителям, что от него бессмысленно ждать внуков. *** Ханбин-а… Напиши мне в следующий раз, когда ты чаще читаешь мои письма: утром или вечером? Мне очень хочется представлять тебя, когда я их пишу. Особенно сильно я хочу представлять, как ты их читаешь. Ты всегда такой внимательный, когда пытаешься разобрать мой почерк. Теперь я стараюсь писать разборчивее, ведь для меня важно, чтобы ты меня понимал… Этот мой доктор спрашивал меня о доверии. Могу ли я довериться маме или отчиму? Как давно я разговаривал по душам с нуной? И я подумал о том, как сильно я доверяю тебе. Помнишь, ты как-то спрашивал. Так вот, тебе больше не нужно спрашивать. Всё для тебя, Ханбин-а… Конечно, это ерунда, я помню, что тебе не нравится, когда я так говорю. И понимаю, что ты никогда ничего подобного мне не напишешь, не скажешь. Но я готов принадлежать тебе, следовать за тобой, оставаться рядом с тобой, куда бы ты не решил пойти. Прям как в американских фильмах про супергероев или в дорамах, хотя ты и говоришь, что не смотришь их. А теперь ещё пару пафосных слов о своём месте. Ким Ханбин, я определился, я нашёл своё место. Я буду ждать так долго, как ты скажешь. Никто и ничто не заставит меня отречься или изменить своё решение. Я чувствую, что ты выполнишь своё обещание. Ещё раз прости за то, что так сильно сглупил. Я никогда не был таким умным, как ты, Ханбин-хён. Ты прав во всём, поэтому лови мои извинения в тысячный раз! Я не должен был доставлять тебе неприятности… P.S. Доктор Ли показал мне твой подарок на последнем приёме. Он замечательный. Надеюсь, что второй уже достался его новому хозяину? Опять тороплю тебя, хоть и обещал перестать. Прости, я несдержанный. P.P.S. Я часто вспоминаю, как гладил тебя по волосам. Они у тебя мягкие, даже несмотря на краску… Безумно скучаю по тому, как ты пахнешь. Ку Чжунэ. *** С появлением Ханбина учёба Чжинхвана не то, что отошла на второй план, а собрала все свои вещи и оставила разбираться с «голубой любовью» в одиночестве. Или иными словами Чжинхван едва ли не в первый раз в жизни оказался должен так много. Преподаватели уже устали осуждающие смотреть и качать головами, а один самым серьёзным тоном заявил, что отправит Чжнхвана на пересдачу, если он не перестанет страдать ерундой и «не включиться в процесс». На это третьекурсник мог только кивать, соглашаясь со всеми обвинениями, и обещать исправиться, как можно скорее. Правда, дома он жаловался Ханбину, что у них на потоке миллион студентов, которые не делают ничего или даже меньше, чем просто ничего, и им ни от кого не достаётся. В такие моменты Чжинхван всерьёз начинал жалеть, что всегда хорошо учился. Последней каплей стало обещание куратора позвонить родителям. Чжинхван в ту же секунду представил, как мама немедленно прилетает в Сеул, мчится к нему в квартиру, а там её встречает Ханбин… пусть даже не в своих обычных чёрных одеждах, но со своим обычным отстранённым видом. Стало по-настоящему жутко и захотелось засесть за домашнюю работы немедленно, прямо в кабинете куратора. Сделать этого не получилось, но две следующие недели они с Ханбином торчали дома. Вернее, Ханбин торчал у него дома и смотрел на то, как Чжинхван что-то учил, писал, переписывал и заполнял. В начале он порывался помочь, но, получив отказ, все попытки оставил. На самом деле помощь Ханбина, к примеру, в написании конспектов была бы неоценима, но самолюбие и гордость из раза в раз велели отказываться. Дело было в том, что сам Ханбин учиться успевал. Он закрыл ещё пару курсов досрочно на своей основной специальности и теперь решил сделать упор на психологию, чтобы быть поближе к Чжинхвану и в университете. На переменах они общались мало, ведь Чжинхван проводил время с однокурсниками, зато Ханбин часто приходил поздороваться с Нам Тэхёном. Это доставляло тому какую-то особенную радость, которую он даже не пытался скрыть. В шутку Чжинхван даже ревновал, а Ханбин только отмахивался. — Хён, завтра суббота, ну, может, ты хотя бы сегодня закончишь пораньше? — привычно канючил Ханбин, играясь с мячиком Мобби. Чжинхван, который так рьяно печатал последнюю статью, что клавиши грозились разлететься в стороны, а сам ноутбук плавился от нагрева, отрицательно покачал головой: — Нет, сегодня точно не могу, Ханбин-а! Эту статью даже самый отстающий студент в нашей группе сдал уже вчера, остался только я! Поэтому надо закончить прямо сегодня, а лучше прямо сейчас! — Чжинхван тяжело вздохнул и будто выключился на секунду, уронив голову на грудь, но сразу встрепенулся и продолжил своё занятие. Ханбин покачал головой: — Это действительно последнее задание? Я имею ввиду последнее из тех, что срочные. — Да-да, так оно и есть, — не особо вникая в вопрос пробормотал Чжинхван, щёлкая мышкой. — Прости, Ханбин-а, я совсем… Ханбин откинул мячик в сторону слишком громко, заставив спящего Мобби встрепенуться, и повернулся к Чжинхвану. Тот сильнее поджал ноги, но никакого внимания на своего парня не обратил. Ханбин взялся за края ноутбука и потянул его на себя. От такой наглости Чжинхван даже задохнулся! — Эй, куда? Это ж надо так не уважать хёна… — А не уважать донсена можно? — спросил Ханбин, склоняя голову в бок и заворачивая ноутбук к себе. — Я тебе сто раз говорил, чтобы ты не игнорировал меня, когда я с тобой разговариваю. Не так много я от тебя и прошу, знаешь ли! Надо было всего лишь ответить мне на вопрос о выходных. Чжинхван вздохнул и всплеснул руками. Именно это качество он не любил в Ханбине: за несколько секунд тот из обычного, вполне себе приятного молодого человека превращался в занудливую сволочь, которая противным голосом «чуть в нос» могла нудеть о чём-то своём практически бесконечно. Ему даже казалось, что этот нравоучительный тон может свести на «нет» самые светлые чувства любого представителя человечества. Наверное, так оно и было, потому что в первый раз подобное настроение Чжинхван испытал на себе в квартире Чживона и Ханбина и прекрасно видел, как быстро слинял Чживон, чтобы этого не слышать. Чжинхван перевёл дыхание и, чтобы не сдавать позиций, попробовал ответить на нытьё нотацией: — Донсенов тоже нужно уважать, но это до тех пор, пока они не мешают старшим жить, — парень поднял палец вверх в качестве подтверждения собственного назидания. — Разве тебе твои родители и хён не рассказали, как вести себя в обществе? Думаю, что рассказали. А раз так, то будь послушным мальчиком, Ханбин-и, верни Чжинхван-хёну компьютер и посмотри телевизор, пока хён занят. Чжинхван намеренно растягивал слова, делая вид, что разговаривает не с самым умным представителем пятилетних. Во время этой короткой речи Ханбин трижды изменился в лице, вызывая у Чжинхвана довольную улыбку. — Вот только ты не начинай, — борясь с раздражением в голосе, покачал головой Ханбин и схватил Чжинхвана за руку и против воли парня попробовал притянуть парня к себе ближе. — Я с детства слышу что-то вроде «относись к старшим с уважением и слушайся маму с папой, а если мамы и папы нет, то слушайся Чживона, ведь он твой хён»! И меня это лет с семи бесило! Чживона, знаешь ли, очень трудно слушаться, потому что он частенько ведёт себя как идиот. С детского сада везде вместе, старше всего на год! Да какой там на год, на десять месяцев! А всё туда же… — Эй-эй, успокойся, ладно? — примирительно погладил Чжинхван Ханбина по голове . — Что у вас опять случилось? Чживон снова сказал, что тебе нельзя ночевать вне квартиры или запретил рассказывать вашей матери о наших с тобой отношениях? Что он опять сделал такого, что оскорбило тебя так сильно? Давай же, расскажи мне! Всё равно я ничего не успею из-за тебя... - Ты всё успеешь, я обещаю, что тебе помогу, - Ханбин прислонился лбом к коленям хёна, тем самым вынуждая Чжинхвана продолжать его гладить. - И ничего особенного у нас не случилось, так, рядовое недопонимание. У моего брата появилась новая любовь, мне она не понравилась, и я её раскритиковал. Разумеется, когда девушки рядом с нами не было. Хён оскорбился и сказал, что теперь не будет со мной разговаривать. Это меня несильно расстроило, я ведь дома только ночую, а остальное время провожу у тебя. Но вот вчера я услышал, что она придёт к нам в выходные, вот это я точно не переживу... - Почему? - рассмеялся Чжинхван. - Устроишь ей истерику и будешь всеми силами спасать любимого братика от нехорошей стервы? - Да вот уж нет! - активно замотал головой парень, елозя лбом по коленям Чжинхвана. - Ни от чего я его спасать не буду, раз он сам такой дурак! Пусть она его кинет и лучше бы как-нибудь пожёстче, чтобы был умнее в будущем! Но я не об этом хотел поговорить, я хотел предложить тебе поехать к нам за город на выходные. Мои родители и малышня уезжают к отцовой сестре на какой-то праздник. Ничего интересного, очередной общий сбор всей родни на посиделки. Мы с братом, конечно же, отмазались. Он сказал, что все выходные будут тренироваться, а у меня - неожиданная конференция. И это почти правда, потому конференция будет, но в четверг. Так вот, дом свободен, а в квартиру прибудет нежелательная особа. Так что поехали со мной. Ну, пожалуйста, поехали, Чжинхван-и? В очередной раз отметив про себя, что, когда надо, Ханбин умеет быть милашкой, Чжинхван неуверенно пожал плечами: - Я даже не знаю, что тебе ответить. Вроде с учёбой я разобрался, но поехать с тобой в дом твоей семьи... как-то слишком рано. Вдруг твои родители неожиданно вернуться, что тогда... - Перестань, они будут на твоей малой Родине, а оттуда не так просто вернуться. Даже если захочется, то придётся ждать самолёт. Мать позвонит мне, если что-то сорвётся, она всегда так делает. Слушай, не ломайся, я очень хочу, чтобы ты поехал со мной! Одного меня Чживон так и так бы не отпустил, даже в дом родной. Ни за что не поверит, что я всего лишь навсего решил дома переночевать. Ему легче было бы отказаться от своей дамы, чем поверить мне. А с тобой я могу ехать, куда угодно. Он даже машину для нас нашёл. Проведём выходные практически на природе и, наконец-то, нормально побудем вдвоём без всяких твоих учебников и заданий... - А Мобби? Его же я с собой не возьму... - Оставим ключи Чживону, он за ним присмотрит. Не переживай, у хёна огромный опыт в присматривании за мной, с собакой он справится без труда. Чжинхван ещё немного поломался для вида, придумывая причины для отказа, но в душе был согласен на всё. Конечно, Ханбин всё ещё оставался таким же странным типом и, если и изменился, то не так сильно, как хотелось бы, но самому Чжинхвану уже не было так страшно. Изменился сам будущий психолог. Чживон был прав: Чжинхвана не защищали от Ханбина семейные узы, одинаковые интересы или религия. Его защищала любовь. *** Дорогой друг, Чжунэ-я! Ты можешь представлять меня любым, потому что я читаю и перечитываю твои письма тысячи и тысячи раз. В первый раз сразу, как только выхожу из больницы. Потом когда добираюсь до своей комнаты. И некоторые фразы ещё раз в комнате, совсем без свидетелей Очень грустно, что наши письма читают другие люди. Я часто думаю, что мне было бы приятно вскрывать их самому. Но раз нельзя, то нельзя. Ничего не поделаешь. Как ты думаешь, хорошо, что мы можем писать друг другу письма? Как ты думаешь, что станется со всеми этими письмами, когда мы встретимся и сможем общаться как раньше? Наверное, я буду скучать по этим письмам. Хотя может и не буду, кто знает. Ты не должен просить прощенья за свои желания. Да, я считал и считаю твои желания глупостью, но это совершенно не значит, что за них нужно просить прощенья. Мы живём только ради исполнения своих желаний, какими отвратительными и неприглядными наши желания не были. Однако требовать сиюминутного исполнения всех прихотей - это глупо. Так вот, Чжунэ-я, в следующий раз не будь глупцом и слушайся хёна. Я хочу для тебя только лучшего пути, так что позволь мне его тебе показать. У меня всё по-старому. Учусь, учусь и снова учусь. Скучная студенческая жизнь зубрилки, но я не жалуюсь, мне нравится. Кажется, что ещё немного и я пойму самую суть. Болей за меня, я стремлюсь совершить переворот в науке! Вечно преданный тебе, Ким Ханбин. *** Вечер выдался тихий, поэтому его было решено провести на веранде. Да и день вообще прошёл очень лениво, и Чжинхван понял, насколько был прав Ханбин. Ему был жизненно необходим отдых после этой двухнедельной бешеной учебной гонки. Сейчас он сидел на кушетке, завернувшись в плед, и потягивал красное вино. Сам хозяин толкался на кухне, то ли пытаясь пожарить мясо, то ли нарезать фрукты - Чжинхван не вникал. Есть не хотелось, но Бин настаивал. - Я уже скоро, подожди пару минут, - Ханбин вырулил из кухни, и поставил на небольшой столик поднос со снедью и снова ушёл. Чжинхван попробовал дотянуться до дольки апельсина, но потом передумал - слишком удобно сидел. - Всё, кажется, я закончил, - Ханбин плюхнулся рядом с Чжинхваном и взял в руки свой бокал. - Как тебе вино? Я не сильно в нём разбираюсь, потому что не очень его люблю, а у тебя спрашивать не стал. Хотелось сделать сюрприз... - Что ты, мне всё нравится,- Чжинхван взял Ханбина за руку и успокаивающе погладил по запястью. - Мог бы и не готовить ничего, я серьёзно не хочу есть. - Кто знает, чего ты захочешь через полчаса? - Ханбин пожал плечами и сильнее сжал руку Чжинхвана. - Если было бы можно, то никуда бы тебя отсюда не отпустил. Почему нельзя быть с тем, с кем хочется и так долго, как тебе хочется? - Потому что так интереснее жить, - вздохнул третьекурсник, опустился пониже и положил голову Ханбину на плечо. - Всё возможно, если немного подождать, ведь понимаешь ведь? - Да, понимаю, - парень отпил из бокала. - Я сам всегда говорю, что тем, кто ждёт, воздадут по заслугам. Вроде, это и в Библии где-то написано, разве нет? - Кажется, да, но точно я тебе не скажу, - Чжинхван разомлел и не хотел вести никаких серьёзных разговоров. - Зато хочу тебя похвалить. Думал, я не замечу, что ты сегодня в белом? - А ты заметил? - удивился Ханбин и подвернул повыше левый рукав белой кофты с ярким фотопринтом на спине. - Это хёна. Сам понимаешь, что у меня практически нет светлых вещей, только старые. Поэтому и занял у него. Но вчера ты мне ничего не сказал, я подумал, что ты и сегодня не заметишь... - На той красной толстовке такой огромный чёрно-белый крест, да ещё и украшенный явно не фресками на христианские мотивы, - неодобрительно покачал головой Ким. - Он мало чем отличается от твоей повседневной одежды. Так что не за что тебя было хвалить, знаешь ли. - Я старался! - возмутился Ханбин. - Чтобы ты знал, со времён старшей школы не носил ничего, кроме чёрного! Всё для тебя, а потом ещё и не заслужил. Вот уж наглость! - Ладно-ладно, - Чжинхван чмокнул парня в щёку и улыбнулся. - Честно говоря, я очень удивлён, что за такой короткий промежуток времени ты сделал так много. С каждым днём я всё больше вижу, как сильно ты хочешь начать новую жизнь. И это заставляет меня чувствовать кое-что. - Что же? - Ханбин прижал Чжинхвана к себе, и теперь тот мог слышать биение ханбинова сердца. - Что я влюбляюсь в тебя. Ещё немного, и я совсем потеряю голову и начну приставать к тебе с разными непотребствами... - Окей, только предупреди меня заранее, - ответил Ханбин без намёка на шутку. - Надо же подготовиться, настроиться там, те же презервативы купить. Мои закончились давно. Чжинхван рассмеялся и пихнул зарвавшегося парня в бок. Тему развивать они не стали, а об остальном успели поговорить уже тысячу раз в течение дня. Чжинхван смотрел на незнакомые подстриженные кусты перед собой и думал о том, как размерено проходит жизнь родителей Ханбина в этом доме. Их вообще можно было бы считать образцовой семьёй, если бы не причуды среднего сына. Хотя наверняка находятся те, кто им завидует и равняется на них, ведь правду мало кто знает. Ханбин удивительным образом умудрялся и не прятаться, но и не привлекать к своим делам излишнего внимания. И ладно, положим, сатанисты не расхаживали по городу туда-сюда, заманивая глупых юнцов в своих ряды листовками и собраниями. Никто не предавал значения тому, что Ханбин едва ли не открыто демонстрировал миру, что они в отношениях, давно перешедших рубеж дружеских. Даже однокурсницы Чжинхвана не предавали этому никакого значения, а также внешнему виду Ханбина, его отстранённой манере держаться или иногда слишком откровенных прикосновений к Чжинхвану. Хотя он прекрасно помнит ту "охоту на ведьм", которую они открыли год назад на незадачливого парня, который любил бесконтрольно лить на себя разную парфюмерию и залачивать волосы под неимоверным углом. Девчонки только что пару ему не нашли, а так всего измучили. - Чжинни-хён, - Чжинхван поморщился, когда услышал такую фамильярность. Не стоило рассказывать Ханбину о том, что он однажды на спор переоделся в девушку и назвался Чжинни. Надо ж было тогда вспомнить это дурацкое имя? - Я хотел тебе кое-что рассказать. Долго думал, стоит или нет, но понял, что стоит. Ты уже спрашивал о Чжунэ, и я тогда не смог всё объяснить. Велел спросить у кого-нибудь другого. - Да, я помню, - будущий психолог насторожился. - Но я решил ни у кого не спрашивать, мне это совсем не важно... - Зато мне важно, - перебил его Ханбин. - Правды никто из моих знакомых не знает. Только я, родители Чжунэ и тот парень. Мы одни знаем, кого этот придурок собирался принести в жертву. Не знаю, как он вообще додумался... может быть, всё дело в том, что Чжунэ слишком зациклился на том, чтобы поскорее попробовать принести человеческую жертву... да теперь мне плевать на его мотивы, раз он сам до сих пор не хочет объясниться ни со мной, ни с врачами. Чжинни-хён, нельзя же быть таким упрямым, правда? Чжинхван повернул голову и посмотрел Ханбину в глаза. Тот выглядел потеряно и как-то непривычно. Куда-то испарились серьёзность и холодность, зато появилась искренность и растерянность. Ким Ханбин нуждался в помощи, но не знал, как и у кого её попросить. - Упрямство можно превратить в упорство, которое в свою очередь принесёт что-то хорошо, - словно прощупывая почву, ответил Чжинхван. - Но твоему другу станет лучше только тогда, когда он позволит врачу помочь ему. А для этого в первую очередь надо рассказывать обо всём искренне. Тогда доктор сможет что-то объяснить, что-то исправить. - Я тоже самое написал ему в последнем письме, но он отказывается меня слушать. Его волнует что-то плохое, но ни я, ни врачи, ни уж тем более родители ничего не можем с этим поделать. Почему-то я продолжаю за него переживать, хотя уже не должен. Вот и подумал, вдруг расскажу тебе всю правду, и мне станет легче. Понимаю, что звучит эгоистично, но не могу молчать... - Конечно-конечно, - активно закивал Чжинхван. - Говори, я тебя слушаю. - Чжунэ пасынок одного влиятельного политического деятеля. Настоящий его отец какой-то там бизнесмен, который Чжунэ не признал, но помогает деньгами. У Чжунэ есть старшая и младшая сёстры, обе родные только по матери. Старшая от первого брака матери с адвокатом, а младшая - от отчима. Вот такие сложные узы в отдельно взятой семье. И становится понятно, как он оказался во всём этом. Когда он пришёл, то всё стремился мне что-то доказать. Всеми способами стремился. Один из них - это попытка убийства. Чжунэ постоянно говорил, что если мы не принесём человеческую жертву, то это всё не по-настоящему, понимаешь? Смеялся надо мной, когда я объяснял ему, что не жертвоприношении дело... Ханбин замолчал и вытер вспотев о джинсы, не зная, как ему справиться с волнением. Чжинхван погладил его по спине, стараясь как-то выразить понимание происходящего. Конечно, такие признания никогда не давались людям легко, а тем более в первый раз! Ханбин очень сильный и смелый, раз решился на такое. Осталось рассказать совсем ничего, пусть постарается совсем немного и дело сделано: - Когда я в последний раз его видел, мы... - Ханбин шумно сглотнул и низко опустил голову. - Мы поругались. Сначала, ну, сразу после того, как всё случилось, я думал. что я во всём виноват. Если бы я тогда не начал на него кричать, если бы не обвинил в глупости и непонимании того, что мы делаем, того, что я делаю, он бы тогда и не сделал бы ничего. Ничего бы не произошло, понимаешь, хён? Но потом я понял, что не прав. Толку от этого? Если бы не тогда, то, может быть, на пару недель позже и с лучшей подготовкой. Тогда бы точно всё было кончено. Ханбин покачал головой и замолчал. Чжинхван заставил себя мысленно отсчитать шестьдесят секунд, чтобы только потом попросить продолжить. Ханбину нужно было время, но Чжинхван не мог его дать. Он очень волновался, сердце билось так громко, что Ким серьёзно переживал о том, что Ханбин его услышит. Но тому было всё равно, он ничего вокруг себя не замечал. Казалось, что он перенёсся далеко-далеко во времени, в тот день, когда ему сообщили, что же сотворил его лучший друг. -Так что же он сделал, Ханбин-а? Кого он хотел... принести в жертву? Кого-то из твоих знакомых? - нервы сдали, шестьдесят секунд кончились. - Он покалечил свою маленькую сестрёнку... младшую дочь своей матери... - может быть, Ханбин плакал, точно Чжинхван сказать не мог, потому что не видел, ведь он так и не поднял головы. Он будто до сих пор не мог поверить в то, что всё было на самом деле. - Её он пытался принести в жертву, да? - тихим голосом уточнил Чжинхван, выводя Ханбин из транса. - Ты поэтому сразу не мог мне сказать, кто был его идеальной жертвой? - Да, именно поэтому, - голос Ханбина стал совсем безжизненным. Если бы не сам Ким завёл этот разговор, то Чжинхван сейчас же бы его прекратил. - Разве легко сказать, что твой друг пытался убить маленького ребёнка? Пусть даже во имя твоего Бога, но маленького ребёнка? Да, естественно, не мне об этом судить: животные, которых по моей вине не стало, тоже никому не делали зла. И я ведь тоже пытался что-то там доказывать, но это были не люди! И я остановился, давно прекратил это всё! Но даже после всего этого я не смог бы убить человека! Это же совсем... другое.... так же нельзя. - Ты прав, так нельзя, - Чжинхван откинул плед, сел вполоборота и крепко обнял Ханбина. - То, что ты не считаешь свои действия и действия друга нормой, огромный шаг вперёд. Скоро, очень скоро мы сможем снова поговорить о религии и, я уверен, добьёмся совершенно других результатов. А теперь успокойся, хватит. Больше я знать ничего не хочу, достаточно. Ханбин расслаблялся в объятиях хёна, уткнулся лбом в чжинхваново предплечье и едва слышно всхлипнул. Чжинхван положил подбородок на плечо Ханбина и стал потихоньку раскачиваться из стороны в сторону, утешая, баюкая. Дыхание Ханбина постепенно упокаивалось, а Чжинхван чувствовал, что всё делает правильно. *** Ким Ханбин! Можешь представить, что прошло уже целых одиннадцать месяцев? Я вот не могу, хотя точно знаю, что это правда. Я ведь лично считал дни, так что ошибки быть не может. Начал считать в тот день, когда услышал их разговоры о годичном курсе терапии. А теперь доктор Ли говорит, что если я продолжу также себя вести, то меня не выпишут, не отпустят. Они постоянно просят меня что-то рассказать, объяснить свои мотивы, а я не знаю, что они хотят услышать? Какая правда им нужна, Ханбин-а? Я устал. А если они и правда захотят продлить это, то что же тогда делать, Ханбин-а? Отчима я давно не видел, а мать видеть не хочу. Но, ты знаешь, она всё равно приходит, даже если и знает, что я буду молчать. Странная она. Зачем ей это всё? Я ведь прекрасно знаю, что она ни повлиять, ни изменить ничего не может. А если бы могла, то она бы, наверное, сдала меня полиции тогда. Мать ведь любит её, что бы она там не плела. Она ведь её дочь, дочь моей матери. Может быть, даже самая любимая дочь. Как ты думаешь, может, я из-за этого хотел её убить? Может, я действительно так устал от того, что мать мой торгует, а её так бережёт? Хотя это бред, я ведь знаю, что дело в том, что моя сестра по-настоящему ничего не стоит. Мама мне это много раз повторяла. Я поэтому решил её забрать. Она была никому не нужна, понимаешь? Только поэтому я и решил... ведь если бы это был кто-то другой, чужой, откуда бы я мог знать, подходит этот человек или нет? А она подходила, потому что никому не была нужна здесь, а Там её приняли бы хорошо. Я чувствовал, что её приняли бы хорошо. Но, конечно, ты как всегда прав, и я не должен был так поступать. Мне нет оправданий, но я не ищу их и не оправдываюсь. Я делюсь своими мыслями, своим пониманием того, что случилось. Когда я всё это понял, мне стало легче. Всё встало на свои места. Теперь я не только чувствую, я ещё и знаю, понимаешь? Дни становятся длиннее, ночи - короче, а всё потому что днём мне не дают побыть одному. Люди, повсюду люди, которые мне не нравятся. Это когда-нибудь закончится? Глупый вопрос, я на него и сам могу ответить. Закончится, конечно. Но вот пока мне кажется, что этой пытке нет ни конца, ни края, и я обречён терпеть людей, которые мне не нравятся всю свою жизнь. Правда, это страшно? Ку Чжунэ. P.S. Я долго думал, спросить тебя лично или написать, и решил, что если напишу, мне будет проще, а у тебя останется время всё обдумать. Ким Ханбин, хотел бы ты уехать со мной из этой страны так далеко, как это возможно? Смог бы начать со мной другую жизнь? Такую жизнь, которая устроила бы нас обоих? Согласишься ли ты оставить Корею ради меня?.. *** Сестра позвонила Чжинхвану по среди недели и сбивчиво, со слезами спросила, есть у него деньги. На вопрос что у них случилось, нуна отвечать отказалась и сбросила вызов. Чуть позже, видно проплакав ещё какое-то время, ДжинА перезвонила и попросила прощения. Чжинхван, естественно, уверил сестру, что она его никак не задела, но ему хотелось бы понять, что случилось. Та рассказала, что у её мужа огромные долги. Муж попытался организовать свой бизнес, но всё шло наперекосяк, а месяц назад он погорел окончательно. Теперь они работали днём и ночью, чтобы погасить хотя бы часть кредитов. У родителей они пока не просили, как-то держались, но завтра придут за очередным платежом, а у них катастрофически не хватает... ДжинА знала, что у донсена есть сбережения, она подумала, что он сможет им занять, а она потом вернёт ему, как всё уладится. Ведь брат сможет попросить у родителей, если вдруг ему не будет хватать на жизнь, а она уже вышла замуж и нехорошо искать денег у родни так скоро после свадьбы... - Тише-тише, - Чжинхван вывернулся из объятий Ханбина и сел на кровати. Голова шумела, и он никак не мог сосредоточиться на том, что говорила сестра. И чья была идея пойти спать днём? - Успокойся, ради Бога только успокойся! Нуна, я понял, конечно, я дам денег. Если надо, то сниму все деньги, что сейчас есть на счету, и привезу! Что? Да я уже заплатил все взносы в университете, ну что ты! Не переживай за меня, я как-нибудь проживу. Нуна, перестань, слышишь! Чжинхван сбросил вызов, потому что толку от этого разговора было мало. Он резко поднялся с кровати, из-за чего его чуть повело в сторону. Чжинхван подобрал с пола толстовку Ханбина, повесил её на спинку стула и стал быстро собираться. Поправив одежду и наскоро умывшись, парень скинул необходимые вещи в сумку и аккуратно потряс Ханбин за плечо: - Ханбин-а! Милый, прони-ись! Эй, солнышко, ты меня слышишь? Ким заворочался, натянул на голову одеяло и недовольно замычал. - Ханбин, мне нужно бежать сейчас, слышишь? Ключи я тебе оставлю, приглядишь за Мобби, хорошо? - Хорошо-хорошо, напомни мне попозже, - пробурчал Ханбин, высовывая наружу нос. В другое время такие слова ни за что не убедили бы третьекурсника, но сейчас Чжинхван не мог думать ни о чём, кроме сестры. Вылетая из лифта и судорожно прикидывая, на чём он доберётся быстрее, на такси, автобусе или метро, Чжинхван на память набрал знакомый номер: - Нуна, это я, - торопливо забормотал Чжинхван. - ты ещё дома, никуда не собираешься? Это хорошо, это очень хорошо. Никуда не уходи, слышишь меня! Я уже выехал, подожди меня немножко, хорошо? И хватит вам ругаться, так делу совсем не поможешь! Ханбин проснулся примерно на минут сорок позже Чжинхвана. Лениво потянулся, огляделся и не сразу понял, что у них произошло и куда делся хозяин квартиры. Ханбину пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что Чжинхвану кто-то звонил, они о чём-то поговорили, после чего хён подорвался и исчез в неизвестном направлении. Или в известном, но Ханбин не запомнил, в каком именно. Ханбин недовольно повёл плечами и огляделся: комната была до невозможности светлая, на окнах не было тёмных штор, что отсекало даже минимальную вероятность спрятаться от вездесущего света. Ханбин несколько раз медленно вздохнул, подавляя в себе раздражение. Если он не хотел срыва, ему срочно надо было уйти домой и ненадолго спрятаться от Чжинхвана с его светлой квартирой и житейскими проблемами. Но вот незадача, уже собираясь уходить, Ханбин бросил взгляд на висевший в коридоре поводок и вспомнил о дурацкой просьбе хёна. Просьбе, которую никогда не высказал бы, находясь в здравом уме и твёрдой памяти. "Пожалуйста, присмотри за Мобби!" Пф, какая же это ерунда! Даже Чживон, который видел эту треклятую собаку всего раза три. знал, как сильно Мобби и Ханбин не нравились друг другу. Мысль о Чживоне слегка успокоила Ханбина. Если его старший брат дома, то можно взять собаку к ним, и проблема решится сама собой! Хён присмотрит за кем угодно, хоть за слоном, лишь бы не дать своему проблемному донсену наделать глупостей. Обрадовавшись такой замечательной идее, Ханбин немедленно отправился проверить родную квартиру на предмет находившихся там родственников. И никого не нашёл. Видимо, Чживон угнал куда-то со своей обожаемой и единственной. Что ж, теперь у Ханбина не было другого выхода, как смириться со своей судьбой и следить за псом. И он честно следил за Мобби целый день, до самого позднего вечера. Собака загнанно скулила и скреблась в дверь, отказываясь находиться с Ханбином в одной квартире, а тем более в одной комнате, но тому было наплевать. Только раздражение росло с каждым часом, и к вечеру Ханбина бесила сама невозможность бросить всё и уйти. Он не хотел трогать чужое животное. Ещё в самом начале хотелось оставить некоторое утешение тем людям, которые видят в животных продолжение хозяина. Ханбин не замечал чего-то особенного в поджавшей хвост собаке, кроме забавного, слегка пугливого взгляда. Пёс понимал, чувствовал, что Ханбин колеблется. Они с Чжинхваном вместе уже три месяца. А это значит, никаких ритуалов, чтобы не спугнуть Кима-старшего. Никаких походов ночью на кладбище и как можно меньше разных, забавных и милых (естественно, на вкус Ханбина) вещиц и аксессуаров. Даже библию Сатаны пришлось отдать Тэхёну, чтобы она случайно не попалась на глаза Чживону. Целых ничего, что могло бы сейчас успокоить Ханбина, придать ему сил в таком непростом деле. Если на чистоту, то всё оказалось гораздо сложнее, чем думал Ханбин. Он предполагал, что подобные метаморфозы не дадутся легко, и прекрасно знал, что ради исполнения плана надо многим пожертвовать, но он совсем не подготовился к двойной игре. Одновременно меняться для Чжинхвана и попытаться сохранить свой привычный образ для Чживона - задача не из лёгких. Одни только переодевания в подъезде чего стоили! Хён изо всех сил старался поймать на лжи: он всё ещё подозрительно относился к их отношениям и таким быстрым радикальным переменам. Но Господин не оставляет детей своих, а это значит, что стоило Ханбину попросить отвлечь хёна, как тот влюбился. Конечно, такая любовь не принесёт хёну счастья, и девушка разобьёт Чживону сердце. По-другому и не может быть, раз девушку послал хозяин ханбиновой души. В мире Господина не может быть никакой любви, только наслаждения, однако брат почему-то слеп и отказывается это замечать. Ничего, это очень лёгкое наказание за то, что он лезет не в свои дела. Мысли о любви всегда тащили за собой мысли о Чжунэ. И каждый раз Ханбин понимал, что между ними никакой любви не существует. Между ними идеальная связь, которую не смогут разрушить никакие ссоры и бытовые проблемы, потому что они особенные, потому что их скрепила их идея, их вера. Они будут вместе так долго, как того сами захотят. Так долго, как смогут приносить друг другу удовольствие. Правда, сейчас Чжунэ тяжело, но Ханбин прекрасно знал, что Ку Чжунэ никогда от него не откажется. Его Чжнуэ просто не мог так поступить. Они с Чжунэ продолжали писать друг другу письма. Чжунэ передавал письма через родителей или после встреч их отдавал его доктор. Ханбин приносил свои ответы раз в месяц, когда приходил на свидание. Доктор Ли говорил, что Чжунэ не всегда читал ответы, но Ханбин знал, что это ложь. Все они лгали, надеясь отдалить их друг от друга. Глупцы. Не нужно иметь очень много мозгов, чтобы понимать, что удовольствие становится только слаще, если его запретить. Доктора не скрывали, что вся их переписка тщательно изучалась на предмет "запрешённых тем". Но что толку, если все они не умели правильно читать? Их письма были, как шифр: только если чувствуешь правильно, тогда и поймёшь правильно. Но разве до них могло это дойти? Естественно, Чжунэ не отступил, а поэтому не позволял себя лечить, отказывался глотать их дурацкие таблетки и рассказывать о полузабытых детских обидах. Поэтому в своих первых письма Ханбин "слёзно" просил оказать докторам содействие, умолял покаяться и рассказать всю правду. Жалко только, Ким не знал, какую правду врачам, родителям и всем остальным хотелось бы услышать. Почти целый год они пытались нащупать путь Чжунэ к свободе и сейчас, кажется, почти поймали его за хвост. Как только Чжунэ закрыли в клинике, Ханбин понял, что не может допустить, чтобы чужие люди пикчали его Чжунэ таблетками, мечтая превратить в комнатное растение. Ханбин быстро смекнул, что родители Чжунэ ни за что не согласятся отправить его в тюрьму, к тому же у них достаточно влияния, чтобы защитить своего сына от тех, кто захочет для него тюрьмы. Они будут держать его в клинике до тех пор, пока считают, что это безопасно для самого Чжунэ и всей их семьи. Но если произойдёт что-нибудь громкое, что-нибудь, что никогда не происходило, они же постараются перепрятать Чжунэ? Они ведь захотят сделать так, чтобы никто не узнал о большой ошибке, которую попытался совершить их сыночек, поэтому они будут просто обязаны перевести его домой. А уж как выбраться из родного дома Чжунэ знал отлично, с этим не будет никакой проблемы. И тогда они снова будут вместе, кто бы и что не говорил. Вот только что могло заставить родителей Чжунэ изменить своё мнение? Какое потрясение должно было произойти? Ответ Ханбин получил ещё в тот день, когда Чжунэ впервые заговорил об этом. Человеческая жертва. Убийство. Настоящее убийство на религиозной почве побудит родителей Чжунэ забрать его из психушки, боясь журналистских расследований и огласки. Кроме этого Ханбин сможет показать Чжунэ, как правильно надо приносить человеческую жертву и в каких случаях это имеет смысл. Чжунэ ведь наивный, он хочет получать всё и сразу, как будто не знает, глупенький, что у всего своя цена. Ханбин её заплатит, но она будет сравнительно меньше, потому что он преследует цель. Ради этой цели ему так много приходилось выносить, что Господин просто не мог оставить его без награды. А уж в то, что награда Ханбина обрадует, тот даже не сомневался. Человеческая жертва открывает дорогу на пути, по которым не многим доводится пройти. Ханбин достойнейший, поэтому он ступит на эти пути первым, а Чжунэ разрешит следовать за собой, если у того, ещё останется смелость... Мысли хаотично метались в голове Ханбина, он давно в них потерялся. Сейчас ему было хорошо, он чувствовал огромное воодушевление, ему было радостно, возможно, в самый первый раз с того дня, когда он дал себе обещание принести такую жертву ради Чжунэ. Ему просто необходимо закрепить в себе это чувство, с которым ему будет легче шагнуть к успеху. Он уже знал, что порадует его много больше, чем все мысли о будущей награде. Немедленное сиюминутное удовольствие, которого он так долго был лишён. Ханбин договорился с собой буквально за секунду. Он подошёл к Мобби и подтянул упирающуюся псинку к себе за ошейник: - Скоро за тобой некому будет ухаживать и ты останешься совсем один, - свободной рукой парень погладил животное против шерсти. Собственный голос ощущался каким-то неправильным, неприятным. В такие минуты Ханбин предпочитал тишину, но прежде жертву нужно было загипнотизировать. - Одному быть плохо, поверь мне. Поэтому можешь думать, что я помогаю тебе встретиться с хозяином. Я хочу отправить его в одно место, и вот представь, как будет здорово, если там его встретишь ты. И хозяину не будет страшно, и ты будешь очень рад. Мобби, ты ведь ему везде обрадуешься? Странное, непонятно откуда взявшее возбуждение охватило его целиком. Знакомые слова ласкали слух, и Ханбин чувствовал, как сильно он скучал. Какие к дьяволу белые или чёрные шмотки, кресты на шее и пальцах или пентаграмма во всю стену дома? Кому оно всё нужно? Плевать на всё это! Самые заветные слова выбиты у него в сердце, они текут у него по венам, в момент нереального удовольствия он выцарапал их на предплечье, чуть позже пряча царапины за бестолковыми татуировками. На правом запястье - шрам, который он заберёт с собой повсюду, чтобы никто не забывать своего Хозяина. Он принадлежит Господину полностью и ни за что не откажется от этого... Ничего, ничего так не доказывает верность Ким Ханбина, как сам Ким Ханбин. Свернуть собаке шею дело одной секунды. Взять ножницы, тушку и самую дальнюю чашку из всех, что есть в этой квартире. В ванной всё кафельное и легко отмывается, поэтому Ханбин направился туда, положил бывшего Мобби на белое дно. Он немного постоял над его маленьким мохнатым тельцем: только минуту назад собачка была такой живой, взвизгивала, дрожала от страха.Он расправил шерсть пальцами и аккуратно воткнул ножницы в мягкую шею. Красной ванна понравилась ему ещё больше. Алые кружева расписали лужицу воды на дне. Чашка оказалась слишком маленькой, а идти за новой - это запачкать ковёр. Жалко, но ничего не поделаешь. Он жадно приник к краю чашки. Стоило только сделать первый глоток, как все волнения отступили... всё стало хорошо... а дальше всё будет только лучше... Горячая кровь проскользнула в горло, наполнила нутро теплом. Ханбин зажмурился, проводя языком по губам. Ох, как давно это было, слишком давно он отказывал себе в таком маленьком удовольствии. Но и в воздержании есть свои плюсы, в этот раз он ощутил все в тысячу раз острее, будто кровь кто-то нарочно приправил перцем. Интересно, насколько будет вкуснее кровь человека? Он схватил собаку за задние лапы и приподнял, алая жидкость еще раз наполнила чашку до краев. Ханбин брезгливо выловил попавший волосок. На этот раз он пил медленнее, маленькими, сдержанными глотками. Казалось, тело наполняется скрытной, внутренней силой, будто давно засохший цветок влагой. Его затрясло, Ханбин схватился за край ванной, обнажая в улыбке красные зубы. Уже подернувшиеся мутнотой карие глазки смотрели на него снизу вверх. Чжинхван трижды набрал Ханбина, но тот не ответил. Значит, пошёл выгуливать Мобби, а мобильник забыл дома. Даже самый гениальный человек может быть рассеянным. Парень позвонил на домашний, дождался, когда сработает автоответчик и записал сообщение: - Ханбин-и, это Чжинхван. Оказалось, что проблемы намного серьёзнее, чем я думал. Муж сестры ушёл из квартиры ещё до моего приезда и так и не вернулся. Джина говорит, что у них вышла крупная ссора. Не могу оставить её одну на всю ночь, так что можешь закрыть Мобби и идти к себе. Или переночуй у меня, если у тебя не будет проблем. А утром сходи за собачьим кормом, а? Совсем забыл купить в прошлый раз. Деньги отдам при встрече, договорились? *** Ханбин-а! Нельзя, никак нельзя было делать это с родной сестрой. Она не заслужила! Я как всегда понял всё неправильно, я как всегда запутался! Но чтобы я не говорил и не думал, ты важнее всех на свете. P.S. Тебе пора спасти меня. Время пришло. Забери меня отсюда!