Sing Me to Sleep

Anna Naklab — Supergirl (ft. Alle Farben & YOUNOTUS) Gotye — Somebody that i used to know (ft. Kimbra) sadimsad — Insomnia

— Поезд прибывает на Московский вокзал города Санкт-Петербург. Антон потянулся в кресле, разминая затекшую спину, а затем, неаккуратно скомкав наушники, пропихивает их в карман весенней куртки. На дворе стояло лето, но температура едва ли поднималась выше четырнадцати градусов. В городе на Неве в последних числах июня было прохладно, судя по прогнозу погоды, но всё равно солнечно. Кучерявые облака остались где-то в районе Колпино, которое весь состав уже полчаса, как проехал. На вокзал поезд въезжает уже без музыки в ушах парня. Он всё пялит в окно, сжимая в руках ручку одной сумки, которую он взял с собой. В проходе между креслами уже толпились люди. Почему-то все всегда хотели выйти самыми первыми, будто от этого зависела их жизнь. Антон чувствовал себя невероятно уставшим. За последний месяц жизнь неслась с такой скоростью и интенсивностью, что в ней не было места даже на поспать лишние пару часов. Одна практика в институте сменяла другую, заставляя работать на износ, написание курсовой и диплома вытягивали все силы, и, собственно, сама защита стала последним, на что хватило остатка способностей. И после неё поспать не удалось. Как только всё закончилось, парень тут же рванул домой, чтобы собирать вещи. Поезд был, кажется, часа через два, и уже пора было делать ноги. Еще забрасывая всё в сумку, Шастун попутно отправлял всем смски, что защитился, и игнорировал ответы и входящие звонки спешащих поздравить. Он торопился, и тогда было ну вообще не до переговоров. Уже сидя в поезде Антон разгребает небольшое количество накопившихся ответов на его защиту, а потом пишет на одно, более крупное, что он в пути. После этого парень заткнул уши наушниками и даже не запомнил, как он смог уснуть под песни «Хаски». На перроне было людно и даже как-то прохладно. Лето и в Москве, и в Петербурге выдалось ну совсем не летним. И там, и там постоянно шли дожди, дул порывистый ветер, и сейчас Шаст был просто счастлив, что в городе на Неве влаги было меньше, чем в столице. Ветер — не ледяной, а достаточно комфортный — задувал даже в дырки на джинсах в районе колен, и парень, вздохнув, поправил рюкзак, направляясь к зданию вокзала. Среди людей он замечает того, к кому и была совершена эта внезапная поездка. Антон улыбается, сжимая сумку покрепче, и видит улыбку в ответ даже издалека. Буквально через минуту эта самая сумка оказывается в чужих руках. Ладонь Шаста пожимает Арс, другой добродушно хлопнув по плечу. Антон знает, что это всё, что они могут сейчас себе позволить на многолюдном вокзале. Антон на ходу почти засыпает — Арсений это видит. Он постоянно оглядывается на клюющего носом парня. Тот либо начинал дремать, либо наоборот постоянно вертелся из стороны в сторону, чтобы запомнить этот момент. В Питере Антон не первый раз, так что туристом себя не считает, но всё равно глядит на всё, как на что-то новое. Шастун уж точно не турист — у него даже проездной есть с какими-то копейками, оставшимися от прошлого посещения города. В вагоне, когда пара едет домой, Арс позволяет себе осторожно взять Антона за руку. Тот уже спит на его плече, смешно посапывая так, что у него даже чёлка едва заметно колышется от дыхания. Попов будит спящего парня только тогда, когда им уже надо выходить на нужной станции. — Как добрался? — наконец спрашивает у него Арсений, когда они вваливаются в почти пустой автобус.  — Отлично, — кивает Антон и льнет к стеклу. Сонливость сошла с него, когда ему удалось поспать и в поезде, и в метро, и поэтому он чувствовал себя уже более бодрым, — дурацкий китаец возле меня постоянно трещал по телефону, жуть просто, — мужчина смеется в ответ. — Обижаешь бедного туриста, который пытается урвать последние дни белых ночей, — Арс мотает головой и ставит сумку на пол. — Комично звучит, — Шаст улыбается, — дни ночей. Как только они оказываются дома, уставший Антон тут же плюхается на кровать. Сумка остается нетронутой в прихожей. Разобрать её можно и попозже. В Питере уже вечер, впереди вся ночь, а они никуда не торопятся. — Будешь ужинать? — кричит Арсений с кухни парню, и тот мотает головой, а потом понимает, что тот экстрасенсорными способностями не обладает. — Пока не хочу, спасибо, — Антон открывает глаза и потягивается, — а вот чай очень даже можно. На кухне пара перестает молчать, как молчали всю дорогу от вокзала до квартиры. Попов подсовывает Антону вместе с чаем еще и миску печенья, от чего тот закатывает глаза, но лакомство принимает. Арс расспрашивает его, как прошла защита, что вообще случилось за то небольшое количество дней, что они были не вместе. Антон смеется и отвечает, что они созваниваются каждый вечер, и внезапных новостей из прошлого ну никак не прибавилось. Квартира в Питере у Арсения была уютной. В ней жил его покойный ныне дедушка, и теперь была пуста. Иногда временно сдавалась, но сейчас Попов никому не дал в нее въехать. — А зря, — прочавкал Антон, кусая уже шестое по счету печенье. Арс умилялся и подсыпал еще, — деньжат бы срубили… Во времена белых ночей сам знаешь, сколько квартиру стоит снять. — Обойдутся, — мужчина фыркнул и осмотрел парня. В потрепанной жизнью футболке, драных джинсах и носках с динозаврами. Как с анекдота сошел, ей богу. Но Арсения всё устраивало, — сейчас ты ко мне приехал, какие тут квартиранты. Пусть катятся, куда подальше. Антон булькает чаем, и Попов решает оставить его в покое, пока тот ненароком не захлебнулся. Вечер проходит в тишине и уюте. Арсений занимается какими-то документами в ноутбуке, лежа в кровати, а Антон валяется рядом, прижимаясь к нему телом. Он, кажется, спит, но иногда всё же открывает глаза и смотрит на занятого мужчину. Время уже было относительно позднее — около десяти часов, и Шастуну решительно не нравилось, что за стеклом не темнело. — Там светло, — прохныкал он недовольно и поджал к себе ноги. Попов оторвался от ноутбука и посмотрел на парня, — не могу больше спать. И не усну всё равно. Там светло! — повторяет он более недовольно. — Пойдем погуляем? — предлагает Арсений внезапно, и Антон тут же соглашается, кивая. О прогулке с ним он мечтал уже с неделю, если не больше. За стеклом был какой-то бесконечный закат, который и не думал затухать. Парню, конечно, нравилось, но проводить время с Арсом нравилось еще больше. Они поехали в центр. Прямо без раздумий — сразу на Невский проспект. Даже поздним вечером людей было так много, что их можно было ложками черпать и выбрасывать за горизонт. Человечье количество всё равно бы не поменялось. Счастливый Антон лавировал в толпе за Арсением, стараясь не отставать. На небе разливался невероятнейшей красоты закат — красно-фиолетовый. Он окрашивал и набежавшие к вечеру облака, отчего картина над главным проспектом города становилась еще более красочной. Шастун чувствовал себя свободным из-за этой любви, а Арс из-за неё же преданным и потерянным — в хорошем смысле — в своём парне. Они могли ругаться, но вместе с тем почти сразу и мирились. Самой главной проблемой было то, что Попов не перестал оставлять кружки в раковине немытыми, а Антон всё еще забывал переключить кран в душе. Еще они оба, конечно же, разбрасывали везде носки, постоянно путаясь, где чей, но это свойственно каждому парню на белом свете. Антону казалось, что он на своём месте, а Арсений с каждым годом убеждался, что любит только сильнее. Тот лопоухий мальчишка-выпускник уже давно не был таким. Он вырос если не в прекрасного лебедя, то в прекрасного Шастуна — высокого и подтянутого. Попов пускал слюни каждый раз, когда тот в институт надевал рубашку со светлыми кремовыми брюками — да и тёмными тоже, хотя раньше это всё смотрелось неуместно и комично. — Ну не мне же одному на твое Аполлонское тело слюнями изливаться, — хохотал Антон, крутясь перед зеркалом, когда Арс не мог оторвать от того взгляд, — когда-то я влюбился в тебя, а теперь и ты в меня. — Окончательно, — шутил Арсений с ухмылкой и провожал студента взглядом и, конечно же, поцелуем в губы. И любовь только крепла. У обоих. Слишком много осталось позади, и это всё просто не дало бы таким отношениям расползтись, как шов на дешёвой ткани. Такое не забывается, такое всегда возвращается на круги своя. Попов это понял не сразу, а когда понял, то стал задумываться над тем, что же всё-таки было, если Антон не устроился на работу в школу. И работал он, кстати, там до сих пор. Парня всё абсолютно устраивало. Неплохая зарплата, не напряженный график, Арсений под боком. Для счастья больше ничего и не надо. У обоих отпуск. Летние дни. Любовь. На два с половиной месяца лета Шаст нашел временную подработку в кофейне на «Юго-Западной», в которой, кстати, работал и Серёжа. Матвиенко бегал по залу с меню и заказами, а Антон делал кофе за барной стойкой. Каждый был на своём месте. — Может, зайдем в кафе? — Шастун остановился около Арса, когда они свернули вглубь питерских улиц, — есть хочется — умираю. И чай. Я замёрз. Арсений хотел бы уж обвинить парня в том, что тот предлагал ему ужин, но, как услышал, что он еще и замерз, тут же принял эту идею. В кафе на Гражданской было тихо. Посетители в заведении особо не наблюдались. Неудивительно — час ночи на дворе. Все адекватные туристы либо спали, либо ожидали развода мостов, а все неадекватные засели именно здесь. Антон тут же выбирает пустой столик у окна, плюхаясь на диван. Вид открывался неплохой — на «Перекрёсток» напротив и набережную канала Грибоедова. В кафе играла музыка, и сели они как раз недалеко от динамика. — Музон кайф, — кивает Арсений и забирает меню с соседнего столика. — Не молодись, — хохочет Шастун и получает убийственный взгляд в ответ, — слова новые выучил, сидит, понтуется. Попов ничего не отвечает. Он достаточно ёмко показывает свою позицию, выставляя вперед средний палец, а затем вчитывается в меню. Было решено заказать один чайник на двоих с молочным улуном. Из еды Антон выбрал лазанью, а Арсений остановился на какой-то пасте с курицей. — Итальяно вечерато, — хихикает парень, — всё на один мотив. Вина не хватает для завершения картины. — Вино есть дома, — Попов улыбается в ответ, — которое ты любишь. Приедем — разопьем. — Я даже знаю, чем наш вечер кончится в этом случае, — Антон подмигивает Арсу и переводит взгляд на окно. Красиво. Темнота даже и не думала приходить в город. Небо всё еще было похоже на полотно с перевернувшимися красками разных оттенков и только где-то у горизонта становилось одного оттенка — синего. Минут через десять-пятнадцать принесли еду, и Антон набросился на неё, будто был голодающим уже несколько лет. Арсений ел, не торопясь, и следил за парнем, который умял свою порцию почти в несколько мгновений. Между вилками лазаньи он умудрялся разливать обоим в кружку чай, а затем и пить его, потому что во рту становилось уж слишком сухо. — Подавишься, — мягко останавливает его Арс, и только тогда Шастун начинает есть так, как приличный человек, — вот так-то лучше. — Ешь свои макароны и не ворчи, — дуется Антон и продолжает поглощать ночной ужин, — вкусно хоть? — Ага. — Приятного аппетита, — запоздало желает парень и видит кивок в ответ. — И тебе тоже, мышонок. Шаст научился воспринимать это обращение по-нормальному, иногда ерничая и кивая, что год крысы близится, как раз его тема. Арсений закатывал глаза и клятвенно обещал подарить своему парню крысиный хвост. — Какой еще хвост? — обалдело спрашивал парень, — как он держаться будет? — А ты угадай, — теперь уже настала пора Арса подмигивать, а Антона краснеть. Через еще минут пятнадцать еды за столом не стало. Сначала Шастун рассчитывал на десерт, но после, привалившись к стеклу и положив руки на пузо, мотал головой. Он понимал, что еще хоть что-то — и скорее всего его просто-напросто разорвет прямо здесь. А такой судьбы он себе не предполагал, как бы Всевышний ни пытался уничтожить его самыми разными способами. — Я скоро приду, — кивает ему Арсений и поднимается с места. Мужчина скрывается в коридоре, видимо, ведущим в туалет, и Антон вновь смотрит в окно. Уже было не так светло. Время за их трапезу приблизилось к двум часам ночи. Небо потемнело, переняло синий цвет на себя полностью. Где-то пестрели одинокие звезды. И Шаст так бы и смотрел на это всё, отражающееся на воде канала, но… Кое-что услышал. То, что заставило замереть и округлить глаза. Песня, льющаяся из динамиков, заменилась другой, и Антон, конечно же, узнал её с самых первых нот. You can tell by the way She walks, that she's my girl. You can tell by the way Надо же. Именно сейчас, когда прошло почти шесть лет, эта песня, такая любимая и родная в прошлом, звучит здесь. Антон откинулся на мягкую спинку и закрыл глаза. От воспоминаний свело скулы, а в районе глаз слегка раздражающе почувствовалась влага. Слишком много эта песня значит для Шаста и для всей его жизни. Парень вздохнул и спрятал лицо в руках. Какая-то незаурядная песенка смогла выбить равновесие из-под него, как табуретку у висельника. В ноге закололо. Такое... Странное и забытое чувство, что Антон ойкнул и накрыл места шрамов ладонью. And then she'd say, «It's alright, I got home late last night» С этой песни когда-то началась осмысленная история его жизни, все изменения, повлекшие за собой невозвратимые перемены. И, собственно, и то, что происходило сейчас. Всё то, что осталось в прошлом, связано с этой песней. Антон старался не вспоминать, но всё равно не мог. Это часть его жизни, часть существования, часть бытия, и без этого было никак нельзя. Слишком больно. Слишком много. Слишком далеко. Выпускной класс школы, химия, семья, друзья, любовь, поступление и конечно же лето — как трещина в жизни. …nothing can go wrong. When you're in love, What can go wrong? Шастун перевел взгляд на пустую чашку. На её дне плавали тёмные чаинки, как какие-то маленькие зёрна. Столько проблем было раньше. Столько всего пережито. А что сейчас? Проблемы? Да никаких проблем. Всё осталось далеко позади. Антон не мог поверить, что жизнь стала похожа на ту, о которой он так всегда мечтал. Любимый человек, друзья, сплошной балдёж. О прошлом напоминают лишь шрамы на ноге и эта песня, слова которой Шастун помнит наизусть, даже не напрягаясь. Then she'd laugh, The night turned into day Pushing her fear further long Универ уже тоже не был проблемой. Часов двенадцать назад он наконец-то получил свой диплом специалиста, и теперь можно было забыть об этом времени, как о страшном сне. Были и неприятности, конечно. Антона чуть не отчислили год назад из-за токсикологической химии, и Арс, кажется, переживал тогда за него сильнее, чем он сам. — Я разберусь, — устало говорил он Попову, который постоянно тряс Антона за грудки, чтобы тот, не медля, бежал закрывать долги. Но всё равно проебался. Шаст не знал даже, как тогда сказать мужчине о том, что его ждет комиссия по этому предмету. Её он, конечно же, сдал, но нервы потрепал и себе, и Арсению, который в тот день стал еще больше седым на очередную пару волос. Он злился и одновременно поражался, насколько Антону срать на это всё с высокой колокольни. Теперь и это всего лишь часть одной большой и длинной истории. Не самой красивой, не самой складной, но живой и настоящей. Антона действительно заботило то, как же сложно ему было отпускать прошлое. Оно всегда было с ним. Иногда приходило во снах, а иногда вот в таких вот знаках — как эта песня. И Шаст просто не мог, блять, расстаться с тем, что давно уже просто было. And then she'd scream in my face, Tell me to leave, leave this place. 'Cause she's a supergirl, And supergirls just fly Когда Арс вернулся, стряхивая влагу с рук, Антон отлип от чашки с чаинками на дне и глупо моргнул. Воспоминания, водоворотом вскружившие голову, слегка отступили. Пора идти гулять дальше. Сна уже давно не было ни в одном глазу. — Можем трогаться? — Попов осмотрел парня внимательно. Тот кивнул, едва слышно вздохнув. Песня закончилась — заиграло что-то легкое и не менее попсовое, и стало как-то полегче, — всё в порядке? — Да, — честно кивнул Антон снова и улыбнулся, — расстроился, что лазанья такая вкусная, и она уже закончилась… Арсений рассмеялся, сжав переносицу пальцами. Расплатившись за ужин — уже даже без споров, кто платит — пара неспешно двинулась дальше. Им еще предстоял большой маршрут на сегодняшнюю ночь. Часы на телефоне подсказывали, что уже за два часа. Но в Питере в это время было людно. Не так, как днем или вечером, но всё равно город не спал. Гуляя по Дворцовой набережной, Шастун сначала осмотрелся, а потом всё же взял Арса за руку. Он просто почувствовал, что это надо сделать именно сейчас. Нева светилась, Петропавловская крепость стояла на месте уж который год, а людям на улице всё равно. Они смотрели без укора, почти безразлично, но всё равно смотрели, оценивая. Пара парней перед ними была такой разной. Арсений — весь из себя красавчик в черном весеннем пальто с поднятым воротом, герой-любовник и, сразу видно, порядочный человек, почти что секс-символ. За руку с ним шёл, почти подпрыгивал Антон. Антон — лопоухий дурачок в цветных носках и огромной тёмно-зеленой куртке, выглядящий как школьник рядом с таким мужчиной. И в голове почему-то не возникал вопрос, почему они сошлись. Всё было понятно — такие разные противоположности притянулись друг к другу на почве переживаний и поддержки почти шесть лет назад. И если посмотреть в их глаза в тот момент на набережной, то всё сразу вставало на свои места. — Тебе когда на работу? — Попов спрашивает это достаточно громко, чтобы парень услышал его слова в шуме ночного города. — Через неделю. Уезжаю в следующую среду, — мурлычет Антон ему на ухо, чуть наклоняясь к Арсению. Тот улыбается и сжимает его руку крепче. — Я приеду. — Буду очень ждать, — Шаст останавливает Арса на месте и прижимает к бортику около реки, удерживаясь от фразы «я не сомневался», — честно. Я очень тебя жду. Всегда. И буду ждать. Теперь-то Антона уже точно поражал весь пройденный путь. Такой долгий и тернистый, больше напоминающий синусоиду по событиям. Еще больше поражало то, что отрезок жизни, очень и очень весомый, Шаст провел не один. А что, если бы не Арсений Сергеевич? Что было бы тогда? Антон ведь мог не переводиться в другую школу. Он бы продолжил голодать, никто не пришёл бы на помощь. Исход один - наверное, смерть. Ужасно звучит. Шастун умер бы либо от анорексии, либо от своего отчима. Он не спас бы свою сестру, которая сейчас, кстати, успешно училась в одной из Воронежских школ. Надо бы и к ним заехать. Ей с бабушкой одиноко, а Антон знает не на словах, что такое одиночество. Шастун на виду у всех на набережной целует Арсения так, что у самого колени подгибаются. Губы у мужчины мягкие, от него приятно пахнет родным парфюмом. Возле разведенного Троицкого моста, прямо напротив Марсового поля, он целует его так, словно это их последняя ночь вместе. Попов обещает себе целовать парня так, как будто каждый поцелуй последний. Удивительная штука жизнь. Ведь всё могло сложиться иначе, и даже этого поцелуя в центре Санкт-Петербурга бы не было. А что было бы тогда? Паша возможно и вернулся бы в Россию на постоянное место жительство, но он слишком дорожил работой. Антон слышал, что он нашел себе девушку — уже жену — где-то в Чехии, и она преданно ждёт его с каждого рейса, внимательно следя за любыми авиа-новостями. А могла бы не следить, если бы они не встретились. Витольд бы навряд ли растил уже второго ребёнка вместе со своей красавицей-женой, живя в Москве. Они искренне были счастливы в своей жизни, воспитывая маленьких деток — мальчика и девочку. Дети росли невероятно быстро для своих лет, и отличались и красотой, и сообразительностью. Фил бы тогда точно остался за границей вместе со своим мужем, продолжая колесить по европейским просторам на крутой тачке на пассажирском сидении. Он ни за что бы ни начал употреблять наркотики, начав с анаши, а закончив героином. Он ни за что бы ни оказался в больнице, словив очередной передоз. И, конечно же, бы ни за что не решился завязать не только с наркотой, но и с такой жизнью. В Москве дышалось легче. Гриша бы точно нашел себя в жизни, попробовав хоть какой-либо вариант. Он бы обязательно работал на высокооплачиваемой работе по специальности, но выбрал всё равно свободу. Он бы ни за что не нашел себе девушку, если однажды не решился выйти из дома поздней ночью, чем и спас Машу с пятого этажа в подъезде. Оксана бы не вылечилась от анорексии. Антон бы ни за что не осмелился к ней подсесть после каникул, когда девушка уже была на грани истощения. Но она оказалась сильнее, и только благодаря парню, который знал, что он делает. И Арсению, который тоже знал, что он делает. Павел Алексеевич остался бы со своей еще большей красавицей-женой, чем у Витольда, в браке. Она бы ни за что ему не изменяла, он бы не запил, и жили бы они счастливо до конца своих дней. Мужчине не понадобилась бы помощь психолога, от которой он так долго вертел нос вначале. Но он оказался сильнее, и только благодаря Арсению с Антоном, которые знали, что они делали. Дима и Серёжа бы, возможно, никогда бы так и не узнали, что влюблены друг в друга. Смерть Антона подкосила бы их обоих, оставшихся без лучшего друга. И поэтому они бы не жили в счастье и благополучии, хоть и не признавшись родителям. Они бы не пили вино каждую пятницу, не ходили бы в кино на последние ряды, не ездили бы отдыхать вместе, сияя ярче, чем кольца на их пальцах. Они бы наверняка не завели собаку, о которой так мечтали, когда только начинали жить вместе. Но случилось так, как случилось. Всё было расписано изначально — каждый жизненный поворот в судьбе каждого. Иначе Шастун не может объяснить, почему Арс вновь появился в его жизни после, казалось бы, неминуемого расставания. Не может объяснить, почему именно он принял всё то, что было ему предначертано. Да уж. Есть фраза такая, взятая прямиком из песни — «супердевочки не плачут». Подмечено очень и очень верно. За супермальчиков Антон не ручается, хотя что-то внутри всё же намекает, что и они тоже. Как бы те не говорили, что они заблудились по такому непростому и длинному пути.