Sing Me to Sleep

Ближе к марту стало еще холоднее. Синоптики отмечали, что погода вот-вот пойдет на улучшение, но все это было сладкой ложью, ласкающей лишь слух, потому что на деле же столбец ртути на термометре за стеклом опускался все ниже и ниже с каждым днем. Антон спасался, как мог - вновь начал натягивать на себя второй свитер, две пары носков, а дома кутался в пуховое одеяло, предпочитая передвигаться по квартире именно с ним на плечах. Иначе был риск смертельно замерзнуть, не иначе, а для парня это приравнивалось к самому страшному на свете. Он и так постоянно мёрз, не хватало еще и внешнего холода, который просто съел бы несчастного парня, медленно пережевывая косточку за косточкой. "Ура, весна!", - думал Антон, видя, что дата наконец-то перевалила за первое марта. Официально да, весна, но если взглянуть в окно - нихуя не весна. Постоянно метут метели, снося все на своем пути, покрывают ледяной коркой крыши и асфальты, заливая все вокруг градом, но люди терпеливо ждут того самого обещанного тепла, без которого Шастун готов лезть на стену. Зиму он, конечно, любил, но не настолько, чтобы после непрерывных трех, почти четырех месяцев снега и холода, хотеть продолжения банкета. Антон вообще много думал в последнее время, и ни к чему хорошему эти мысли не приводили. Скоро экзамены, а он до сих пор не открыл ни одной книги по подготовке к ним. Ладно, хрен с книгами - он до сих пор не знает, куда он пойдет после этих ссаных экзаменов, от которых у парня, при их упоминании, чуть ли не пена изо рта идет. Вокруг все такие умные и знающие, куда и зачем надо идти - "там у меня уже отец работает, меня на бюджет возьмут", "а у меня мама заведующая кафедры, меня потом возьмут, куда я захочу", а Антон нихрена не умный и не знающий. Он совершенно запутался в своей жизни и в своих желаниях, потому что ничего толкового, кроме как "уборщик в Ашане" в голову не лезло, а работать до конца жизни на квестах - дело гиблое, надо это понимать. Желание бросить все и уйти в монахи росло в геометрической прогрессии с каждым днем, и Шаст очень сильно сомневался в том, что его возьмут куда-либо. В принципе, для монаха вполне подходит - безгрешный, ну, почти, девственник с парнем, который на десяток лет того старше, имеющий татуировку и вагон пагубных для себя привычек. Церковь уже открывает для него свои ворота и стелет красную ковровую дорожку прямо ко входу, чтобы тот знал, куда ему идти. Кстати, о девственниках - Антон корил себя за каждый раз, когда у них с Арсом все шло к этому самому, и абсолютно всегда парень отвечал ему "нет", чуть ли в самый ответственный момент. Да даже раздеть себя он не давал. Арсений понимал и принимал положение парня, лишь кивая, но Шастуну все равно было до жути совестно - обламывать секс взрослому мужику из-за какого-то глупого детского страха, основанного на какой-то отбитой психологической травме, было просто отвратительным поступком с его стороны. Попов с ним обращается, как с фарфоровой куклой, стирает все пылинки с хрупкой кожи, оберегает от погоды и любых напастей, видимо, хоть как-то рассчитывая на вознаграждение. Тьфу. Ну и говно же ты, Шаст, просто трындец, какое. Время все шло, и Антон, признаться честно, потерялся в днях и числах. Он уже даже не помнил, когда они с Арсом начали встречаться, точнее, когда официально начались их отношения, видимо, они были с того самого поцелуя. Вообще даты парень запоминал из ряда вон плохо, поэтому у него всегда везде стояли всякие напоминалки, а иногда даже о собственном дне рождении. Он просыпался утром, а ему звонили Дима с Серёжей, уже крича в трубку громкое "поздравляем". А до Шастуна даже не сразу доходило, для чего его разбудили так рано и вообще с какой радости ему кричат эти слова, неужели сегодня какой-то праздник? Так вот и о дне с их поцелуем Антон вовсе и не знал. Даже не задумывался. Понимал, что хочет знать, но точнее, чем "начало-середина" февраля мозг ничего не выдавал. Зато в последнее время мозг часто просил думать о сексе как таковом, размышлять по поводу его первого раза, точнее даже сказать о его сроке, и определенных рамок найти не мог. Это было чисто индивидуально - для кого-то нормой было потрахаться прям на первом же свидании в первом туалете встречного ночного клуба, а некоторые годы живут без секса и даже оформляют брак, успевают три раза развестись друг с другом, поссориться и снова сойтись - а этого самого все еще нет. А еще Антон до жути боялся того, что Арс его бросит. Ну перепихнутся они, а дальше что? Надоест ему за парнем бегать, ей богу, киданет на ровном месте. Ну либо нет. Либо да. Вопрос достаточно спорный, и думать о нем Антон до жути устал. Устал жить в постоянном желании, страхе и волнении. Иногда по ночам засыпать в обнимку с химиком было просто невозможным, парень совершенно не знал, куда себя деть, судорожно поджимая ноги от тянущего возбуждения внизу живота. Жить так - невозможно. И хочется, и колется - точнее фразы сейчас явно не подберешь. Надо перебарывать себя, выходить из этой ненавистной зоны комфорта, а не то Антон уже представлял себя в старости, одного, потому что кому он такой нужен, такой же недотрога, как в свои семнадцать лет. И ведь даже друзья уже начинают подкалывать его: -Ну что, вы с Арсом там до сих пор не это самое? - лукаво спрашивал Серёжа, повернувшись к ним на геометрии, на что Шаст раздраженно бурчал "нет", закатывая глаза, - а ты вот как раз такой злой именно поэтому. Мужика тебе надо, Тоха, мужика! После этих слов, забыв о том, что у них идет урок, Антон почти шутливо бил друга пеналом по спине под общий смех Серёжи с Димой, жутко краснея от его слов. Может, он прав? Организм же не обманешь. Особенно, когда тебе семнадцать. Особенно, когда тебе пиздец хочется поебаться. Особенно, когда бежать от этого некуда. "Ладно, решено", - вздыхает про себя Шастун, чувствуя, как его начинает потряхивать. - "сегодня загляну к Арсу после уроков и поговорю с ним об этом. Может, он знает, что делать". Вот как раз Попов уж точно знает, что нужно делать в этой ситуации, и не сказать, что Антону этот вариант подходит на все сто. Надо думать, короче, и как можно быстрее, иначе бедного парня разорвет на части. На самом деле, Шастун очень много и долго пытался прощупать под собой почву. Даже хотел посмотреть какие-нибудь видео, но, как только они начинались, парень краснел от пяток до макушки, и тут же его выключал. Также он пытался искать какие-то заметки на форумах или обсуждениях, ведь там всегда пишут самые обычные люди, которые сталкивались с такой же проблемой. Сначала все было вполне нормально, но до определённого момента. Вообще, участник форума с никнеймом "strapon" вряд ли может быть нормальным. "18-04-2004 - 01:55 первый раз.. оральный секс в 13 анальный в 14,5. Моему первому мужчине было около 50 лет..первый раз в попу не понравилось, но зато потом трахался безостановочно" После этого Антон тут же позакрывал все открытые ранее форумы, клятвенно пообещав себе не залезать на них больше никогда в своей жизни. Хрен с ним, будем пробираться своими силами. Оставшуюся часть уроков он просидел как на иголках. Ерзал туда-сюда, неторопливо дергался, трясся и довольно часто выпадал из реальности, то роняя ручку, то вовсе сам выскальзывая из-за парты. Друзья непонятливо оглядывали его и хоть как-то пытались выведать, все ли у него хорошо, но Шаст лишь отмахивался. Ему сейчас просто лучше всех. Когда прозвенел звонок с седьмого урока, парень пулей нацепил рюкзак на плечи и помчался прочь от полупустого кабинета литературы. Никому до нее не было дела, особенно во вторник последним уроком, так что на ней присутствовала лишь половина класса. -Нам тебя не ждать? - кидает ему вслед Матвиенко, застыв в коридоре. -Не надо! - кричит Антон в ответ и сворачивает в другое крыло. Ладони почему-то начинают потеть, и парень пытается подумать о чем-то другом. Блин, если это, секс все же будет, то, наверное, надо бы побриться, нет? Да, хороший способ подумать о чем-нибудь другом, щеки Шаста краснеют, и он тяжело вздыхает, переходя на медленный шаг. Облегчение наступает с осознанием анорексии - волос на теле, кроме как на голове, не было, а редкий светлый пушок, который вообще был не заметен, за волосы не считался. По крайней мере, утром волос нигде не наблюдалось. Ладно, хорошо, тогда надо помыться. Но как? Или не надо? Голова парня раскалывалась от вопросов, но когда он останавливается около двери с надписью "кабинет химии", они тут же пропадают. Хотя бы на время. "Давай прям с порога", - говорит Антон сам себе, кусая губу, а затем, постучавшись, тут же нажимает на ручку двери. Она открывается на себя, и парень залетает в кабинет, чувствуя, как сердце приятно сжимается от появления Арса на горизонте. Арсений Сергеевич, такой шикарный и самый лучший, сидел за кафедрой, быстро проверяя какие-то тетради, черкал в них что-то и едва хмурился, видимо, ставя еще одну двойку. -Привет, мышонок, - приветствует он его, не отрываясь от работы, на что Антон, набирая побольше воздуха в грудь, несется к нему. -Арсений Сергеевич! - пищит он, - давайте ебаться! Химик удивленно поднимает глаза на парня, замершего рядом, а затем откладывает ручку в сторону. От его взгляда у Антона бегут мурашки по спине, и он непроизвольно делает шаг назад. Боится. -Нет, - коротко отвечает мужчина и вновь тянется к ручке, - у меня работа. И вот тут у Шастуна отвисает челюсть. Серьезно, он не шутит, да? Он ему так мстит за все те разы, это точно. Парень видит в его глазах этот игривый огонек и дует губы от обиды. -Но.. - жалобно просит он, складывая руки на груди. Поверх белой школьной рубашки сверху был надет однотонный нежно-голубой свитер, почти шелковый, но более толстый, чем шелк, но смотрелось это достаточно.. Ясно все с ним, короче. Он висел на худом теле, в принципе, на нем висело все, кроме рубашки и джинсов, которые из-за постоянного похудения приходилось покупать с каждым месяцем все на размер меньше и меньше, - я же.. вы же.. -Я доработаю - а потом поговорим, - еще более спокойно говорит Попов, откладывая тетрадку от себя и заменяя её другой. Антон вздыхает сквозь стон и плетется за свою любимую первую парту, чтобы прочахнуть за ней это долгое время ожидания. Химик мог работать часами, а иногда и днями, так что настроение от таких новостей даже слегка подпортилось. Парень наигранно дулся на учителя, опираясь подбородком о выставленную руку, и осматривал знакомый класс, надеясь отыскать хоть какой-нибудь объект, который за весь год он не успел затереть взглядом до дыр. Медленно тянулась секундная стрелка, а минутная ещё медленнее, и Шаст хотел рвать на себе волосы. На руке Арсения красовались часы. Те самые, из-за которых парня он чуть не убил. И за дело, между прочим. Химик забыл об этом уже к следующему вечеру, когда Димка съехал от них, и окончательно перестал дуться на Шастуна. Антон мёрз, обнимая себя руками, и зыркал глазами туда-сюда, надеясь хоть как-то скрасить своё время. Затем он достал телефон и стал отправлять Арсению всякие смайлики, которые учитель видел на дисплее своего гаджета, лежащего рядом, и едва заметно улыбался. После Антон решил напевать что-то из крайне сомнительного для себя репертуара, и Попов, закатив глаза, сдался, откладывая в сторону последнюю тетрадь. -Ну всё-всё! - примирительно потянулся он, а затем протянул руки к поющему парню, - иди ко мне. Антон хихикает и несётся к учителю. Поблагодарив все, что можно, за то, что волейбол как-никак хоть немного подкачал его руки, в которых качать было нечего, парень моментально заскакивает на кафедру, приземляясь на неё коленями, а затем удобно усаживается на попу, свесив ноги вниз. Арсений подходит к нему вплотную, широко улыбаясь и чуть сузив глаза, и Шаст чувствует, что его дыхание сбивается напрочь. А когда тёплые губы находят его, вовлекая в долгий и мокрый поцелуй, парень так вообще выпадает из реальности, опуская усталые веки. Он не успевает опомниться, как его моментально опускают на жёсткую поверхность кафедры, перед этим рукой достаточно жёстко снеся какие-то маркеры и бумаги в файлах. Шастун ахает, ударяясь о жёсткое дерево, и его вздох тонет в продолжении поцелуя. У Антона нет каких-то посторонних мыслей в голове, он просто чувствует, как его алым щекам жарко, а хриплое дыхание вырывается из зацелованных губ, нарушая идеальную тишину в кабинете. Руки скользят под свитер, проникая пальцами на голую кожу меж пуговиц на рубашке. Это не то, так не должно быть. Их могут увидеть, а затем рассказать директору, и последствия будут отвратными. Да и, признаться честно, Антону совершенно не симпатизирует идея первого раза на учительском столе. Не, прикольно, конечно, очень даже забавно, но явно не в первый раз, явно не сегодня. Но сил сопротивляться нет. Парень обмякает в сильных руках, которые уже плавно расстёгивали ширинку на его джинсах, и полностью отдаётся ощущениям. Ладно, плевать уже, пусть будет, как будет. Но, кажется, на небесах действительно есть тот, который слышит каждую такую просьбу, потому что именно в тот момент, когда Шастун прогибается в спине, кусая губы, а рука Арса плавно оттягивает резинку его трусов, дверь со скрипом открывается. -Ты, конечно, извини, но я тут подумал по поводу завтрашней планёрки и надумал то, что я зайду попозже, - в одно дыхание выпаливает Павел Алексеевич, не поменявшись в лице, и в развороте покидает кабинет, хлопнув только что открывшейся дверью. Вот это просто зашибись! Арсений раздраженно отрывается от дрожащего Антона, который из нежно-розового превратился в ярко-бордового, и, смутно извинившись, вылетает в коридор вслед за информатиком, который так некстати зашёл в кабинет химии после уроков, надеясь застать Попова одного. И застал, да не только не одного, а ещё в такой компрометирующей - неудобно, очень неудобно получилось. Антон прижимает ледяные руки к горячим щекам и усаживается на кафедре, попутно застёгивая неподдающуюся ширинку. Его будто кипятком облили - все тело горело, а ноги были ватными, будто из плюша или марли, стоять, наверное, на них сейчас просто невозможно. Размеренно продышавшись, Антон, как его громко стучащее сердце затихло, смог вслушаться в разговор за дверью. -Ай-яй-яй, Арсений! - приглушённо цокнул Воля, - не стыдно? -Нет. -Прям точно? -Точнее некуда. -Ну вот и славно. -Отлично. Наступило молчание, и Антон будто через стенку видел, как они стоят около друг друга - Павел Алексеевич с лёгкой хитринкой в глазах, а Арсений насупившийся, смотрящий в пол. -Давай оставим это до завтра? Мне надо идти, - наконец говорит химик, и Шастун слышит, как Воля хихикает. -Ну давай, Ромео, беги к своей Джульетте, она тебя там уже заждалась. После этой фразы дверь в кабинет вновь открывается, и в неё заходит не информатик, а Попов, поправляющий пиджак. -Может, домой поедем? - тут же предлагает Антон с лёгким волнением. За последний час мысли носились с самой большой скоростью за всю жизнь, поэтому за всем тем, что происходит вокруг, уследить парню, почувствовать это было непросто, - не хочу здесь больше находиться. -Хорошо, - легко соглашается Арсений, а затем делает шаг вперёд, чтобы легко коснуться губ парня своими. Оторвавшись, он прижимается к нему лбом и приоткрывает глаза, видя, что два таких же, зелёных и глубоких смотрят прямо на него вплотную, - заедем в магазин? -Зачем? - удивляется Антон. Краснота с щёк стала спадать, а дыхание нормализовалось почти полностью. Попов ведёт бровями вверх. -Выпить взять хочу, - честно признается он, обвивая парня руками. *** В машине даже душновато, и парень оттягивает ворот рубашки, шумно сглатывая. Пальто лежит на коленях, едва помявшись, но ему все равно жарко. Он все ещё волнуется, чувствуя себя не в своей тарелке. Они едут домой, и неизвестность того, что будет там - пугает. Может, что-то будет, а, может, и нет, и если первый вариант реален, то по ногам начинают бежать мурашки. -Арсений Сергеевич, возьмите мне пива, - тихо просит Антон, поворачиваясь к учителю, вытаскивающему ключ зажигания. Они уже доехали до магазина недалеко от дома и, припарковавшись, было решено идти туда только химику, - очень нужно. Попов вытаращивает на него глаза, удивлённо поднимая брови. -А больше ничего не хочешь? -Вас хочу, - шёпотом соглашается Антон, вертя в руках свои браслеты и тяжело глотая. Он нервничает, - так вы возьмёте? Одну бутылочку, ну пожалуйста! А я потом вам.. ну.. что-нибудь приятное сделаю.. -Я знаю, что ты потом мне сделаешь, - хмыкает Арсений, улыбаясь, и выходит из машины, негромко хлопая дверью, - мышонок, скоро буду, не скучай. -Как тут не скучать, - Шаст вздыхает и опускает лоб на боковое стекло. До сих пор волнуется. Даже если Арса нет рядом - все равно от всего шугается, нервно перебирая пальцы, кольца, пересчитывая фалангу за фалангой, а затем переходя на браслеты, греметь которыми можно до бесконечности. Встроенные часы медленно бегут вперёд на приборной панели, и Антон подмечает, что уже больше, чем пять вечера. Закат догорал, а солнце пряталось меж перистых облаков, ажурным узором раскинувшиеся по всему небу. Они медленно плыли, возможно, на север, а возможно и на юг. Кто их знает. Шасту хотелось быть таким облаком, красивым и таким далёким. Без всяких мыслей и воспоминаний, небольшое и милое облачко где-то там, в атмосфере, пушистое и такое хрупкое. Дверь машины распахивается, и Антон вздрагивает, рефлекторно ударяясь о противоположную. -Прости, что так долго. Огромные очереди, - шепчет Попов, откладывая пакет на заднее сиденье. Бутылки внутри бьются, и Шаст резко перехватывает его руку. Заглянув туда, он обнаруживает вино, шампанское и, чёрт возьми, даже два пива, одно из которых парень тут же вытаскивает, - ты не сопьешься тут мне? -Да все равно, - нервно отвечает ему Шаст и глядит на часы. Почти шесть. Нифига себе долго. Антон с чпоком открывает шипящую бутылку гаража и тут же делает полный глоток, - давайте домой уже. -Конечно, - кивает ему Попов, поворачивая ключ зажигания, и в машине загорается свет. На его лице почему-то полуулыбка с игривым огоньком в глазах, и Антону очень хочется верить, что он просто бухнул без него, а не думает о том, что будет дома. Или не будет. Надо бы, конечно, но это не факт. По радио играет какая-то незаурядная песня, известная сейчас, и Антон просто молча глотает пиво, смотря куда-то вдаль. Я ненавижу. Жидкость обжигает горло и греет желудок. Словам песни Шаст подпевает лишь губами, не отрывая глаз от далекой дали. За то, что рядом нет тебя Это чувство пропадёт через минут пять, к тому же, здесь всего четыре с половиной процента, поэтому запьянеть от одной бутылки не выйдет никаким образом. Ненавижу. Вся бутылка была выпита, когда Арсений припарковал машину у дома. Шаст потянулся, почти задремав на этом сиденье, и первым вылез на улицу. Стемнело. Снег хрустел под ногами, вязко прилипая к кроссовкам, и Антон ринулся к подъезду. Кинув бутылку в мусорное ведро, парень остановился у входной двери, приплясывая от холода. Думать о чем-то до сих пор не хотелось, а если резко повернуть голову, то можно ощутить на себе все прелести выпитого пива. -Идём, мышонок, - улыбается ему Арсений Сергеевич, похлопав по плечу, а затем почти что за собой заводит его в подъезд. В квартире их встречает голодный воронёнок, сидящий на жёрдочке в своей клетке. Он призывно пищит, взмахивая крылышками, и спускается к миске. "Надо бы ему кошачьего корма насыпать..", - наконец-то, хотя бы одна мысль в голове появилась! А то эта пустота Антона изрядно напрягала. - "а потом надо ещё выпить. И, походу, у нас ничего не будет. Класс, зря волновался". -Ужинать что будешь? - спрашивает Арсений, вешая куртку на вешалку. -Я... - Антон отводит глаза. Хотелось ответить "вас", но язык не повернулся, - я пока не хочу, извините. Перед шестым уроком плотно поел. -Ну допустим, - Арсений суживает глаза, но потом вспоминает, что ученик действительно много поел в столовой, поэтому не удивительно, что есть он не хочет. Насыпав голодной птице корма, Антон присаживается на стул напротив учителя, который во всю уплетал суп, приготовленный парнем ещё в воскресенье, и устало трёт босую ногу. В полутёмной кухне лишь они втроём, почти что в тишине - лязг клюва о миску и стук ложки о тарелку не считаются. Пятка начинает чесаться, и Шаст закатывает глаза, царапая её ногтем. И пропускает тот момент, когда химик перед ним опрокидывает первый бокал красного вина. Когда успел налить вообще? -И вы меня ещё пьющим называете, - хмыкает Антон, откидываясь на спинку стула. -Я просто налил себе один бокал. Один, - тут же отвечает ему Арсений Сергеевич, погружая в рот последнюю ложку супа, а затем почти что выкидывает тарелку в раковину. Судя по звуку, разбиться не должна была, ну и черт с ней тогда, - а ты уже выдул бутылку в одну харю. Антон ничего не ответил, пожав плечами, а затем перевёл взгляд в окно. Огоньки, дома, дорога за ними. Красиво. Химик, тем временем, наливает себе ещё один, почти до краев, но Шаст резким движением хватает его и выливает себе в горло. Тёплая жидкость чуть горчит, и парень морщится, облизывая винные губы, а затем оставляет бокал от себя, возвращая опешившему Попову. -Да, кто бы говорил про алкоголизм.. - хмыкает он, крепко вцепившись в несчастный бокал пальцами, чтобы ученику не захотелось вырвать его себе снова, - ты же сейчас будешь пьяненький. -Не буду, - хихикает Шастун, закинув ногу на ногу. Они так и не переоделись после школы. Сидят, как два болванчика, в рубашках, один ещё в пиджаке, а другой в свитере, - вы у меня такой красивый, самый любимый, самый-самый. Вы моя булочка с корицей, - он вновь хихикает, закрывая рот рукой. -Да, ты сегодня точно пить не будешь больше, - улыбается Арсений, размеренно глотая вино, - а то тебе уже весело. Да, Антону весело. Но он не чувствует себя пьяным. Ему просто хорошо, хочется похихикать и повеселиться, почему бы и нет? Будем считать это первой стадии к алкогольному опьянению - тебе нормально, но весело. -А что, если я вас сейчас поцелую? - спрашивает он игриво, облокачиваясь на стол локтями. Химик улыбается, суживая глаза. -Ну можешь попробовать. -Не-е-е, так неинтересно! - дует губы Шаст и поднимается на ноги. Он опирается на стол руками, смотря в окно, и прикрывает веки, погружаясь в свои мысли. Ну и какого черта он так заигрывает с ним? Получить захотел? Парень вздрагивает. Теплые губы легко касаются его шеи, а сильные руки берут за талию, оглаживая её сквозь ткань свитера и рубашки. Он почти пищит, поднимая правое плечо, и чувствует, как по этой стороне тела бегут мурашки. Снова. Полупустой бокал оставляется в сторону, ближе к окну, и губы уже впиваются в нежную шею, с болью собирая под собой кожу. Антон ахает и сжимает колени, кладя руку Арсению на щеку. Он тут же целует её, а затем снова возвращается к шее, отодвинув пальцами ворот рубашки. Живот начинает приятно стягивать, и парень морщится, кладя на него руку. -Арсений Сергеевич, - заикнувшись, шепчет парень, и его разворачивают лицом к губам. Антон накрывает чужие своими, обвив спину мужчины руками. Кажется, это всё. Все-таки будет, и прямо сейчас. Черт. Арсений, навалившись вперед, быстро усаживает краснеющего Шастуна на стол, поддерживая под бедра, а затем проникает рукой под свитер. Антон запрокидывает голову назад, оголяя тонкую шею, и протяжно, тонко вздыхает, приоткрывая рот. Если бы можно было дать себе чуть больше воли - он бы высунул язык из-за губ, как собака в жару, но выглядеть это будет, как минимум, несуразно. Уверенные и крепкие руки, какие же они классные - быстро думается Антону - обыскивают тело под одеждой, бесстыдно оглаживая каждый сантиметр кожи. Парню не верится, что это не сон. Неужели такие ощущения вообще возможны в жизни? Мурашки просто въелись в кожу, став её частью, не иначе, а сиплое дыхание рвано вырывалось из груди, - давайте лучше пойдем на кро.. Договорить он не успел. Попов хватает его за запястье, а затем подхватывает под бедра, приподнимая над столом, и парень рефлекторно обвивает его спину ногами, чтобы не упасть на пол. Да, и это тоже не сон? Такое Антон видел только в кино, либо же читал в книгах, но чтобы его вот прям так носили на руках - минимум шок. Реальность теряется окончательно, когда Шаст чувствует под лопатками мягкий матрас кровати. Арсений рукой откидывает мешающееся одеяло, и парень готов выть от восторга - такой вид учителя, грубого и сильного, вызывает лишь очередную волну возбуждения, от которого он переходит в полусидячее положение, сдвинув бедра друг к другу. Попов нагибается над ним, опуская руки по обе стороны от тела парня, и Антон завороженно следит за каждым действием, облизывая постоянно сохнущие губы. -Вы.. - химик не отвечает. Он одним рывком стягивает с парня свитер, после откидывая его куда-то на пол. Шаст почти всхлипывает от этого, глубоко вздохнув, а Арсений тем временем с рекордной для себя скоростью расстегивает пуговицы на его рубашке, надеясь, что не вырывает их с корнем. Мягкая ткань медленно скользит по плечам парня, щекоча кожу, и он отворачивает голову, чувствуя, как щеки наливаются румянцем, - вы же хотите.. -Да тебя я, блять, хочу, пиздец как, - рычит Попов и опускает бордового от смущения Антона на мягкую простынь. Он целует его шею, а затем резко переходит на выпирающие ключицы, руками оглаживая худые бедра сквозь ткань джинсов. Шастун готов разрыдаться, когда зубы несильно кусают его за сосок, а затем шершавый и мокрый язык проходится по нему, пока пальцы сжимают второй. Антон стонет сквозь плотно сжатые губы, сам от себя этого не ожидая. Руки Арсения творят с ним какой-то беспредел, и тело парня охотно отвечает на эти ласки, раскрепощаясь все больше и больше. Вслед за свитером летит рубашка, а затем мужчина, наконец, вспоминает о том, что ему тоже надо бы раздеться. Шаст подается вперед, решаясь проявить хоть какую-нибудь инициативу и дрожащими пальцами, кольца с которых он уже снял, пытается распутать сложнейшний механизм пуговицы и петельки для нее, и химик помогает ему, сначала стягивая пиджак, а затем и рубашку. Они летят к одежде Антона, и Попов тянется к его ширинке. Звук съезжающей вниз молнии отрезвляет парня, и он тихо скулит. Буквально через мгновение джинсы слетают с него, слегка застряв в области щиколоток, но мужчина настойчиво сдергивает их с него, чтобы повести руками по уже голым бедрам. Шаста всего трясет, особенно когда длинные пальцы щекочут кожу меж сведенных ног, и низ живота готов разорваться от этих ощущений. -Я.. Я вас тоже, - выпаливает парень с краснеющими щеками и жмурится, потому что эти широкие ладони блуждают чуть ли не по всему телу, цепляют и гладят, царапают и ласкают, доводя до полного оцепенения. Голова Антона трещит и дробится на части. Одна часть сознания настойчиво требует перехватить хоть какую-нибудь инициативу, доставить приятные ощущения в ответ, да хоть что-нибудь, хоть бы не лежать пнем, а другая же будто кричит: "дурачина, лежи и наслаждайся моментом, пока можешь!". И парню все же хочется склонится к первому варианту, но ему не дают - Арсений раздвигает его ноги, мельком кинув на него, красного и тяжело дышащего, взгляд, а затем обхватывает губами кожу на внутренней стороне бедра, а Антон откидывается на подушку. Почему-то желания смотреть на это у него нет. Свет в комнату проникает только из кухни, поэтому комната частично погружена во мрак, однако то, что нужно, и не совсем, Шаст видит просто прекрасно. Пальцы Попова оглаживают кожу, а язык облизывает, судя по всему, засосы, оставшиеся после его губ, и Антон просто молится всему, что только есть, чтобы он перешел на место чуть выше, сам бедрами подстраиваясь под руки. -Какой ты торопыга, - тихо бросает ему мужчина с усмешкой, а секунду спустя стягивает белье с ног, тут же отбрасывая в сторону. У Шастуна дрожат ноги, и он тихо хнычет себе под нос. Хныканье сменяется визгом, когда Арсений делает глубокий вдох и вбирает член в рот настолько глубоко, что Антон чувствует, как головка касается его глотки. Мужчина двигает языком вперед и назад, оглаживая плоть языком, и, черт возьми, ни одного содрогания горла, ни единого рвотного рефлекса! Шаст дергается, прогибаясь в спине, и пальцами наматывает простынь на ладони, сжимая руку до побеления костяшек, хрипло, непрерывно стонет. По сравнению с той жалкой попыткой сделать что-либо в феврале - прекрасное небо и убогая земля. Ступни ног дрожат от удовольствия, и парень берет себя в руки, касаясь лба учителя. Это просто невозможные ощущения, от них безвозвратно срывает крышу, но Антон понимает, что для него это более, чем достаточно, а кончить во время первого секса, даже не приступив к нему, слишком позорно. -Хватит, - хрипит он едва слышно, и тут же громко охает, когда рот с хлюпом выпускает его член. Головка в очередной раз касается глотки, и от этого хочется буквально орать, не меньше. Арсений Сергеевич целует его в живот, и Шаст ловко перехватывает его подбородок пальцами, заставляя оторваться от кожи, а потом касается его губ своими, утягивая в мокрый поцелуй. Первый раз за все время парень чувствует язык химика около своего и коротко стонет ему в рот. Руки до сих пор подрагивают, а щеки горят, хоть и не так сильно, и ему кажется, что это точно сон, либо видение, потому что ну не может же быть в жизни так хорошо, как ему сейчас. Попов неожиданно отстраняется, протирая пальцем слюну около губ, касается руками щек ученика и вопросительно поднимает брови. Антон видит в его глазах заботу о нем, смешанную с каким-то огоньком, которого ранее никогда не было. Видимо, прямо сейчас его спрашивают о том самом. Шастун сглатывает. Ну вот и приплыли. Арс же убьет его, если он скажет нет, да? Но с другой стороны, чего ему бояться? Арсений всегда нежен с ним, он любит его, как никого другого. Антон взвешивает все "за" и "против", неожиданно вспомнив о своих мыслях о том, что его могут бросить, но все равно задумчиво кусает губы. Он же верит своему химику. И раз так, то это, определенное "да". Антон кивает, зажмурившись, и его губы тут же целуют, нежно и быстро, а затем опускают на кровать. А вот теперь Шастун реально начинает переживать за себя и свой тощий зад. Мужчина садится на колени, одной рукой нашаривая свой рабочий рюкзак около кровати. Он поднимает его, кладя рядом с собой, а затем ищет что-то, перебирая в нем, а Антон тем временем сверлит глазами потолок. Его всегда удивлял именно этот момент, когда, прямо во время секса, герой книги, кино, либо же даже реальный человек кидается на поиски контрацепции, смазки, либо же чего-то иного, нужного им, а второй человек в этой время тупо шпилит взглядом мебель, любой предмет окружения, чтобы хоть как-то скрасить неловкость момента. Шаст прикрывает глаза, сдвигая колени, а затем, поняв, что его разрывает без ощущений рук на себе, аккуратно касается пальцем своего члена и медленно ведет по всей длине, облизывая губы. Где уже там его Арсений Сергеевич, что он так медлит? В голове нет ни единой посторонней мысли, хотя раньше парень был уверен, что во время этого будет думать обо всем, что его заботит. Он слышит шуршание ткани, но глаза открывать не решается. Неожиданно его щиколоток касаются теплые руки, собирая две ноги вместе, а потом тянут наверх. Под поясницу просовывается мягкая подушка, которая закрепит Шастуна в таком положении. Когда Антон открывает глаза, то тут же краснеет, потому что понимает, что мужчина за это время успел раздеться полностью. -Не бойся, - ободряюще улыбается ему Попов, и парень едва находит в себе силы выдавить улыбку в ответ. Одну из щиколоток он опускает себе на плечо, а вторую выпускает - будет достаточно даже этого. Мужчина встряхивает маленький баллончик со смазкой, наверное, не более пятидесяти миллилитров, а затем открывает крышечку. "С вишенкой, блять", - успевает подумать Шаст, прежде чем Арсений выдавливает смазку себе на пальцы. Одним он аккуратно проводит около отверстия, отчего парень дергается. Ледяная. -Не дергайся, - тихо просит химик, свободной рукой оглаживая голое бедро. И Антон жмурится, когда первый палец без проблем проникает внутрь. И без боли. Ни намека на боль. Просто.. Неприятно. И жутко холодно. Эта вязкая дрянь - просто натуральная ледышка, ей Богу. Палец проникает глубже, слегка раздвигая стенки, и Шастун тихо-тихо стонет, прикрывая глаза. За первым пальцем следует второй. Вот это уже действительно неприятно и даже граничит с болью. Арсений внимательно следит за его лицом, чтобы уловить хоть малейший намек на слезы, либо же неприязнь, но не видит ничего, кроме смущения и нахмуренных бровей. Он раздвигает два пальца внутри, и Антон вновь вымученно стонет сквозь сжатые зубы, обнажая их в болезненной ухмылке. -Дальше.. - срывается с его губ едва слышно, и Попов с риском добавляет третий палец. Антон шипит, выгибаясь в спине. -Мне остановиться? - резко спрашивает Арсений, наклоняясь к нему, чтобы откинуть челку со лба, на что Шаст энергично мотает головой, - как скажешь. Парень хрипит, когда три пальца полностью оказывается внутри. Он кусает губы и дергается, пряча красное лицо за руками, в которые он вгрызается от боли. Вот это уже действительно больно, а не неприятно, и сбежать от этого чувства небольшой наполненности внутри просто нереально. "Он разорвет меня, серьезно. Он же такой большой!", - думает Шастун про себя, пытаясь выровнять дыхание. Химик аккуратно приподнимает его за ногу и с постыдным хлюпом вытаскивает из него все пальцы разом. А через секунду заменяет их членом. Антон ахает, прогибаясь до хруста в позвоночнике, а затем всхлипывает, когда головка входит целиком. Арсений замирает на время, подаваясь назад, а после сразу же вперед, более резко, чем в первый раз, уже глубже. -Не зажимайся. Мышонок, расслабься, это же я, - целует он парня в коленку, а затем вновь толкается вперед, пристально следя за вдохнувшим Шастом. И останавливается окончательно, когда слышит всхлип. -Не могу, мне больно, - мотает он головой, кусая ребро своей ладони, а другой вытирает мокрые от слёз щеки. В ту же секунду Арсений выходит из него, возвращая пальцы вместо члена, и целует парня в висок, - простите. -Все хорошо, - улыбается ему Попов, подмигивая, и Антон закрывает глаза, продолжая всхлипывать под ним. Парню пиздец как больно. Да, на это он рассчитывал, но ведь так сильно не должно быть. Как возможно это вытерпеть вообще? Как, блять, люди это терпят? Он глубоко дышит, а широкая ладонь стирает влагу с его щек. Шаст целует её, выдавив из себя что-то вроде улыбки, а затем возвращается к прежней гримасе боли. Арсений тяжело вздыхает. Видимо, иного выхода сейчас нет, и не будет. Давать привыкать ему - гиблый номер. Повторится то же самое, что случилось пару минут назад, а причинять ему такую же боль - не вариант. Нет, она будет при любом раскладе дел, но надо это будет сделать так, чтобы пришлось перетерпеть её по-минимуму. Либо много, но быстро. Поэтому Попов, скрепя сердце, целует парня в обратную сторону коленки и возвращает щиколотку на плечо. Антон перестал плакать, лишь смотрел в потолок пустым взглядом, думая, кажется, о чем-то своем. И он протяжно кричит, чуть ли не захлебнувшись своим же криком, когда Арсений входит сразу же на всю длину. Шаст дергается, начиная энергично моргать, чтобы не зарыдать при учителе снова. Больше химик не шевелится, боясь причинить еще большую боль, а потом начинает покрывать поцелуями его грудь, рукой оглаживая его истекающий естественной смазкой член. -Тише-тише, - шепчет он ему на ухо, лизнув за ним, - так тебе будет менее больно, чем давать привыкать тебе с каждым толчком. Антон кивает, всхлипывая снова, и утыкается Попову в грудь. Руки он кладет ему на спину, видимо, пытаясь отыскать в них опору для себя. Мужчина продолжает целовать его, но уже в шею, надеясь, что это хоть как-то отвлекает парня от боли, плавно двигает пальцами по члену. Шастун трется носом о грудь Арса, кажется, пытаясь улыбнуться сквозь боль. И тогда Арсений решает толкнуться в первый раз, хотя бы немного и осторожно. Парень шипит, сжимая зубы, и он корит себя за такую спешность. Слегка поменяв угол входа, он толкается вновь, и, черт возьми, снова промах. Встав почти на колени и выгнув спину, Попов вновь делает плавный толчок, не разрешая себе двигаться быстрее. И сигнал найден - Антон громко стонет, почти кричит, жмурясь, и Арсений позволяет себе чуть увеличить скорость. От очередных толчков прямо по простате, Шастун выгибается, рвано задышав, и снова стонет, скатываясь в скулёж от удовольствия. Перед глазами - абсолютная темнота, в которой изредка пляшут разноцветные огни от того, что веки он сжимает чуть ли не с силой. Он стонет прямо Арсу на ухо, и тот тяжело дышит, ускоряя темп. -Еще! - просит парень на выдохе, - пожалуйста, быстрее! Попов срывается на бешеную скорость. Каждый раз, когда он оказывается целиком в Антоне, втрахивая его в простынь, он удовлетворенно стонет от касания по простате и вцепляется ногтями в сильную спину. Его ресницы дрожат, а щеки алеют с каждым толчком все сильнее и сильнее, хотя казалось, что еще краснее он быть попросту не может. Под окном проезжает машина, а по потолку прокатывается её тень, от которой Шаст совсем чувствует себя не в себе. Арсений толкается в него глубоко и резко, а Антон царапает его спину, прижимаясь вплотную, и ритмично стонет. Стоны "да", "еще", смешиваются со скулежом, и Шастун закидывает вторую ногу ему на плечо. Как только Попов, давая себе маленькую передышку, замедляет темп, парень впивается ногтями в его спину, видимо, боясь, что мужчина останавливается насовсем, а затем тот возвращает прошлую скорость. Время длится так быстро, что тянется в долгую бесконечность. Антон теряется в себе и своих ощущениях, во времени, даже иногда забывает о том, где право, а где лево. Он просто не здесь, очень далеко отсюда, потому что даже до своего сознания он достучаться не может. Антон со всей силы вцепляется пальцами в спину Арсения, наверное, царапая её, и мужчина рычит ему на ухо. Рык растворяется в громких стонах парня, и он прогибается в спине, облизывая губы. Шаст стонет так громко, что оглушает сам себя, а затем запрокидывает голову назад. -Л-люблю.. Вас.. - челка падала на его лицо, а взору открывалась бледная шея, сплошь покрытая алыми засосами. Его начинает потряхивать от восторга, а затем он, громко простонав, бурно кончает, дрожа всем телом. Мощный оргазм проходит от кончиков пальцев ног до ушей, и он скулит, выгибаясь до такой степени, что кажется, что его ребра сейчас порвут нежную кожу. Парень тихо стонет, почти пища, и тяжело дышит, приоткрыв рот и слизнув слюну, вытекающую из уголка губ. Арсений кончает почти сразу же вслед за Антоном, низко застонав, а затем двигается в нем еще пару раз по инерции, сжимая пальцами худые бедра до синяков. Мужчина выходит из Шастуна, мгновенно падая рядом с ним, и сгребает его левой рукой к себе. В комнате до ужаса душно и жарко, а у Антона в голове - полнейшая пустота. В ушах звенит, а его самого до сих пор едва заметно потряхивает от удовольствия, растекшегося по всему телу. Он приоткрывает глаза и сталкивается со взглядом Арсения, который равномерно поглаживал его по груди, размазывая небольшое количество семени. -Живой? - спрашивает он с усмешкой, а Шаст ничего другого не может, как кивнуть ему. В голове почему-то начинают играть какие-то дурацкие попсовые песни, заедающие в голове, одна за другой, и Антон сглатывает, поднимая уголки губ, - тебе.. понравилось хоть? -Ахуенно, - признается парень честно и закрывает глаза. Звон в ушах стоит до сих пор, но уже не такой громкий, как был пару минут назад. Начинает клонить в сон. Арсений целует его в губы, а затем отстраняется, убрав мокрую челку со лба. -Давно хотелось? Со мной, - уточняет Попов. -Давно, - нет смысла отрицать очевидное, особенно зная то, что химик все равно все видит, - еще с того года. Но боялся сам себе сказать об этом. -Мне тоже, - неопределенно говорит Арсений и протирает ладонью уставшие глаза, - извини, если я.. -Нет, все было просто потрясающе, спасибо, - улыбается Антон и закрывает глаза, - давайте оставим остальное до завтра. -С радостью. А что оставим-то? -Ну.. - он приоткрывает одно веко, смущенно краснея, - вы же меня.. Ну.. Ну без.. Мне смыть надо, короче.. Ну блин, вы поняли, откуда что надо смыть. Точнее, вымыть. Либо промыть. Ну блин.. -О, - Арсений приподнимается на локте, - прости, не подумал.. Как-то не до того было. -Пустяки. Антон прижимается к мужчине вплотную, обнимая его, а потом чувствует объятия в ответ. Не хотелось ничего - лишь лежать здесь, слушая чужое дыхание и даже биение сердца. "А ты боялся", - говорит Шаст сам себе, чмокнув химика в плечо. Все какие-то заботы и проблемы будут завтра. Сейчас же можно спокойно засыпать, чувствуя себя удовлетворенным и довольным. Когда-то все бывает в первый раз, и парень рад, что его первый секс случился именно сейчас. И именно с тем человеком, который, наверное, не бросит его. Можно было бы, конечно, спросить у Арсения прямо сейчас, пока он еще не спит, но.. -Арсений Сергеевич, - шепчет Антон, - а вы меня не киданете после этого, как девчонку? - ответа не последовало. Химик размеренно сопел у него над ухом, и до парня дошло - уснул, - мда. Удивляюсь, как у меня от таких вопросов пизда между ног не выросла. Довольный таким высказыванием о себе, парень улыбнулся и последовал примеру своего учителя.