Сокровище одного демона

Диаваль находился в своем замке в Лионоре. Удобно расположившись на полу и прислонившись спиной к столу, он перебирал довольно-таки огромные стопки документации, накопившейся за дни его отсутствия. Князю пришлось сесть прямо на черную шкуру неведомой зверюшки, скрестив ноги на манер восточных гадальщиц, ибо он опасался, что его дорогой резной старинный стол из черного дерева просто не выдержит и под большим весом бумаг «сложится» по полам. К слову, сейчас он разбирал стопку, что сейчас значительно превышала его в росте. Однако чего уж себе не польстить, князь с уверенностью мог бы сказать, что однозначно, если и есть такой «столб» из бумаги, что смог бы превысить его рост, то он оного ещё не успел повстречать. Это, скорее всего, звучало как насмешка, ирония, ведь возраст Кристена равнялся, по распространенному мнению, тысяче пятистам шестидесяти годам. Кстати, мнение было правдивым, ибо князь родился тысячу пятьсот шестьдесят семь лет назад. Ошибка всего лишь на семь лет. Так что если он за все это время не увидел это бумажное «нечто», вполне возможно, его вообще нет. А он все перебирал бумаги, некоторые из которых, будучи скомканными, отправлял метким броском в камин, где звонко потрескивал золотой огонь. Сегодня по его ведому Люцифер и Харвин отыскали друзей Нэвели и переправили их в Лионор, дабы помочь Нэв собраться на бал. Хотя это «помочь собраться» подразумевало под собой совсем иное значение — они считались приглашенными на бал, ведь все они относились к знатным родам. Один оборотень из ведущего дома Пылающих огнем. Маленький недотепа-тигренок, что взбунтовался. И парочка полу-безумных дроу, что не отличаются рвением, когда дело заходит о поездке в родную усадьбу за Ксархом. Силовые теневики. Как-никак они все благородной крови… А перед затуманенным от раздумий взглядом маячат эти темно-лиловые, враждебно взирающие на него, глаза. Сердце сжало тисками боли, оно словно бы закровоточило, а вокруг рук заклубилось черное марево. Глубоко вздохнув, он заметил, как тьма пропадает, а сознание проясняется. Машинально продолжил свою монотонную работу. О своей безутешной безответной любви он никогда не распространялся, как и о приватной беседе, что произошла всего час назад с братом возлюбленной им дроу. Да-а-а, кто только что не говорил, а с братом Лэфри повезло. Раздражение волной прокатилось по нему, а он, бурча под нос не очень цензурный стишок, обмакнул перо в чернила и, стараясь не поставить на важном документе кляксу, витьевато подписал приговор провинившейся леди Орлинде. Сея леди имела пышную, бесформенную комплекцию и противный визгливый голосок, а ещё неуемную жажду властья, дикую надменность по отношению ко всем и ко всему кроме… самого князя, которого мечтала «обуздать». Сам Владыка зеленел при упоминании этой, без лестного эпитета, «обожравшейся» дамочки. Не, ну иметь пять замков, более двадцати личных усадьб, сорок пять бортов личной флотилии — это не «обожравшаяся». А тут как раз правонарушение против короны, и чем не прекрасный случай. Он-то такого исхода событий очень желал, и сейчас при осознании того, что он спокойненько может сплавить лишний «баласт» в княжестве, его мрачное настроение каким-то магическим образом поднималось. И последний завиток подписи вышел ну очень красивым, а довольная улыбка заиграла на тонких губах. В прекрасном расположении духа он продолжил свою монотонную работу. «Замки, усадьбы, флотилию отобрать, саму отослась на каторгу», — улыбка его стала запредельной. Как же хорошо… На удивление быстро покончив с бумагами, князь рассортировал стопки в две группы. Вторую он, не щадя, с садистким оскалом на лице отправил в камин. Это выглядело очень выразительно и ужасающе. Огненные блики ещё больше заострял искаженные в оскале черты лица. Но как же князю стало легко на душе, когда он расправился с кипой ненужного барахла. Мурлыча под нос, танцующей походкой направился к столу и, продолжив напевать, не отличающуюся от стишка, скаберзную песенку, поднял стопки бумаг в руки. Щелчком пальцев Падший разложил бумаги по папкам, прибегнув к магии. И со спокойной душой с пинка растворил дверь. Люцио с грохотом рухнул на пол, зажимая хрустящий, регенирирующий нос и нашептывая матерные выражения. Князь ему лучезарно улыбнулся и слащавым голоском мстительно протянул: — А нехрен подглядывать! Следящий за несоразмерно довольным Владыкой, удаляющимся по галлерее к центру замка, Люцифер подметил про себя, что действительно нехрен…