Мой Великий Гэбриель ван Хельсинг - 2

*неожиданный поворооот © Задумка такая возникла еще в том далеком 2013-м, когда только появилась мысль о возможном продолжении _________________________________ Ван Хельсинг судорожно вздохнул и захлопнул дневник, чувствуя, как бешено бьётся сердце, отдаваясь дрожью по всему телу. Прошлая жизнь предстала перед ним так ярко, что мужчина не сразу понял, где находится. Осмотрелся. Пыльная комната, затянутая паутиной мебель. За окном, у которого он сидел, уже сгустились сумерки, а последние отсветы заката окрашивали кроваво-красным черепичные крыши самых отдалённых строений. Дунай медленно катил вдоль набережных тёмные, будто густые, воды, изредка отсвечивающие закатными бликами. Гэбриель перевёл взгляд на злосчастный дневник. Осознание того, что совершил когда-то, постепенно накрывало его подобно ночи, медленно опускающейся на город. Множество противоречивых чувств теснились в душе. Злорадство советника, избавившегося от соперника, соседствовало с ужасом и болью его настоящего. Хотелось упасть на пол и выть, как умирающий зверь, царапая ногтями потемневший от времени паркет. *** Граф, удобно расположившись в мягком кресле, равнодушно слушал сбивчивое повествование монаха. Карл почти сразу уловил безразличие в глазах вампира, но всё же решил рассказать обо всём, что вычитал в книге, выданной кардиналом. Наконец, выговорившись, он глубоко вздохнул и произнёс: - Это всё, что я знаю. Но... смотрю, тебя это не удивляет, - добавил монах после небольшой паузы, во время которой перехватил в очередной раз ничего не выражающий взгляд вампира. Дракула молчал, изучая человека, сидящего напротив. Наконец, чуть улыбнулся. - Мне всё это известно, - спокойно произнёс он. Монах замер, вцепившись в сидение тяжёлого, обитого кожей, стула, на котором с трудом мог усидеть от волнения. Ослышался? Или граф и вправду сейчас вот так просто подтвердил всё то, что... - И... что теперь? - осторожно переспросил Карл. Вампир удивлённо посмотрел на него и развёл руками. - Что теперь? Моя осведомлённость должна что-то изменить? - Н-нет, но... - Карл сцепил пальцы в замок, чувствуя, как вспотели ладони. - Но... Гэбриель же... - Заслуживает наказания? - граф кивнул. - Согласен. Но! - он поднял вверх указательный палец. - Тебе не кажется, что судьба и так наказала его? Ты ведь заметил, как он изменился с тех самых пор, как начал вспоминать своё Прошлое. Раскаяние, ненависть к самому себе за совершённые злодеяния... Разве этого недостаточно? Или считаешь, что следует вспомнить древние традиции моей страны, отвезти его в Трансильванию и посадить на кол? - Нет-нет, я вовсе не это имел в виду! - поспешил оправдаться Карл, однако страх на его лице не остался незамеченным для проницательного взгляда Князя Тьмы. - Успокойся. Я всё понимаю. Ты не был уверен в том, знаю ли я правду, так что, можно сказать, пересказывал мне содержание книги по истории на свой страх и риск. Ты боялся не за себя, а за него, - подвёл итог вампир. И снова мягко улыбнулся. - То, что было тогда, осталось там. Я уже не тот великий господарь, кем был когда-то. Внешне я, пожалуй, не сильно изменился, а вот внутренне... - он посмотрел на свои бледные руки с острыми ногтями на концах длинных изящных пальцев. - Совсем другой... - проговорил вампир чуть слышно. - Если бы не случилось того, что... случилось, - осторожно начал Карл, - ты не стал бы... таким. - Кто знает, - граф смерил человека насмешливым взглядом и поднялся. - Где там великий Ван Хельсинг? Совсем закопался в череде исторических событий? - Зачем так?.. - Карл отвёл взгляд. - Если память довела его до всего того, о чём мы говорили, боюсь даже представить, что он сейчас чувствует. Вампир в ответ на эти слова нарочито громко вздохнул и, оглянувшись на монаха, покачал головой. "Что я наговорил?" - Карл некоторое время неподвижно стоял и смотрел на дверь, за которой скрылся граф. Наконец, обвёл взглядом комнату, где ему теперь предстояло жить. Ну конечно, далеко не простенькая келья с узким окошком-бойницей, что была в Ватикане. Но там следовало проводить почти всё своё время в молитвах или же в работах в подземной лаборатории, а тут... Впрочем, граф ведь держит у себя этого учёного, Франкенштейна, а значит, здесь тоже имеется лаборатория, вроде той, трансильванской. Быть может, удастся даже обменяться опытом, хотя Ван Хельсинг и предупреждал, что Александр немного не в себе. Монах приблизился к большому островерхому окну и посмотрел на раскинувшийся на противоположном берегу реки город, в котором постепенно гасли огни, возвещая о том, что горожане отходят ко сну. Спать не хотелось. Карл был так возбуждён своим же собственным рассказом, да и самим переездом сюда, что быстро задёрнул шторы и зажёг все имеющиеся в комнате свечи. После чего уселся за массивный дубовый стол и достал из дорожной сумки дневник и письменные принадлежности. Следовало записать всё, что сегодня произошло, и желательно, как можно более подробно. Может, для будущих поколений, а может, для себя, просто чтобы как следует разобраться во всей этой истории. *** Рука, сжимавшая перо, уже начинала болеть, а пальцы потемнели от чернил, но монах упорно писал, боясь упустить малейшую деталь. Описывал всё, начиная с получения записки с просьбой о встрече в каком-то затерянном среди узких римских улочек трактире, до приезда сюда, в Будапешт. Наконец, он отложил перо и выдохнул. Посмотрел на чёрные пальцы, потом вновь перевёл взгляд на записи. Вот всё бы хорошо, да только было ещё кое-что, не дающее покоя. И началось это не сегодня и даже не вчера, а в тот самый день, когда кардинал отправил их с Ван Хельсингом защищать семейство Валериус. Закрыв дневник, Карл медленно встал из-за стола и прошёл по комнате, нервно перебирая пальцами чётки. Бусины негромко постукивали, постепенно успокаивая. Попробовал помолиться, призвать Господа на помощь, дабы разрешил этот спор в голове, но вовремя спохватился. Не для Него подобные вопросы. Тут сердце должно решить. К тому же страшило осуждение свыше. Один раз уже оступился, нарушил обет, уединившись со спасённой от чудовищ миловидной горожанкой. Раз послушник, значит, можно. Но сейчас-то... После объявления о смерти друга Карл не раздумывал долго и постригся в монахи. Чуть ли не затворником сделался. Целый год корпел над книгами и молился денно и нощно. Однако и в то время мысли и образы дурные из головы не шли. А теперь и подавно. Карл заметил ещё в первый свой приезд сюда, что присутствие рядом таких похотливых созданий, как вампиры, заставляет если не вести себя так же, то уж точно рисовать в воображении всяческие мерзости. Молитвы при этом не помогали. Напротив, в сознании тотчас же начинали возникать ещё более ужасные вещи, участниками которых становились святые, мраморные статуи которых так невинно смотрят на прихожан со стен и алтарей храмов. Всё, чему Карл был предан с детства, представало в извращённом виде, и даже нагота Христа вызывала отнюдь не благоговение, а его набедренная повязка и вовсе заставляла краснеть и отводить взгляд. Но в то же время, несмотря на эти образы, схожие по своему виду с позами из известного древнеиндийского трактата, рядом с вампирами было... спокойно. Можно было расслабиться, не думать ни о чём и ничего не бояться. В том числе и Страшного Суда, о котором так любил говорить кардинал. Бог? Какой, к чёрту, Бог?! Его здесь нет! Испугавшись внезапной богохульной мысли, Карл принялся креститься и шептать слова извинения, однако раскаяния не почувствовал. Слишком уж фальшивыми показались и крестные знамения, и молитвы. Как если бы неверующий или даже сторонник Тёмных сил, проходил Таинство Причастия и клялся священнику, что истово верит. Нет, нужно хотя бы самому себе признаться в том, что... Нет, тяжело... Какой-то голос будто нашёптывал, подсказывал, предлагал признаться... Самому себе! Только себе! - Карл сжал руки в кулаки и присел на край кровати. Вспомнил, как впервые встретились. Как восхищался каждым действием, словами, даже жестами. И особенно внешними данными, будто излучающими силу, решительность, смелость... А одежды только подчёркивали эти и многие другие качества, достойные исключительно восхищения. Вот здесь следовало бы остановиться и записать вывод из всего этого. Вывод, который напрашивался сам собой. Вновь усевшись за стол, Карл осторожно раскрыл дневник и замер в нерешительности. "Ты сбежал из Ватикана, прихватив с собой вещь, которую они берегли, как зеницу ока, - сказал граф, прежде чем отправиться на поиски затерявшегося в лабиринтах памяти Ван Хельсинга. - Смелый поступок. А какова же причина?". Взяв перо, Карл обмакнул его в чернила и дрожащей рукой вывел всего три слова:

"Эта причина - он".